– Пошел ты! – прошипел тот, отталкивая трубку. Его губы сжались от негодования. Кулер и остальная шалага, чувствуя превосходство силы, ссыкливо поджали хвосты и попятились.
– Андрюша, – кашлянул я. – Это некультурно. Мне что, охрану позвать?
На этом месте я махнул рукой громиле рядом. По первому же сигналу гигантский амбал беспрекословно двинулся в нашу сторону. При виде его Бессонов аж поежился.
– Блин, Феликс, – залепетал он, – я прямо с тебя поражаюсь. И что теперь? Нам долго тут стоять?
– Не знаю, Андрей. Ты извини, но сам знаешь, что здесь сегодня не проходной двор, есть установленные правила, нарушать которые не имеет права никто. Ну, а мне надо отлучиться, – я сделал жест, показывая, что хочу в туалет. – Приду, будем разбираться. А пока – отойдите в сторону, не мешайте проходу. Привет, Нина, – подмигнул я Лотореевой, приближающейся ко входу в паре с перекаченным силиконом дизайнером Волковым. Она помахала мне пригласительными и пошла дальше, а я уже, отходя, еле сдерживал хохот. Как удачно она мне подыграла…
Сходив в туалет, я успел вдоволь позлорадствовать, от души посмеявшись над неудачником-Бессоновым. Действительно, нечего тут понты разводить – это тебе не твоя «кузня». Остальные тоже, впрочем, могут не волноваться – они не останутся без внимания. Вернувшись на вход, я встретил «Мотыльков» и пропустил их, назвав номер столика Леонова. Следом приехала «Фруктоза». Выслушав ее россказни по поводу проблем с дирекцией радио «Юность», я похмыкал ей в такт и тоже провел внутрь.
«Сердцееды» произвели фурор. Кудрявый шел вперед и фанатки не сдерживали эмоций, визг стоял поросячий. «Господи» – подумал я, когда Игорь Курпатов протянул мне руку. – «Как же мало сегодня нужно молодежи. Обтягивающие джинсы, эфиры на ГТРФ в течение трех месяцев, глупые мотивы, простейшие слова типа «бла-бла-бла, я люблю тебя», пара клипов за двадцать тысяч долларов, и вот они перед вами – герои нового поколения»….
Впрочем, долго думать об этих «героях» русской попсы мне не пришлось, ибо в окрестностях завода появился кортеж Митрофеева. Жаль, что наши депутаты не умеют приезжать скромно… Kоличество охранников превысило все разумные пределы. Казалось, что футбольная команда, одетая во все и черное, рассредоточилась вдоль ковровой дорожки, пропуская сквозь себя бренное тело Алексея Ивановича.
– Феликс Абрамович, привет, дорогой. – Поприветствовал меня Митрофеев. – Столик, я надеюсь, подальше от всех?
– Алексей Иванович, вам всегда все самое лучшее. Чтобы было видно «падение империи», – засмеялся я.
Он тоже улыбнулся.
– Побольше бы таких людей, Феликс, как ты, и мы бы снова гордились нашей сильной великой державой.
– Мы все равно победим. – Улыбнулся я, провожая его взглядом. «Черт, ну мне его жалко, может не пускать? Нет, – я на секунду задумался, – против судьбы не пойдешь…». Почему-то сразу вспомнился Ванечка, нахлынула меланхолия и стало грустно.
Ладно, в минуту решающей схватки нельзя было позволять жалости или совести брать над собой верх. Я должен был сосредоточиться на своей цели. Появление на ковровой дорожке Доброхотова лишь укрепило меня в этом решении. Сухо поздоровавшись с Олегом, я пропустил его внутрь. Следом прошествовал Кожевников, чуть ли не под руку ведя своего нового протеже – Юнгу. Насмешливо ухмыльнувшись им вслед, я уже встречал Рому Волкова и «Стрелков».
Звезды посыпались прямо дождем. Моржов привез всех своих подопечных. Следом за ним приехал Веларди. Общаться ни с кем из них мне особо не хотелось, от криков фанаток и гама толпы уже болела голова.
