Полицейские связываться не решились, хотя и следовали за нами неотступно до самой «Паллады»…
Крейсер-авианосец «Паллада» был относительно пожилым кораблем. Он был построен в семьдесят седьмом году, но в две тысячи четвертом прошел полную реновацию с изменением функций. Так что его можно было считать новым кораблем.
Он был последним в серии шести систершипов, построенных в соответствии с военно-морской доктриной второй половины двадцатого века. Тогда, после двух десятилетий бурного развития авианосцев, за которое авианосцы прибавили в весе в два-три раза и превратились из средства обеспечения ПВО линкоров в самостоятельные и очень мощные ударные единицы, возник вопрос, как воевать против авианосцев. Один из асимметричных ответов – развертывание мощных подводных сил. Тем более первые атомные подводные ракетоносцы появились в пятидесятые, а вот первые атомные лодки – охотники – как раз в конце шестидесятых. В конечном итоге лодок-охотников во флотах стало столько, что возникла серьезная угроза для авианосцев.
Основная угроза для подводной лодки – это торпеды и глубинные бомбы. Кроме того, для обнаружения торпедной подлодки нужны буи, большое количество акустических буев, и, возможно, морские мины – быстро заминировать опасный участок, чтобы преградить выход подлодки на огневой рубеж. Встала проблема и морских мин – во Второй Тихоокеанской японцы активно использовали подводные минные заградители. Мины стали для кораблей столь опасными, что стало невозможно использовать ни минные тральщики, ни минные тралы на больших кораблях – единственными средствами борьбы с современными минами стали буксируемые тяжелым вертолетом минные тралы и боевые пловцы из подводных команд разминирования. Современная война требовала наличия на борту ударной авианосной группы не менее десятка различных вертолетов, в том числе тяжелых. В то же самое время вертолетного ангара по тем временам не было даже на некоторых крейсерах старых проектов, не говоря о фрегатах и эсминцах. К тому же в это время были списаны последние летающие лодки – Вторая Тихоокеанская показала, что выжить в современном бою они не могут, и к тому же – на флоте не стало самолетов, которые могли бы нести и применять торпеды. Вообще не стало…
Несколько тяжелых катастроф показали опрометчивость «немедленного» решения – за счет сокращения авиагруппы тяжелого авианосца ввести в него восемь вертолетов. Да, у авианосца есть спасательные вертолеты, но это все не то. Палубная команда авианосца не могла обеспечить одновременную летную работу двух принципиально разных типов летательных аппаратов – самолета и вертолета – с палубы авианосца. Для базирования восьми тяжелых вертолетов «Сикорский», способных нести четыре торпеды, а не одну как вертолеты других флотов, потребовалось слишком сильно сократить боевые возможности ударного авиакрыла авианосца. Получился этакий недоавианосец и недовертолетоносец. Вертолет требовал своих запчастей, своего запаса топлива, несовместимого с реактивным. Летный штаб авианосца тоже оказался не в состоянии обеспечить управление одновременно и вертолетными, и самолетными вылетами. В итоге ситуация зашла в тупик.
У морской пехоты были самостоятельно построенные корабли, на которых базировались вертолеты, но флот счел их недостаточно мореходными, неспособными поддерживать ход авианосного ордера в течение длительного времени. В итоге шесть крейсеров – три уже построенных и три заложенных – перестроили в специализированные легкие вертолетоносцы. По расчетам, для обеспечения надежной противолодочной защиты авианосного ордера требовалось не менее четырех работающих вертолетов «Сикорский». Новый крейсер-авианосец нес десять, из них четыре могли работать, шесть – ремонтироваться, дозаправляться и быть в резерве. Таких крейсеров-авианосцев построили шесть – по числу существовавших на то время авианосных ордеров.
В девяностые годы эта проблема была решена по-другому. Авианосцы крайнего проекта изначально были спроектированы под восемь вертолетов противолодочной борьбы. Крейсера дальней океанской зоны в качестве обязательного требования должны были иметь ангар на три средних или два тяжелых вертолета, фрегаты – на два средних или один тяжелый, эсминцы – на один средний. Современные системы связи и управления с использованием боевого Интернета позволили-таки штабу авианосца управлять и вертолетами, и самолетами одновременно. То есть ударная авианосная группа нового проекта оказалась способна сама обеспечить свою противолодочную и противоминную оборону, без использования специализированного корабля.
