Глаза Руди прищурились. Хушанг был очень хорошим пилотом.
– Вы пилотировали перехватчик?
– Я возглавлял звено, которое было поднято по тревоге.
Молчание в трейлере сгустилось.
– Вы не возражаете, если я приоткрою окно, майор? Этот дым, у меня от него голова разболелась.
– Если НВС окажется вертолетом S-G, у кого-то проблем окажется побольше, чем просто головная боль, – раздраженно проговорил майор.
Руди открыл окно. НВС похоже на один из наших регистрационных номеров. Что же, черт подери, пошло не так? Последние несколько дней нас словно злой рок преследует: сначала этот психопат Затаки и убийство нашего механика, потом бедный старина Кияби, потом эти богом проклятые федаин из левых устроили вчера нападение, едва не переубивав нас и ранив Джона Тайрера – Господи, я надеюсь, он поправится! – а теперь вот еще на тебе!
Он опустился на стул, чувствуя себя очень усталым.
– Максимум, что я могу сделать, это спросить.
– Как далеко на север простирается ваша зона обслуживания? – спросил майор.
– В обычных условиях? До Ахваза. Дизфуль будет, пожалуй, крайней точкой для на… – Зазвонил телефон внутренней связи. Он поднял трубку и не заметил многозначительного взгляда, которым обменялись офицеры. – Алло?
Это был Фаулер Джойнз, его старший механик.
– Ты в порядке?
– Да. Спасибо. Никаких проблем.
– Кричи, если понадобится помощь, старина, мы мигом придем на выручку. – Трубку положили.
Руди повернулся к майору, чувствуя себя лучше. С того момента, когда он сцепился с Затаки, все его люди и пилоты относились к нему так, будто он был самим Лэрдом Гавалланом. А со вчерашнего дня, когда отбили нападение федаин, даже «зеленые повязки» из комитета относились к нему почтительно – все, кроме директора базы Йемени, который все еще пытался показать ему, кто тут главный. – Дизфуль будет крайней досягаемой точкой. В один конец. Один раз мы… – Руди замолчал. Он собирался сказать: «Один раз мы доставили нашего территориального директора в Керманшах», но тут нахлынули воспоминания о зверском и бессмысленном убийстве босса, Кияби, и он опять ощутил приступ дурноты.
Он увидел, что майор и Хушанг пристально смотрят на него.
– Извините, я хотел сказать, майор, что один раз мы сделали чартерный рейс до Керманшаха. С дозаправкой, как вы знаете, мы можем покрывать большие расстояния.
– Да, капитан Лутц, да, мы знаем. – Майор затушил окурок сигареты и закурил другую. – Премьер-министр Базарган, с предварительного, разумеется, одобрения аятоллы Хомейни, – осторожно добавил он, не доверяя ни Аббаси, ни «зеленым повязкам», среди которых тоже мог найтись человек, тайно понимавший английский, – выдал строгие указания касательно всех воздушных средств передвижения в Иране, в особенности вертолетов. Мы попробуем связаться с Ковиссом прямо сейчас.
Они отправились в радиорубку. Йемени тут же заявил, что не может дать разрешения на установление связи без одобрения местного комитета, членом которого он себя назначил как единственный человек, умеющий читать и писать. Один из «зеленых повязок» отправился, чтобы привести их, но майор отменил решение Йемени и сумел настоять на своем. Ковисс на их вызовы не откликнулся.
– На все воля Аллаха. Когда стемнеет, связь будет лучше, ага, – сказал на фарси радист Джахан.
– Да, благодарю вас, – ответил майор.
– А что вам нужно, ага? – грубо спросил Йемени, разозленный этим вторжением; шахские мундиры доводили его едва не до исступления. – Я узнаю для вас, что вам нужно!
– Ты мне ни за чем не нужен, сын собаки, – зло рявкнул на него майор, и все вздрогнули, а Йемени словно парализовало. – Если будешь мне надоедать, я поставлю тебя перед нашим трибуналом за препятствование работе премьер-министра Базаргана и самого Хомейни! Вон отсюда!
