— Ты делаешь мне предложение, Алекс? — спросила Ольга после того, как долгий поцелуй закончился.
— Эээ…
Вопрос застал Алекса врасплох и выявил некоторые изъяны в стройной картине мира: Алекс легко может представить Ольгу женой и матерью в отдаленном будущем. Но в настоящем… В настоящем Алексу хотелось бы оставить все, как есть: киношку, чипсы, вылазки в Тренто и прогулки по окрестностям, после которых он провожает Ольгу домой. И возвращается к себе, к своим мыслям о Лео, Кьяре, тунисских запонках и «Левиафане». При этом Алекс понимает, что такой исход нисколько не устроит Ольгу и ее брата Джан-Франко. Встречаться до бесконечности и без всяких обязательств — не только неправильно, но и непорядочно. А все мужчины в семье Алекса отличались порядочностью.
— «Эээ»? Это все, что ты можешь мне сказать? — глаза Ольги наполнились слезами.
— Ну что ты, — испугался Алекс. — Я делаю тебе предложение, да.
— Ты чудесный, чудесный!..
Отныне все разговоры Ольги вертятся вокруг предстоящего замужества — хорошо еще, что Алексу удалось выторговать временную отсрочку: свадьба обязательно состоится, только попозже, когда Алекс окончательно встанет на ноги. Речь не идет о десятилетиях, Ольга может не волноваться, — всего лишь о нескольких месяцах, максимум — годе. Новоиспеченная невеста поначалу немного обиделась, но потом согласилась с разумными доводами жениха: в маленькой квартирке Алекса молодой семье будет тесно, особенно когда пойдут дети. А жить у Ольги — вместе с Джан-Франко и престарелой бабушкой, — и вовсе не с руки. Вот что сделает Алекс: он подкопит деньжат, чтобы взять ипотечный кредит на квартиру побольше. Быть может, на дом, если получится. И уже после этого можно говорить о женитьбе и прочих приятных вещах.
В подтверждение чистоты своих намерений Алекс даже свозил Ольгу к родителям в Верону, и она произвела на них самое благоприятное впечатление, особенно на маму. А отец ударился в воспоминания об отце Ольги, какой это был симпатичный человек. А Ольга похожа на него, такая же серьезная и основательная, не вертихвостка какая-нибудь. «Тебе по-настоящему повезло, сынок», — шепнул он Алексу на прощание. А мама выразилась в том духе, что с женитьбой затягивать не стоит, уж очень им со стариком хочется понянчить внуков. От Кьяры их в обозримом будущем ждать не приходится, так что вся надежда на Алекса.
Слава богу, смотрины прошли без участия сестры: она была в отъезде (на этот раз отъезд связан с работой, а не с «блажью», как называли родители Кьярины экзотические вояжи). Да и сама новоиспеченная невеста немного побаивалась Кьяру. Неизвестно, из чего произрастает страх, ведь Ольге исполнилось всего лишь семь, когда Кьяра покинула долину навсегда. А до этого они, по понятным причинам, никогда не пересекались.
— А ты знаешь, что у Джан-Франко был роман с твоей сестрой? — неожиданно спросила Ольга, когда они возвращались из Вероны.
— Какой еще роман? — удивился Алекс.
— Когда им было шестнадцать, у них был роман. Джан-Франко рассказывал мне… Только это секрет, не выдавай меня, пожалуйста.
— Можешь не волноваться, дорогая моя.
Алекс удивлен — он и представить себе не мог, что Джан-Франко когда-то ухаживал за его сестрой. Джан-Франко Алекс помнит с детства, но не помнит его среди воздыхателей Кьяры, а таких было немало среди мальчишек К., Кьяра водила дружбу только с мальчишками. Но вряд ли ее заинтересовал бы нескладный увалень вроде Джан-Франко. К тому же Джан-Франко некогда было шляться по окрестностям в поисках приключений: он помогал отцу в «Carano» и едва ли не все вечера проводил именно там. Так что возможный роман с Кьярой — плод воображения бармена, непонятно только, зачем ему понадобилось придумывать эту историю. Да еще рассказывать о ней собственной сестре.
Но своих сомнений Алекс не озвучил, иначе они обязательно стали бы известны Джан-Франко: Ольга слишком простодушна, чтобы смолчать. Между ней и братом нет никаких недоговоренностей, что совершенно понятно: после смерти родителей именно на плечи Джан-Франко легли все заботы об Ольге. Алексу не хочется портить отношения с будущим родственником, ведь нескладный увалень остался в далеком прошлом. Сейчас Джан-Франко — спортивный, хорошо сложенный молодой мужчина, и вообще — завидный жених. Он занимает вторую строчку в рейтинге завидных женихов (первая по праву принадлежит Лео). Но в отличие от Лео — Джан-Франко не чужак, он вырос в К., вся его жизнь как на ладони, а не покрыта мраком и льдом, как жизнь владельца «Левиафана». Теперь и Алекс (на правах потенциального члена семьи) стал частью этой жизни, что не совсем ему нравится, — Джан-Франко любит поучать. А еще он стал расспрашивать будущего зятя о Кьяре, чего раньше никогда не было.