Крейсеры-вертолетоносцы хотели списать, но передумали. Все они прошли модернизацию и стали использоваться как специализированные корабли-стационеры. Вместо десяти противолодочных вертолетов на них стали базироваться два тяжелых вертолета «Сикорский-80» для высадки морской пехоты и четыре ударных – для ее огневой поддержки. Изначально на крейсере был очень мощный информационный центр, потому что крейсер-вертолетоносец в составе УАГ должен был полностью принимать на себя роль штаба противолодочной и противоминной борьбы – его модернизировали и превратили в разведывательный центр. Для обеспечения решения задач, возлагаемых на суда-стационеры, на корабле забазировали роту морской пехоты. Команды подобрали с особой тщательностью – они должны были и заниматься разведкой, и представлять Империю на чужбине. Именно к такому кораблю мы сейчас причаливали – под дулами автоматов дежурной смены морской пехоты, занявшей позиции на палубе. Судя по тому, что крупнокалиберные пулеметы были расконсервированы и поставлены на станки, на корабле было объявлено военное положение…
– Бросай конец! – проорал Островский, когда мы притерлись к борту.
– А еще тебе ничего не бросить, салага? Ты кто такой вообще?
Островский явно разозлился. Не хватало терпения и снисходительности к ошибкам других – я неоднократно ему на это указывал. Хотя, может, второе – это и не недостаток…
– Хрен в пальто! Я адмирала везу! Повыступаешь – понарезаешь у меня круги… Давай штормтрап, пока окончательно не разозлился!
Островский намекал на один из видов наказания, который применялся на судах на стоянке. Проплыть сколько-то кругов вокруг судна в форме. Вода в порту грязная, а форму – потом только что новую заказывать…
Сверху начали спускать штормтрап.
– Что нового?
Бердынский мне понравился. Слишком молодой для капитана, а значит – зубами рвать будет, чтобы доказать, что достоин. Это хорошо…
– Пока ничего, господин вице-адмирал. Я отменил все увольнения, объявил боевую готовность. Наш судовой юрист[37] сидит в полицейском комиссариате, но пока…
Самый лучший способ подружиться с человеком, заставить его признать ваше превосходство – быстро и эффективно решить проблему, которую он решить не может.
– Хотите, ваш человек, тот, который в больнице, будет здесь в двадцать четыре часа?
– Вообще-то…
– Без условий. Не время честной игры. Хотите или нет?
– Так точно.
– Дайте телефон. И справку по оперативной обстановке в городе.
Зазвонил телефон. Спутниковый. Когда я сидел на авианосце вне зоны подавления, он был включен, потому что мне мог звонить кто угодно и с чем угодно. Друзья. Друзья друзей. Сеть была раскинута, и оставалось только ждать, когда и кто ее потревожит…
– Мистер Воронцов, мое почтение…
Так и есть. Микеле Альвари. Сейчас уже – Дон Микеле, один из некоронованных королей Танжера, бежавший со всей семьей из разгромленного англичанами Нью-Йорка. Семьей… ну вы понимаете, что я имею в виду.
– Мое почтение, дон Микеле. Как поживает Руби?
Мафия – весьма интересная организация, многие считают их преступниками, но на самом деле это криминальные бизнесмены – что все же лучше шакалящих по улицам отморозков с ножами и палками. Мафия также представляет немалые возможности при проникновении на враждебные территории… я имею в виду агентурное, не военное проникновение. Но в то же время у них есть правила, Кодекс Чести, которому они следуют. Если не оскорблять их, не делать то, что унизит тебя в их глазах, это лучшие друзья. Дон Микеле стал доном исключительно потому, что за ним, по слухам, стояли русские. А верны эти слухи или нет – неважно, желающих проверить нет.
– Снова беременна.
– Поздравляю.
– Пока не с чем.
– Надеюсь, это будет мальчик.
– Я тоже на это надеюсь.
У дона Микеле было две дочери – уже две. По меркам итальянцев, тем более сицилийцев, большое несчастье, это все равно что нет детей.
– Я слышал, в Танжере неспокойно… – перешел я к делу.
– Для этого я и звоню вам, чтобы все прояснить. Это не наши.
– Вот как?
Мой вопрос был понятен. Он отражал сомнения в возможностях мафии контролировать город.
– Для этого я и звоню вам, чтобы все прояснить. Это не наши.
– Вот как?
Мой вопрос был понятен. Он отражал сомнения в возможностях мафии контролировать город.
– Никто из нас не давал им разрешения на такое.