Йемени сиганул за дверь. «Зеленые повязки» расхохотались, и один из них сказал:
– Хотите, я расколочу ему башку для вас, ага?
– Нет-нет, спасибо. Он значит не больше, чем муха, усевшаяся на верблюжью какашку. – Майор Казани задымил свой сигаретой, утонув в клубах дыма, и задумчиво посмотрел на Руди. Весть о том, как этот немец спас Затаки, самого влиятельного командира «стражей революции» в округе, облетела всю их военную базу.
Он встал и подошел к окну. За окном ему была видна его машина, зеленый флаг Хомейни и слоняющиеся без дела «зеленые повязки». Мразь, подумал он. Сыновья собаки, все до единого. Мы избавились от американских пут и влияния и помогли вышвырнуть шаха не для того, чтобы отдать власть над нашими жизнями и нашими прекрасными самолетами завшивевшим муллам, как бы храбры ни были некоторые из них.
– Ты остаешься здесь, Хушанг. Я дам тебе двух «стражей», – сказал он. – Жди здесь, поговоришь с Ковиссом вместе с ним. Я потом пришлю за тобой машину.
– Есть, сэр.
Майор посмотрел на Руди, взгляд его был тяжелым. По-английски он сказал:
– Я хочу знать, является ли НВС вертолетом компании S-G, где он базировался, как попал в эти края и кто был на борту. – Снаружи он отдал необходимые распоряжения и умчался в вихре пыли.
Хушанг послал «стражей» рассказать остальным, что происходит. Теперь они с Руди остались одни.
– Ну вот, – сказал он, улыбнулся и протянул руку. – Я рад видеть тебя, Руди.
– Я тоже. – Руди тепло пожал протянутую руку. – Я тут все спрашивал себя, как ты… э-э… как там у тебя дела.
Хушанг рассмеялся:
– Ты имеешь в виду, не пустили ли меня в расход? О, не верь всем этим россказням, Руди. Нет. Все просто отлично. Когда меня перевели из Харка, некоторое время я провел в Дошан-Таппехе, потом приехал на базу ВВС в Абадане.
Руди ждал.
– А потом?
– Потом? – Хушанг задумался на мгновение. – Потом, когда его им… когда шах покинул Иран, наш начальник базы выстроил нас на плацу, всех до единого, и объявил, что считает принесенные нами клятвы верности исполненными. Все мы в вооруженных силах присягали лично шаху, но когда он уехал, наши клятвы выглядели как бы отвергнутыми. Наш командир спросил нас всех, офицеров и рядовых, что мы были намерены делать, остаться или уехать, но в конце он сказал: «На этой базе передача власти новому законному правительству пройдет организованно и без всяких беспорядков». Нам дали двенадцать часов на раздумье. – Хушанг нахмурился. – Некоторые предпочли уйти, главным образом старшие офицеры. А что бы ты сделал, Руди?
– Остался бы. Конечно. Heimat ist immer Heimat.
– Что?
– Родина всегда остается родиной.
– О да. Да, так я и подумал. – Тень легла на его лицо. – После того как мы все сделали свой выбор, наш начальник пригласил аятоллу Ахвази, нашего главного аятоллу, и официально передал ему власть. Потом застрелился. Он оставил посмертную записку, в которой говорилось: «Все свою жизнь я служил шаху Мохаммеду Резе, как мой отец служил Реза-шаху, его отцу. Я не могу служить муллам или политикам или жить, дыша вонью предательства, которая заполнила эту землю».
Руди поколебался.
– Он имел в виду американцев?
– Майор думает, что он имел в виду генералов. Некоторые из нас полагают, что он имел в виду… предательство ислама.
