— Меня очень беспокоят печальные, я бы даже сказал трагические, обстоятельства, в которые попадают ваши руководители.
— Вы имеете в виду смерть господина Мауэра? — Лузгин плеснул себе в стакан немного виски.
— Не только, нас очень волнует покушение на жизнь Сергея Третьякова.
— Ну это вы зря. — Лузгин засмеялся. — Что касается Мауэра, действительно история темная. А с Сергеем все иначе.
— Вы располагаете фактами?
— Да нет, — Лузгин закурил, — Третьяков… Я вообще не знаю, как он попал в нашу фирму. Вы знаете, кто он?
«Сейчас поливать начнет», — с удовольствием подумал Игорь. Он, идя сюда, практически точно знал, как будет развиваться разговор.
— О таких, как Третьяков, мы в детстве говорили не блатной, а голодный. Помните?
— Нет, Сергей Семенович, в разное время наше детство было-то. — Игорь удобнее устроился в кресле. — Мы пацаны-то послевоенные.
— Конечно, я чуть постарше. — Лузгин печально улыбнулся.
— Вы родились 13 мая 1933 года.
На секунду лицо Лузгина закаменело, глаза стали холодными и настороженными.
Но только на секунду.
— МУР есть МУР, как говорил незабвенный Сафрон Ложкин из фильма «Дело пестрых». Так вот о Третьякове. Знаете, когда его назначили вице-президентом, я был, поверите, весьма изумлен. Человек без коммерческого опыта, без солидных связей, а главное с полууголовным прошлым.
— Что вы, Сергей Семенович, подразумеваете под словом «полууголовным»?
— Я это так понимаю. Уголовник — это тот, кто сидит, а полууголовник — это тот, кто пока не сел.
— Любопытная градация. Так поговорим о полууголовном прошлом Третьякова.
— Он принадлежит к той категории людей, которую принято называть пеной. Они везде при чем-то и ни при чем. Мелкие делишки, спекуляция, фарцовка. В общем, все вместе. Ну о Третьякове я знаю, что он вместе с одним из помощников Гришина доставал «Волги» и через УПДК иномарки по письмам для грузин, армян — в общем, черных. Бизнес был крепкий. Но я не об этом. А сколько скандальных историй с ним связано! То в бане подерется, то в солидной компании жену уведет…
— У кого же он жену-то уводил?
— У замминистра Внешней торговли.
— Так ему и надо, замминистру, будет знать, куда с женой ходить, — засмеялся Корнеев.
— А бесконечные драки в ресторанах!
— Значит, вы считаете, — Игорь насмешливо посмотрел на Лузгина, — что Третьяков человек в вашем деле лишний?
— Как раз нет. У него оказался огромный организаторский талант. Но характер — это судьба. Наш австрийский представитель, господин Штиммель, дал нам понять, что Третьяков ввязался в ночном клубе в драку из-за бабы.
— А с кем, он не говорил?
— Намекнул, что с людьми, которых лучше обходить стороной.
— Ну что же, — Корнеев встал, — спасибо, вы мне прояснили кое-что. Правда, хочу заметить, австрийская полиция сообщила нам совсем другое, нежели ваш венский представитель, кстати, она разыскивает этого господина, как его фамилия?
— Штиммеля?
— Вот-вот.
— Это недоразумение, он солидный коммерсант.
— А вы его знали по работе в Разноэкспорте?
И снова у Лузгина закаменело лицо.
— Впрочем, это к делу не относится. Желаю здравствовать.
И уже у дверей Игорь повернулся и спросил:
— Кстати, таможенную чистку вашей продукции проводите вы?
Не дожидаясь ответа, Корнеев скрылся за дверью.
Когда он спустился вниз и вышел на улицу, к подъезду «Антика» подкатил «мерседес» последней модели и из него вылез Мусатов. Тот самый зампред Совмина, с которым безуспешно пытался бороться Кафтанов.
Говорили, что Мусатов ушел на пенсию. Нет, видимо, еще крутит дела «крестный отец» времен застоя.
Мусатов даже остановился, увидев Корнеева. Они постояли так, глядя друг на друга.
— Дурдом, — громко сказал Игорь и пошел в сторону Петровки.
…Ночью вода пруда стала совсем черной, и лебеди, устало плывущие к деревянному домику, казались белоснежными.
Легкий ветерок раскачивал в воде отражения фонарей.
Гольдин сидел на крайней лавке у павильона и ждал Филина. Он курил, поглядывая на воду, лебедей, и ждал.
Трое парней лет по семнадцати, одетых с кооперативной небрежностью, остановились у соседней лавки, огляделись, оценили обстановку.
— Сколько времени? — спросил один из них.
Роман взглянул на часы.
— Без трех два.