— Как поживает твоя сестра, Алекс?
— С ней все в порядке, Джан-Франко.
— Помнится, она была хорошенькой.
Вот уж нет! — хочется возразить Алексу, эпитет «хорошенькая» явно не для Кьяры, в нем чувствуется что-то уничижительное. «Хорошенькие» девушки не работают репортерами криминальной хроники, и не лезут к черту в пасть, и не испытывают судьбу постоянно, а Кьяра именно такая. Но объяснять это Джан-Франко — мартышкин труд. Женщины для него не представляют самостоятельной ценности, они хороши лишь как дополнение к мужчине.
— Сейчас она стала еще лучше, — осторожно замечает Алекс. — Самая настоящая красавица!
— Ну-ну… Вышла замуж?
— Нет.
— Так я и знал, — смеется Джан-Франко. — Характер у нее не сахар, вот и засиделась в девках. А почему она никогда не приезжает в К.? Заглянула бы как-нибудь, проведала братца.
— Нет необходимости. Мы видимся и так.
— Передавай ей привет при встрече.
— Конечно.
— А еще спроси ее, помнит ли она о лунных любовниках?
— Лунных любовниках? Я не понял…
— А тебе и не нужно ничего понимать. Просто передай и все.
— Я передам.
…«Лунные любовники» не произвели на Кьяру никакого впечатления. Она долго не могла понять, о чем идет речь, и даже привет от Джан-Франко не прояснил картину.
— Какой еще Джан-Франко? — наморщила лоб Кьяра.
— Бармен из «Карано».
Они сидели в маленьком летнем кафе, куда Кьяра утащила Алекса, чтобы поболтать о переменах в жизни.
— Погоди, тот толстый прыщавый парень, сын владельца?
— Вообще-то, он давно не толстый. И прыщей у него нет.
— Я за него рада. Только не понимаю, зачем ему понадобилось передавать мне приветы? И эти… «лунные любовники»… Что еще за срань?
— Он сказал, что ты сразу поймешь.
— Так вот, передай ему, что я ни черта не поняла.
— Разве… ты не встречалась с ним когда-то?
— С толстым прыщавым Джан-Франко? Ты надо мной смеешься, да? Откуда такие сведения?.. Это он напел тебе в уши подобную бредятину?
— Не он… Неважно кто. Ладно, проехали.
Наверное, так будет лучше: с ходу проскочить полустанок прошлой жизни — заброшенный и никому не нужный. Все, что там осталось, — одинокая афиша на стене безлюдного, давно не функционирующего вокзальчика.
«ЛУННЫЕ ЛЮБОВНИКИ»Ровно это Алекс и представляет сейчас: афишу с рекламой фильма, почему-то — черно-белого. И в героях ему видятся вовсе не шестнадцатилетние Кьяра и Джан-Франко…
Кто?
Кто-то из звезд сороковых годов прошлого века, хотя Алекс не может вспомнить ни одного имени. Но примерно представляет, как они могут выглядеть. Это не относится к лицам — скорее, к одежде и прическам. На одном из любовников (мужчине) — форма альпийского стрелка, что тоже странно. Алекс — не большой любитель военной формы и никогда не изучал ее специально, но почему-то видит ее сейчас во всех подробностях. Вплоть до красного помпона на белом маскировочном подшлемнике. И черного пера, воткнутого в помпон.
В отличие от мужчины, женщину Алексу разглядеть не удалось. И само видение вскорости исчезло: его вспугнула Кьяра.
— …Вам там, видно, совсем нечем заняться в вашей дыре. Вот и сочиняете всякие небылицы. Перетираете события пятнадцатилетней давности, которых и вовсе не было.
Кьяра в своем репертуаре: поливает грязью места, в которых выросла, и никак не может успокоиться. Раньше Алекс никогда не задумывался об истоках этой непреходящей ненависти, ему просто было больно за К. Это — не острая боль, слегка саднящая, как если бы болело стесанное колено, обработанное зеленкой. И почему только Кьяра с упорством маньяка — раз за разом — сдирает тонкую корочку с раны, не дает ей зажить?
Непонятно.
— Все то, что ты сказала мне, можешь сказать ему. Джан-Франко. Когда вы встретитесь, — произнес Алекс с грустью в голосе.
— С какой стати? С какой стати я вообще должна с ним встречаться?
Непонятно.
— Все то, что ты сказала мне, можешь сказать ему. Джан-Франко. Когда вы встретитесь, — произнес Алекс с грустью в голосе.
