Начальная точка долгого периода, приведшего к восстановлению фактической независимости Руси (юридическая была зафиксирована позднее, уже во времена Ивана III), находилась очень низко. Централизационный процесс был нарушен, государство существенно регрессировало.
Однако в 1395 году, всего через шесть лет после того, как даже не сам Тохтамыш, а его посланник возвел Василия Дмитриевича на великокняжеский престол, власть Золотой Орды надломилась и больше в прежнем масштабе никогда уже не восстанавливалась. Вплоть до похода Едигея (как мы помним, не слишком триумфального), небольшие татарские отряды всего трижды тревожили русское приграничье и всякий раз бывали отогнаны.
Василий Первый. «Царский титулярник»
Часто сменявшимся ханам, которые требовали «выхода», Василий Дмитриевич лгал, что Русь оскудела людьми и брать дань не с кого, сам же при этом стремительно богател, поскольку оставлял собранные средства в своей казне. Татары – за исключением короткой войны с Едигеем – не были для этого монарха главной проблемой. Гораздо больше его заботили сложности в отношениях с Новгородом и, в особенности, дела литовские.
Витовт, отец великой княгини Софьи Витовтовны, плохо ладил со своим зятем. Оба были алчны до чужих земель: Василий начал с того, что прибрал к рукам Нижний Новгород и Муром; Витовт в это время завладел Смоленском. Литовская территория расширилась на восток до течения Оки и до Можайска, Витовту принадлежала даже Тула.
Богатейшая новгородско-псковская земля, элита которой традиционно лавировала между различными политическими центрами, оказалась яблоком раздора между Литвой и Москвой.
Позиции последней усилились после того, как Витовт в 1399 году потерпел крупное поражение в войне с Ордой. Ему пришлось отказаться от претензий на Псков, куда с этих пор Москва начала сажать своих наместников. Василий Дмитриевич, в свою очередь, перестал претендовать на придвинский край, перешедший под управление Литвы.
Равновесие, однако, сохранялось недолго. В 1406 году началась большая русско-литовская война.
Причиной стала ситуация вокруг Смоленска.
Этот русский город, совсем недавно столица независимого великого княжества, присоединенного Литвой, не хотел забывать о вольных временах. Еще в 1401 году, когда Витовт не успел оправиться после разгрома на Ворскле, смоляне восстали, убили литовского наместника и призвали к себе своего бывшего князя Юрия Святославича.
Витовт дважды пытался вернуть себе город, но неудачно. Наконец в 1405 году он пришел с большим войском, осадил Смоленск по всей фортификационной науке, с использованием артиллерии, и сумел разрушить стены огнем орудий. Смоленск был вынужден покориться.
Новое оружиеОгнестрельное оружие стало распространяться в Европе, в том числе восточной, со второй половины XIV века. Главным образом оно использовалось при осаде и обороне крепостей.
Русские, по-видимому, впервые обзавелись пушками в конце 1370-х годов. Пороховые орудия могли быть завезены и с Запада, и с Востока, где они появились несколько раньше, чем в Европе. Во всяком случае, во время трехдневной осады Москвы войсками Тохтамыша в 1382 году летопись упоминает не только пушки, но и тюфяки – примитивные ружья восточной работы (по-тюркски это слово значит «трубка»). В XV веке появились и пищали, нечто среднее между ручным и стационарным огнестрельным оружием (из пищалей обычно стреляли с крепостных стен).
Собственное производство новой военной техники на Руси началось не раньше середины пятнадцатого столетия – в Москве и в Твери. Активно развиваться пушечное дело стало лишь при Иване III.
Витовт придавал артиллерии большое значение и при пушечном литье не скупился на расходы. Известно, что во время очередной войны с Новгородом (в 1428 году) он привез для осады крепости Остров огромное орудие, изготовленное немецким мастером Николасом. Пушку тащили сорок лошадей, она называлась «Галка».
Заряд у этого чудища был такой мощи, что первый же выстрел не только разбил вдребезги крепостную башню, но разорвал саму пушку, переубивав всех, кто возле нее был, включая и мастера Николаса.
Ранние пищали. Ф. Солнцев
Окрыленный взятием Смоленска, Витовт пошел дальше, на Псковщину, тем самым нарушив договоренность с Москвой. Кроме того, литовский правитель потребовал, чтобы Новгород принял к себе князем его двоюродного брата Лугвена.