Черт, поскорее бы уже все закончилось. «Серебряная сказка», «Манга», Коля Иванов, Вика Бедарева с мужем, как там этот – Цапалин, Садиров, «Прага», «Боржоми», «Экстаз».
Кутин приехал на «Тойоте», Капралов – на такси. Говорят, разъебал свою тачку в жуткой аварии, мчась по центру Москвы в совершенно диком опьянении. Малинов приехал с любовницей и ее сестрой. Вальяжно прошествовав ко мне, он охотно пожал руку, после чего мы вместе позировали для камер.
– Шедеврально, Феликс! – Старик улыбался, изображая невероятную радость. – Я рад, что ты не снижаешь обороты в шоу-бизнесе. Я знаю по себе, что годы берут свое, но у тебя, как я вижу, амбиций не убавляется?
– А то, – смеялся я. – Ты еще не знаешь, что там внутри начнется, это будет просто писк!
Да, это будет писк, просто супер. Сейчас вы, мои дорогие артисты, такие уверенные, красивые, успешные, наслаждаетесь этим жизнью, но даже вообразить не можете, что с вами случится уже через каких-то два-три часа…
Пора было начинать, однако гости все прибывали и прибывали. Мне нужно было еще сделать некоторые приготовления перед церемонией, поэтому хотелось исчезнуть отсюда побыстрее. Вскоре такая возможность мне предоставилась.
– Простите, Феликс Абрамович, – вдруг подошла ко мне невысокая девочка в джинсах и светлой кофточке. – Вы помните, меня, я вам вчера звонила? Маша Ковалева, очень приятно, – и она по-американски протянула мне руку.
Когда я сообразил, кто передо мной, меня просто током ударило.
– Ах, значит это вы, Маша Ковалева, – протянул я, всматриваясь в ее лицо. – Очень рад нашему знакомству. Конечно, сейчас я вам все покажу. Женя, – крикнул я главному охраннику на входе, – все, театр закрывается! Мне надо идти, оставшихся гостей примешь ты. Не забудь проверить у всех приглашения, – я протянул ему внушительный список, – назвать им все столики, а некоторых, выделенным красным цветом – любезно проводить. Чтобы все было на уровне, ты понял?
– Разумеется, Феликс Абрамович, – испольнительно кивнул тот и тут же бросился ко входу.
Приезда Лихачева я уже не видел. Не дожидаясь, пока меня опять облепят звезды и журналисты, я взял Машу Ковалеву под руку и вместе с ней направился внутрь. Проходя окольными путями через нарядно украшенные коридоры и открывая кодовые замки на бронированных дверях, я понимал, что некоторые звезды могут расценить мой поступок как не самый вежливый. Но разве сейчас это имело для меня значение?
73
Ну вот. Аквариум для хищных рыбок готов и скоро его вода обагрится кровью. До триумфа остались считанные мгновения, и я нахожусь в отличном расположении душа. Пираньи уже внутри. Но, прежде, у меня есть еще одно незаконченное дело…
Стук женских шпилек по галерее третьего этажа. Скрип пуленепробиваемой двери. Я нажимаю кнопку «OPEN» на кодовом замке и пропускаю вперед журналистку.
– Идемте, – я захожу вслед за ней, – сейчас я покажу вам нечто сенсационное. Вы получите лучший материал за всю вашу жизнь. Это будет настоящий шедевр.
Да, все правильно, передо мной она – та самая Маша Ковалева. Ее милое личико слегка напряжено и смущено, чем-то она даже напоминает мне Полину. Ее пугает моя обходительность – конечно, ведь она помнит, что обо мне писала. И теперь небось гадает – помню ли я? А самое главное – ей непонятно, почему я с ней так любезен.
– Садитесь, пожалуйста. – Я подвожу ее к монитору и показываю на стул. – Это особый пульт охраны, отсюда можно наблюдать все…
Маша, по-прежнему, немного смущена, однако благожелательно улыбается, садится напротив монитора и достает блокнот.