— А закурить у тебя есть? — спросил второй.
— Есть, — Гольдин достал пачку «Мальборо» и спрятал в карман, — есть, но тебе не дам. Запомни, лучше воровать, чем побираться.
— Ну тогда, дядя, снимай шмотки, — третий достал из кармана самодельный нож-лисичку.
— Прямо сейчас или подождать? — насмешливо спросил Гольдин.
— Ну, — один из троицы надвинулся на Гольдина и упал как подкошенный. Оставшихся двоих схватили за волосы и поволокли по аллее крепкие парни в кожаных куртках.
И тут появился Филин.
— Что у тебя, Рома?
— Ничего, Коля, не поладил с местным активом.
Один из троицы продолжал валяться на земле.
— Серый, — скомандовал Филин, — убери эту сволочь.
— Распустилась молодежь, — Гольдин зевнул, — куда только милиция смотрит.
— Ты меня за этим позвал? — поинтересовался Филин.
— На лебедей ночью нет желания посмотреть?
— Почему же, давай посмотрим.
Они подошли к павильону, спустились по ступенькам к пруду.
— Ну? — спросил Филин.
— Нужно сырье.
— Какое?
— Опиум-сырец.
— Много?
— Центнер.
— Да…
— Что, сложно?
— Не просто.
— А людей найти и оборудовать производство легко?
— Я разве, Рома, что говорю. Надо лететь в Ташкент.
— Так лети.
— Что-то там не так, Корнеев, — Кафтанов достал из сейфа бумагу.
— Где, товарищ полковник?
— В «Антике» этом. Ты себя корректно вел?
— Я же доложил.
— Так вот, пришел депутатский запрос от нашего давнего знакомца народного депутата Громова Бориса Павловича. Почему московская милиция вмешивается в дела и не дает работать замечательному СП «Антик». Кроме того, мне твой друг звонил из МВД СССР полковник Кривенцов, грозил тебе, мол, действуешь недопустимыми методами.
— Андрей Петрович, я забыл доложить, я из гадюшника этого выходил и Мусатова встретил.
— Да ну! Нашего сановного пенсионера?
— Так точно. Он на «мерседесе» подкатил.
— Вот оно что. Опять вся бригада собралась: Громов, Мусатов, Кривенцов. Значит, мы правильно действуем. Правильно. Как у тебя дела?
— Логунов отрабатывает училища и военкоматы. Ковалев отрабатывает связи Сомовой, я сам хочу заняться Натальей Борисовной.
— Погоди. Видимо, и я тряхну стариной, раз уж Мусатов выплыл. А тебе другая дорога. В Вену полетишь. Третьяков пришел в себя, хочет дать показания представителю нашего уголовного розыска. Скажу сразу, командировку эту пробить было нелегко. Слишком много желающих скатать за границу объявилось. Но сделали. Летишь сегодня.
— Во сколько?
— Получи паспорт, валюту. Самолет твой в шестнадцать часов.
В Ташкенте было жарко. Казалось, что раскаленное солнцем небо опустилось прямо на мостовые.
Филин, Сергей и Саша-Летчик сидели в садике за низким столом перед белым двухэтажным особняком, рядом с бассейном, в который втекал искусно сделанный ручеек.
Хозяин, армянин Арташез Аванесов, угощал московских гостей.
На пестрой скатерти стояли кувшины шербета со льдом, блюда с фруктами и зеленью, сациви, лобио, куски осетрины.
Богатый был стол, а в глубине сада двое суетились около казана с пловом и шампурами с шашлыком.
— Хорошо у тебя, Арташез, дорогой, — Филин отхлебнул ледяного шербета.
— Нормально, Коля, живем как все. Скромно, тихо. При нашем деле главное спокойствие. Говори скорей, какое у тебя дело?
— Скажи, Арташез, я тебе помог?
— Век не забуду, падло буду, Коля.
— Твои люди с моей помощью наперстки в Москве держат. Без меня их бы чечены уделали нараз. И я с тебя доли не прошу. Так?
— Коля, зачем ты это говоришь, я твой должник. Помню, знаю. Что надо, скажи только.
— Опий-сырец.
Арташез задумался.
— Много? — спросил он после небольшой паузы.
— Центнер.
— Так.
— Это что, много для тебя? — усмехнулся Филин.
— Да нет, Коля, нет. Смогу достать через месяц.
— Долго, мне он срочно нужен.
— Конечно, опий есть, но его взять нужно.
— Как взять?
— А очень просто. Он у Батыра.
— Это у какого?
— Ты не знаешь. Он новенький, из бывших фрайеров. Но силу набрал, мешает мне, как может.
— Ну что ж. Давай научим. Где товар?
— Есть одно место, под городом. Поселочек небольшой. Там они его в чайхане прячут.
