Страдальческая морщинка перерезала его лоб, и Виктор сделал движение рукой, точно хотел смахнуть ее. От вина голова у Лизы немного кружилась, она чувствовала, что щеки у нее раскраснелись.
– Я устал, Лиза, это и значит – старость… Я устал от выяснения отношений с бывшей женой, от разлуки с сыном, от работы своей сумасшедшей устал, хотя жить без нее не смог бы. И при всем желании я не могу не спать ночами, думая о вас. И говорить, что с вами молодею на двадцать лет, я тоже не стану…
Лизе вдруг показалось, что усталость, о которой говорит Виктор, проступает на его лице, – и ей стало жаль его.
– Вот только жалеть меня не надо, – сразу заметил он. – А то на вашем личике уже изобразилось сострадание. Жизнью-то своей я, в общем, доволен. Насколько вообще может быть доволен жизнью человек, если он не полный идиот. А что устал – вполне понятно.
– Но вы действительно никогда не казались мне ни старым, ни усталым, – искренне сказала Лиза. – Даже наоборот, я удивлялась: вы всегда такой подтянутый, элегантный…
– Подтянутость здесь тоже ни при чем, – поморщился Виктор. – Да, мне тоже казалось иногда, что вы понимаете… Ведь вы, несмотря на юный возраст, удивительная женщина, Лиза, самая настоящая, какой женщина и должна быть, наверное. Вы просто природой созданы для того, чтобы понимать – разве я вам не говорил об этом? И при этом вы ведь не восторженная дурочка, у вас хороший вкус. И мне начинало уже казаться, что вы понимаете мою жизнь, что люди, которые мне дороги, не кажутся вам сборищем старых зануд…
– Они мне и правда не кажутся! – даже возмутилась Лиза. – У вас отличные друзья.
Но Виктор точно не слышал ее слов.
– Да, вот поэтому я и думал, что вы минуете то, чего вы все-таки миновать не смогли… Ах, Лиза, какой же я кретин, что так себя обманывал! Ведь я всегда знал, что ошибаюсь, что от себя вам не уйти, ведь я сам же с ума сходил – хоть вы, наверное, и не верите, что я на это способен, – от того, что ваши глаза так и лучились ожиданием будущего счастья! И я мог думать, что под счастьем вы понимаете прогулки со мной по разглаженным дорожкам! Да я полжизни готов бы отдать за то, чтобы это было именно так…
Время от времени Виктор опрокидывал рюмку, но Лиза не замечала, чтобы он пьянел. Только его черные глаза блестели все сильнее, да говорил он громче, чем обычно. Неожиданно он замолчал, словно наткнувшись на невидимую преграду.
– Что это я разболтался, а, Лизонька? – спросил он, улыбаясь. – Не думаю, что вам так уж необходимо все это слушать. Вы, кстати, совсем мороженого не ели. Смотрите, все растаяло. Все-таки ведь я пригласил вас сюда, чтобы угостить настоящим итальянским мороженым, а не для выслушивания душещипательных исповедей. – Огонь в его глазах погас, и Виктор спросил своим обычным тоном: – Кстати, Лиза, а позвольте узнать, на что вы собираетесь существовать в Москве, на какие доходы? Ведь в Новополоцк, я полагаю, вы возвращаться не собираетесь?
Лиза покраснела. Зачем он спрашивает об этом?
– Вам не надо об этом думать, Виктор, – решительно сказала она. – Мне и так неловко, что вы надарили мне столько вещей…
Он снова поморщился.
– Ей-богу, Лиза, я рано похвалил вас за хороший вкус, иногда вы говорите жуткие пошлости. Вы что думаете, я вложил деньги в ваше обмундирование и теперь жалею, что они пропали зря?
– Н-нет, – смутилась Лиза. – Извините меня…
– Мне просто интересно, на что вы собираетесь жить? Не думайте, что я спрашиваю это потому, что хотел бы обеспечивать вас. То есть я хотел бы, конечно, да вы ведь не согласитесь?