— С какой стати? С какой стати я вообще должна с ним встречаться?
— Вообще-то, он брат моей невесты, так что встреча неизбежна.
— Ах, да! — Кьяра наконец-то образумилась и перестала метать громы и молнии. — Ты ведь теперь без пяти минут муж, я и забыла.
— Подозреваю, что ты забыла в тот самый момент, когда тебе сказали об этом.
— Не лезь в бутылку, братишка! Я, конечно, стерва. Но вовсе не такая конченая, как тебе кажется. И родственные чувства…
— Родственные чувства для тебя — пустой звук.
— Это не совсем так, поверь…
Положительно, Алекс не может сердиться на сестру дольше нескольких минут! Иногда и минуты хватает, чтобы сменить гнев на милость. Для этого Кьяре нужно всего лишь рассмеяться и потрепать Алекса по голове. Или — легонько и совсем не больно — щелкнуть по носу. Вот и сейчас она проделывает это, и от обиды не остается следа.
— Я очень тебя люблю, Оцеола!..
Запрещенный приемчик, призванный укрепить власть над братом и опосредованно сообщить, что связь между ними не прерывалась никогда. И Кьяра помнит обо всем, что так или иначе касается Алекса. «Оцеола, вождь сименолов» — любимая книга его детства, несмотря на трагический конец. Оцеола — сосуд для всех существующих добродетелей, настоящий друг и отважный воин. В детстве Алекс частенько воображал себя Оцеолой, и Кьяра даже подсмеивалась над ним. Вот и сейчас она улыбается, но это — нежная улыбка.
— Я тоже люблю тебя, сестренка.
Такими безыскусными признаниями изобилует любая из их нечастых встреч; если сложить их вместе, получится дорога длиной в тысячу километров. Правда, она никуда не ведет; ни Алексу, ни Кьяре еще не предоставлялось случая пожертвовать чем-то личным ради братско-сестринской любви. Напрячь силы, чтобы ее доказать. И слава богу, считает Алекс, пусть таких случаев не предоставляется и дальше.
— Вообще-то, я хотела тебя поздравить. Тебя и твою невесту, пока заочно. Вот, держи.
Еще один «мантровый барабан». Его собрат давно лежит у Алекса в ящике письменного стола.
— Уменьшенная копия тибетских храмовых колес, — сказала Кьяра. — А символы на талисмане — мантра Ом Мани Падме Хум. И «мани» здесь не деньги, нечего улыбаться.
— Я не по поводу «мани». Все это ты мне уже рассказывала.
— Да?
— Ты подарила мне точно такой же талисман. Не помнишь?
— Ммм… Помню, конечно. Даже лучше, что они одинаковые. Муж и жена — одна сатана, как говорится. И вообще… Теперь все ваши желания исполнятся вдвое быстрее.
— А если они… не совсем совпадают? — спросил Алекс.
— На скорость это никак не повлияет. Ты хотя бы счастлив, братишка?
На этот простой вопрос у Алекса нет точного ответа.
— Эээ… Наверное.
Кьяру не проведешь. А притворство и лукавство может вызвать у нее приступ ярости — такова она, взбалмошная сестра Алекса. Привыкшая жить, как ей заблагорассудится, без оглядки на мнения других людей, какими бы правильными они ни казались. Еще несколько минут назад она тихонько и совсем не больно щелкнула Алекса по носу. Теперь же ухватила пальцами за подбородок, и это по-настоящему неприятно.
— Что-то ты недоговариваешь, братец.
— Отпусти, — поморщился Алекс, высвобождаясь из тисков.
— Ты не похож на счастливого человека.
— Как будто ты знаешь, как выглядят счастливые люди.
— Знаю.
— Ты сама-то хоть раз была счастлива?
— Сейчас.
— Что «сейчас»?
— Сейчас я счастлива, в данный конкретный момент. А еще ты можешь спросить… знаю ли я, как выглядят влюбленные люди?
— Знаешь ли ты, как выглядят влюбленные люди? — послушно повторил Алекс.
— Уж точно не так, как ты. Ты не похож на счастливого влюбленного.
— Глупости.
— Она… беременна, твоя невеста?
— Нет. С чего ты взяла?
— Скоропалительное решение о женитьбе навевает именно такие мысли.
— До женитьбы, положим, еще нужно дожить. Я ведь не завтра веду Ольгу под венец. Это так, задел на будущее. В последнее время я стал серьезно задумываться о семье. О детях. Как ни кошмарно это звучит для твоего уха, сестренка.
— Я только за. Если ты ее любишь. Но ты ведь не любишь, так?
