– Суд? Какой суд? Разве я не говорил тебе, что этот комитет называет судом? Если ему предъявят обвинение, его расстреляют. Иншаллах! Последнее, и почему я не могу нормально соображать и настолько зол, что мне нужно напиться. Сегодня днем я услышал, очень частным образом, что САВАК тайно реорганизован, его перекрестят в САВАМА – и Абрим Пахмуди назначен его директором!
– Боже милосердный! – Армстронг почувствовал себя так, словно получил пинок ногой в живот. Абрим Пахмуди был одним из трех друзей шаха с младенческих лет, который ходил с ним в школу в Тегеране, а потом в Швейцарии, который поднялся до высоких должностей в Имперском совете, САВАК и, по слухам, стал для шаха самым желанным, после членов семьи, советником и который в это самое время, как считалось, прячется, выжидая возможности провести переговоры с правительством Базаргана от имени шаха об установлении конституционной монархии и отречения шаха от престола в пользу его сына Резы. – Боже милосердный! Это многое объясняет.
– Да уж, – с горечью согласился Хашеми. – Долгие годы этот ублюдок был участником практически каждой ключевой военной или политической встречи, каждой конференции глав государств, каждого тайного соглашения, а в последние дни еще и участником каждой встречи с американским послом, с американскими генералами, был причастен к каждому важному решению шаха, наших генералов, и он присутствовал всякий раз, когда обсуждался – и отклонялся – план государственного переворота. – Иранец был настолько зол, что по его щекам струились слезы. – Нас всех предали. Шаха, революцию, народ, тебя, меня – всех! Сколько раз за эти годы мы ходили к нему на доклад вместе, и еще я один в десятках других случаев? Со списками, именами, банковскими счетами, связями, секретами, которые только мы одни могли обнаружить и знать. Все… все в письменном виде, но только в одном экземпляре… разве не такое было правило? Нас всех предали.
Армстронг похолодел. Пахмуди, конечно, было известно о его связи со внутренней разведкой. Пахмуди должно быть известно все мало-мальски ценное о Джордже Талботе, о Мастерсоне, выполнявшем те же функции в ЦРУ, о Лавенове, его советском коллеге, все детали нашего планирования на случай чрезвычайных ситуаций, планов вторжения, операций по нейтрализации сверхсекретных точек радиолокационного наблюдения ЦРУ такими людьми, как молодой капитан Росс.
– Будь я проклят, – пробормотал он, одновременно испытывая ярость от того, что его собственные источники не предупредили его. Пахмуди, обходительный, умный, говорящий на трех языках и умеющий держать язык за зубами. Ни разу за все эти годы в отношении него не возникало ни малейших подозрений. Никогда. Как ему удавалось все время выходить сухим из воды, обманывать даже шаха, который постоянно устраивал людям из своего ближайшего окружения проверки, двойные проверки и перепроверки. И с полным правом, подумал Армстронг. Пять попыток покушения на него, пули у него в теле и в лице, разве не был он правителем народа, известного своей жестокостью к правителям и жестокостью правителей к нему?
Господи! Чем все это закончится?
В том же потоке машин. 21.15. Мак-Айвер дюйм за дюймом продвигался вперед, намного южнее, направляясь в район базара, где стоял дом Джареда Бакравана и его семьи. Том Локарт сидел рядом на переднем сиденье.
– Все образуется, – говорил Мак-Айвер, которого подташнивало от тревоги.
– Конечно, Мак. Никаких проблем.
– Да, можно не волноваться.
Когда Мак-Айвер в приподнятом настроении вернулся домой из министерства после встречи с Али Киа, он обнаружил в квартире Тома Локарта, прибывшего минутами раньше него. Новый всплеск радости при виде Тома, живого и невредимого, тут же погас, едва он увидел его лицо и услышал от Петтикина новости о переданном Фредди Эйром сообщении от Скота Гаваллана из Загроса, и о том, что Старка доставили в комитет Ковисса для допроса по поводу «исфаханского побега».
