Яковлев А. Сумерки - Автор неизвестен 20 стр.

В мае 1941 года НКВД издает распоряжение о создании агентурно-осведомительной сети в трудовых колониях под­ростков. Резидентами должны быть члены ВКП(б). Особое внимание предписывалось уделять детям репрессированных родителей.

В годы Отечественной войны гитлеровцы гнали детей в одну сторону — в Германию, а сталинцы в другую — в Сред­нюю Азию, Казахстан, на Восток. В дальние края поехали де­ти немцев, чеченцев, калмыков, ингушей, карачаевцев, бал­карцев, крымских татар, болгар, греков, армян, турок-месхе- тинцев, курдов, а после войны — украинцев, эстонцев, латышей, литовцев. В большинстве случаев до половины де­тей не доезжали до места назначения, они умирали от болез­ней и голода. Их выбрасывали на обочину дорог. На апрель 1945 года в Казахстане, Киргизии и Узбекистане оказалось 34 700 детей-карачаевцев моложе 16 лет. В Узбекистан при­везли 46 ООО детей из Грузии. В первые годы жизни на новых местах смертность среди переселенцев достигала 27 процен­тов в год, в основном это были дети.

Горькую чашу спецпоселенца пришлось испить калмыц­кому поэту Давиду Кугультинову. Как человек образован­ный, он был определен в счетоводы. Однажды получил зада­ние провести инвентаризацию в Доме младенца Норильско­го лагеря. «Переступил порог, — вспоминает Кугультинов, — дети. Огромное количество детей до б лет. В маленьких те­логреечках, в маленьких ватных брючках. И номера — на спине и на груди. Как у заключенных. Это номера их мате­рей. Они привыкли видеть возле себя только женщин, но слышали, что есть папы, мужчины. И вот подбежали ко мне, голосят: «Папа, папочка». Это самое страшное — когда дети с номерами. А на бараках: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».

Закончилась война с гитлеровским фашизмом, но Сталин далеко не закончил войну с подневольным ему народом. Он продолжал выселять жен и детей «врагов народа» из Ленин­града, Москвы, Прибалтики и других регионов. Снова — «выселенцы», «спецпоселенцы». В соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года спецпоселенцы становились вечными — без права возврата на прежние места жительства. В совместной директиве МВД СССР и Прокуратуры СССР от 16 мая 1949 года говорилось, что все дети спецпоселенцев по достижении 16-летнего воз­раста и проживающие вместе с родителями (родственника­ми) подлежат зачислению на вечное поселение.

В 1949 году министр внутренних дел СССР Круглов докла­дывал Сталину, что его ведомство усилило режим выселен­цев и переселенцев, особенно по трудоиспользованию и над­зору. Он сообщил, что на учете в органах МВД всего (вместе с членами семей) состоит 2 562 830 выселенцев и спецпосе- ленцев. А шел уже пятый послевоенный год. Еще через пять лет, в марте 1954 года (через год после смерти Сталина), МВД сообщает Маленкову и Хрущеву: на спецпоселении в настоя­щее время находится 2 819 776 человек, в том числе детей, не достигших 16-летнего возраста, — 884 057 человек.

4

В октябре 1919 года ВЧК потребовала от местных органов «создать гибкий и прочный информационный аппарат, доби­ваясь того, чтобы каждый коммунист был вашим осведоми­телем».

Большевики называли себя Российской социал-демокра- тической рабочей партией (большевиков). Но, захватив власть, они уже летом 1918 года объявили себя коммунисти­ческой партией, демонстративно отгородившись от всех со­циалистических движений России и Запада.

Удушение демократии началось с печати. Уже 9 ноября

1917 года Ленин издает декрет о печати. Начинают закры­ваться все издания, кроме большевистских. С присущим большевикам лицемерием в декрете говорилось, что «как только новый порядок упрочится, административные воздей­ствия на печать будут прекращены». То ли новый порядок еще не упрочился, то ли еще по каким-то мотивам, но меры «административного воздействия» на печать остаются до сих пор. А на дворе уже 2005 год. С этого всегда и везде начина­лась диктатура. «Ленин, Троцкий и сопутствующие им, — писал М. Горький в газете «Новая жизнь» 20 ноября 1917 го­да, — уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетель­ствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась де­мократия». Из журнала «За Родину»: «Свободу слова и печа­ти советская власть подменила свободой самого наглого и беззастенчивого глумления над печатью и словом».

