Сергей, проснувшись, немало удивился. Алена ничуть не напоминала ту девчонку, пусть и очень красивую, которую он впервые увидел на выставке Артура Корнилина. Перед ним сидела холеная и уверенная в себе, модно одетая и причесанная городская девица.
Он паршиво себя чувствовал после выпитого, что было ему не свойственно. Спиртное Горский переносил хорошо, а в таких мизерных дозах оно и вовсе не действовало. Недомогание и туман в голове он списал на усталость с дороги, напряжение последних дней.
– Ты голоден?
– Нет…
– Идем ужинать. Я окорок из деревни привезла.
Он смотрел на Аленины ноги, гладкие и соблазнительно высоко открытые, ощущая, как его стремительно захлестывает тяжелая волна желания. Забыться, потерять себя в объятиях этой женщины, сжечь в огне страсти навалившуюся невесть откуда тоску – все это заволокло сознание, помутило рассудок. Он набросился на Алену, овладел ею с яростью. Дикие, необузданные ласки, которые он не мог и не хотел останавливать, затопили его и понесли…
Придя в себя, Сергей долго не мог понять, что привело его в такое маниакальное возбуждение. Лежащее рядом красивое тело Алены вызвало у него приступ тошноты. Горький запах трав напомнил ему мокрые смятые венки, среди которых он пытался выловить Аленин… Что с ним? Вялая мысль о колдовстве промелькнула и исчезла, уступив место резкому спазму в желудке.
Он вскочил и понесся в ванную. Там его вырвало… Он скрючился над унитазом, проклиная «паленый» коньяк и собственное неуемное вожделение. Плеская в лицо холодной водой, он подумал, что надо бы извиниться…
Что на него нашло? Как будто сто лет баб не видел! Набросился на девчонку, порвал белье. Кажется, у нее на теле ссадины… Господи, этого только не хватало! Придется заглаживать вину.
Он вернулся в гостиную присмиревший, смущенный.
Алена восприняла перемену в настроении Сергея по-своему. Должно быть, подействовало зелье, которое она предусмотрительно добавила в коньяк. Теперь можно заводить разговор о женитьбе.
– У нас будет ребенок…
– В самом деле? – Горский уже ничему не удивлялся. На этот крючок она его не поймает.
– Помнишь, тогда… в купальскую ночь…
– Вот деньги, – он потянулся к стулу, на котором висел пиджак, достал несколько купюр. – Сделай все, что нужно.
У Алены пропал дар речи. Из глаз ручьями хлынули слезы. Он равнодушно слушал ее истерические вопли, просьбы и проклятия, потом повернулся на бок и заснул.
Ему снился Артур Корнилин, небритый, с мутными глазами, который уговаривал не бороться больше.
– Я пытался, и видишь, чем все закончилось? – художник плакал, размазывая слезы испачканными в краске руками. – Теперь твоя очередь. Но ты будь умнее, отдай им все, что они попросят.
Сергей не понимал, что он должен отдать. Амулет из старинного золота качался перед ним, как маятник. Какая-то женщина с глазами Царицы Змей наливала желтоватый напиток с запахом лилий в два кубка. За окнами, в густой черноте ночи шумел сад, раздавались крики сторожей…
– Пей, не бойся, – шелестел голос.
Или это шелестели листья в оливковой роще? Или шелестело по плитам мраморного пола платье из золотой парчи, с корсажем из зеленого бархата, в которое одета стоящая рядом с ним женщина, испуганная и печальная?..
Она говорила ему что-то о ребенке. В ее голосе звучали отчаяние и решимость. Он взял женщину за руку, и его сердце сладко замерло, как будто свершилось некое интимное таинство…
И вот он уже стоит между двумя женщинами. У одной в волосах цветы, а у другой – змеи. Он должен сделать свой выбор. Невидимый наблюдатель следит за ним. Это могучий Архангел не сводит с него сурового взгляда…
Царица Змей протягивает кому-то золотой флорентийский амулет.
