Ру был настроен более чем миролюбиво.
– Ася, – кивнула Репина.
– Ну… – улыбнулся Крошка Ру. – А я, значит, Андрей! Будем знакомы, – и он с облегченнием потряс Асину руку. – Маленькая ты какая, – довольная улыбка раздирала ему рот. – Ну, ты, если что, подходи, – щедро предложил он. – Обидит кто-то или… вообще. Ну, и… – Сжатым кулаком он покрутил в воздухе. – С праздниками!
– Спасибо, – пискнула Ася, отходя в сторону.
– Погоди! – Ру заспешил следом за ней. – Телефончик бы дала. Ну… если что..
Ася испуганно заметалась. Что она скажет родителям, когда они в телефонной трубке услышат эти «Ну» и «Если что», как объяснит явление такого чуда в их квартире?
– Я, если что, сама позвоню, – быстро ответила Ася, пятясь подальше от площадки.
– А… – Кулак впечатался в широкую ладонь. – Лады…
Они с Лерой уже почти ушли со двора, когда им вслед долетел вопрос:
– А номер-то?
– У меня есть, – махнула рукой Репина и припустилась бегом, боясь, что он побежит за ней. Но ее никто не догонял.
Энтузиазма бежать ей хватило всего шагов на сто, потом она стала задыхаться, и пришлось перейти на шаг.
– Ты представляешь? – с трудом переводя дух, произнесла она. – Вот это тип!
– Откуда он взялся? – От бега лицо Леры снова стало розовым, со щек сошла болезненная синева.
– Из десятого, – отмахнулась Ася. – Ты же ничего не знаешь! А у нас столько событий!
Она стала быстро рассказывать о шумном декабре, избегая, конечно, неприятных для Гараевой моментов, а сама постоянно ловила себя на том, что невольно улыбается. И вроде бы не с чего – вон какой сегодня выдался неудачный день, но все же ей было приятно. Никто никогда не обращал на нее внимания, и маленький рост она всегда считала главным своим недостатком. А тут вдруг она кому-то понравилась! И пусть для начала это будет увалень Крошка Ру. Все равно, она не могла скрыть свой восторг.
И только где-то далеко-далеко на горизонте маячила одна неприятная мысль.
Жеребцова!
С ней надо было как-то объясниться.
Дома Ася с ногами забралась в любимое кресло, натянула на себя плед.
– Тебе звонили! – появилась на пороге комнаты мама.
– Кто? – вынырнула из-под мягкой шерсти пледа Репина.
– Не представились. – Мама помахала в воздухе рукой, вспоминая. – Мужской голос…
– Павел? – вылетела из своего гнезда Ася.
Она успела только почувствовать, как пятки встали на холодный паркет, на долю секунды удивилась, почему окружающий мир такой нечеткий, и вдруг все пропало.
Когда Репина открыла глаза, вокруг было почему-то очень светло. Медленно, словно сквозь пленку, до нее доходила саднящая боль в локте, пульсирующая на лбу и ноющая в плече.
А еще было очень мокро, словно она опять упала в сугроб и не успела вытереть лицо.
– Мама! Мама! – как всегда, первым заорал Санька. Стало легче дышать – брат сполз с Асиной груди. Но зато тут же сверху на нее навалился Ванька.
– Смотрит, смотрит, – подтвердил он и больно уперся ей в живот острыми локтями.
– Отвали, – прохрипела Репина, поворачиваясь на бок.
Ощущение было какое-то невероятно чудесное, голова была звеняще-пустой, в ней не металось ни одной мысли, и от этого было вдвойне приятно.
– Ну, ты что это? – Перед Асиными глазами показались истертые розовые тапочки. – Завалилась. Вставай!
Репина села, и на нее вновь полез Санька. Ася поморщилась, потому что брат чувствительно толкнул ее в зудящее плечо.
– А ты так взяла и упала, – сообщил ей Санька. – Стояла, стояла и… – Не найдя слов, он показал ладошкой, как падала Репина. Выходило, что плашмя.
– Чуть стол не своротила, – мама из кухни принесла еще один стакан воды. Первый, судя по всему, она вылила дочери на лицо. – Что ты так вскочила-то?
Ася с интересом изучала разбитый локоть. Надо же, какой синячище будет, а она ничего не помнит – ни как падала, ни как ударилась…
– А ну, мелюзга! Быстро в кухню, мультики смотреть, – выгнала братьев из комнаты мама. Второго приглашения Саньке с Ванькой не потребовалось, через секунду из кухни послышалась бодрая мелодия очередного мультсериала. – Давай-ка садись, рассказывай. – Мама бросила полотенце на стол и устроилась на стуле. – Что там у тебя происходит?
– Голова болит, – начала издалека Ася, все еще лежа на полу.
– Это понятно. Что еще?