– Это все моя вина, Мак, больше ничья, – сказал Том Локарт.
– Нет, не твоя, Том. Мы оба угодили в ловушку. В любом случае, это я дал разрешение на полет, хотя Валику это и не помогло. Они все были на борту? Как, черт возьми, тебе удалось выбраться? Расскажи нам, что произошло, потом я свяжусь с Фредди. Хочешь выпить?
– Нет-нет, спасибо. Послушай, Мак, я должен разыскать Шахразаду. Ее не было дома, я надеюсь, она в доме у своих родственников, и мне нужно…
– Она там и есть, я точно это знаю, Том. Эрикки сказал мне об этом перед самым отлетом в Тебриз сегодня утром. Ты слышал про ее отца?
– Да, слышал, ужасно, как это ужасно! Ты уверен, что она там?
– Да. – Мак-Айвер тяжело шагнул к буфету и налил себе выпить, продолжая говорить: – Она не жила в твоей квартире с тех самых пор, как ты улетел, и с ней все было в порядке, пока… Эрикки и Азадэ видели ее позавчера. Вчера они…
– Эрикки говорил, как она?
– Он сказал, что она чувствует себя настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Ты знаешь, как тесны отношения в иранских семьях. Мы ничего не знаем о ее отце, кроме того, что нам рассказал Эрикки: что ему приказали явиться в тюрьму как свидетелю, и вдруг семью извещают, что они должны прийти и забрать тело, его расстреляли за «преступления против ислама». Эрикки сказал, что они забрали… э-э… тело и… ну, в общем, вчера они все были в трауре. Извини, но вот такие дела. – Он сделал большой глоток чудесного, с торфяным привкусом напитка и почувствовал себя лучше. – Она дома и в безопасности. Сначала расскажи нам, что случилось с тобой, потом я свяжусь с Фредди, и мы поедем разыщем Шахразаду.
Локарт быстро рассказал им все. Они слушали его, онемев от ужаса.
– Когда Руди сказал мне, что этот офицер иранских ВВС, Аббаси, как раз и был тем пилотом, который сбил НВС, я чуть не сошел с ума. Я… я вроде бы рухнул на пол, и следующее, что я помню, был уже другой день. Аббаси и остальных к тому времени на базе уже не было, и все шло как обычно. Мак, эта идея Чарли с «угоном»… она не выдержит проверки, никак не выдержит!
– Мы это знаем, Том, – сказал Мак-Айвер. – Сначала закончи свой рассказ.
– Разрешения на перелет сюда мне получить не удалось, поэтому я позаимствовал машину, вернулся сюда буквально пару часов назад и сразу отправился домой. Самое гадство заключается в том, что квартиру конфисковали «зеленые повязки», вместе со всем имуществом мистера Бакравана, кроме его магазина на базаре и дома, где живет его семья.
Локарт рассказал им о том, что произошло в квартире, добавив:
– Я… я бездомный бродяга, застигнутый бурей. У меня теперь нет ничего, у нас нет ничего, у Шахразады и у меня. – Он рассмеялся, и это был плохой смех. – Здание действительно принадлежало Джареду, квартира и все, что было в ней, хотя… хотя часть… э-э… приданого Шахразады… Поехали, а, Мак?
– Сначала я поговорю с Фредди. По…
– Ах да, конечно, извини. Я так беспокоюсь, что уже ничего не соображаю.
Мак-Айвер допил свой виски и прошел к аппарату коротковолновой связи.
– Том, – печально спросил он, – что ты планируешь по поводу Загроса?
Том Локарт помолчал в нерешительности.
– Я мог бы забрать Шахразаду туда с собой.
– Слишком опасно, парень. Извини, но я говорю как есть. – Мак-Айвер наблюдал, как Локарт ушел в себя, и вздохнул, чувствуя себя очень старым.