Новгородцы послушались, но псковитяне обратились за помощью к Василию Дмитриевичу.
Война тянулась два с лишним года и закончилась безрезультатно. У каждой из сторон были свои удачи и неудачи.
Москве очень повезло, когда видный литовский князь Свидригайло, сын великого Ольгерда, ушел от Витовта к Василию. Тот на радостях наградил перебежчика обширными землями, пожаловав ему даже город Владимир.
Зато Витовт летом 1408 года пошел с войском прямо на Москву. До сражения дело, правда, не дошло. Тесть с зятем наконец подписали перемирие.
Как уже было рассказано, осенью того же года Москву чуть не взял ордынский правитель Едигей, но этому предшествовали некоторые интересные события.
Началось с того, что беклярбек предложил Москве свою военную помощь против Витовта, заклятого его врага. Василий Дмитриевич с благодарностью согласился, из Орды прибыл большой ордынский отряд, из-за чего литовцы, собственно, и были вынуждены прекратить войну.
После этого великий князь распустил армию, в которой теперь отпала необходимость. И тут выяснилось, что татарская помощь была частью большого коварного плана. Едигей готовился сам напасть на Русь, но не имел достаточно сил. Когда же Василий остался без войска, Едигей тайно выступил в поход, и чуть не повторилась трагедия 1382 года. Москву спасли два обстоятельства: ордынский доброжелатель, предупредивший великого князя о нападении, и умелая оборона Кремля, которой руководил князь Владимир Хоробрый, – сам-то государь, как мы помним, оказался не на высоте положения и предпочел уйти в безопасное место.
Оценивая фигуру этого монарха, С. Платонов называет его «человеком безличным и осторожным». Пожалуй, следует добавить, что Василий I не отличался дальновидностью в своей внутренней политике.
На первый взгляд, итоги длинного княжения Василия Дмитриевича кажутся блистательными или, во всяком случае, впечатляющими.
При нем Москва начала вести себя с Ордой много смелее и перестала платить ежегодный «выход»; территория великого княжества значительно расширилась на востоке, а на северо-западе его влияние укрепилось.
Всё так, однако нужно учитывать, что в этот период вокруг Москвы сложилась исключительно выгодная обстановка, когда ее враги истощали друг друга войнами. Золотая Орда фактически развалилась, а самый могущественный восточноевропейский государь Витовт тратил основные силы на войны с татарами и Тевтонским Орденом.
Будь Василий I поспособнее и порешительнее, он мог бы использовать такую ситуацию с большей пользой для своей страны.
Хуже всего было то, что в эти «тучные» годы созрела опасная внутрирусская проблема, которая перешла в критическую фазу при следующем государе – Василии Васильевиче.
Начало семейной ссоры
В процессе государственной централизации, который происходил на протяжении четырнадцатого и пятнадцатого столетий, следует разделять два основных этапа.
Сначала решалось, вокруг какой географической точки будет собираться Русь. Вследствие соединения случайных и неслучайных обстоятельств эта миссия досталась Москве.
В XV веке московского первенства всерьез никто уже не оспаривал, но возник другой конфликт – не где, а кто: какой ветви сложившейся правящей династии достанется власть, то есть разлад принял внутрисемейный характер.
У этой проблемы тоже было два аспекта – системный и личный.
Первый выражался в том, что ранее московское государство по сути дела представляло собой конгломерат автономных удельных княжеств. По сложившемуся обычаю, великий князь, умирая, завещал каждому из сыновей отдельное владение на правах вотчины. Старший сын и наследник получал львиную долю, но и остальным княжичам доставалось по изрядному куску земли. К тому же юридическое первенство старшего ничем кроме великокняжеского ярлыка не подкреплялось. Удельные князья обладали всей полнотой власти внутри своих волостей, держали собственную дружину и, бывало, поворачивали ее против государя.
Следующим этапом развития государства должен был стать эволюционный переход от удельной структуры к полноценному единовластию, при котором младшие князья из полунезависимых феодалов превращаются в слуг монарха.
Василий Первый ничего не сделал для решения этой трудной задачи. При нем другие «околомосковские» князья, его близкие родственники, лишь увеличивали мощь своих уделов.
Когда к объективному дефекту государства приложился еще и субъективный, разразился политический кризис, который вылился в гражданскую войну, длившуюся с перерывами почти тридцать лет. Всю середину XV века Русь не столько восстанавливала независимость, сколько воевала сама с собой, истощая свои силы.