Он смотрел на нее, ожидая ответа, и Лиза отрицательно покачала головой.
– Очень жаль. Но имейте в виду, Лиза, вы не та женщина, которая удовлетворится раем в шалаше, и вы сами это поймете рано или поздно. Не потому что вы боитесь трудностей, и не вскидывайте на меня возмущенные глазки. А потому, что убогая жизнь – не для вас. Конечно, вы не корыстны, но зато у вас огромный интерес к жизни. А бедная жизнь не бывает интересной, уверяю вас. О том, какие доходы у вашего доктора из Склифа, если он порядочный человек, – я догадываюсь…
Лиза наконец рассердилась. Какое право он имеет считать ее стервой? Но Виктор накрыл ее руку своей и продолжал:
– Я говорю это просто к тому, что вам следует подумать о будущем, раз уж вы выбрали себе в спутники… м-м-м, небогатого молодого человека. Собственно, об этом ведь я и собирался с вами поговорить, да душевные беседы помешали. Конечно, идеальным вариантом был бы муж, способный избавить вас от этих размышлений. Я, по правде говоря, почему-то не представляю, чтобы вы увлеклись какой-нибудь доходной профессиональной деятельностью. Но что теперь об этом варианте рассуждать!
Виктор говорил совершенно справедливые вещи, но Лиза скорее откусила бы себе язык, чем стала бы советоваться с ним о своем будущем. Она догадывалась, что он хочет ей предложить.
– Не обижайтесь на меня, Виктор, но мне не нужна ваша благотворительность, – твердо сказала она. – Вы думаете, если я пойду работать к вам в фирму и вы будете платить мне, как будто я незаменимый специалист, – это не то же самое, как если бы вы мне просто давали деньги два раза в месяц? И я смогу жить с другим и получать деньги от вас?
– Черт, завидую я вашему доктору, честное слово! – хмыкнул Виктор. – Какая женщина ему досталась, лишь бы сволочью не оказался! Вы все правильно поняли, дорогая моя Лизонька, и все-таки я предлагаю вам работать у меня. Уверяю вас, я так занят, что мы с вами и видеться даже будем не часто. Вы можете совершенно не бояться, что я вам надоем своим ежедневным присутствием. Да и фирма у меня большая, не в одной комнате размещается. Ну что вам мешает согласиться? Или хотя бы сказать, что вы подумаете?
Виктор снова смотрел ей в глаза, и взгляд у него был почти умоляющий. Лиза заколебалась. Может быть, не надо обижать его сейчас, а лучше сделать вид, что она и правда решила подумать?
– Нет, – произнесла она после минутного колебания. – Виктор, простите меня, я не могу вас обманывать, я вам слишком благодарна за все. Я не хочу у вас работать, я не хочу брать у вас деньги. Это невозможно, вот и все.
Он опустил глаза.
– Что ж, я, признаться, и не ожидал ничего другого. Значит, мы с вами совсем расстаемся, милая Лиза…
Он снова налил себе водки, выпил и замолчал, глядя перед собой остановившимся взглядом. Лиза робко оглянулась и посмотрела туда, куда был устремлен его взгляд. Там не было ничего, кроме большой вазы с цветами.
– Пойдемте, Лиза, – сказал Виктор, тяжело отодвигая стул и поднимаясь из-за стола. – Я устал, по правде говоря, как собака, после этой командировки. К тому же еще пришлось улаживать дела в Олежкиной школе. Он, представьте себе, тоже влюбился, вот как и вы, а у них там в выпускном классе не понимают этих наших страстей, и дирекция очень была недовольна, что он учебу забросил. Прагматики! Так что любовь просто преследует меня в последнее время, нет от нее покою ни в родной стране, ни за ее бескрайними пределами.
Он пропустил Лизу вперед и пошел вслед за ней к дверям, на ходу расплатившись с официантом.
Они доехали до Крылатского в молчании. У подъезда Виктор вышел из машины вместе с Лизой.