– Предательство ислама Хомейни? – Руди увидел, что Хушанг смотрит на него, взгляд карих глаз бесхитростен и прям, лицо словно высечено рукой скульптора, и на секунду у Руди появилось тревожное чувство, что это уже не его друг, а кто-то другой, надевший то же самое лицо. Кто-то, кто может быть готов поймать его в ловушку. В какую ловушку?
– Думать так – значит совершить государственную измену. Не правда ли? – произнес Хушанг. Это было скорее утверждение, а не вопрос, и еще один предостерегающий разряд пробежал по Руди. – Мне страшно за Иран, Руди. Мы так беззащитны, так ценны для обеих супердержав, и столь многие рядом с нами ненавидят и завидуют нам.
– О, но ваши вооруженные силы самые крупные и наиболее хорошо оснащенные в этой части мира. Вы – главная сила в заливе. – Он подошел к маленькому встроенному холодильнику. – Как насчет бутылочки ледяного пива на двоих?
– Нет, спасибо.
Обычно они с удовольствием распивали одну на двоих.
– Ты на диете? – спросил Руди.
Его собеседник покачал головой и улыбнулся странной улыбкой.
– Нет, я совсем бросил пить. Это мой подарок новому режиму.
– Тогда мы выпьем чаю, как в былые времена, – сказал Руди, как ни в чем не бывало прошел на кухню и поставил чайник на плиту. Но про себя подумал: Хушанг действительно изменился. С другой стороны, будь ты на его месте, ты бы тоже изменился, весь его мир перевернулся вверх тормашками – вроде Западной и Восточной Германии, но не настолько сильно. – Как Али? – спросил он. Али был обожаемым старшим братом Хушанга, вертолетчиком, с которым Руди не был лично знаком, но о котором Хушанг говорил постоянно, хохоча над его легендарными приключениями и победами в Тегеране, Париже и Риме в старые дни, в добрые старые дни, отметил Руди про себя.
– Али Великий тоже в порядке, – ответил Хушанг с восхищенной улыбкой. Как раз перед тем как шах бежал, они тайно обсудили свои перспективы и согласились, что, что бы ни произошло, они останутся: – Мы все равно элита вооруженных сил, у нас все равно будут отпуска в Европе! – Он просиял. Хушанг гордился своим братом, ничуть не завидовал его успехам, а стремился сам достичь хотя бы десятой их части. – Но теперь ему придется поумерить свой пыл. По крайней мере, в Иране.
Чайник начал посвистывать. Руди заварил чай.
– Не возражаешь, если я спрошу про НВС? – Он бросил взгляд через дверь в другую комнату. Его друг смотрел на него. – Это ничего?
– Что ты хочешь знать?
– Что произошло?
Помолчав немного, Хушанг заговорил:
– Я был командиром дежурного полета. Нас подняли по тревоге и приказали перехватить вертолет, который засекли летящим на малой высоте через нашу территорию. Вертолет оказался гражданским, он нырял из одной долины в другую в горах вокруг Дизфуля. На вызовы по радио не отвечал ни на фарси, ни на английском. Мы подождали, вися у них на хвосте. Один раз, когда он вынырнул из-за гребня, я пронесся рядом с ним, тогда-то мне и показалось, что я узнал эмблему S-G. Но вертолет меня совершенно проигнорировал, просто повернул к границе и поддал жару. Мой ведомый тоже тряхнул его, промчавшись рядом, но он просто продолжал маневрировать, уходя от атаки.
Глаза Хушанга сузились, когда он вспомнил охватившее его возбуждение: охотник и добыча. Раньше он никогда не охотился, уши его наполнял сладкий рев двигателей, треск помех, слова приказа: «Ракеты к бою!» Руки и пальцы подчинились команде.