«Субъективным фактором», давшим толчок междоусобице, как это часто случалось в истории, было ослабление центральной власти. Дело в том, что, хотя Василий Первый правил очень долго и умер, по понятиям того времени, в возрасте пожилом, его старшие сыновья не дожили до зрелых лет и престол достался ребенку.
Повторилась ситуация с вокняжением Дмитрия Донского: тому было девять лет, Василию Второму – десять.
Этим немедленно воспользовался дядя мальчика Юрий Дмитриевич, владетель нескольких уделов, в том числе богатого и близкого к столице Звенигорода.
Завещание Дмитрия Донского, составленное еще до рождения сыновей Василия Дмитриевича, давало Юрию возможность претендовать на престол. Еще была жива память о древнем «лествичном» принципе наследования, согласно которому власть переходила от старшего брата к младшему. То, что со времен Калиты на практике осуществлялся обычай «отчества и дедства», то есть наследование от отца к сыну, объяснялось стечением обстоятельств: либо не было альтернативы, либо внешняя угроза заставляла московский княжеский род держаться заедино.
Но сейчас положение было иное. Москве никто не угрожал, новый князь был мал и слаб, и Юрий Дмитриевич решил предъявить свои права.
В этом конфликте вновь дала себя знать твердая позиция русской церкви и московского боярства, заинтересованных в сохранении установленного порядка.
Митрополит Фотий призвал Юрия Дмитриевича покориться племяннику, за которого выступили и бояре. Однако старый князь не подчинился. Он перебрался подальше от Москвы, в другой свой город, Галич (близ Костромы), и начал собирать войско.
Тогда, по уже сложившемуся обыкновению, в совершенно светское, политическое дело решительно вмешалась православная церковь. Митрополит отправился к Юрию Дмитриевичу с увещеваниями, а когда переговоры зашли в тупик, применил сильное средство: уехал прочь, отказавшись на прощанье благословить князя и его город. Тут в Галиче очень кстати начался какой-то мор, и суеверные горожане перепугались. Юрий Дмитриевич кинулся догонять Фотия и кое-как упросил его сменить гнев на милость. Договорились на том, что дядя не станет отбирать у племянника власть силой, а оба поедут в Орду: как решит хан, так и будет.
Каменный Успенский собор в Звенигороде, построенный при Юрии Дмитриевиче
Этот компромисс отлично устраивал Москву, поскольку к этому времени для нее власть ханов уже мало что значила и ехать в Орду на поклон никто не собирался.
Положение маленького Василия упрочилось, когда в 1428 году одним из его регентов стал Витовт, приходившийся князю родным дедом (права регентства литовскому государю предоставляло завещание Василия Первого). После этого Юрий Дмитриевич какое-то время вел себя смирно.
Но в 1430 году Витовт скончался, и звенигородско-галицкий князь сразу осмелел.
Теперь он сумел настоять на том, чтобы племянник отправился с ним в Орду, где в то время, в 1432 году, ненадолго утвердился знакомый нам Улуг-Мухаммед.
Он с удовольствием взял на себя роль третейского судьи (в дальнейшем, уже перебравшись в Казань, на этом основании он будет предъявлять свои права на верховную власть над Русью).
Юрий Дмитриевич был зрелым политиком и имел в ханской ставке влиятельных сторонников, что давало ему уверенность в победе над зеленым московским князем.
Но Василий Васильевич сам в разбирательстве не участвовал. Его права отстаивал боярин Иван Всеволож, хитрый и опытный дипломат. Он переиграл Юрия Дмитриевича при помощи интриг и казуистики (главный аргумент заключался в том, что воля великого хана выше каких-то завещаний и допотопных русских традиций).
Не исключено, что залогом успеха стало не мастерство Всеволожа, а все те же взятки: в этом смысле звенигородские возможности были несопоставимы с московскими. Да и ссориться с сильной московской партией слабому Улуг-Мухаммеду было не с руки.
Так или иначе, великокняжеский ярлык остался у Василия Васильевича, а Юрий Дмитриевич получил в утешение город Дмитров с волостью.
Поездка в Орду имела для Москвы еще одно полезное следствие.
Представитель хана впервые провел торжественную церемонию по возведению Василия в великокняжеское достоинство не во Владимире, а в Москве, которая таким образом сделалась не только фактической, но и юридической столицей государства.