К борьбе с демократической печатью активно подключа­ются чекисты. Из письма Ф. Э. Дзержинского в Московский Совет от 8 мая 1918 года. «...Передать все дело борьбы со злоупотреблениями в печати в ведение ВЧК, как органу, наи­более осведомленному и технически приспособленному к проведению в жизнь необходимых мероприятий с должной полнотой и быстротой». Вслед за этим письмом принимается постановление ВЦИК от 11 мая 1918 года. «Ввиду того, что во многих московских газетах появился ряд ложных ни на чем не основанных сообщений, ввиду того, что ложные слухи на­правлены исключительно к тому, чтобы посеять среди насе­ления панику и восстановить граждан против Советской власти, наконец, ввиду того, что подобные вздорные сообще­ния усиливают в других городах контрреволюцию — Прези­диум ВЦИК постановляет немедленно, вплоть до рассмотре­ния этого вопроса в трибунале печати, закрыть все газеты, поместившие вздорные слухи и ложные сообщения».

Как заявил корреспонденту «Известий ВЦИК» 12 мая

1918 года Я. Петерс: «Гнусную ложь ВЧК будет пресекать, как и прежде, самыми решительными мерами». Комиссар по делам печати, пропаганды и агитации Володарский сказал: «Они могут нанести вам удар в спину, могут каждый день изобретать какую-нибудь сенсацию, которая колеблет умы, подрывает основы нашей власти. И они это великолепным образом делают...»

В конце января 1918 года появились «Временные правила о порядке издания периодических и непериодических изда­ний в Петрограде», согласно которым в случае «явно контр­революционного» характера публикаций газета закрывается, а члены редакции арестовываются. Всего в январе — февра­ле 1918 года, то есть всего через два месяца после переворо­та, в Петрограде и Москве было закрыто более 70 газет, а в мае-июне — еще 60.

Так была открыта эпоха цензуры, отмененная только в го­ды Перестройки. Сегодня она возвращается через прямое удушение либеральных средств массовой информации и под­куп журналистов, утративших ответственность перед судь­бой России.

Параллельно началась травля партий. Интересны воспо­минания лидера эссеров Чернова: «Помню, раз до войны, де­ло было в году, кажется, в 11-м — в Швейцарии. Толковали мы с ним в ресторанчике за кружкой пива — я ему и гово­рю: «Владимир Ильич, да приди вы к власти, вы на следую­щий день меньшевиков вешать станете!» А он поглядел на меня и говорит: «Первого меньшевика мы повесим после по­следнего эссера», — прищурился и засмеялся».

Но начал Ленин свою кровавую жатву, как я уже писал, все-таки с кадетов. Они были объявлены «врагами народа».

Партия была расстреляна. Газета «Русь» писала: «Невинным жертвам злодеев и благородным борцам за свободу Шинга- реву и Кокошкину вечная память. Ленину, растлителю Рос­сии, вечное проклятие».

Потом наступил черед «правых эссеров». Бывшие эссеры, перебежавшие к большевикам, Коноплева и ее муж Семенов сыграли роль провокаторов, сообщив, что эсеры готовили покушение на Ленина, Троцкого, Зиновьева и других вож­дей». Начались аресты и расстрелы.

В начале 1918 года прошли первые аресты анархистов и максималистов — верных соратников большевиков как в ок­тябрьские дни, так и в период разгона Учредительного собра­ния. В ночь с 11 на 12 апреля в Москве отряды ЧК и красно­гвардейцев провели операцию по разоружению групп анар­хистов, в ходе которой было арестовано свыше 400 человек. В июле начались гонения и на партию левых социал-револю- ционеров, которые были практически предрешены резкой оппозицией этой партии Брестскому договору с Германией и аграрной политике властей. Акцию протеста б июля и теат­ральный арест Дзержинского власти истолковали как попыт­ку левых эсеров захватить власть. Начались повальные арес­ты членов партии. Вся эта операция была инсценирована че­кистами. Дзержинского уволили с поста главного карателя, но через два месяца вернули назад. Видимо, мерзавца подоб­ного калибра под рукой не оказалось.

«Бешеная» и «кровожадно-бесстыдная», по словам Юлия Мартова, кампания против меньшевиков была вызвана ря­дом частных успехов РСДРП на выборах в местные Советы в 1919—1920 годах. На выборах 1920 года меньшевики полу­чили 46 мандатов в московском Совете, 205 — в харьков­ском, 120 — в екатеринославском, 78 — в кременчугском и т. д. Для характеристики настроений рабочих этого време­ни интересен следующий эпизод. В ходе избирательной кам­пании 1920 года на одном из химических заводов Петрограда против Мартова была выставлена кандидатура Ленина. В итоге, причем при открытом голосовании, Ленин набрал 8, а Мартов — 76 голосов. Подобные случаи и вызывали, по словам Мартова, «пароксизм бешенства» у руководителей правящей партии.