– По нему вы узнаете друг друга…
– О чем она говорит? – спрашивает Сергей у Артура Корнилина. – Ты же знаешь Царицу, объясни мне, что происходит?
Тот пьяно качает головой, отмахивается дрожащими руками. Не то, мол, спрашиваешь, не то…
Горский проснулся с привкусом лилий во рту и тяжелой головой.
«…аще пойду посреде скорби, живиши мя, на гнев враг моих простеря еси руку Твою и спасет мя десница Твоя! Господь воздаст за мя. Господи, милость Твоя во век, дел руку Твоею не презри…»
Горячий шепот Алены сменился ее долгими поцелуями, от которых опять все помутилось. Он снова отдался сумасшедшей страсти, в угаре которой не ведал, что творит. Клялся в любви Алене, обещал жениться, быть верным до гроба, осыпать деньгами и ласками, бормотал что-то о Флоренции, ее мандариновых садах и журчании фонтанов… Он словно обезумел, его куда-то несло, и не за что было уцепиться, дабы остановить пьяный ураган желания.
Казалось, за эту ночь он прошел через горнило «геенны огненной», в пламени которой сгорело все, что еще оставалось в нем от того Сергея, который писал письмо о любви девочке с большими глазами и тоненькими косичками.
Утром, взглянув на Алену, он отшатнулся в ужасе. Ненавистная красавица спала, прижавшись к нему гибким горячим телом, от которого хотелось отодвинуться подальше. Сергей вспомнил все, что говорил ей ночью во время бешеных ласк, и понял, что он сделал свой выбор и уже не сможет отказаться. Роковой круг замкнулся, и в середине его была печать лилии. Странное сравнение…
О Лиде он так и не вспомнил. Находясь еще во власти сна, он потянулся рукой к амулету на шее. Украшения не было. Сергей вскочил, холодная волна прокатилась по позвоночнику, в голове стало пусто до звона.
– Цепочка такая прочная, что порваться никак не могла, значит…
Он перерыл постель, не обращая внимания на недовольство Алены, обыскал свой единственный чемодан, одежду, карманы, потом ванную и, наконец, всю квартиру. Медальон исчез бесследно.
– Где подвеска? – он готов был убить проклятую девчонку. – Твоих рук дело?
– Че ты орешь? – она лениво перевернулась на другой бок, не потрудившись даже прикрыться. И это взбесило его по-настоящему.
– Где подвеска, я спрашиваю? – рявкнул он, теряя контроль над собой.
– Откуда я знаю? Ищи!
Сергей развернулся и отправился в ванную принимать душ. Нужно съездить к Нине, поговорить с ней. Он набрал знакомый номер, но ему снова никто не ответил. Нина то ли уехала, то ли не желала ни с кем общаться. Он понимал ее. Сейчас ему самому хотелось бежать куда глаза глядят. Только тогда он сможет успокоиться, все обдумать. Поискать без нервов пропавший медальон. Куда он мог деться из квартиры? Может, еще в поезде потерялся?
Одеваясь перед зеркалом, Сергей вздрагивал от воспоминаний прошедшей ночи, не находя объяснений своим чувствам и поступкам. Бросив в очередной раз взгляд на свое отражение, он застыл, пораженный. Золотой флорентийский амулет как ни в чем не бывало висел у него на шее, на толстой витой цепочке.
– Черт, я схожу с ума? – он вытер испарину со лба и потрогал подвеску. Она была твердой и теплой, как его тело, приятно льнула к пальцам.
В дверях гостиной показалась Алена, раскрасневшаяся после бурной ночи, с синими тенями под глазами, утомленная и довольная.
– Когда свадьба? – спросила она, как о само собой разумеющемся.
– Когда захочешь! – ответил Горский, хлопнув входной дверью.