– Если Шахразада в порядке, я полечу с Жан-Люком завтра утром, и мы разберемся с ситуацией в Загросе, а она полетит в Эль-Шаргаз со следующим челночным рейсом, – сказал Локарт. – В зависимости от того, что мы обнаружим в Загросе… если нам придется закрыться, иншааллах, мы переправим наших бурильщиков в Шираз, чтобы они выбирались регулярными рейсами… их компания укажет им, куда им лететь… а мы переместим все в Ковисс, вертолеты, запчасти и людей. О'кей?
– Да. Тем временем я завтра с утра первым делом отправлюсь в министерство и посмотрю, удастся ли мне все это поправить. – Мак-Айвер включил рацию на передачу. – Ковисс, говорит Тегеран. Как слышите меня?
Почти немедленно:
– Тегеран, это Ковисс, говорит капитан Эйр, прошу, продолжайте, капитан Мак-Айвер.
– Во-первых, по «Загросу-З». Передайте капитану Гаваллану, что капитаны Локарт и Сессон возвращаются завтра около полудня с указаниями. До того времени подготовьте планы для выполнения распоряжений комитета. – Мерзкие проклятые содомиты, подумал он, потом продолжил для чужих ушей, слушавших его: – Директору базы «Иран Ойл» в Загросе следует напомнить комитету, что аятолла и правительство особо приказали восстановить нормальную добычу нефти. Закрытие Загроса серьезно нарушит регулярную добычу нефти в этом районе. Сообщите капитану Гаваллану, что я немедленно доведу этот вопрос до сведения лично министра Киа, который час назад подтвердил мне все вышесказанное и дал письменные разрешения на вывоз и замену наших людей на нашем собственном 125-м до тех пор…
– Господи, Мак, это отличная новость! – прозвучало в эфире невольное восклицание.
– Да… на нашем собственном 125-м до тех пор, пока не будет восстановлено регулярное воздушное сообщение. Новые смены людей и новые вертолеты для обеспечения всего дополнительного объема работ и контрактов «Герни», которые правительство просит нас взять на себя, поэтому я не понимаю действий местного комитета. Вы поняли меня, капитан Эйр?
– Так точно, сэр. Сообщение получено пять на пять.
– Капитан Старк уже вернулся?
Длительное молчание, потом:
– Никак нет, Тегеран.
Тон Мак-Айвера стал еще более холодным:
– Свяжитесь со мной сразу же, как он появится. Капитан Эйр, строго между нами и не для чужих ушей: если у него возникнут хоть какие-то проблемы, и он не вернется на базу до рассвета целым и невредимым, я сажаю наши вертолеты по всей стране, полностью прекращаю всю нашу деятельность и отдаю распоряжение о стопроцентной эвакуации всех наших сотрудников из Ирана.
– Правильно, Мак, – тихо проговорил Петтикин.
Мак-Айвер был слишком сосредоточен, чтобы услышать его.
– Вы поняли меня, Ковисс?
Молчание, потом:
– Так точно, сэр.
– Что касается вас, – добавил Мак-Айвер, развивая неожиданно возникшую у него мысль, – проинформируйте от меня майора Чангиза и Мастака, что я прямо сейчас приказываю вам прекратить все операции, включая любые экстренные эвакуации, до тех пор, пока Старк не вернется на базу. Поняли меня?
Молчание, потом:
– Так точно, сэр. Информация будет передана немедленно.
– Хорошо. Но только информация, касающаяся вашей базы. Все остальное остается конфиденциальным до рассвета. – Он хмуро улыбнулся, потом добавил: – Как только 125-й вернется, я произведу инспекционную поездку, поэтому позаботьтесь, чтобы все манифесты были в наличии. Что-нибудь еще?
– Нет, сэр. На данный момент – ничего. Будем рады видеть вас и будем ждать ваших сообщений, как обычно.
– Тегеран, конец связи.