– Что ж, простимся, Лизонька моя дорогая! Встречались мы с вами нечасто, а без вас мне будет тяжело. Но что тут поделаешь. Вы ведь сейчас полны естественного любовного эгоизма.
– Передавайте привет Павлу, Грише, Никите… – сказала Лиза, боясь, что сейчас расплачется от жалости к нему.
– Непременно, – ответил Виктор. – Они вас все полюбили. Вы все-таки дайте о себе знать, если вдруг что…
Он задержал ее руку в своей, потом незаметно притянул ее к себе и поцеловал в губы – коротко и порывисто, как тогда, июльской ночью на веранде.
– Будьте счастливы, Лиза, дай вам Бог! – сказал Виктор и быстро пошел к машине.
Лиза услышала, как хлопнула дверца, и долго еще смотрела, как мелькают огни его машины на выезде из двора.
Поднимаясь по лестнице к лифту, она уже думала, не звонил ли в ее отсутствие Арсений.
Глава 4
Холодным оказался только конец августа. Уже в середине сентября наступило самое настоящее бабье лето – с прозрачными паутинками в струящемся на солнце воздухе, с золотым шорохом деревьев на бульварах.
Лиза с Арсением встретились на Тверском, напротив Литинститута. Она пришла немного раньше и сидела на лавочке, глядя, как на дорожке двое малышей отбирают друг у друга лопатку. Арсений подошел к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал, перегнувшись через ее плечо. Они не виделись три дня и соскучились друг по другу до слез. Лицо у Лизы просияло, когда она почувствовала его прикосновение к своим плечам.
– Извини, ждать пришлось, – сказал Арсений.
– Нет, это я раньше пришла. День, смотри, какой хороший, – улыбнулась Лиза. – Куда пойдем?
– Просто прогуляемся, да? Правда, золотой день. Я совсем закис в любимом Склифе. Сегодня брился, глянул в зеркало – ужас!
– Извини, ждать пришлось, – сказал Арсений.
– Нет, это я раньше пришла. День, смотри, какой хороший, – улыбнулась Лиза. – Куда пойдем?
– Просто прогуляемся, да? Правда, золотой день. Я совсем закис в любимом Склифе. Сегодня брился, глянул в зеркало – ужас!
– Да, ты бледный, – посетовала Лиза, прижимаясь лбом к его плечу.
Они медленно пошли по дорожке. Лиза смеялась и старалась наступить на каждый листок, попадавшийся под ноги, как будто шла по мосткам через реку. Арсений смотрел на нее, улыбаясь.
– Ты чудо, Лиза! – сказал он. – В тебе столько жизни, ты такая естественная. Я даже не думал, что женщина может быть такой.
– Ну вот, чего это ты надумал мне характеристики давать! – засмеялась Лиза. – Лучше поцелуй меня.
– Это – пожалуйста!
Арсений подхватил ее на руки и покружил немного, целуя. Они вместе чуть не упали и снова засмеялись неизвестно чему.
– Ты чего смеешься? – спросила наконец Лиза, не отпуская его руку.
– А смотри, какой Тимирязев. – Арсений показал на памятник в конце Тверского бульвара. – Видишь, что он делает?
– Что? – удивилась Лиза.
– Вот сюда стань. Теперь видишь?
Действительно, Тимирязев стоял, неприлично сложив руки пониже пояса. Сзади казалось, что он справляет малую нужду. Лиза расхохоталась до слез, Арсений вместе с ней.
– Это я еще в детском саду заметил, – сказал он сквозь смех. – Нас сюда гулять водили.
Они дошли до Никитских ворот, уселись в уличном кафе рядом с неприличным Тимирязевым, взяли мороженое.
– Я уже так отвык от этого состояния, – сказал Арсений.
– Какого?