Выходя из подъезда, он едва не столкнулся с высоким, одетым во все черное мужчиной. Уже в такси Сергей подумал о «черном человеке», который якобы преследовал Артура. Злой гений? Или просто прохожий?
Дом Корнилиных с занавешенными окнами встретил Сергея тишиной и запустением. Дверь была закрыта. На стук никто не вышел…
Глава 7
Луиджи вернулся из палаццо Альбицци в глубоком раздумье. Маттео выздоравливал медленно и как бы нехотя. Юная жена его, «дитя певучее печали», молча ухаживала за ним. Она ни на что не жаловалась, ни о чем не просила, только смотрела своими большими блестящими глазами.
Луиджи часто заставал ее одиноко стоящей у окна и глядящей в темные заросли дворцового сада. В ароматной тьме густо звенели цикады…
Честно говоря, Луиджи гораздо больше волновало состояние здоровья молодой женщины, нежели ее престарелого супруга.
Маттео был человеком вспыльчивого и необузданного нрава, его жестокость и коварство давно стали притчей во языцех. Подобные качества сгущают кровь и ведут к возникновению тяжелых недугов, что и произошло с сеньором Альбицци. Вылечить его было так же невозможно, как и изменить его отвратительный злобный характер. Луиджи терпеть не мог таких типов, но его ремесло предполагало бесстрастие и милосердие к больному.
Врач вовсе не был ни сентиментальным, ни излишне жалостливым, но Антония ему нравилась. К тому же очень хотелось насолить Маттео Альбицци, утереть нос старому мерзавцу. Поэтому Луиджи сообщил своему знатному пациенту, что теперь к нему будет приходить его ученик, молодой Манфред, который в искусстве целительства давно превзошел своего учителя. Его свежий взгляд и смелые решения помогут добиться перелома в болезни. Брюзгливый старик после долгих препирательств и придирчивых расспросов наконец согласился. Луиджи оставил ему очередную порцию микстуры, которую умели готовить только он и Манфред, и ушел, напевая что-то себе под нос и потирая руки.
Придя домой, он застал юношу в алхимической лаборатории. Луиджи не кривил душой, заявляя, что молодой человек превзошел своего учителя. Иногда это так и выглядело. Манфред вдруг высказывал такие предложения, что знаменитый лекарь не знал, что и думать. Часто ученик делился с ним настолько оригинальными идеями, что Луиджи только диву давался.
– У меня есть хорошая новость!
Манфред поднял голову от колбы, в которой что-то бурлило, и посмотрел на учителя отсутствующим взглядом. Алхимия увлекала его. То, что Луиджи постигал путем нелегких раздумий и утомительных опытов, Манфред улавливал интуитивно. Он помнил слова Луиджи: «…Построй, мой друг, храм, который не имеет ни начала, ни конца. Внутри этого храма помести источник чистейшей, блестящей, как солнце, воды. Проникнуть туда можно с мечом в руке, ибо вход узок и охраняется драконом. Убей дракона… и попадешь в храм. Найдешь там то, что ищешь, ибо жрец – этот медный человек, что сидит у источника, меняется в своей природе и превращается в серебряного человека и может, если ты этого пожелаешь, превратиться и в золото…»
– У меня тоже новость для тебя, Луиджи. Сегодня я видел странного человека, который прятался в саду за домом. То ли монах, то ли странник. Мне он не понравился. Не следил ли он за нами, когда мы выкапывали трупы людей на кладбище?
Луиджи задумался. Вскрытие трупов было опасным делом, и приходилось тщательно скрывать это занятие. Если кто-то стал случайным свидетелем, то можно ожидать или доноса, или требования денег за молчание.
– Не думаю, – наконец, ответил врач. – Вероятно, ты принял за монаха нерешительного посетителя или случайного прохожего.
– Пусть будет так. – Манфред пожал плечами. – А у тебя что за новость?
– О! – врач воодушевился. – Завтра пойдешь к старому Маттео, отнесешь ему бальзам, который мы приготовили. Кстати, поговори с Антонией. Мне кажется, она нездорова.