В это время, понимая, что авторитет его власти падает, «вождь» маневрирует, виляет хвостом, высказывается в поль­зу компромиссов со своими оппонентами. Осенью 1918 года, в разгар «красного террора», он начал игру с социалистами, которая многим показалась неожиданной. На собрании пар­тийных работников Москвы в его выступлении прозвучала идея «нового курса». Исходя из посылки, что построить соци­ализм можно лишь «целым рядом соглашений», в том числе и с «господами кооператорами и интеллигентами», которые яв­ляются «единственным культурным элементом», Ленин приз­вал партийных работников уметь договариваться с мелкобур­жуазной демократией. Однако на деле он понимал компро­мисс весьма оригинальным образом. Вы будете с нами в добрососедских отношениях, говорил он, а у нас будет госу­дарственная власть. Мы вас, господа меньшевики, охотно ле­гализуем. Но мы оставляем государственную власть только за собой. Ни малейшей доли мы не уступим. Вот и все.

Уже в феврале 1919 года Дзержинский дал указание всем губчека учредить «самый строгий контроль» за левыми эсе­рами и меньшевиками, брать из них заложников. Эти меры были оформлены решением Политбюро, которое гласило: «Предложить прессе усилить травлю левых эсеров... Над все­ми левыми эсерами иметь надзор... Газеты «Голос печатни­ка» и «Рабочий интернационал» прикрыть».

Язык-то каков! «Травля», «надзор», «прикрыть»...

Вопросы, так или иначе связанные с деятельностью соци­алистов и анархистов, регулярно обсуждались на заседани­ях Политбюро ЦК РКП (б). За период с апреля по декабрь

1919 года Политбюро обращалось к ним двадцать пять раз. Типичным для социалиста приговором было заключение в концлагерь «до конца гражданской войны». Официальная пропаганда всячески эксплуатировала тезис о временном (до «победы труда над капиталом») характере изоляции со­циалистов. Однако в циркулярах местным органам ВЧК под­черкивала, что ликвидация внешних фронтов не означает завершения борьбы с врагами внутренними, поскольку «полная ликвидация контрреволюционных выступлений мыс­лится только с победой социалистической революции в ми­ровом масштабе». Вот так. Террор и концлагеря — до побе­ды мировой революции.

Ленинские чекисты положили начало и внесудебным рас­правам. Поначалу подобный произвол объясняли «революци­онной целесообразностью», а потом он приобрел характер официальной политики. В январе 1922 года Уншлихт, замес­титель Дзержинского, пишет Ленину: «По отношению к де­ятелям антисоветских партий при известной обстановке на территории всей республики или в отдельных частях не­обходимо применять те или другие репрессии, не имея про­тив них конкретных материалов».

В составе секретных отделов губчека начинают действо­вать специальные уполномоченные, призванные выявлять социалистов и внедрять свою агентуру в их ряды. С 1920 го­да этим занимались уже целые группы чекистов. К 1921 — 1922 годам репрессиями против социалистов и анархистов занимались шесть из десяти подразделений ОГПУ.

Но и эта практика не полностью устраивала чекистов. На­до было и всю компартию включить в состав ЧК. Сказал же Ленин, что хороший коммунист — это и есть хороший че­кист. 5 января 1920 года Оргбюро ЦК РКП(б) выносит сле­дующее постановление: «а) Применительно к прошлогодней директиве предложить всем комиссарам и рядовым комму­нистам, работающим в Красной Армии, осведомлять особые отделы обо всем, что может представлять интерес для работы особых отделов и что станет известно службе или частным образом». С мая 1921 года, во всех важнейших учреждениях и университетах начали создаваться «Бюро содействия», со­стоявшие исключительно из коммунистов и работавшие под руководством 8-го отделения Секретного отдела ГПУ. Задача «Бюро» собирать информацию о настроениях и враждебных намерениях чиновников и университетской интеллигенции. Особый интерес представляет письмо Ленина Дзержинско­му от 19 мая 1922 года. В нем «вождь» предлагал установить порядок, в соответствии с которым каждый член Политбюро 2—3 часа в день должен посвящать чтению книг и периоди­ки, выискивая в них антисоветские высказывания, помогая тем самым ГПУ. Это был венец слияния ЦК с ЧК. Итак, на­чалось с армии и закончилось Политбюро.