Между тем, мы в рубке. Крохотная комнатушка на третьем этаже – замкнутая и изолированная со всех сторон. Повсюду куча проводов, датчиков, пульты, на панели – жидкокристаллический экран. К нему подсоединены камеры, которые будут снимать все, что будет через некоторое время твориться на заводе.
– Ну что ж… – Начинаю я. – Приступим к интервью. Но прежде, – я не даю журналистке опомниться, – еще раз хочу акцентировать ваше внимание на том, что это будет самый необычный ваш материал!
Для эффекта прищелкнув пальцами, я откидываюсь на спинку и смотрю журналистке в лицо. Маша слегка покашливает. Я вижу в ее глазах некоторую усмешку. Тоже мне, циничная журналистка… Ничего, сейчас ты сама все узнаешь.
– Нет, Маша, – улыбаюсь я, ловя ее иронию, – вы явно меня недооцениваете. Знаете, а вы мне интересны. Да-да, и вы знаете, почему. Из-за той самой публикации, – смотрю я на нее. – Из-за нее я вас и пригласил.
На лице журналистки недоумение. Она слегка нервничает, но, тем не менее, не теряется.
– Да-да, – продолжаю я свою мысль, – из-за той самой публикации, где вы написали глупость про меня и Полину. Но дело даже не в том, что вы написали искаженную информацию…
– Простите, Феликс Абрамович. – Перебивает меня собеседница. – Я не давала искаженную информацию. У меня были факты из разных источников, и я не могу себя ни в чем упрекнуть. Конечно, – невольно меняется ее взгляд, а в лице появляется что-то нагловатое, – источники могут иногда подвести, но ведь вы тоже могли как-то все это прокомментировать, дать какой-то ответ…
«ОТВЕТ?!» – Проносится у меня в голове. – «ТЫ СЕЙЧАС ПОЛУЧИШЬ ОТВЕТ, СУЧКА!» Но я молчу. Я делаю доброжелательную мину и пытаюсь быть с ней предельно вежливым.
– Вот именно. – Киваю головой я. – Я дам вам ответ, и сейчас вы все поймете. Цель моего интервью вам очень проста. Я хочу, чтоб вы поняли, что я далеко не ординарный артист, как вы, вероятно, подумали…
Молчание. Журналистка скрипит ручкой в блокноте, ее пальчик нервно включает кнопку диктофона. Я выставляю руку вперед, показывая, что еще не время записывать мои слова и продолжаю. Фух, как тут душно. Расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, я чувствую себя значительно комфортнее.
– Вы знаете, – говорю я, – многие недооценивают нас, звезд. Вы думаете, что мы такие же, как на сцене. Вам кажется, что внутри мы такие же – как наш публичный имидж. Однако, ведь никто не знает, что человек копит внутри. Помните, как в известном старом рассказе про грустного клоуна, который должен всех веселить, – у каждого из нас есть вторая, особая половинка.
Последние слова я произношу нарочито спокойным тоном. Журналистка поднимает голову и смотрит на меня.
– А сейчас, простите, – говорю я, – мне надо на секунду выйти. Сейчас будет та самая обещанная сенсация.
И прежде чем журналистка успевает хоть что-то сообразить, я быстрым шагом выхожу из комнаты. Через секунду огромная титановая дверь в рубку закрывается с адским грохотом. Пока я спускаюсь вниз, я словно ощущаю ее страх, чувствую, как дрожат ее колени. Ведь уже буквально через десять минут эти мониторы в рубке зажгутся и покажут в прямом эфире САМОЕ КРОВАВОЕ ШОУ. Шоу, лучше которого никогда больше не увидит мир.