– Четверть закончилась, – ушла еще дальше от темы Репина.
– Поздравляю. – Мама машинально придвинула к себе полотенце, словно уже собиралась вскакивать и бежать в кухню. – Дальше?
– Гараева приехала, – сообщила Ася.
Что она еще могла сказать? Признаться, что весь день фигней страдала? Сначала пыталась подстроить так, чтобы Павла побили, потом бегала от ненормальных десятиклассников, Цезарь еще этот бешеный, Олег с гитарой, Жеребцова со своими звонками, Крошка Ру, Павел… Павел!
– А кто звонил-то? – забеспокоилась она.
– Ну-ка, посмотри на меня.
Мама снова отложила полотенце и взяла ладонями Асино лицо. Руки ее пахли каким-то моющим средством, шершавая кожа неприятно царапала щеки. От этого было вдвойне неудобно смотреть на маму, глаза сами собой опускались.
– Говори, – мама на секунду поджала губы, словно для того, чтобы беседовать дальше, ей понадобились дополнительные силы. – Ты беременна?
От такого неожиданного вопроса у Аси отвисла челюсть.
– Ты что! – вырвалась Репина. – Совсем, что ли?!
– Тогда что происходит? – уперла руки в бока мама. – Молчишь, не ешь ничего. А тут еще и сознание теряешь. Что с тобой?
– Ничего, – насупилась Ася, подбирая под себя ноги, – пора было перебираться обратно в кресло, зря она из него вылезала. – У меня все в порядке. Просто почему-то голова закружилась.
– А тебя не тошнит? – с тревогой гнула свою линию мама. Все-таки, родители – примитивные существа. Вобьют себе что-то в голову и будут долбить, пока дырку не сделают. Репина не удивится, если к ней еще папочка с тем же вопросом подкатит. Родители любят ходить по кругу.
– Не тошнит, не тошнит, – буркнула Ася, поднимаясь. – Просто устала.
– Отчего это ты устала? – начала наступать на нее мама. – Целые дни дома сидишь! Или где-то перетрудилась?
– Перетрудилась, – огрызнулась Ася и забралась в кресло, пряча нос в плед.
– Ты точно не беременна? – решила все-таки уточнить мама. Словно она в первый раз неправильно расслышала. Ей же сказали!
– С чего бы вдруг? – разозлилась Репина.
– Ну, у вас там есть всякие Махоты да Константиновы. Долго ли с вашей-то дурью в голове!
Ася фыркнула в колени. Это надо же было такое придумать! Она и этот… Константинов. Или толстяк Махота. Да с ним не то что целоваться, смотреть в его сторону неприятно.
– А если ничего нет, тогда быстро иди ужинать и спать ложись! – Мама подхватила полотенце. – Устала она!
– Не хочу, – буркнула Ася и демонстративно поерзала в кресле, поудобнее устраиваясь.
– Вчера не хочу, сегодня не хочу! А когда – хочу? – Видимо, все, что маму интересовало, она уже выяснила. Нежелание дочери есть пока что не являлось поводом для выяснения отношений.
– Завтра, – отозвалась Ася, и мама ушла в кухню.
Как же было хорошо сидеть в кресле и не шевелиться… Репина откинулась на спинку, закрыла глаза.
И почему это она в обморок брякнулась? Никогда с ней такого не было. Да, денек действительно был утомительный – школа, ожидание у дома Сидорова, разборки со старшеклассниками, Олег, драка…
Ася улыбнулась.
Никто никогда в их классе не рассказывал, как терял сознание. А она брякнулась! Значит, она особенная, не такая, как все. В обморок падали благородные барышни из романов Тургенева. Значит, в ней что-то есть. Что-то, что обязательно привлечет к ней внимание Павла. Она нежная, она чувствительная, легко ранимая, ее нельзя расстраивать, иначе она все снова и снова будет падать в обморок.
Ах, как это все было необычно и приятно!
Репина неслышно засмеялась, пряча счастливое лицо в плед. Она и не подозревала, что ее падение – банальное следствие голодовки. Так же, как и постоянная слабость в ногах, головокружение, раздражительность. И что ничем хорошим это закончиться не может.
Глава пятая Любит, не любит, плюнет, поцелует, за руку возьмет, мимо пройдет
Репина всегда думала, что, дайте только ей свободных денька два, она уж так наотдыхается, так наваляется в постели, что потом всю оставшуюся жизнь помнить будет. Но предновогодняя суета закружила ее, взяв в свои крепкие уверенные руки. Уроков, конечно, не было, но дни все равно пролетали незаметно. И наступившие праздники просто не получалось проводить в кровати.
Поначалу они с Лерой никак не могли наговориться и поэтому без остановки бродили по району – Гараевой хотелось побывать во всех знакомых местах. И Репина с удовольствием вместе с подругой ходила по всем дворам и улицам, скрывая от самой себя, что делает это она не просто так, что у нее есть свой интерес.
