Вид первой крови, пролитой из черепа какого-то бедолаги, только разъярил охранников. Как и тот факт, что сопротивления им никто не оказывал.
Илье тоже досталось.
Несколько раз он увернулся он дубинок, отступал вместе со всеми, твердя про себя как заклинание: «Только не бей в ответ, не нарывайся. Иначе прикончат на фиг».
Тут-то он и схлопотал по бедру. Боль была адская. Ткач упал в проход между койками, только начал подниматься, как получил вторично.
Небритый громила с перекошенной челюстью ржал как подорванный, отвешивая удары арестанту. Силы в нем было немерено, но техники никакой. Илья свернулся в позу зародыша, спрятал доступ к самым важным органам. Громиле было неудобно. Он попинал скрюченное тело, несколько раз ткнул его дубинкой и побежал в другой конец барака, где было интереснее.
– Довольно! – прогремел вдруг командирский окрик. – Ша, я сказал!
Избиение прекратилось. Надзиратели неохотно отходили от своих жертв, вытирали окровавленные дубинки о матрасы. В проходе, заложив руки за спину, стоял начальник охраны Вальтер, постукивал по полу надраенным сапогом и критически обозревал побоище.
Надзиратели сделали невинные физиономии, попрятали дубинки за спину и стали выскальзывать из барака. Через минуту в нем никого из них не осталось. Последним убрался Дыркин с самодовольной рожей. Он ухмылялся, хотя и прятал от Вальтера глаза.
У Ильи не было никаких сомнений в том, что санкция на «оздоровление» коллектива поступила свыше.
Офицер, не убирая рук из-за спины, прогулялся по проходу. Глаза его были холодны, на губах плясала тонкая усмешка.
Избитый люд начинал шевелиться, отлипал от стен, поднимался с пола.
– Так-так… – вкрадчиво проговорил Вальтер. – Распорядок, стало быть, нарушаем, граждане заключенные. Ну-ну. И почему нам не спится, а? Не слышу ответа.
Его и не было. Люди предпочитали помалкивать. Кто-то тихо стонал. Наметанный глаз офицера уже определил, что работали надзиратели грубо, но в целом правильно. Необратимых повреждений никто не получил.
– Ладно, господа ренегаты и изменники родины, будем считать, что этой ночью ничего не случилось, – великодушно проговорил Вальтер. – Надеюсь, никто не желает обратиться за медицинской помощью?
– Я желаю, господин офицер, – прозвучал слабый голос. – Мне, кажется, почки отбили.
– Серьезно? – Старший лейтенант резко обернулся, впился глазами в страдальца. – Ай как нехорошо. Конечно же, уважаемый, вам немедленно дадут возможность обратиться к врачу. Князевич!
На пороге вырос упомянутый работник богоугодного заведения. Лицо его выражало полнейшую готовность прийти на помощь ближнему своему.
– Слушаю, господин обер-лейтенант!
– Нет-нет, я передумал, пожалуйста, не надо, – промямлил избитый арестант. – Мне уже лучше. Все хорошо, не надо беспокоиться.
Вальтер засмеялся с холодком, с презрительным сарказмом и сделал знак надзирателю. Мол, не стоит беспокоиться. Тот пожал плечами и вышел. Вслед за ним, плавно перекатываясь с пятки на носок, помещение покинул и начальник охраны.
Люди облегченно вздыхали, доползали до своих кроватей, зализывали раны. Одни пострадали в меньшей степени, другим досталось по полной программе. Бинтов и лекарств в бараке не было. Арестанты обходились подручными средствами.
Погас свет. Тем, кто не успел улечься, пришлось колобродить в темноте. Кто-то ударился о койку Ильи и потащился дальше.
Со стоном рухнул в койку Литвиненко. Богомол сперва пристроился боком и тут же принялся отыскивать наименее болезненную позу.
– Часто у вас такие зарядки проходят? – тихо спросил Ткач.