По мере того как сопротивление режиму нарастало, Ле­нин усиливает свое личное руководство репрессивным аппа­ратом. На первых порах его сдерживали в какой-то мере ста­рые знакомства (Мартов, Плеханов, князь Кропоткин). Ста­лин же, который питал к социалистам особую неприязнь, от этих «слабостей» был свободен изначально. Он ненавидел любых социалистов, использовал любой случай для их трав­ли. Любопытен такой факт. Еще весной 1918 года он пытался привлечь к ответственности «за клевету» Ю. Мартова, на­помнившего об исключении Сталина из РСДРП в 1910 году за участие в экспроприациях, то есть в грабежах. Однако ревтрибунал жалобу Сталина отклонил.

Во второй половине 1923 года секретная экзаменационная проверочная комиссия при ЦК РКП(б) осуществила «дочист- ку» аппарата наркоматов иностранных дел, внешней торгов­ли и их заграничных учреждений от бывших членов соци­алистических партий. По инициативе комиссии с этого вре­мени в заграничных миссиях стали работать сотрудники ГПУ для «внутреннего наблюдения» за совслужащими. Подобная практика существует до сих пор.

К сожалению, на протяжении всей своей истории соци­алистические партии жили в расколе, постоянно грызли друг друга, очень часто из-за пустяков. В социал-демократическом движении инициатором склок, как правило, выступал Ленин. Даже в тюрьмах, концлагерях и ссылках представители род­ственных партий избегали контактов друг с другом. Все это значительно облегчало их устранение из политической жиз­ни при большевиках. Последние играли в «кошки-мышки» со своими бывшими подельниками. А социалисты продолжали галдеть об «истинном социализме», о «свободе и демокра­тии», как бы не замечая, что вокруг быстро утверждается ре­жим, не имеющий никакого отношения ни к социализму, ни к демократии.

Ленин не успел довести до конца уничтожение своих «со­циалистических союзников». После его смерти у Сталина еще не было достаточной силы и авторитета, чтобы масштаб­но продолжить линию Ленина на борьбу с «врагами народа». Но в самом конце 20-х и в 1930-е годы охранка вновь стала «обнаруживать глубоко законспирированные» (конечно же, не существующие) центры эсеровского и меньшевистского «подполья»: в 1933 году — в Москве, Ленинграде, Севастопо­ле, Харькове, Донбассе, Киеве, Днепропетровске; в 1934-м — в Иванове, Ярославле; в 1935-м — в Казани, Ульяновске, Са­ратове, Калинине; в 1936—1937 годах — в Свердловской, Во­ронежской, Куйбышевской, Московской и других областях.

Вторая половина 1937 — начало 1938 года прошли под знаком новой волны «обезвреживания» никогда не сущест­вовавших организаций типа «Всесоюзный эсеровский центр» или «Бюро ПСР Восточной Сибири». Были сфабрико­ваны «заговоры» эсеров в блоке с меньшевиками, «правыми» (бухаринцами), троцкистами и белогвардейцами, замышляв­шими свержение советской власти и террористические акты против «вождей».

Социалисты не давали покоя режиму даже в послевоенное время. Постановлением Совета Министров СССР от 21 фев­раля 1948 года за № 416-159сс условия лагерного содержания особо опасных преступников, включая социалистов, были ужесточены до предела. Их использовали исключительно на тяжелых физических работах, для них была установлена осо­бая форма с номерами на спине и головном уборе. После отбытия срока наказания заключенных особых лагерей на­правляли в пожизненную ссылку в отдаленные районы под надзор карательных органов.

Характерно, что «частичные изменения» в постановлении 1948 года, последовавшие в августе 1953 года, то есть уже после смерти Сталина, сохранили за меньшевиками и эсера­ми статус «особо опасных государственных преступников». К концу 1953 года в особых лагерях и тюрьмах (Владимир­ской, Верхне-Уральской и Александровской) троцкистов, «правых», меньшевиков и эсеров оставалось менее двух ты­сяч. Но и они продолжали вызывать патологическую нена­висть режима.

5

Политику экономического удушения крестьян большевики на­чали сразу же после контрреволюции: продразверстка, запре­щение свободной торговли, принудительные трудовые повин­ности (гужевая, лесозаготовительная). С середины 1918 года началась прямая военная оккупация деревни. Здесь орудовали вооруженные отряды. На их вооружении были артиллерия, броневики и даже аэропланы. Они занялись упрочением «соци­алистических» порядков в деревне, по сути же — государст­венным мародерством. В мае 1918 года, то есть еще до офици­ального начала «красного террора», ревтрибуналы (наряду с органами ВЧК) получили право вьшесения смертных пригово­ров тем, кто отказывался отдавать свой хлеб продотрядам. Да и сама Красная Армия, по словам Ленина, на девять деся­тых была создана «для систематических военных действий по завоеванию, отвоеванию, сбору и свозу хлеба и топлива».