— Возможно, — согласился Святослав Олегович, — но нас остановило несколько моментов. Во-первых, финансовый аспект… — Вице-премьер нахмурился, но ничего не сказал. А Петровский продолжил: — Согласно нашим данным, американцы выдали комбинату огромный кредит и они не согласятся на обычное погашение долга. "Голдман Сакс" инвестировал деньги с расчетом на них заработать, не только вернуть свой кредит на успешной работе комбината, но и получить высокую прибыль.
— Никто не виноват, что они погорели, — пробурчал менее уверенно вице-премьер, — у нac в августе девяносто восьмого погорело множество предприятий.
— Но сейчас не август девяносто восьмого, — заметил Святослав Олегович, — и у власти другой президент.
Вице-премьер, достав вторую сигарету, швырнул пачку на стол.
— Что ты хочешь сказать?
— Наши аналитики полагают, что правительство не допустит банкротства комбината, — когда Петровский хотел, он умел говорить весьма выразительно, — иначе это осложнит всю инвестиционную политику американских бизнесменов. А нам крайне нужны их инвестиции. Мы посчитали и пришли к выводу, что интересы Семена Алентовича не могут перевешивать интересы страны.
— Сильно сказано, — зло усмехнулся вице-премьер, разглядывая свою зажигалку. — Получается, что ты у нас за державу, а я как бы главный твой противник.
— Нет, — возразил Петровский, — вы поверили Алентовичу, а я решил все проверить. Президент и премьер не разрешат обанкротить успешно работающее предприятие. Ни при каких обстоятельствах. Кроме того, американцы потребуют независимой аудиторской проверки. И вы знаете, чем она может кончиться.
— Какой ты у нас, оказывается, патриот! Может, уже в какую-нибудь патриотическую партию записался и заодно им советы даешь?
— Я даю советы тогда, когда меня об этом просят, — пояснил Святослав Олегович, с трудом сдерживаясь. — Но это только финансовый аспект. А есть еще и криминальный. Тот самый Валентин Георгиевич Роговицын, который приходил якобы от вас, был в Нижне-байкальске за день до убийства. И требовал от директора передать ему часть привилегированных акций и срочно ввести их представителей в Совет директоров. Когда директор отказал, его убили. Очень интересное совпадение. Его убили на следующий день…
— Ты зачем рассказываешь мне такие гадости? — разозлился вице-премьер, швыряя золотую зажигалку. — При чем тут какой-то Роговицын? Я никогда о нем не слышал и слышать не хочу. Или ты решил меня шантажировать?
— Нет, нет, конечно. Но я обязан рассказать вам все аспекты дела, чтобы вы знали, почему я отказал Роговицыну.
— Объяснил, значит. Только ты не думай, что сможешь поссорить меня с премьером. Или с президентом. Это они меня сюда посадили. И ты мне сказки не рассказывай. Если не хочешь работать, не работай.
— Мы решили, что нужно сыграть по-другому — сообщил Петровский, — поэтому я и пришел к вам.
— Что ты хочешь?
— Чтобы вы продолжали поддерживать Семена Алентовича.
Вице-премьер опять нахмурился. Он был достаточно умным человеком, но теперь не мог понять, что именно предлагает его собеседник. Однако переспросить не позволяла гордость. Петровский, взглянув на него, повторил:
— Мы все просчитали. Нужно сыграть на понижение. Жуковский будет убежден, что мы, следуя первоначальному плану, пытаемся обанкротить комбинат. И конечно, он поймет, что нужно избавляться от своих акций. Я знаю, как и через кого он начнет их сбывать. Можно выкупить у него контрольный пакет по очень низкой цене, не прибегая к процедуре банкротства. А затем объявить о получении дивидендов за прошлый год. Если узнают, что контрольный пакет акций уже находится у Алентовича, акции комбината взлетят до небес. Значит, цель будет все равно достигнута. Мы не поссоримся с американцами и передадим комбинат Алентовичу…
Вице-премьер молчал. Он обдумывал ситуацию. Наконец проговорил:
— Хитро придумал, неплохо. Твой вариант мне нравится гораздо больше, чем план Семена Борисовича. Только Жуковского придется убеждать гораздо дольше, чем меня.
— Убедим, — кивнул Петровский. Он намеренно оглянулся по сторонам. И неожиданно достал из кармана скремблер, положил его на стол.
— Что это? — криво усмехнулся вице-премьер. — Записываешь наш разговор?
— Этот прибор искажает возможную магнитную и цифровую записи, — пояснил Святослав Олегович.
— У нас здесь никого не подслушивают, — не очень уверенно заявил вице-премьер.