– У вас тоже, Илюха, – заявил Богомол. – Привыкай считать себя частью нашего дружного коллектива. Не очень часто, но случается. Обычно без причины не бывает. Повод должен быть, пусть и смехотворный. Это нашим ребятам вчера не повезло. Они работали на тех лесах, которые рухнули. Авдеев помер. Ты его не знал, на той стороне у входа была койка. Начальство, видимо, разозлилось. Убытки, потеря денег, времени, материалов. Мужики ни в чем не виноваты, но кому до этого дело? Ладно, Илюха, не мотай душу, тебе и так меньше всех досталось. Давай спать. Завтра опять на каторгу.
Две ночи прошли спокойно. Строительство кипело и лязгало. На руководство наседали заказчики, требовали любой ценой закончить поселок к ноябрю. Дескать, чего вам не хватает? Финансирование бесперебойное, рабочая сила дармовая. Ее очень много, можно даже не кормить. Пусть вкалывают в три смены, в чем проблемы?
Несчастных случаев на производстве больше не было, но с работы арестанты приползали чуть живые.
Илья весь день махал лопатой под вопли прораба, конвоиров и собачий лай. Возможности сбежать не было, и голова в этом направлении не работала.
В пятницу день начался отвратительно. Зарядил ливень, полоскал всю ночь и утро. Земля раскисла, мир набух от влаги. В этой сырости все ссадины и царапины болели и нарывали еще сильнее.
Злость охраны граничила с бешенством. Промокшие конвоиры были просто невменяемы. Ополоснуться в корыте этим утром арестантам не дали, погнали в столовую, награждая тумаками.
Там было еще хлеще. Заключенные суетливо рассаживались по лавкам. Двое убежали на кухню за едой и посудой. Один тащил бак, другой – посуду и поварешку. Худосочный мужичок по фамилии Таранькин кряхтел от натуги, держа бадью за ручки перед собой.
Наблюдательность Илья еще не утратил, заметил, как хитро переглянулись между собой два охранника. Они находились здесь же. Один торчал у окна, другой сидел на лавке, вытянув ноги. Этот парень был Илье уже знаком, старший солдат по фамилии Козюпа. Физиономия наглая как у танка.
Он криво ухмыльнулся. Когда Таранькин проходил мимо, этот мерзавец как бы невзначай вытянул ногу еще дальше, а потом быстро вернул ее обратно. Арестанту этого хватило. Он споткнулся. Илье навсегда запомнились эти глаза, обуянные отчаянием, застывший беззвучный крик.
Бак выпал, грохнулся об пол, перевернулся. Его жидкое содержимое ударило как шрапнель по изголодавшимся арестантам, сидящим вокруг стола, окатило всю компанию. Разносчик пищи не удержал равновесия, повалился следом, ударился грудью о бак и застонал от боли.
Все охранники, находившиеся в столовой, дружно загоготали, захлопали в ладоши.
– Кретин! – завопил Козюпа, делая страшное лицо. – Ты что натворил? Оставил своих товарищей без завтрака! Все, упыри, поели. С чем вас и поздравляю! Другой еды сейчас не получите. Выходи на улицу строиться!
Многие, конечно, видели, что сделал Козюпа, понимали, что Таранькин ни в чем не виноват. Но самые голодные в ярости набрасывались на своего товарища, обвиняли его в неуклюжести.
Оргвыводов по отношению к старшему солдату, конечно, не последовало. Проявил самоуправство, но простительное. Просто пошалил боец. Кого особо волнует состояние желудков заключенных? Эти сдохнут, новых привезут.
Арестанты полдня работали голодные. Еда давала им хоть какие-то силы. Подвезли обед, и они набросились на него, пока начальство не передумало.
Вечером в барак опять ворвались разъяренные надзиратели. На этот раз трезвые.
– Строиться в проходе! Быстрее, вашу мать! – заорал кто-то из них. Изнуренные люди поднимались с кроватей, брели в проход. Кривая шеренга напоминала какую-то мертвую зыбь.