— Зови своих бойцов, пусть с моими все осмотрят, а потом я план разработаю. Плов-то где?
Филин засмеялся довольно. Похлопал Арташеза по спине.
— Голова ты, Паук, ох голова.
Никогда в жизни Игорь Корнеев не видел такой больницы. Разве только в кино.
Он шел с Крюгером по белоснежному коридору. И Корнеев изумлялся чистоте, людям в необыкновенно свежих халатах, больным, больше похожим на отдыхающих.
У двери палаты, в которой находился Третьяков, сидел полицейский. Увидев Крюгера, он встал, четко козырнул.
Крюгер толкнул дверь, и они вошли в палату, больше напоминающую гостиничный номер.
На кровати сидел человек в голубой пижаме.
— Здравствуйте, Третьяков, — сказал Корнеев.
— Здравствуйте, вы из консульства?
— Нет, я из Москвы, из МУРа, подполковник Корнеев.
Третьяков молча смотрел на Игоря.
— Понятно, — Корнеев усмехнулся, — что делать, нарушил правила, специально для вас.
Он достал удостоверение. Сергей внимательно прочитал его.
— Я готов дать показания.
— Давайте сначала просто поговорим, а потом уж перейдем к официальной части.
— Давайте.
Корнеев достал диктофон.
— Не возражаете?
— Нет. Хорошая штука. Неужели такая техника в МУРе?
— Да нет. Я его у австрийских коллег одолжил. Начнем.
Корнеев нажал на кнопку.
— Вопрос первый. Кто на вас напал?
— Ко мне в гостиницу пришел Роман Гольдин. Когда-то он жил в Столешниковом, потом свалил в Америку. Чем он там занимался, я не знаю.
— А чем он занимался, когда жил в Столешникове?
— Точно ничего сказать не могу, но говорили — валюта, кидки, золотишко.
— А почему у вас возник инцидент?
— Гольдин сказал, что наша фирма давно уже служит ширмой для переправки за границу золота и ценных металлов.
— Вы знали об этом?
— Нет.
— А покойный Мауэр?
— Уверен, что нет.
— Как вы отправляли продукцию?
— Обычно. Готовили, потом проходили таможенную очистку.
— Вы занимались таможней?
— Нет, я отвечал за производство. Все остальное делал Лузгин.
— Но отправка довольно сложная вещь.
— У нас есть несколько консультантов, крупных в прошлом работников. Они нам и помогают.
— Один из них Михаил Кириллович Мусатов?
— Да, у него огромные связи, он же бывший зампред Совмина.
— Скажите, Сергей, у Гольдина есть связи в Москве?
— Точно не знаю, но думаю, что он связан с Лузгиным.
— Почему вы так думаете?
— А он мне сказал открытым текстом, что передавал валюту Лузгину и якобы там была моя доля.
— Значит, он шел к вам как к подельнику?
— Конечно.
— А когда узнал, что вы ничего не получили и, более того, не хотите иметь с ним дело, он решил вас убрать?
— Видимо, так.
— Вы понимаете, что они люди серьезные?
— Конечно.
— Видимо, или здесь, или в Москве они постараются это сделать.
Корнеев встал, вышел в коридор. В креслах сидели Крюгер, переводчик и полицейский.
— Спросите у врача, коллега, можно ли мне забрать его в Москву?
— Хорошо, — переводчик встал.
А Корнеев опять зашел в палату:
— Сергей, мы летим в Москву, я сейчас займусь формальностями, а вы пока напишите мне все, что хотели рассказать именно нам.
— На чье имя писать?
— На имя начальника МУРа генерала Кафтанова А. П.
Тем же вечером Корнеев, переводчик и Крюгер сидели в пивной неподалеку от полицайпрезидиума. Народу было немного, финская водка «Абсолют» крепкая, закуска вкусная.
— Передай капитану Чугунову из Сочи, что он очень хороший парень, — Крюгер поднял первую рюмку.
Переводчик перевел.
— Передам, — Корнеев выпил и сделал глоток пива.
В пивной было тихо, только откуда-то из угла доносилась мягкая музыка.
И Игорю стало обидно, что нет в Москве такого прекрасного места, где можно посидеть с друзьями, выпить, поговорить.
— Ты, Игорь, — сказал Крюгер, — берешь его как наживку?
— Вроде того, — усмехнулся Корнеев.
— Помни, что Штиммель и Гольдин мои.
— А зачем они мне, — Корнеев налил рюмки, — бери их. А если хочешь, у нас в Москве этого добра навалом. Поехали.
— Поехали, — засмеялся Крюгер, — первый раз работаю с русскими.
— Думаю, — сказал Игорь, — это не последний.
Странный это был поселок. Уже не Ташкент, но еще не загородный район. И автобус сюда ходил городской. Здесь была его конечная остановка.