Манфред оставил в покое бурлящую в колбе жидкость и уставился на Луиджи. Мысль о том, что завтра он увидит женщину, о которой мечтал бессонными ночами, привела его в трепет. Неужели это произойдет? Загадочная Флоренция откроет, наконец, и для него свои жаркие объятия, в которых властительные принцы грезили о крови, золоте и любви…
* * *Осень пришла тихо, как прохладный туман опускается в долины. Золотые листья опадали в синие воды прудов. Рубиновыми огнями горели на солнце клены…
Алена сшила на свадьбу платье из желтой парчи с корсажем зеленого бархата и такими же отворотами длинных, спадающих складками рукавов. Ее причуда привела в ужас портниху. Богемный вкус! Эпатажный и легкомысленный.
Приглашенных практически не было. Подружкой невесты пригласили молодую гримершу из студии, с которой Алена часто сплетничала, а свидетелем, конечно, оказался Богдан. Это получилось само собой. Он не мог остаться в стороне от значительного события в жизни своей возлюбленной, и если он понадобился ей в таком качестве, что ж… Судьбу не выбирают, – ее принимают, а там… как получится…
Лида помогала Ивану и бабе Наде собирать зимние яблоки. В саду дымился костер из облетевших листьев.
Почтальон принес конверт с приглашением на свадьбу. Алена писала сестре, чтобы та обязательно приезжала, но только одна. Все будет скромно, по-домашнему. Никакого обильного застолья, пьяных гостей и бестолковой сутолоки. Это нынче не в моде. Да и денег много тратить не стоит. Бабе Наде, Марфе с Ильей и отцу ничего говорить не надо, а то обидятся, что их не пригласили. Пусть для них окажется приятным сюрпризом, когда молодые приедут в деревню провести медовый месяц…
Богдан прожил эти последние недели, словно в угаре. Его никто не узнавал, приятели шарахались в испуге, встречаясь с его воспаленным горящим взглядом. Только Алена ничего не замечала, кроме Сергея, который ежедневно напивался и спал мертвецким сном. С той памятной ночи они ни разу не были близки, почти не разговаривали друг с другом, но соглашение о свадьбе продолжало действовать. Алена готовилась, Сергей пил, не осознавая по-настоящему, что происходит. Оба почему-то верили, что заключенный между ними договор расторгнуть невозможно…
Лида приехала вечером, в разгар веселья, если можно так назвать происходящее. Подружка невесты давно укатила домой. Алена в парчово-бархатном свадебном платье была пьяна и плакала. Богдан ее утешал. Он не мог смотреть, что делает с его возлюбленной наглый «заграничный хлыщ». Ему же наплевать на ее чувства, на ранимую девичью душу! Напился как свинья, даже головы от стола поднять не в силах… Жених, называется! Не такой свадьбы заслуживает его Аленушка. В глубине души зародилось и крепло страшное решение – отомстить подлому, равнодушному мерзавцу.
Богдан с детства испытывал обостренное чувство справедливости. У них с братом были собственные законы чести по отношению к женщинам: любить одну и навсегда, стать преданным навеки, защитить от любого зла.
Горский погубит Алену. Богдан просто знал это. То, что Алена стремительно несется к своей гибели, было для него очевидным. Что этот выродок сделал с ней? А главное, зачем? Ведь он ее не любит! Зачем же тогда женится? Вернее, уже женился.
Богдан скрипнул зубами от злости.
– Поздравляю вас! Желаю счастья и согласия на долгие годы!
Богдан поднял ничего не понимающие глаза. Худенькая, светленькая, похожая на подростка девушка протягивала ему огромный букет цветов. Она сама была бледна, словно вот-вот упадет в обморок. Его принимают за жениха!
– Спасибо. Только не мне полагается вручать, – он с трудом выдавил из себя улыбку. – Вон жених, в том конце стола. Ему нехорошо.