Нажатие кнопки, первая ракета прошла мимо, вертолет вертелся волчком, метался туда и сюда, проворный, как стрекоза; его ведомый тоже выпустил ракету и тоже промахнулся, совсем чуть-чуть – ракеты не имели систем инфракрасного самонаведения. Еще одна ракета – и еще один промах. Вертолет теперь уже пересек границу. Пересек границу и был в безопасности, но не в безопасности от меня, от правосудия, поэтому я сделал еще заход, поливая его из пушек – оттиски лиц на иллюминаторах, на моих глазах вертолет растворяется в огненном шаре, а когда я вышел из этого виража, от которого затрещали кости, чтобы взглянуть еще раз, он уже исчез. Осталось только облачко дыма. И удовольствие.
– Я разнес его в клочья, – сказал он. – Сбил его.
Руди отвернулся, чтобы скрыть свой шок. Он-то полагал, что НВС удалось ускользнуть – кто бы там его ни пилотировал.
– Никто… никто не выжил?
– Нет, Руди. Он взорвался в воздухе, – сказал Хушанг, стараясь, чтобы его голос оставался спокойным. И профессиональным. – Это был… это был мой первый сбитый вертолет. Я никогда не думал, что это будет так трудно.
Не слишком-то равный поединок, подумал Руди, испытывая гнев и отвращение. Ракеты и пушки против ничего, но, как я понимаю, приказ есть приказ, и вина на стороне НВС, кто бы его ни пилотировал, кто бы в нем ни сидел. Ему нужно было садиться. Я бы сел. А сел ли? Если бы я сидел в кабине истребителя, и это была бы Германия, и вертолет бы удирал за границу вражеского государства Бог знает с кем на борту, и у меня был бы приказ… Погоди-ка, Хушанг сделал это в воздушном пространстве Ирака? Что ж, я его об этом спрашивать не собираюсь.
Так же точно, как то, что Бог не разговаривает с Хомейни, Хушанг мне ничего не скажет, если я спрошу, – я бы не сказал.
Он хмуро налил кипятку в заварочный чайник, вспомнил о другом чайнике из своего детства, потом выглянул в окно. Старый автобус останавливался на дороге за периметром аэропорта. Он увидел, как из автобуса вышел высокий человек. В первые мгновения он его не узнал. Потом, с восторженным воплем, узнал и бросил на бегу:
– Извини, я на секундочку…
Они встретились у ворот. «Зеленые повязки» с любопытством наблюдали за ними.
– Том! Wie geht's? Как поживаешь? Каким ветром тебя сюда занесло? Почему ты не сообщил нам, что приедешь? Как там Загрос и Жан-Люк? – Он был так счастлив, что не заметил усталости Локарта, состояния его одежды, пыльной, рваной, в пятнах от долгого пути.
– Долго рассказывать, Руди, – ответил Локарт. – Долго рассказывать, но я буквально с ног валюсь. Мне отчаянно нужна чашка чая… и поспать. О'кей?
– Конечно. – Руди улыбался во весь рот. – Конечно. Пойдем, я открою свою последнюю припрятанную бутылочку виски – я даже наедине с собой притворяюсь, что ее у меня нет, – и мы с то… – Тут он как-то разом вдруг увидел, в каком состоянии его друг, и улыбка погасла. – Черт подери, что с тобой случилось? Ты выглядишь так, словно тебя за ноги по бушу протащили. – Он увидел, как Локарт бросил неприметный взгляд на охранников, которые стояли рядом и прислушивались.
– Ничего, Руди, ровным счетом ничего. Сначала умыться, а? – сказал он.
– Конечно… Да, а как же. Ты… э-э… можешь воспользоваться моим трейлером. – Крайне встревоженный, он зашагал рядом с Локартом, направляясь на территорию аэропорта. Он никогда не видел его таким старым и медлительным. Он выглядит потрясенным, почти… почти как если бы он вылетел по экстренному вызову и грохнул машину при посадке…
Дойдя с Локартом до ангара, он увидел, что Йемени внимательно наблюдает за ними из окна офиса. Фаулер Джойнз и другие механики бросили работу и зашагали в их сторону. Потом, уже у дальнего края лагеря, он увидел, как Хушанг вышел и остановился на верхней ступеньке его трейлера, и тут Руди показалось, что в его голове полыхнул взрыв.