Она надеется через Гараеву узнать новости о Павле, надеется встретить его.
Леру радовала Асина безотказность. После тяжелой пасмурной Махачкалы с ее бесконечными проблемами этот снежный город, куда она вернулась всего лишь на несколько дней, показался ей настолько праздничным и легким, что было удивительно, почему она раньше этого не замечала. Жила – и не видела всего этого великолепия.
А Репина уже вновь тащила ее к себе, где всегда вкусно пахло свежеприготовленной снедью, носились кругами похожие друг на друга маленькие Санька-Ванька. В этом веселом доме хотелось улыбаться, есть вкуснейшие бутерброды с вареной колбасой и запивать все это горячим сладким чаем.
Асе и самой было странно смотреть на свою подругу. Всегда спокойная, сдержанная, сейчас она была готова улыбаться по любому поводу. Эту доверчивую улыбку было особенно больно видеть, потому что Репина знала одну большую тайну. И эта тайна съедала ее изнутри. Она знала, что Лерина радость висит на волоске, что, случись какая-нибудь неожиданность, и Гараева все узнает. Узнает, что Павел ее совершенно не ждал, что все это время он был с другой. И что она, Ася, называющая себя Лериной подружкой, никакая ей не подружка, а предательница, потому что сама влюбилась в Быковского и была бы только рада, обрати он на нее внимание. И даже предприняла некоторые шаги, чтобы ее заметили – похудела, хочет покрасить волосы в ярко-красный или зеленый цвет. Тогда-то мимо нее вообще невозможно будет пройти!
От этих мыслей Репина теряла последний аппетит, уныло сидела над тарелкой, кроша пальцами хлеб. Мать с Лерой постоянно о чем-то говорили: о фильмах, о книгах, – даже с Санькой и Ванькой Гараева находила, о чем поболтать. Ася же молчала и только старательно растягивала губы в улыбке. Пусть думают, что у нее все хорошо.
После мучительно долгого обеда Асю ждало новое испытание – вместе с Лерой они шли к Павлу.
Из больницы Быковского сразу отпустили. В приемном отделении его обследовали, сделали рентген, не нашли никаких серьезных повреждений и отправили домой, отлеживаться. По квартире он вышагивал, слегка прихрамывая, весело помахивая перебинтованной кистью – у него был сильный вывих, треснуло ребро, была потянута нога, а на лице красовались несколько синяков и ссадин. Все дни он проводил в кресле – врачи ему советовали беречь ногу. И вот уже три дня подряд подруги навещали его.
Приходить к нему одна Лера боялась. Мать Павла, невысокая тучная женщина, каждый раз зло косилась на Гараеву, словно Лера была виновницей всех несчастий ее сына. Отношения между ними были натянутыми, и это чувствовалось сразу, как только Гараева появлялась в квартире Павла.
Ася была бы рада за километр обходить этот двор, с которым у нее было связано столько неприятных воспоминаний, но бросить Леру одну она не могла, поэтому каждый день ей вновь и вновь приходилось тащиться к дому Быковского.
Дверь им открывала его мать, недовольно поджимала губы, но все же пропускала внутрь. Лера старалась держаться за Асиной спиной, роль парламентера приходилось выполнять Репиной. Она здоровалась, интересовалась новостями, ходила в кухню за чашками и чайником.
А дальше начиналось самое страшное. Потому что, стоило пройти гостиную с большим круглым столом, накрытым бархатной скатертью, толкнуть дверь, и перед ней появлялся ОН.
Поначалу Ася так волновалась, что не запомнила ни слова из того, о чем они говорили. В голове настойчиво крутилась мысль о несчастных алмазах, которые добывают в Сингапуре и Китае, а потом куда-то везут. Еще на ум приходил фокус с вопросом о времени, который так лихо провернула Жеребцова, знакомясь с Крошкой Ру. Но часы стояли на столе, и спрашивать, который час, было бы глупо. А алмазы, судя по всему, нисколько Быковского не интересовали.
Стараясь не привлекать к себе особого внимания, Репина сидела, уставившись в пол, и только мысленно сжималась, когда на смену голосу Леры звучал голос Павла.
А ведь она каждый раз так ждала этой встречи! Подходила к его комнате, и сердце ее начинало учащенно биться.
Сейчас она его увидит, посидит рядом, послушает, что он говорит. Она даже сможет коснуться его бледной руки…
Нет, хорошо все-таки, что Лера приехала. Так бы она к Быковскому даже подойти не смогла, а теперь запросто сидит рядом, и ее даже о чем-то спрашивают.
Порою Асю начинала невыносимо мучить совесть. Ведет она себя неправильно, поэтому нужно все рассказать Гараевой, выслушать ее презрительный ответ.