Алекс почувствовал себя пойманным. Совсем как в детстве, когда Кьяра легко находила его в любом, самом укромном уголке. Находила и с громким хохотом вытаскивала на свет. Но теперь Кьяра не смеется, ее взгляд полон сочувствия, как если бы Алекс был тяжело болен. Или совершил преступление. Не тяжкое (вроде предумышленного убийства), то, за которое дают совсем небольшой срок. Кража! Кража вписывается в эту схему лучше всего. К тому же всегда есть возможность выйти под залог. Залог, конечно, будет внесен любящей сестрой, что не оградит Алекса от тяжелого разговора в машине. После того как он выйдет из полицейского участка.
— Я люблю ее.
— Нет.
— Не тебе судить о любви, сестричка.
Впервые в жизни Алексу хочется сделать Кьяре больно. Поставить ее в неудобное положение, напомнив о многочисленных романах. О неразборчивости в связях. О разбитых мужских сердцах, которые Кьяре даже в голову не придет коллекционировать: слишком уж непрезентабельно они выглядят. По-уродски. Просроченный субпродукт, годный разве что на корм собакам. А просроченный субпродукт не вызывает ни симпатии, ни сожаления, только брезгливость. Именно так Кьяра и относилась к своим бывшим — с брезгливой отстраненностью, всем своим видом показывая: лучше бы ты исчез навсегда, дружок. Лучше бы тебя не было вообще.
— …Хочешь задеть меня?
— Нет. Просто констатирую факт.
Реакция, которая последовала за словами Алекса, оказалась неожиданной. Кьяра не рассердилась и не перевела все в шутку. Она лишь сказала:
— Ты прав. Но эта правда относится к прошлой Кьяре. А нынешняя Кьяра — совсем другая.
— Другая?
— Я влюбилась, Алекс.
Алекс даже рот приоткрыл от изумления: никогда еще он не слышал от сестры подобных признаний. И ее вид… Он подтверждает сказанное: глаза Кьяры влажно блестят, губ то и дело касается улыбка. Да, Кьяра и сегодня допускала резкие высказывания. И все же они были не такими резкими, какими бывают обычно. Его сестра изменилась, и эти изменения очевидны. Не будь Алекс так погружен в проблемы собственной жизни, он заметил бы их сразу.
— Влюбилась? Здорово.
— Ты даже представить себе не можешь, насколько это здорово! Ты — первый, кому я говорю об этом.
— Я польщен, правда. И… кто же он?
— Всему свое время, братишка. Я обязательно вас познакомлю.
— Он твой сослуживец?
— Нет.
— Такой же любитель приключений, как и ты?
Перегнувшись через стол, Кьяра положила палец на губы брата:
— Я же сказала, всему свое время. А до этого — никаких расспросов.
— Ладно, — нехотя согласился Алекс. — Надеюсь, он хороший человек?
— Самый лучший!..
— Было бы неплохо, если бы ты привезла его в горы…
— Я подумаю.
Видимо, Кьяра действительно влюблена: до сих пор она и слышать не хотела о визите в К., такое не могло ей представиться и в страшном сне. Но «подумать» вовсе не означает «сделать», потому что в долине она так и не появилась. А ведь с того исторического дня, как сестра сообщила Алексу о своей влюбленности, прошло несколько месяцев. В какой-то момент Алекс даже стал волноваться и послал Кьяре письмо, состоящее из одного предложения:
«У тебя все в порядке, сестренка?»
Ответ пришел незамедлительно:
«Абсолютно. Я абсолютно счастлива!»
Алекс успокоился, тем более что ему было чем занять себя: он по-настоящему увлекся радиолюбительством. Все началось с «Saba» и ежедневного ритуала по поиску станций, всякий раз совершенно новых. Если вечером Алекс слушал джазовый вокал, то с утра на той же волне обнаруживалось нечто совсем иное: клубная музыка или — паче того — круглый стол мелкотравчатых политиков провинции Тренто. Радиостанции, подобно цыганам, кочевали по всей шкале, временами пропадая навсегда. Так Алекс потерял «Kiss Kiss», «Teleradiostereo», «Radio Cuore» и «Ecoradio». Особенно жаль было «Radio Cuore», транслировавшую спокойную и романтичную музыку. Немного старомодную, но Алекс и сам немного старомоден, чуть сентиментален и склонен к романтичной созерцательности.
Иногда «Saba» вовсе замолкала: Алекс мог часами крутить колесо настройки, не находя в эфире ничего, кроме шорохов и потрескиваний. Однажды, когда молчание продлилось сутки кряду, Алекс по-настоящему расстроился и решился вскрыть заднюю панель радиоприемника. Если причина молчания в перегоревшей лампе, то лампу нужно заменить. Ничего подобного он до сих пор не делал, ограничиваясь стиранием пыли с поверхностей. Но то, что молодой человек увидел за панелью, заставило моментально забыть о побудительном мотиве вскрытия.