– В таком случае накажи их. А если хочешь нам помочь – сделай кое-что другое. Ты же не хочешь стрельбы в городе…
Микеле помолчал.
– Вы где?
– Ближе, чем ты думаешь. У твоего порога. Сейчас принимаются решения. И ты знаешь, какими они могут быть.
Я помолчал.
– Вы могли бы продемонстрировать свое дружелюбие, отдав нам раненого сержанта, который сейчас в вашем госпитале под охраной полиции.
– Это возможно, – быстро сказал Микеле.
В самом деле. Связи с полицией есть и неприятности не нужны.
– Я могу послать людей?
– Дайте мне шесть часов.
– И еще одно. Я думаю, мы оба знаем, кто это мог сделать и где он находится. Я не прошу вас разбираться с этими людьми. Это наше дело. Но тебе не кажется, что было бы правильным, чтобы общество выразило им свое мнение по поводу того, что они сделали, какую беду навлекли на город? Как ты считаешь?
– Это тоже возможно, – подумав, сказал Микеле.
Микеле, Микеле… Все-таки прекращать надо, завязывать тебе с преступной деятельностью. Ты-то думаешь, я просто хочу, чтобы вы, община, мафия, надавили на Касбу, чтобы сделать ее более сговорчивой во время переговоров по освобождению. Ты даже не представляешь, что мы собираемся сделать, и лучше тебе этого не знать! Но, право, прекращал бы ты эти дела с наркотиками. Выращивал бы скот, оливки…
– Хорошо. Я буду на связи…
Я сбросил звонок, набрал новый номер.
– Зенит на связи…
– Зенит, это первый. Что с птицей?
– Птица взлетела. Идет к вам. Изображение – на двадцать пятом канале, выделенное.
– Хорошо, отбой.
Я отключил телефон.
– Вот и все. Мне нужен ваш разведцентр.
12 января 2015 года
Танжер, Испанское Марокко
Район Шарф
Если мафия хотела с кем-то разобраться в Танжере – она делала это тихо, быстро и эффективно…
Рано утром, когда солнце только-только осветило старые стены Танжера, у одного из зданий в дорогом районе Шарф остановились две машины. Серо-стального цвета, «четырехглазый» британский «Даймлер» с двенадцатицилиндровым мотором и сопровождавший их «Данжель-504», пикап с двойной кабиной, переделанный из легкового универсала «Пежо». Визит был явно недружественный, но сторож на воротах старого двухэтажного дома безропотно открыл ворота. Он знал, кого следует гнать пинком и проклятьями, кого угрозами, а кому следует открыть, пока не стало хуже. Приехавший человек относился именно к такой, последней, категории.
Проехав короткой, мощенной брусчаткой дорогой, похрустывая брусчаткой под широкими шинами, «Даймлер» остановился на поворотном круге у старой виллы – поворотный круг образовывал здесь старинного вида фонтан, в котором воды не было лет пятьдесят. «Данжель» остановился на подъездной дороге – и из него совершенно открыто выбрались люди с автоматическими винтовками и помповыми ружьями.
Высокий, благородного вида старик, чьи поседевшие бакенбарды выдавали французское происхождение, держа себя как на военном параде, с достоинством поднялся на три ступеньки к двери и постучал по ней тростью, набалдашник которой представлял собой голову орла. После небольшой заминки дверь открылась.
Молодой человек, можно даже сказать мальчик – черноглазый, с босыми ногами, одетый в черную безрукавку и белые свободные штаны, – поклонившись, повел человека анфиладой комнат. Когда-то эта вилла была построена для европейца, но сейчас в ней жил мусульманин, правоверный. Дом был перестроен, с тем чтобы отделить женскую половину от мужской и чтобы женщины могли существовать в этом доме, лишний раз не пересекаясь с мужчинами, тем более с гостями. Отчего большой дом превратился в некий лабиринт, в котором даже живущим в этом доме с трудом можно было сориентироваться…
Мальчик привел гостя в комнату, в которой ничего не было, кроме натертого воском пола и киблы на стене – указателя направления на Мекку. Луч света медленно полз по навощенному паркету пола к голому по пояс лысому человеку, который совершал сейчас намаз, истово совершая поклоны и бормоча слова какого-то по счету раката…
Мальчик оставил их одних.
Гость огляделся, но присесть было некуда, в комнате совершенно отсутствовала мебель. Тогда он прислонился к стене и постучал тростью по полу.