Над дувалами, домами из белой глины, арыками, кипарисами висела жара. Она казалась вполне ощутимой, протяни ладонь — и вырвешь кусок.
Филин вылез из автобуса, но узнать его трудновато было. Был он с усами, в темных очках, в затейливой каскетке с американским орлом, в рубашке с кучей наклеек, в небесно-голубых итальянских брюках.
Не узнать было Филина. Не узнать.
Он не спеша обошел чайхану. Внимательно оглядел двор. Сарай ему приглянулся кирпичный, с узкими зарешеченными окнами-бойницами, дверь железная.
Два здоровых кобеля у сарая.
Филин подошел к фасаду. На террасе сидели несколько человек. В воздухе повис шашлычный чад.
Филин, помахивая кейсом, поднялся на террасу.
Буфетчик из-за стойки внимательно смотрел на него. Он сразу увидел и итальянские брюки, и невесомую рубашку, и дорогой «Ролекс» на руке, и татуировку увидел.
Филин сел за низенький стол, неудобно устроив ноги, огляделся.
В углу двое, видимо, шоферы, ели лагман. В центре трое пожилых, степенных людей пили чай.
Филин снял шляпу, начал обмахиваться ею.
Буфетчик вышел из-за стойки, подошел к нему.
— Здравствуйте, уважаемый.
— Добрый день. Жарко у вас, — улыбнулся Филин.
— Не здешний? — Буфетчик внимательно разглядывал его.
— Из Ростова.
— Хороший город. Манты, лагман, шашлык?
— Манты и шашлык. А шампанского нет холодного?
— Для хорошего гостя найдем.
— Тогда, значит, и шампанское.
Буфетчик ушел, у входа в подсобку оглянулся еще раз.
Через несколько минут он принес запотевшую бутылку и большую пиалу мантов.
— Шашлык жарят, уважаемый.
— Шампанского со мной, — Филин гостеприимно повел рукой.
— Спасибо, дорогой, в жару только чай помогает.
— Это кому как, — Филин залпом выпил фужер.
Когда он доедал шашлык, буфетчик вновь подошел к нему.
— Скажи, уважаемый, ты «Волгу» не продаешь?
— Нет, — Филин достал деньги, не спрашивая счета, положил на стол сотню. — Не продаю, дорогой, у нас в Ростове поднимаешь руку, три машины остановятся.
— Сравнил, чужая машина и своя, — буфетчик махнул рукой.
— Скажи, дорогой, где у тебя туалет?
— Местные домой бегут.
— До Ростова, боюсь, не добегу.
Буфетчик захохотал, хлопнул его по ладони.
— Молодец… До Ростова… — повторил он и опять засмеялся. — Пошли.
За буфетом была дверь в подсобку. Кухня, чулан, винные ящики у стены. Опять дверь. Двор.
— Иди, уважаемый, — буфетчик показал на деревянный домик в углу.
Филин пошел к нему и увидел еще один сарай. Деревянный, убогий, из которого человек в грязном фартуке нес продукты.
Войдя в сортир, Филин еще раз внимательно оглядел двор. Ворота крепкие. Тяжелые засовы, по гребню забора колючка.
— Зона, — усмехнулся Филин и вышел во двор.
И опять во дворе Арташеза накрыт стол. Звенит рукодельный арык, падает вода в озерцо-бассейн. На ковре у низенького стола полулежал Филин. Нет на лице усов, да и татуировка с руки смыта. Снял он дурацкую фирменную рубашку, брюки итальянские.
На нем шелковая безрукавка, тонкой песочной чесучи брюки и, конечно, лакированные белые мокасины с дырочками. Ничего покупного, все сработано на заказ, строго по размеру, последними представителями вымирающего клана закройщиков и сапожников-модельеров.
— Арташез, — Филин разбавил портвейн ледяным боржоми. — «Волга» нужна.
— Какая, дорогой?
— Для фрайеров, двухцветная, с затемненными стеклами, молдингами никелированными, с колпаками затейливыми.
— Будет.
— Номера одесские нужны.
— Будут.
— Форму торгового флота для ребят.
— Сделаем. Что еще?
— Пока ничего. Думаю, людей надо готовить к завтрашнему вечеру.
— Скажи, — Арташез налил себе шампанского, — неужели придумал?
— Пока первый вариант.
— Когда начинаем?
— Завтра к закрытию.
В сад вошел один из людей Арташеза.
— Повар и его помощник уходят в восемь.
Веселая компания поднялась в чайхану. Серый и Саша-Летчик в летней песочной форме моряков загранплавания.
Очень хорошо смотрелись Серый и Саша в песочных с короткими рукавами рубашках с черными погонами и золотом нашивок на них.