Но… на подобные признания у нее не было сил. Ей было неприлично хорошо, даже несмотря на несчастье, случившееся с Павлом.
Были моменты, когда Репина вспоминала, что обманывает в этой комнате не только она. Да, конечно, когда все откроется (в том, что это когда-нибудь произойдет, сомневаться не приходилось), Лера может ее упрекнуть, что Ася сразу обо всем не рассказала.
А что Ася? Не рассказала и не рассказала, не велико преступление. Павел ведь тоже молчит, а его обман будет пострашнее Асиной недоговоренности!
В такие минуты Репина начинала вглядываться в уверенное лицо Быковского, в его спокойную улыбку. Как он может улыбаться Гараевой? А как же Курбаленко? Хотя с момента драки Лизу словно ветром сдуло – ее нигде не было видно. И казалось, оттого, что Быковский теперь один, он стал даже еще красивее.
Павел вдруг начал тереть щеку здоровой рукой, и Ася смутилась – она так пристально смотрела на него, что Быковский, видимо, решил, что он испачкался.
– Что ты так смотришь? – Павел последний раз провел пальцами по щеке.
Он? Говорит! С ней…
– Ничего, – грубо отозвалась Ася, переводя взгляд на окно. – Показалось, – добавила она и закашлялась, чтобы спрятать смущение. Опять этот чертов румянец разлился у нее по щекам.
– А вы где сегодня гуляли? – Павел забыл про Асю, он смотрел теперь на Леру. – Такие румяные.
Гараева начала возбуждено рассказывать, Репиной оставалось только бестолково хлопать ресницами.
Ну, как такое может быть? Говорит так искренне, радуется так открыто! А что же на самом деле? Не успеют они выйти за порог, как из шкафа шагнет Курбаленко, и они на пару начнут обсуждать их разговор?
Ася была бы и рада ни о чем этом не думать, но мысли настойчиво вращались вокруг одного и того же: парни – гады и обманщики, а девчонки… девчонки навсегда обманутые.
После таких мыслей ей хотелось поскорее уйти. Но стоило сделать шаг за дверь, как она всей душой рвалась обратно и уже с нетерпением ждала следующего дня, чтобы снова оказаться в этой небольшой комнате, где, кроме кровати, книжных полок и стола, ничего не было.
Но и на этом мучения Репиной не заканчивались. Возле дома Быковского они с Лерой расставались, чтобы снова встретиться завтра. Потом Ася бежала темными дворами к себе домой и где-нибудь непременно сталкивалась с Крошкой Ру. Он словно следил за ней. Какой бы дорогой Репина ни пошла, Андрей непременно оказывался на ее пути. Неожиданной огромной тенью он выдвигался из-за дома, из-за спин прохожих, перебегал перед машиной и вставал перед Асей.
– О, привет! – добродушно басил он, перекидывая большую спортивную сумку с плеча на плечо. – А мы вот тут с тренировки. – И, словно доказывая, что он действительно был в спортзале, а не где-нибудь, Крошка Ру сжимал кулак и подносил его к лицу. Здоровый такой кулак, увесистый, со сбитыми костяшками. При этом движении Алекс (он неизменно был рядом) фыркал и принимался ковырять разбитую губу. У него тоже пальцы были сбиты, видимо, на тренировках им здорово доставалось. В разговорах с Репиной он держался чуть в стороне, делая вид, что его все это не касается.
– Ну? Домой, что ли? – Крошка Ру снова перекидывал сумку с плеча на плечо, весело смотрел вокруг, словно пытался определить, в какой части света находится Асин дом. – А чо? Пойдем проводим. А то ходят тут всякие…
Репиной было страшно соглашаться на такое покровительство. Она бы давно объяснила незваному кавалеру, что не боится она темноты и случайных отморозков. Что страшнее него, такого здорового и такого непредсказуемого, ничего быть не может. Его, ну, и еще Жеребцовой, которая после того звонка хранила упорное молчание. И даже Лере нельзя было пожаловаться на все это. Тогда пришлось бы рассказывать, зачем они такой большой компанией пришли к дому Сидорова и почему здоровые десятиклассники гонялись за ней по темным дворам.
Говорить с Гараевой было бесполезно. Она бы не поняла Асю. Вон, у себя под носом ничего не видит, куда ей до чужих проблем…
Все эти мысли мелькали в Асиной голове, не давали спать, заставляя ворочаться с боку на бок, прислушиваться к ночным звукам.
Нет, не могло все это закончиться добром, не могло. Как не могла ничем хорошим закончиться странная драка, произошедшая на знаменитой закрытой вечеринке «червяков».
Никто никак не мог разобраться, кто с кем дрался и почему. Между девятиклассниками носилась сотня слухов, но большинство из них оседало в ушах «червяков». 9 «А» слухи старательно обходил стороной, хотя и до них кое-что долетало.