– Твои грехи не замолить, Мухаммед, как бы ты ни пытался, слышишь?
Хозяин дома не ответил – он продолжал молиться.
Северная Африка – место, где ислам побеждает традиционные верования африканских народов, в основном примитивно-анималистические. На севере Африки негритянская кровь мешается с арабской и с кровью египтян – загадочного и древнего народа, давая миру как великих мореплавателей, купцов, воинов, так и великих подонков. Человек, который сейчас столь усердно просил Аллаха о прощении, безусловно, относился к числу последних. В той же Франции ему бы грозила гильотина совершенно определенно. Наркоторговля, работорговля, детская проституция, разбирательство людей на органы, незаконная торговля драгоценными камнями – полный набор, в общем. Но здесь, в свободном городе Танжере, ему не грозило ничего, но только до тех пор, пока он и его люди соблюдали правила игры. Если нет – суд мафии более скор и жесток, чем суд государства. И гость прибыл в этот дом, чтобы напомнить хозяину об этом.
Наконец, произнеся заключительные слова молитвы и дважды совершив символическое вуду – омовение, хозяин дома поднялся. Несмотря на возраст, он вовсе не производил впечатления дряхлости, и четверо его жен с многочисленным, постоянно пополняющимся выводком детей подтверждали это. Он был лыс, крепок, суров и чем-то напоминал янычара. Или палача султана…
– Зачем ты приехал? – спросил хозяин дома, сверля гостя черными, злыми паучьими глазами.
– Передать тебе решение Копполо.
– Вот как? Почему же тогда меня не позвали, а?
– Потому что ты не из нас. И твои люди не из нас. И ты творишь зло в этом городе. Слишком много зла.
– Можно сказать, что вы – божьи ангелы!
– Нет. Но мы нарушаем закон, чтобы заработать деньги и защитить свои семьи. А ты нарушаешь закон, потому что твой гребаный Аллах приказывает тебе это делать…
Хозяин не двинулся с места.
– Разве у меня не стало верных людей, что ты приходишь и оскорбляешь меня и моего бога в моем же собственном доме?
– Нет, Мухаммед, у тебя много людей. Пока. Твои люди устроили перестрелку в порту, убили одного русского, ранили другого и похитили третьего. Это было сделано без разрешения общества, и это может вызвать проблемы у всего общества.
– Это были не мои люди!
– Неважно. Это ты привел их сюда, это ты дал им кров и стол. Это ты даешь им деньги, чтобы они лили кровь. Общество дает тебе сорок восемь часов срока, чтобы найти русского и вернуть его. И убрать из города всех, кто создает проблемы. Если нет, тогда убирайся сам вместе со своими многочисленными людьми.
Хозяин дома нахмурился:
– Попробуй убрать меня сейчас.
– Я здесь не для этого. Я все сказал. Дорогу назад найду сам…
Мухаммед Фатех, лидер мусульманской общины Танжера и одновременно главарь организованной преступной группировки Касба, с мрачным видом смотрел в окно на отъезжающий британский лимузин. Он сохранил лицо перед гостем, но не решил ни единой проблемы из тех, которые готовы были свалиться на него подобно самосвалу кирпичей. Да, его группировка первая по численности, они плотно держат порт, контролируют грузовые компании, заправляют в профсоюзах моряков и грузчиков. Да, он может найти за день сотню готовых на все отморозков, на него работают даже бывшие испанские и французские легионеры, ставшие профессиональными убийцами и наемниками. Но если сицилийцы, которые последнее время приобрели очень большое влияние в городе, объединятся против него, они пустят ему кровь и выбьют из порта. И было бы из-за чего…
Мерзость какая…
В дверь скользнул мальчик.
– Пришел Аслан-эфенди, аба…
– Пусть войдет…
Аслан-эфенди отвечал за работу припортовых кабаков, баров, наркоторговцев в них и шлюх. Бары Танжера широко подходили к понятию «хорошие практики обслуживания» – например, в кальяне, который вам подадут, в курительной смеси может оказаться трава-мурава, и на следующий день вы очнетесь на пустыре, с пустыми карманами и жутко болящей головой. Многие апартаменты на втором и третьем этажах домов оборудованы видеокамерами, так что не удивляйтесь, если маленькое пикантное приключение превратится в большой-пребольшой шантаж. И много чего другого было в припортовых кабаках Танжера – но вот исламским экстремистам там разгуляться не давали.
– Аллах да благословит вашу руку, эфенди! – покорно приблизился Аслан.