– Вот такого блаженного безделья – мороженое, Тверской бульвар… Как в институт поступил, так и пошло – головы не поднять. То есть, конечно, мы нормально жили, как все студенты, но все равно по-другому. Понимаешь, все время ведь это висит над тобой, если ты, конечно, собираешься и дальше медициной заниматься, – что ты не просто к зачету что-то зубришь, сдал и забыл, а ответственность на себя взял. Я, конечно, с детства это видел – у меня родители врачи, насмотрелся, – но это ведь такое дело: пока сам не попробуешь, трудно по-настоящему почувствовать.
Лиза слушала его, затаив дыхание, вглядывалась в его лицо, ставшее сосредоточенным, как там, в Склифе. Она была горда тем, что ее любит человек, готовый взять на себя ответственность за человеческие жизни…
– Ты не жалеешь, что стал врачом? – спросила она.
– Чего жалеть? Мне нравится. Хотя сейчас приходится не только о том, чтобы нравилось, думать. Такое время, на энтузиазме далеко не уедешь.
Лиза понимала, что Арсений прав. Ей казалось ужасно несправедливым, что за каторжный труд в такой клинике, как Склиф, он получает гроши. Но она не представляла, как может, например, врач заработать еще денег. Ведь у Арсения минуты свободной не было! Она и спросила его об этом.
– Конечно, с моей работой не подхалтуришь дополнительно, – согласился он. – Я давно об этом думаю. Сейчас особенно… – Он многозначительно посмотрел на Лизу, и она смутилась от этого взгляда. – Деньги нужны как воздух – надо что-то решать.
– Но что же ты можешь решить? – удивилась она.
– Могу, почему же. Вот поднаберусь опыта в Склифе – там этого не занимать! – и можно будет частной практикой заняться. Знаешь, сколько стоит консультация хорошего невропатолога? Склиф, ясное дело, придется бросить, но что поделаешь. Да я уже и устал от него. Вот, с тобой и то некогда встретиться.
Лиза почувствовала легкое разочарование. Ей казалось, что Арсений иначе относится к тому, что делает… Но, в конце концов, какое право она имеет давать ему советы? Действительно ведь, и время нелегкое, и видятся они редко.
– Ну, это дело не завтрашнего дня! – Арсений хлопнул себя ладонью по колену и придвинул свой стул к Лизиному. – Ко мне пойдем? – спросил он, прижавшись губами к ее уху. – Ох, волосы у тебя щекотные, и красивые какие! У нас половина девок на курсе мечтали стать платиновыми блондинками, да цвет не могли подобрать, а у тебя – надо же! Пойдем…
Они прошлись в обратную сторону по бульвару. Там, где недавно дети дрались из-за лопатки, стоял на скамейке поэт – наверное, из Литинститута – и громко читал стихи девушке, восторженно смотревшей ему в рот. Арсений засмеялся и потянул Лизу за руку.
– Пойдем, пойдем, нечего глупости слушать.
– Почему глупости? Может, у него хорошие стихи.
– Человек, который пишет хорошие стихи, не будет орать их со скамейки, чтобы соблазнить глупенькую девочку. Наивная ты еще все-таки, Лиза! Правда, оно и хорошо…
Арсений сжал ее в объятиях, как только они вошли в прихожую.
– Я так хочу тебя иногда, Лиза, просто в глазах темнеет, – прошептал он. – Как мальчишка…
Он целовал ее страстно и ласково. Лиза так любила эти его поцелуи, так легко загоралась его страстью! Они подошли друг другу сразу, с того вечера, когда она впервые пришла к нему. Лизе тогда показалось: невозможно, чтобы могло быть лучше. Но с каждой новой встречей их чувство друг к другу приобретало новые оттенки, и они испытывали все большее удовольствие вдвоем.
Арсений не выглядел сильным, но подхватывал Лизу на руки, как перышко. И сейчас он раздел ее прямо здесь, в прихожей, и понес в комнату, опустил на диван, на ходу расстегивая свою рубашку.
– Подожди, я сейчас, – торопливо шептал он, а Лиза, пока он раздевался, целовала его, приподнявшись на локте.