Прежде чем покинуть эту комнату и этот коридор уже навсегда, я сделал последнее, самое важное дело – дело двух секунд. Зайдя в маленькую комнатку рядом, я вставил маленький ключик в отверстие кодового электронного замка, повернул его и услышал ласкающий слух шорох воздуха, бегущего по трубам вентиляционной системы. Сама смерть вырвалась на свободу. В основной зал к звездам начал поступать ядовитый газ. Уникальная система впрыска в воздуховод и смертельная концентрация яда от лучшего химика МГУ начала свой стремительный путь к залу празднества. Невольно вспомнился наш с ним разговор:
– Феликс Абрамович?! Но зачем?!! Зачем вам все это нужно?!!
– Я же просил тебя не задавать мне лишних вопросов! – Мы сидим в одном из уютных ресторанов Москвы, я курю сигару. – Все, что нужно было тебе знать, я уже объяснил. Я плачу тебе не за вопросы, а за твою работу. Лучше объясни конкретно, как эта штука работает.
– Самый смертельный в мире яд, – сутулится очкарик. – Минимальная доза 0,0014 кубометров в закрытом помещении при учете адекватного атмосферного давления дает результат…
– Понятно, – перебиваю его я. Мне не интересны все эти научные сведения. – А как он действует? Как отразится на людях?
– М-медленно и верно, – трясется химик. – Уже от небольшой дозы у людей начинается раздражение всех внутренних органов, мгновенно увеличивается температура тела, если можно так выразиться, кровь реально начинает закипать в венах. Возможны спазмы, рвота, поражается желудок, сильная резь в животе, понос. Потом – удушье, отказывает печень, особенно страдает кожный покров…
– Кожный покров???
– Ну да, – переходя на шепот говорит мне гений. – Фурункулы, как от ожогов, кровотечение, язвочки… Неприятное зрелище…
– Отлично-отлично…. А противоядие?
– Конечно… Я м-могу его вам изготовить…
– Прекрасно. Я очень доволен твоей работой, и думаю, мы договорились. Теперь ты можешь идти.
– Но Ф-Феликс Абрамович… – он до сих пор сомневается, – это очень рискованно, я боюсь!
– Не ссать! – Бью я кулаком по столу. – Предоставь решение всех проблем мне! Я обеспечу тебе любые условия и пробью через свои инстанции все нужное тебе оборудование! Ты ведь очень хочешь свалить в Канаду? И тебе очень нужны эти семьдесят штук, ведь верно, да?
– Конечно, Ф-Феликс Абрамович… – Трясется он. – Л-ладно, х-хорошо…
И вот, успешно запустив смертельную воздушную змею, я достаю из кармана таблетки противоядия мигом съедаю нужную дозу, после чего с довольной миной отправляюсь к ничего не подозревающим селебрити – презентовать мой проект, мой самый реальный – «ЗВЕЗДОПАД».
72
Я возвращаюсь в зал к звездам. Количество собравшихся превышает все разумные пределы. Артисты чокаются, пьют, гудят. Периодически слышатся чьи-то восторженные возгласы – это очередная звезда сцены поднимает тост. Вальяжно прохожу мимо всей этой массовки, плюхаюсь в кресло, небрежно пододвигаю к себе коньяк. Закуриваю сигару. Ну что ж, радуйтесь, наконец-то это произошло! Проект «Звездопад» запущен! Впереди скорая смерть!
– Феликс, – Фальковский уже изрядно пьян. Он сидит рядом со мной, закинув ногу на ногу, и восхищенно рассматривает богатый декор. – Просто шикарно, старичок, честно! Даже не ожидал, – он с удивлением смотрит на меня.
– Спасибо, Стас, – улыбаюсь я ему. – Я сам не ожидал… Но тут ничего не поделаешь…
Фальковскому непонятен смысл моей речи, но он поднимает бокал, улыбается мне, и мы пьем. Нас тут же фотографирует чья-то камера – вот за что я люблю па-парацци, за то, что они тоже почти всегда появляются вовремя. Что ж, пресса уже начала свою работу – чудесно. Сидя рядом с Фальковским, я замечаю, что у него что-то с лицом. Он будто сильно пьян, его физиономия раскраснелась, огромные красные пятна, как аллергия, проступают на его щеках. Ему жарко, он проводит по потному лбу ладонью и думает, что скорее всего перепил. Ну что ж, прекрасно, значит, план мой работает хорошо. Я пью шампанское, приятный сладковатый напиток победоносно взрывает пузырики у меня во рту. До момента «Х» осталось совсем чуть-чуть, можно и расслабиться.