Петровский взял лист бумаги и написал своим четким, почти каллиграфическим почерком: "Есть еще один игрок, который владеет большим пакетом акций".
Вице-премьер покачал головой и громко сказал:
— Больше никого нет.
Петровский нахмурился и сделал еще одну запись: "Через два дня у него будет шесть процентов акций. Вы можете это проверить через его компанию".
Вице-премьер прочел, взглянул на Петровского. Затем подвинул к себе лист бумаги и размашисто написал:
"Название компании?"
"Мостраст", — вывел Святослав Олегович.
Нужно было видеть лицо вице-премьера! Он потерял весь свой лоск, как-то съежился и сразу вспотел. Достав носовой платок, вытер лицо, уставился на своего собеседника.
— Но это…
— Да, — перебил его Петровский, — все правильно. И еще…
"Два процента получит известный вам человек", — написал он следующую фразу.
— И он тоже? — прошептал вице-премьер.
Они оба отлично знали, что компания "Мостраст" принадлежит самому Климентьеву. Но вице-премьер все никак не мог успокоиться. Он опять подвинул к себе листок бумаги и, чтобы проверить самого себя, написал фамилию руководителя администрации президента.
— Да, — подтвердил Святослав Олегович, постучав пальцем по фамилии Климентьева.
Вице-премьер опять задумался. Затем снова схватил ручку.
"Мы все проверим. Ты уверен, что в «Мостраст» будут переведены шесть процентов акций?"
"Абсолютно уверен", — отобрав у него ручку, черкнул Петровский.
Вице-премьер прочел его ответ. Затем поднялся, нашел зажигалку, собрал все листы в пепельницу и поджег. Какое-то время они молча смотрели, как листы превращаются в пепел.
— Ты подсказал мне очень интересный вариант, — наконец мрачно произнес вице-премьер. — Если все действительно так, то мне придется с тобой согласиться. И я буду тебе благодарен за помощь.
— Нужно, чтобы никто не узнал о нашем разговоре, — напомнил Петровский, — даже Алентович.
— Правильно, — у вице-премьера серьезно испортилось настроение.. — Чем больше здесь работаю, тем больше удивляюсь, — признался он. — Иногда удивляюсь очень сильно.
— У вас такая специфика, — позволил себе пошутить Петровский. — До свидания. Я свяжусь с вами послезавтра.
Из здания кабинета министров он вышел хорошем настроении. Игра началась, теперь нужно ждать звонка Семена Алентовича..
Глава 10
Алентович позвонил через три дня, как раз тогда, когда сразу в двух газетах появились большие статьи о бедственном положении Нижнебайкальского комбината. Первую статью заказали сотрудники Алентовича, заплатив за нее и журналисту, и редактору популярной газеты. В ней говорилось о возможном банкротстве комбината и о криминальной обстановке в городе. Статья была откровенно пессимистической, положение на комбинате выглядело катастрофическим. Вторая статья, появившаяся в другой популярной газете, была оплачена уже пресс-службой агентства «Миллениум». В ней журналист пытался обрисовать более объективную картину хотя указывал на сложное положение Нижнебайкальского комбината. Но при этом как бы вскользь упомянул и беспрецендентный американский кредит известного банка.
Узнать, кто заказывает и оплачивает такие статьи, на самом деле совсем нетрудно. Достаточно заплатить их авторам еще раз и можно получить любые сведения. Не говоря уже о том, что всегда легко вычислить, кому это выгодно. Алентовичу определить заказчиков второй статьи не составило никакого труда. Именно поэтому он позвонил Петровскому.
— Нам нужно встретиться, — предложил Семен Борисович, — мне кажется, у нас есть о чем поговорить.
— Мне тоже так кажется, — любезно согласился Петровский. Он помнил, что говорит с одним из самых богатых людей в стране по версии "Форбса".
Лица этих людей часто появляются на страницах газет и журналов. При этом никто не задает им вопроса, как могло так получиться, что в течение нескольких лет эти господа вдруг смогли заработать миллиарды долларов? Никто не спрашивает, почему семьи всех этих миллиардеров не живут в стране, где делаются основные деньги. Никто не интересуется, какие налоги уплатили эти люди за последние десять лет и каким путем стали владельцами несметных богатств? Просто ввели в оборот термин «олигархи», быстро ставший привычным, и, похоже, приучили население к мысли, что верховный совет страны — это не болтливые депутаты Государственной думы и не заседание напыщенных министров, а совет самых состоятельных людей. О них создаются легенды, придумываются мифы, на них работают имиджмейкеры и рекламные агенты. Но скрыть внутренний испуг олигархов они не могут. Каждый из появившихся на страницах «Форбса» опасается не только за свою судьбу, но и за жизни своих близких, понимая, какой лакомой приманкой они являются для "отморозков" всех мастей. Каждый из так называемых «олигархов» точно знает, что все его состояние держится не на личных качествах, не на проницательности, деловой хватке или уме, а на банальном воровстве государственных ресурсов и поддержке государства. Все крупные состояния создавались исключительно при поддержке государственных кредитов, бюджетных денег и природных ресурсов, отнятых у своего же народа.