– Начальство вами недовольно! – выкрикнул Князевич. – Вы плохо работаете, еле шевелитесь, зато аппетит у вас отменный. Почему так происходит, паразиты? Вам дали приют, еду, работу, крышу над головой, а вы в открытую глумитесь над своими работодателями. Так дело не пойдет. За каждый случай саботажа мы будем наказывать! Сегодня в нашем репертуаре бодрящие палочные процедуры.
После этой пламенной речи Князевич медленно двинулся вдоль шеренги. Он со всего размаха бил каждого арестанта дубинкой по животу. Остальные следили, чтобы народ не бросился врассыпную.
Кто-то падал, загибаясь от боли, кто-то оставался стоять, шатался с критической амплитудой. Кого-то вырвало. Ратушняк свалился на колени, схватился за живот, стащил с носа воображаемые очки и принялся их протирать. Богомол исторг ругательство, за что получил добавку. Литвиненко скрючился в позе роденовского «Мыслителя», потом повалился на бок, свернулся в клубок, чтобы как-то переварить ощущения.
Таранькину опять досталось больше, чем кому бы то ни было еще. Князевич трижды взмахивал дубинкой. Арестант упал на пол и не шевелился.
Илья заранее напряг пресс. Все же от удара в глазах у него потемнело. Унылый мир зашатался и едва не потух.
Обойдя всех, Князевич критически обозрел строй и поблагодарил арестантов за понимание. Надзиратели со смешками удалились. Стонущие люди расползались по кроватям.
Этой ночью, ближе к утру, скончался Таранькин. Надзиратель перестарался, и от удара началось внутреннее кровотечение.
Через час Илью разбудили. Как ни странно, он проснулся быстро, тело сжалось в пружину. Над душой мерцали люди с автоматами.
– Вставай, – мрачно сказал один из них. – Иди за нами. Да быстро поднимайся, а то на пинках полетишь.
Илье этого не хотелось. Он стащил себя с матраса и побрел к выходу на заплетающихся ногах. Автоматчики вывели Ткача во двор, где снова бушевал ливень. Там они натянули капюшоны и погнали арестанта по дорожке, подталкивая прикладами.
Дождь привел его в чувство, взбодрил. Он ощутил хоть какой-то прилив сил. Илья понятия не имел, куда и зачем его ведут. Если это расстрел, то ему наплевать.
Автоматчики доставили заключенного в барак, в котором располагался спортзал. На снарядах тренировались несколько парней, раздетых по пояс. Они покосились на арестанта и осклабились. Конвоиры толкали его дальше. В дальнем конце спортзала находился боксерский ринг.
– Эй, Егор! – крикнул один из автоматчиков.
В дальнем углу самозабвенно мутузил грушу какой-то крепкий парень, обнаженный по пояс.
Он обернулся, стащил перчатки и подошел, переваливаясь с ноги на ногу. Ему было лет тридцать, среднего роста, налитые мускулы блестели от пота. Бритую голову украшали шрамы. Маленькие глаза смотрели на Илью пытливо, как-то даже не очень враждебно.
– Привет, – добродушно прогудел этот субъект и стал визуально оценивать габариты арестанта.
Сильно похудеть за несколько дней тот еще не успел.
– Я Егор Турчин, слышал о таком? В тринадцатом году был чемпионом Украины по боксу. Ты как, нормально себя чувствуешь? Не смущайся, приятель, можешь на «ты». Я тут типа службу прохожу по облегченному варианту. Ты и сам понимаешь, что нельзя меня сильно донимать. Все-таки бывший чемпион, тридцать три победы, есть и шесть поражений. Только сегодня прибыл из зоны АТО. Скучновато там стало, нет того драйва, как раньше.
Илья начинал понимать, куда клонит этот парень. Мягко стелет, гаденыш. Только этих неприятностей ему и не хватало. В организме на уровне селезенки что-то тревожно заныло.