Петтикин сказал:
– Это должно сработать, Мак, это как пустить шмеля им под хвост.
– Может, да, а может, нет. Мы не можем прекратить операции по экстренной эвакуации; помимо гуманитарных соображений, это поставит нас вне закона и позволит им отобрать у нас все. – Мак-Айвер допил виски и посмотрел на часы. – Поехали, Том, мы не будем ждать Жан-Люка, поедем отыщем Шахразаду.
Поток машин теперь немного поредел, но они по-прежнему еле продвигались вперед. Снег залеплял ветровое стекло. Дорога была скользкая, на обочинах выросли грязные сугробы.
– У следующего угла – направо, – сказал Локарт.
– О'кей, Том. – Они опять поехали молча. За углом Мак-Айвер повернул. – Том, в Исфахане ты расписывался за топливо?
– Нет, не расписывался.
– С тобой кто-нибудь беседовал, спрашивал твое имя, что-нибудь подобное? «Зеленые повязки»? Вообще кто-нибудь?
Локарт оторвался мыслями от Шахразады.
– Нет, не припоминаю. Я был просто «капитаном», частью пейзажа. Насколько помню, меня никому не представляли. Валик и… и Аннуш с детишками, они ушли обедать с другим генералом сразу же, как только мы сели… господи, я даже не могу вспомнить его имя… ах да, Селади, вот. Все называли меня «капитан»… я был просто частью антуража. По сути, я оставался с вертолетом в ангаре практически все время, пока мы были там, наблюдал за дозаправкой и проверял машину… мне даже принесли еду на подносе, и я съел ее, сидя в салоне. Я никуда оттуда не выходил, пока эти чертовы «зеленые повязки» не набросились на меня и не уволокли, чтобы запереть в этой комнатенке. Все произошло мгновенно, Мак. Они наводнили всю базу разом, как цунами, им наверняка здорово помогли изнутри, никак не иначе. Ублюдки, которые схватили меня, все словно с цепи сорвались, орали, что я из ЦРУ, американец, без конца долдонили одно и то же, хотя больше их волновал захват базы, чем я… Здесь возьми влево, Мак. Теперь уже недалеко.
Мак-Айвер ощущал за рулем изрядное беспокойство: район был совсем бедным, и прохожие смотрели на их машину с ненавистью.
– Возможно, нам и удастся выкрутиться, притвориться, что НВС был угнан из Дошан-Таппеха неизвестным лицом. Может быть, они не станут раскручивать все это из Исфахана.
– Тогда зачем им было хватать Дюка Старка?
– Обычная процедура, – тяжело вздохнул Мак-Айвер. – Я понимаю, загадывать сложно, но это могло бы сработать. Может быть, у них в головах застрянет только «американец из ЦРУ» и все. Отрасти усы или там бороду. На всякий случай.
Локарт покачал головой.
– Это не поможет. Мое имя стоит в изначальном разрешении. Оба наших имени… вот в чем загвоздка.
– Когда ты взлетал из Дошан-Таппеха, кто тебя провожал?
Локарт на мгновение задумался.
– Никто. По-моему, за заправкой вертолета днем раньше следил Ноггер. То…
– Правильно, теперь я вспомнил, он все ныл и жаловался, что я перегружаю его работой, пока Паула была в городе. А там был кто-нибудь из иранских сотрудников? Охранников? Бакшиш ты кому-нибудь давал?
– Нет, никого не было. Но я могу оказаться у них в системе автоматической записи… – Локарт выглянул в окно. Его сердце забилось быстрее, и он показал рукой. – Вон поворот, теперь уже рядом.
Мак-Айвер повернул на узкую улочку, едва двум машинам разъехаться. Мак-Айвер никогда не бывал здесь раньше и удивился про себя, что такой богач, как Бакраван, жил в таком явно бедном районе. Был богач, напомнил себе он, невольно вздрогнув, а теперь – мертвее мертвого, за «преступления против государства». А что, собственно, считается преступлением против государства? Его опять передернуло.