Лишенные государственной поддержки, даже самые богатые олигархи постепенно теряют свое влияние и, как следствие, свой авторитет, свое богатство. Таковы правила игры, которые были установлены еще при прежнем президенте. Любой олигарх мог делать все что угодно по отношению к своим сотрудникам, своим конкурентам и собственному народу. Но он не имел права нарушать правила общей игры: не отдавать часть денег чиновникам, не выделять необходимые средства на избирательные компании и не признавать безусловную власть одного человека в стране. Власть беспредельную и не ограниченную никакими законами. Только при соблюдении этих правил олигархи имели право на существование.
— Давайте встретимся в "Царской охоте", — предложил Алентович, — там можно нормально посидеть и поговорить.
— На Рублевском шоссе? — уточнил Петровский.
— Да, — ответил Алентович, — я буду ждать вас в пять часов вечера.
Ровно в пять Петровский подъехал к ресторану. Его «Мерседес» привычно сопровождал «джип» с охранниками. У ресторана уже толпились телохранители Алентовича. Олигарх, выросший в страшной нищите и в коммунальной квартире, любил, чтобы на выезде его охраняло не меньше десяти человек. Не успел Петровский войти в здание ресторана, как к нему шагнул предупредительный метрдотель.
— Вас ждут в верхнем зале, — подобострастно сообщил он, очевидно узнав посетителя.
Святослав Олегович кивнул и поднялся на второй этаж, где его уже ждали. В комнате кроме Алентовича сидел еще один человек, которого знали в лицо многие журналисты и не знали многие жители огромной страны. Это был Аркадий Наумович Шустер — глава крупнейшего банковского объединения страны.
— Добрый вечер, — Петровский не удивился, увидев здесь Шустера. Ему было известно о тесной связи этих людей, сидящих в небольшой комнате.
— Здравствуйте, — Алентович шагнул к нему, протягивая руку для рукопожатия. Он был среднего роста, с цепким, колючим взглядом, немного выпученными глазами, коротко остриженный. Шустер выглядел его полной противоположностью: ниже среднего роста, полноватый, рыхлый, с одутловатым лицом и маленькими глазками. "Рука у банкира оказалась мягкая и рыхлая, даже не рука, а ладошка", — подумал Петровский, пожимая ее.
Они уселись за стол, уже заставленный легкими закусками. Молодой официант принес бутылку водки, ловко открыл ее, разлил по рюмкам.
"Два еврея и один одессит начинают разговор с водки", — подумал, улыбнувшись про себя, Петровский. Ему вдруг стало смешно. Выросший в интернациональной Одессе, он никогда не понимал пещерного национализма некоторых своих соотечественников в Москве. Евреи были соседями и друзьями его семьи в Одессе, а рядом жили греки и армяне, русские и украинцы, татары и молдаване, грузины и караимы. В Одессе всех людей разделяли на знакомых и незнакомых, тех, кому можно доверять свои деньги и кому нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Все остальные разговоры о национализме Петровский считал лишь пустой тратой времени. С другой стороны, он прекрасно знал, что среди самых богатых людей в стране много людей именно еврейской национальности. Но считал это нормальным. Евреи традиционно занимались банковскими и финансовыми вопросам, только потому, что во многих странах мира, в том числе и в царской России, их не брали в армию и на государственную службу. И лишь в Советском Союзе, где было провозглашено интернациональное братство, евреи были нежелательными элементами в ряде высших учебных заведений, в специальных школах, правоохранительных органах и на партийной работе.
И все-таки, несмотря на процветающий антисемитизм, среди научных сотрудников академических институтов было очень много евреев, которые традиционно ценили хорошее образование. Плохо занимающийся еврейский мальчик — это вообще нонсенс, хотя в Одессе встречались и такие. Когда началась перестройка, именно эти, хорошо образованные мальчики, и начали делать большие деньги, ринувшись в бизнес. Сказывались многовековые традиции, обязательная взаимовыручка и нестандартное мышление.