– О Господи, – охнул он, – неужели НВС?
Локарт остановился как вкопанный; его лицо побелело.
– Откуда ты знаешь про НВС?
– Но он же сказал, что разнес НВС в клочья, сбил его! Как тебе удалось выбраться? Как?
– В клочья? – Локарт был в шоке. – Боже милостивый, кто… кто это сказал?
Реакция в который раз выручила Руди, и он естественно, без всякой нарочитости, повернулся спиной к Хушангу.
– Иранский офицер на пороге… нет, не смотри туда, ради бога!.. он пилотировал истребитель-перехватчик, F14… это он сбил вертолет! – Руди нацепил на лицо стеклянную улыбку, схватил Локарта за руку и, опять стараясь двигаться естественно, подвел его к ближайшему трейлеру. – Можешь пока расположиться на месте Джона Тайрера, – произнес он с наигранной веселостью, и едва дверь закрылась за ними, торопливо зашептал: – Хушанг сказал, что сбил НВС рядом с иракской границей вчера на закате! Разнес на куски. Как тебе удалось выбраться? Кто был на борту? Быстро, расскажи мне, что произошло? Быстро!
– Я… я не полетел последний отрезок пути, меня в нем не было, – стараясь собраться с мыслями, произнес Локарт таким же приглушенным голосом, потому что стенки трейлера были очень тонкими. – Они оставили меня у плотины Диз. Я пешком выбрал…
– Плотина Диз? А какого черта ты там делал? Кто оставил тебя?
Локарт замолчал в нерешительности. Все происходило так быстро.
– Не знаю, следует ли мне… следует ли мне говорить, потому что…
– Ради всех святых, они копают под НВС, нам нужно срочно что-то предпринять. Кто его пилотировал, кто был на борту?
– Все они – иранцы, эвакуировавшиеся из Ирана… все офицеры ВВС из Исфахана… генерал Селади, восемь полковников и майоров из Исфахана… имен я не знаю… и генерал Валик, его жена и… – Локарт едва смог заставить себя выговорить это, – и двое его детей.
Руди пришел в ужас. Он слышал об Аннуш и двух детях и несколько раз встречался с Валиком.
– Это ужасно, ужасно. Что же, черт возьми, мне им теперь сказать?
– Что? Про что?
Слова посыпались из него:
– Майор Казани и Хушанг, они прибыли каких-то полчаса назад… майор уехал, но мне приказано выяснить все про НВС компании S-G, где вертолет базируется, кто был на борту. Мне приказано связаться с Ковиссом и все выяснить, а Хушанг должен прослушивать весь разговор, а он не дурак, совсем не дурак, и он уверен, что видел эмблему S-G на борту перед тем, как расстрелял его. Ковисс должен будет подтвердить, что это наша машина, они позвонят в Тегеран, и это будет конец.
Локарт опустился на одну из встроенных коек. Ничего не соображая и не чувствуя.
– Я предупредил их… я предупредил, чтобы они дождались темноты! Черт, что же мне делать?
– Бежать. Может быть, те… – В дверь постучали, и они замерли.
– Шкипер, это я, Фаулер. Принес чайку. Я подумал, Тому не помешает.
– Спасибо, погоди минутку, Фаулер, – откликнулся Руди и спросил, понизив голос: – Том, какая у тебя легенда? Ты приготовил что-нибудь?
– Лучшее, что мне пришло в голову, это то, что я возвращаюсь после отпуска из Лурестана, южнее Керманшаха, где я бродил по горам. Из-за снегопадов я застрял в горной деревушке примерно на неделю и теперь кое-как добираюсь домой пешком и на попутках.
– Это хорошая история. Где твоя база?
Локарт пожал плечами.
– Загрос.
– Хорошо. Кто-нибудь уже спрашивал у тебя документы?
– Да. Кондуктор в Ахвазе и какие-то «зеленые повязки».