На сцене, тем временем, голосит группа «Зажигательные барабаны», их выступление сопровождает мощное шоу и эффектные полуобнаженные танцовщицы «GO-GO». Рыбин сидит несколько задумчивый, видимо придумывает, что бы такое умное спизднуть на сцене. Я замечаю, как он расстегивает ворот рубашки – видно, что те симптомы, которые я заметил у Фальковского, уже настигли и его. Но в общем-то он доволен, очень доволен, как и я – он уже предвкушает, как очередные миллионы денег плавно потекут в его карманы, вот наивный дурачок, ха-ха. Смотрю на Алину Баронову: та пьет вино, болтает со своей подругой из «Праги». В какой-то момент я слышу ее странный и слегка смущенный вопрос:
– Слушай, Жанн, а у мидий – нормальный вкус? Что-то мне кажется несвежие они, в животе что-то не то…
– Да нет, вроде все вкусно, – отвечает ей с недоумением Жанна.
– Хм, не знаю, ладно, может, просто живот ноет перед месячными.
Ухмыляюсь. Месячные? Ха-ха, твои последние месячные перед смертью, бэби. Все идет в точности с моими расчетами, как я и задумал, но боже ты мой, о чем они сейчас говорят? О чем они думают в этот момент, эти никчемные мерзкие твари? Эти марионетки, эта сидящая и на моей вечеринке шобла? Думают, что попали на лучший в своей жизни, просто идеальный праздник, мидии у нас тут оказывается невкусные, животики болят? Нет, детки, нет, вы просто еще не знаете, насколько я вас всех ненавижу – до мозга костей я ненавижу вас. И вы не знаете, какая уготована сегодня участь вам, бессмысленным глянцевым тварям, олицетворяющим для меня этот жалкий пластиковый мир.
Где-то неподалеку сидит и моя мерзкая женушка, о ней-то я совсем позабыл. Эта толстая курица уже плотно поела и теперь ржет, выслушивая глупые шутки соседей по столу. С грустью вспоминаю Полину, какой же идеальной девушкой она была для меня. В какой-то момент мне даже кажется, будто она касается меня ладонью. Словно приободряет меня, будто шепчет: «Феликс, Феликс… пора-пора». А эта курица Марина, допивает уже вторую бутылку вина и в голове ее только радость кутежа и соблазнительные нули того состояния, которое она у меня отсудит после развода. Не торопись женушка…не торопись… Мы состоит в браке и конец этого брака еще впереди!
Столы ломятся от деликатесов. Златокрылова надменно разговаривает с Лотореевой, Австревич по привычке наливает себе полный стакан. Бессонов и его отбросы все-таки каким-то образом пробрались в зал. Ладно, тем хуже, для них. У Пудовкина, похоже, уже началось несварение, он просит извинения у всех и выбегает из-за стола. Юра из «Брюсселя» вспотел, словно находится не в прохладном зале, а в парилке одной из vip саун на окраине Москвы, где он спит со своими мальчишками по вызову. На его лице испарина, глаза покраснели, через тонкую загорелую кожу отчетливо проступают набухшие вены. Его жена непонимающе смотрит на него – пытается проверить ладонью температуру, хотя по ее лицу я вижу, что ей тоже не очень-то хорошо. Видно, как сжимаются ее ноздри, пытаясь понять, что же с этим воздухом не так – почему у нее не получается дышать, как обычно? Может потому, что эта атмосфера слишком засрана огромным количеством присутствующих здесь звездных испражнений? Впрочем, неважно, все это лирика, пора бы мне уже и на сцену выходить.