– И что? – проворчал он.
– Да все нормально, не тревожься. – Боксер махнул рукой. – Мы с тобой сработаемся. Ты же Ткач? СБУ навело справки. Ты по молодости увлекался боксом, имеешь первый разряд, брал призы по району и области, был первым в своем весе. Мы все про тебя знаем. Не утратил навыки?
– Подраться хочешь? – осведомился Илья. – Избить некого? Я похож на человека, который может оказать серьезное сопротивление?
– Да не тушуйся ты, – отмахнулся Турчин. – Мне несколько новых ударов отработать нужно, поможешь? – Он засмеялся, потому что прозвучало это действительно весело.
Заржали спортсмены, находившиеся в зале, и охранники с автоматами, которые никуда не спешили.
– Ты как, готов? Размяться хочешь или сразу начнем? Может, поесть, попить?
– Воды дай.
Турчин сделал знак. Один из спортсменов оторвался от козла, шмыгнул за ширму, вернулся с ополовиненной полторашкой минералки.
Илья припал к ней, выхлебал до дна и сунул обратно бойцу. Тот сделал приглашающий жест. Мол, перелезай через канат.
Турчин натянул на голову боксерский шлем, а перчатки, которые держал в руках, сунул Ткачу.
«Замечательно, – подумал Илья, надевая их. – Он в шлеме, но без перчаток. Я в перчатках, но без шлема. Все, в принципе, сбалансировано. А если отказаться, то все присутствующие будут избивать меня долго и скучно».
Пленник перелез через канаты. В принципе, он не падал. Состояние было скверным, но на ногах Илья держался, руки поднимались, и голова от злости обрела ясность. Разведчик прекрасно знал, как надо мобилизовать организм для выполнения задачи. Сперва надо решить ее, а потом можно и упасть без чувств.
– Принимай стойку, не стесняйся, делай так, как тебе удобнее, – вкрадчиво урчал Турчин, перебираясь вслед за ним на ринг. – Что, дружок, поехали?
– Эй, военные, мы не поняли, а почему без нас? – прозвучал недовольный голос.
В спортзал вошли старший лейтенант Вальтер и комендант лагеря майор Мамут, оба в тренировочных костюмах. Илья их сразу даже не узнал. Гражданская одежда кардинально меняет человека. Очевидно, руководство забрело потренироваться, не зная, что тут происходит.
Автоматчики стали застегиваться, оправляться. Остальные вытянулись по стойке «смирно».
– Вольно, разойдись! – скомандовал Мамут, и начальники подошли поближе. – Турчин, что за дела? Ты один такой умный?
– Виноват, пан майор. – Маститый боксер даже не скрывал своего неудовольствия. – Мы просто тренируемся.
– Ладно, живи, – вальяжно протянул Мамут, перелезая со своим спутником за канат.
Он дважды обошел вокруг Ильи, внимательно осмотрел его и одобрительно хмыкнул.
– Кого мы видим, кого мы лицезреем! Старший лейтенант Ткач собственной персоной. Жив еще? Неплохо выглядишь, как погляжу. А почему бы нет, Павло? – задумчиво пробормотал он. – Ты говорил, мол, грушу поколотим. Вот она, вполне нормальная. Может не устоять, конечно, но ничего, подвесим.
– Нормальная груша, Геннадий Генрихович, – согласился Вальтер.
Он стоял в своей излюбленной позе, заложив руки за спину, и тоже наслаждался созерцанием жертвы.
«Вот и все, – тоскливо подумал Илья. – Будут колошматить, пока в отбивную не превращусь».
– Зря вы так, господа офицеры, – расстроенно протянул Турчин. – Это моя груша. Возьмите себе других. Мало народа, что ли?