Итак, на первом этапе противостояния верх вроде бы взяла московская партия. Однако главные события были впереди.
Война с дядей
Начинался крайне неприглядный период русской истории, когда законом политической жизни стали жестокость и вероломство. У большинства главных фигурантов, будто нарочно, были прозвища, похожие на уголовные клички: Темный, Косой, Шемяка. Они и вели себя, как бандиты, совершая всевозможные злодейства, еще более отвратительные из-за того, что обращены они были против близких родственников. При этом обе стороны вполне стоили друг друга.
Непристоен был и повод, из-за которого давно уже тлевшие угли вспыхнули яростным пламенем и соперники перешли от перебранки к кровопролитию.
Этот эпизод, один из самых известных в истории русского средневековья, связан с именем матери великого князя Софьи Витовтовны, личности во всех отношениях интересной.
Женщина с характеромКак уже говорилось, литовская княжна была просватана за московского наследника престола Василия Дмитриевича, когда тот, убежав из ставки Тохтамыша, нашел убежище у Витовта. Свадьба состоялась несколькими годами позже – Василий уже был на престоле.
Софья прожила богатую событиями и феноменально длинную для того времени жизнь – скончалась восьмидесяти двух лет. Родила девять детей: пять мальчиков (четверо умерли в раннем возрасте) и четырех девочек, одну из которых сделала византийской императрицей.
Пока был жив муж, великая княгиня – во всяком случае, явным образом – в государственные дела не вмешивалась, хотя скорее всего, учитывая ее темперамент и нерешительный нрав Василия Первого, вряд ли оставалась в стороне от принятия важных решений. Но в полную меру Софья Витовтовна проявила свои незаурядные способности, когда супруг умер и ей пришлось защищать интересы малолетнего сына.
Она очень похожа на другую выдающуюся женщину русской истории, киевскую княгиню Ольгу, которая тоже была вынуждена взять в свои руки кормило власти, когда овдовела и должна была позаботится о будущем маленького Святослава.
В 1427 году, в разгар противостояния между Юрием Дмитриевичем и Василием Московским, великая княгиня совершила сильный ход: отправилась в Литву к отцу и убедила его принять со-регентство. Из-за этого галицкий князь, как мы помним, был вынужден на время отказаться от своих притязаний, что позволило Москве выиграть время.
По смерти отца Софье рассчитывать стало не на кого, а сын всё еще был мал. В этот трудный период она начинает править государством самостоятельно, добивается того, что великокняжеский ярлык остается за Василием, но и после этого, когда сын входит в возраст, продолжает активно участвовать в политике, хотя со временем ее роль и ослабевает.
В биографии великой княгини есть еще один эпизод, заставляющий вспомнить подвиги Ольги.
Точно так же, как та на старости лет в отсутствие Святослава сумела оборонить свою столицу от печенегов, Софья Витовтовна отстояла Москву от татар. В 1451 году «внезапу прииде на Русь» сын ордынского хана Сеид-Ахмеда царевич Мазовша, чтобы силой взять задолженность по дани. Великий князь по уже сложившейся неславной традиции ушел из Москвы, распоряжаться которой осталась его восьмидесятилетняя мать. Под ее руководством москвичи решили не отсиживаться за каменными стенами, а сами напали на осаждающих – ночью, внезапно. Ордынцы были разбиты, побросали награбленное и бежали прочь.
Однако, будучи человеком сильным и смелым, Софья Витовтовна в то же время отличалась крутым нравом и обладала несчастным даром без нужды оскорблять людей, которых лучше было бы против себя не настраивать.
По меньшей мере дважды своими необдуманными поступками она вовлекла московское государство в большую беду.
Первый раз это произошло в 1432 году вскоре после триумфального возвращения Василия Васильевича из Орды, где старший боярин Иван Всеволож одержал такую блистательную дипломатическую победу над Юрием Галицким. В благодарность князь обещал жениться на дочери Всеволожа.
Но Софья Витовтовна распорядилась иначе: велела сыну обвенчаться с дочерью удельного серпуховского князя. Этим обманом она страшно обидела Всеволожа. Главный московский боярин ушел к Юрию Галицкому и стал непримиримым врагом великокняжеской партии. Это была большая потеря. Юрий Дмитриевич приобрел в лице Всеволожа умного и предприимчивого союзника, который доставил Москве много неприятностей.