Гостья растерялась. Богдану вдруг стало ее жалко.
– А вы кто? – мягко спросил он и взял у нее цветы.
– Я сестра Алены. Приехала на свадьбу, а… – Лида расстроилась. Она опоздала на свадьбу сестры. Как это могло случиться? Неужели время перепутала? – Это что, уже конец всего?
– Вы очень наблюдательная девушка, – сказал Богдан. – Это действительно конец!
Сестра оказалась совершенно не похожа на невесту, – тонкая и бледная, глаза, как бездонные зеленые озера. Она в смятении. Или в отчаянии? Богдан не догадывался об истинном положении вещей. Интуитивно он улавливал, что девушке так же страшно и неуютно здесь, как и ему. Но почему?
Платье Алены – вот что поразило Лиду. Откуда та узнала? Неужели прочитала письма? Но как они попали к ней? И тут Лиду осенило… Адрес! Как же она сразу не догадалась?! Ведь это квартира Сергея! Но почему свадьба именно здесь?
Ужасная правда, в которую не хотелось верить и которую она гнала от себя, начала доходить до нее, обретая ясность и твердость. Алена и Сергей… АЛЕНА И СЕРГЕЙ! Вот в чем состояла эта убийственная беспощадная правда. Зеленый туман заполнил ее сознание, гулкий медный звон хлынул из темных глубин…
Богдан едва успел подхватить девушку. Что с ней? Наверное, здесь слишком душно. Да и картина безрадостная. Молодые оба пьяные, отрешенные… Алена свалилась рядом с женихом. На столе – грязная посуда, жалкие остатки пиршества. Не свадьба, а поминки.
Он с трудом привел Лиду в себя. Ей не хотелось возвращаться из спасительного забытья туда, где пьяный Сергей праздновал свое предательство. Как она сразу не узнала его?
Жених поднял мутные стеклянные глаза, скользнул ими по лицу Лиды, невозмутимо, совершенно спокойно, как будто он видел ее впервые в жизни, ничего не обещал ей, не целовал ее страстно, до самозабвения, не носил на руках под звездным небом, не произносил клятв любви…
Все, что произошло с ними в лесном доме, оказалось ложью.
Лида не знала, что бывает такая боль, такая неизбывная печаль. Она не верила, что может испытывать такое и все еще жить. Неужели она дышит? Неужели ее сердце бьется? Почему оно не разорвалось в ту самую минуту, когда она узнала в женихе Сергея?
Лида закрыла глаза и увидела перед собой лицо Царицы Змей. Золотая и сияющая, та протягивала ей зеркало, в котором отражалась пустота.
«Смотри в зеркало», – требовала она.
«Но в нем ничего нет!»
«Верно! Счастье и печаль – создания людей. Все зависит от того, что ты хочешь увидеть в зеркале. Ты можешь сдаться, и тогда этот мужчина никогда не будет твоим. Но ты можешь решить, что он любит одну тебя. Это будет твоя правда! Все остальное – только обстоятельства. Сегодня одни, завтра другие. Жизнь – это приливы и отливы…»
– Что со мной? Я брежу? – Лида испуганно уставилась на картину Артура Корнилина.
Ей показалось, что она прекрасно знает это лицо, зеленовато-зыбкое, прозрачное и вместе с тем яркое, горящее и страшное. Оно навевало смертный сон, долгий, как вселенская ночь…
Лиде вдруг захотелось проснуться, вынырнуть из пустоты, в которой только тишина и тоска, неподвижная и холодная, как камень. Ее лихорадило. Сергей принадлежит ей, он любил и будет любить ее, единственную на все времена. Остальное не имеет никакого значения. Эта свадьба – всего лишь комедия на подмостках жизни. Рано или поздно занавес закроется, и актеры будут играть другие роли. Как это случится, неважно. Главное, все будет именно так, как она задумала…