Она не знала, был ли он умелым в любви, но ее он доводил до полного восторга; чувствовалось, что и сам он приходит в такое же состояние. Пальцы у Арсения были сильные, гибкие, они находили самые чувствительные точки ее тела, и Лиза трепетала от каждого его прикосновения.
Сначала, во время их первых встреч, он, наверное, боялся испугать ее; видно было, что он сдерживает себя. Но потом Арсений почувствовал, что Лиза с готовностью подчиняется ему, что ей приятно все, чего он хочет от нее, – и он начал отдаваться своей страсти совершенно, без оглядки, увлекая Лизу за собой, не стесняясь больше ничего. Лизе же казалось, что ее словно заливает горячими волнами. Когда она то видела лицо Арсения над собой, то наклонялась к нему сверху, стараясь коснуться губами соблазнительной впадинки над его ключицей, – то чувствовала, что делает именно то, чего он хочет.
– Лиза, милая моя, это просто невообразимо, – шептал Арсений, когда они отдыхали, лежа рядом на разложенном, но в любовной спешке не застеленном диване. – Ты все можешь, я еще сам не знаю, чего хочу, а ты уже чувствуешь.
И они снова начинали целоваться, не зная усталости, не замечая времени.
Но время напоминало о себе – темнотой, неожиданно сгустившейся за окнами, светом зажигающегося уличного фонаря.
– Как поздно уже! – спохватился Арсений. – Метро вот-вот закроют.
Лиза вздрогнула от этих слов, ей захотелось сжаться в комочек и исчезнуть совсем. Зачем он говорит это, почему думает, что она должна непременно вернуться домой? Ведь она ни разу не говорила ему, что торопится, а он почему-то ни разу не предложил ей остаться у него на ночь. Что это могло бы значить? Сегодня она наконец решила спросить его об этом.
– Арсений, – сказала Лиза, набрасывая на себя его халат, чтобы пойти в ванную, – а почему ты думаешь, что я тороплюсь домой?
Он посмотрел на нее, потом отвел глаза.
– Я понимаю, Лиза, что ты хочешь сказать. Но я думал… Ведь мне завтра опять на работу к восьми, приду я поздно. Что ты будешь здесь делать одна? Там у тебя все-таки родственники, тебе не одиноко, а здесь, ну представь – одна с утра до вечера, а у меня ведь и дежурства еще!
Арсений был прав, но Лизе почему-то казалось, что он не называет настоящую причину.
– Но если ты хочешь, – вдруг сказал он решительно, – оставайся.
– Я хочу… – медленно произнесла Лиза. – Конечно, я хочу! Но я хочу, чтобы ты этого хотел. Зачем я буду тебе навязываться?
– Ну что ты! – горячо запротестовал он. – Ведь я же тебе сказал: мне хорошо с тобой. Я только боюсь, что ты заскучаешь тут без меня. Не обижайся, милая моя, не обижайся, пожалуйста! Разве мне легко расставаться с тобой?
Он снова поцеловал ее, обнял, и Лизино лицо просияло. Правда, почему она подозревает его в каких-то скрытых намерениях? Конечно, он думает о том, чтобы ей было хорошо. Разве она не замечает этого в каждое мгновение, когда они вместе?
Арсений отнял платье, которое Лиза держала в руках, и, притянув ее к себе, развязал пояс халата.
– Как хорошо, и правда, – сказал он, целуя Лизу, когда любовный жар снова был утолен. – Никуда не надо спешить, ты все время здесь, протяни руку – и вот они, твои волосы щекотные!
Он взъерошил ее волосы, и Лиза засмеялась.
– Ну вот, только прическу портишь! Противный Арсюшка!
Они выпили кофе на ночь, и Лиза долго не могла потом уснуть. Арсений уже спал, разметавшись на диване, а она то вставала, подходила к окну, смотрела, как качается от легкого осеннего ветра фонарь, то выходила на кухню выпить воды и слушала, как скребется мышь за плитой.