Петровский часто задумывался над природой столь отвратительного явления как антисемитизм. С годами он пришел к выводу, что обычная зависть, недоверие и собственные просчеты легче всего проецируются на чужой успех, вызывая еще большее озлобление и зависть. Только абсолютно уверенный в себе человек не страдает комплексом неполноценности. Только абсолютно уверенная в себе нация избегает бацилл антисемитизма.
Все трое подняли рюмки и, не чокаясь, выпили. Петровский обратил внимание, что его собеседники лишь пригубили водку. Он тоже сделал один небольшой глоток и поставил рюмку на стол.
— Мы хотели с вами увидеться, чтобы поговорить о наших проблемах, — начал Алентович. — Нам казалось, что мы вели себя достаточно честно по отношению к вам. Наш представитель просил вас о помощи, но вы ему отказали. Мы предлагали очень большие деньги за сотрудничество, понимая, насколько авторитетно ваше агентство. Однако после вашего отказа решили обойтись собственными силами.
— Да, — благодушно поддержал своего друга Аркадий Наумович, — мы выделили хорошие деньги.
— Боюсь, что ваш представитель не понял мотивов, которыми я руководствовался, — улыбнулся Петровский, — мы не могли с ним договориться, так как у нашего агентства был совсем другой план.
— Другой план? — переспросил Алентович. — Очень интересно. А вам не кажется, что вы немного перепутали ваши функции? Вы аналитическое агентство, а не банк, который занимается акциями комбината. И план составляем мы. Или банковское объединение, которое представляет наш уважаемый Аркадий Наумович. Но никак не ваше аналитическое агентство. Или у вас есть лишние несколько сотен миллионов долларов? В таком случае сами купите комбинат и мы закончим все наши разговоры.
— У меня нет таких денег, — признался Петровский, — и полагаю, вам это известно.
— Тогда почему вы отказываете нам? — жестко спросил Алентович. — Решили, что Жуковский даст вам больше денег? Не надейтесь, у него сейчас очень сложные времена. И почти нет денег. Комбинат — его последняя ставка. Как только у него отнимут комбинат, он будет окончательно разорен.
— И вам нужно его разорить? — полюбопытствовал Святослав Олегович.
— Это наше дело, — ответил Алентович, — мы сами решаем, что именно нам нужно сделать. И нанимаем нужных людей.
— Меня не нанимают, — разозлился Петровский, — меня просят о сотрудничестве или приглашают.
— Возможно, я неудачно выразился, — согласился Алентович, — но вы должны знать, что нас несколько смущает такая деятельность вашей конторы, — он все-таки не удержался, чтобы назвать агентство «Миллениум» конторой.
— Чем именно?
— С одной стороны, вы отказываете нам, а с другой — проплачиваете статью нужного нам характера. С небольшой поправкой на банковский кредит «Голдман-Сакса». И тогда мы удивляемся. А когда мы удивляемся, мы хотим точно знать. Почему вы решили выступить на нашей стороне? Или вас попросил кто-то еще? Вы видите, мы предельно откровенны и хотим получить от вас такой же предельно честный ответ.
— Наши аналитики полагают, что ваша идея может оказаться удачной, — сказал Святослав Олегович, — мы тоже просчитали варианты и согласились с вашим планом.
— Тогда почему вы отказали нашему представителю?
— У него репутация проходимца, — улыбнулся Петровский. Ему было приятно сказать именно это слово, в ответ на «контору», услышанную от Алентовича.
Тот понял его ответный намек и усмехнулся. У очень богатых людей редко бывает плохое настроение. Оно колеблется в амплитуде от очень хорошего до просто хорошего. Когда нет главных проблем, волнующих всех остальных, можно позволить себе пребывать в благодушном состоянии.
— Возможно, — кивнул Алентович, — очень даже возможно, что не только репутация. Но нам иногда приходится прибегать к услугам подобных людей. Какие времена, такие нравы, — проговорил он, перефразируя известную поговорку, — я знаю, что и вы не слишком щепетильны в выборе средств, которыми достигаете поставленной цели. Мне рассказывали о вашей феноменальной способности решать любые вопросы. Говорят, что в прошлом году в Курске вы провели своего кандидата, невзирая ни на какие трудности. Я даже слышал абсолютно анекдотическую историю о сопернике вашего кандидата в депутаты. Рассказывают, что он погиб за два дня до выборов, но ваши люди его выкрали и спрятали труп, чтобы вашего кандидата не сняли из-за безальтернативности его кандидатуры. Я, конечно, не верю всяким слухам, но мне рассказали, что даже главный врач не смог выйти из своей квартиры, оказался замурованным в ней, ваши люди просто заварили ему дверь. Это правда или только слухи?