– Отставить разговорчики! – приказал Мамут и жестом велел Турчину снять шлем. – Сейчас мы с ним разомнемся, а там, глядишь, и тебе что-нибудь останется. Готов к бою, Ткач? Ты бей, не стесняйся. – Майор ощерился, принимая стойку. – Лупи в полную силу, разрешаю. Обещаю, ничего тебе не будет, если положишь меня. Подходи, не смущайся, жду тебя.
В очнувшемся мозге лихорадочно кипели мысли:
«Нападай, прояви хитрость, подставься, пропусти один удар и выдержи боль. Помни, что ты в перчатках, а он без них. Сделай вид, что ты никакой».
Ткач принял стойку, громко и учащенно задышал, закрыл лицо кулаками. Он по дуге двинулся к противнику, но споткнулся и чуть не упал.
Майор снисходительно улыбнулся. Он рассчитывал, что противник у него будет куда более достойный. Зрители заржали, только Турчин с досадой поморщился.
Илья зашатался, широко расставил ноги, чтобы не упасть, сделал злое лицо. Мол, что со мной? Он бросился на противника, фактически открывшись, а сам при этом словно невзначай повернулся к майору левым боком, чтобы удар пришелся не в лицо.
Майор ударил. Он не мог поступить иначе. Ведь этот заморыш идеально подставился! Кулак зацепил висок Ткача, скользнул по щеке.
Боль ошпарила его, но не сразила. Илья вскрикнул. Майор засмеялся и сам непроизвольно открылся. Всего на миг, но больше и не надо.
Правое плечо Ткача пошло вперед с разворотом. Для верности он оттолкнулся ногой. Вытянутая правая рука по той же дуге устремилась за плечом, одновременно изворачиваясь.
Удар пришелся тыльной стороной ладони в висок, мощный, энергичный. Илья умело вложил в него всю массу тела, и даже перчатка его не смягчила. Он прилетел оттуда, откуда майор не ожидал.
Мамут рухнул на настил ринга. Нокаут вышел отменный. Майор, в принципе, не потерял сознание, но глаза его носились по кругу, голова гудела.
– Один, два, три… – выкрикивал рефери.
Зрители застыли в изумлении и страхе. Отвисла челюсть у Турчина. Он поколебался и расплылся в ехидной улыбке. Дескать, мелочь, а приятно. Вальтер ахнул и бросился к патрону.
Тот хватался за канаты, пытался подняться, но ноги разъезжались. Он пока еще не понимал, что происходит. Но когда Вальтер перевалил его за пределы ринга и потащил к ближайшей скамейке, до майора стало доходить. Он задергался, захрипел, стал искать глазами обидчика, но тут же опустился на скамейку и сжал ладонями стреляющие виски.
– Все, парень, ты труп! – взревел Вальтер, запрыгивая на ринг.
– Минуточку, господин обер-лейтенант, – начал возмущаться Илья. – Разве это был не честный бой? Не сам ли майор уверял, что я могу бить в полную?..
Он не договорил. Именно в этот миг Вальтер бросился в атаку под одобрительные возгласы зрителей.
Напор был силен, а у Ильи действительно не осталось сил. Он защищался кулаками, локтями, отступал к канатам.
Удар у старшего лейтенанта был поставлен неплохо. Жилистые кулаки с узловатыми костяшками пробивали оборону, удары, хоть и смягченные, сыпались по голове, плечам. Он еще и коленями ухитрялся работать, что было полным нарушением правил.
Илья повис на канатах. Он не притворялся. Положение становилось критическим. Но Ткач не прекращал сопротивляться, защищал лицо, выставлял колени. Противник торжествующе пыхтел, наращивал мощь ударов. При этом Илья видел, что тот действовал слишком резво, скоро начнет выдыхаться. У него уже возникала одышка.
Ткач отклонился влево и решил, что, кажется, пора. Он выбросил вверх предплечье, защищаясь от кулаков, упал спиной на канаты и нанес два быстрых удара в живот. С силой из этого положения Илья сработать не мог, но ошеломил врага, заставил его отпрянуть.