– Вон их дверь, вон та, слева.
Они остановились у сугроба, заваленного отбросами. Неприметная дверь была врезана в высокую, в пятнах плесени стену. Дверь была обита железными полосами, железо заржавело.
– Пойдем, Мак.
– Я подожду минуту, потом, если все в порядке, уеду. Я что-то совсем выдохся. – Есть только одно решение, подумал Мак-Айвер. Он вытянул руку и остановил Локарта. – Том, мы получили разрешение на вывоз трех 212-х. Бери один из них. Завтра. Черт с ним, с Загросом, Жан-Люк и без тебя справится. Я не знаю насчет Шахразады, отпустят ее или нет, но тебе лучше выбираться из страны, и как можно быстрее. Это единственный выход, выбирайся, пока есть возможность. Ее мы посадим на следующий рейс 125-го.
– А ты, что будет с тобой, Мак?
– Со мной? Не о чем беспокоиться. А ты давай выбирайся. Если ее отпустят, забирай ее с собой. Жан-Люк справится с Загросом. Нам, похоже, все равно придется там закрываться. Договорились?
Локарт взглянул на него.
– Дай мне подумать, Мак. Но спасибо. – Он вылез из машины. – Я зайду сразу после рассвета. Не отпускай Жан-Люка без меня. Тогда все и решим, о'кей?
– Да. – Мак-Айвер смотрел, как его друг берется за старинный дверной молоток. Стук был громким. Они оба ждали. Локарта подташнивало от тревоги, он готовился к тому, как семья сейчас окружит его, к слезам, словам приветствия, вопросам, он готовился быть вежливым, хотя все, чего ему хотелось, это увести ее в их комнаты, обнять и ощутить себя в безопасности, почувствовать, что весь этот кошмар рассеялся. Он ждал перед дверью. Потом постучал снова, громче. Ожидание. Мак-Айвер заглушил мотор, экономя бензин. В тишине ждать стало еще мучительнее. На ветровом стекле копились снежинки. Люди проходили мимо как призраки; каждый смотрел на них с подозрением и враждебностью.
Он услышал приближающиеся приглушенные шаги, и зарешеченное окошечко в двери чуть-чуть приоткрылось. Глаза, смотревшие на Локарта, одарили его холодным взглядом, и он не узнал, кто это: окошечко было совсем маленьким.
– Это я, его превосходительство Локарт, – начал он на фарси, стараясь, чтобы голос звучал обычно. – Моя жена, госпожа Шахразада, находится здесь.
Глаза приблизились к решетке, выясняя, один он или с провожатыми, внимательно осмотрели машину позади него и Мак-Айвера за рулем.
– Пожалуйста, подождите, ага.
Окошечко закрылось. Снова ожидание. Он начал притопывать замерзающими ногами, потом нетерпеливо стукнул в дверь еще раз; ему хотелось выбить ее к чертям, но он знал, что нельзя. Снова звук шагов за дверью. Окошечко открылось во второй раз. Другие глаза, другое лицо.
– Как ваше имя, ага?
Локарту захотелось заорать на иранца, но он этого не сделал.
– Меня зовут ага пилот Томас Локарт, муж Шахразады. Откройте дверь. На улице холодно, и я устал. Я пришел за женой.
Окошечко в молчании закрылось. Мгновение мучительного ожидания, потом, к своему облегчению, Локарт услышал звук отодвигаемых засовов. Дверь распахнулась. Слуга держал в руке высоко поднятую масляную лампу. Позади него виднелся двор, огороженный высокими стенами, в центре – великолепный фонтан, деревья и растения были укутаны от зимнего холода. В дальней стене Локарт обнаружил еще одну дверь, обитую железными гвоздями. Дверь была открыта, и он разглядел ее силуэт на фоне света ламп. Он бросился вперед, и она с плачем и стоном упала в его объятия.