Талейников поднял руку, прерывая учителя:
- Кое-что вынесли! Случайно, но вынесли. А потом вернули это вам, чтобы ни у кого не было никаких неприятностей. И теперь эти бумаги нужно срочно положить на место. Поэтому ваш звонок в ленинградское отделение будет более чем уместен.
* * *Человек появился спустя двадцать одну минуту, его лицо пылало от холодного ветра.
- Ночной дежурный сказал мне, что это очень срочное и важное дело, - сказал он, открывая портфель и доставая ключ.
- К тому же весьма неординарное. Это почти криминал. У нас всегда был порядок в этих делах, - проговорил Миковский, вставая из-за стола. - Но раз вы здесь, мы имеем возможность уладить этот инцидент без лишнего шума. - Старик достал из стола большой конверт. - Мы, наверное, уже можем идти вниз?
- Это как раз тот материал? - спросил посыльный.
- Да, - спокойно ответил Миковский, ничего не подозревая.
- Какой материал? - Талейников почти кричал. Человек выдал себя. Однако он мгновенно понял это, швырнул ключ в портфель, и его рука потянулась к поясу. Василий среагировал быстрее: он рванулся вперед, схватил "посыльного" за руку, выворачивая ее вверх и назад. Человек лег на пол, повинуясь приказу.
- Лежать! Ты ляпнул кое-что лишнее! - прокричал Василий. - Никакой дежурный не будет сообщать простому посыльному содержание обычного дела! Перро ностро чиркуло! На сей раз обойдемся без всяких ампул! И без оружия. Наконец-то я поймал тебя, солдат! Во имя своего корсиканского бога ты скажешь мне все, что я хочу знать!
Человек что-то пробормотал по-немецки, его губы растянулись, языком он проделал какую-то манипуляцию во рту. Ампула, находившаяся где-то в полости рта, треснула - последний вздох, резкие судороги... и все было кончено.
- Позвоните в министерство! - сказал Василий потрясенному ученому. - Скажите дежурному, что разложить все бумаги на места будет сложным занятием и потребуется несколько часов на восстановление порядка.
- Я не понимаю... Ничего!
- Дело в том, что они прослушивают телефон отделения министерства культуры. Этот человек перехватил настоящего посыльного с ключом. Он просто бросил бы этот ключ здесь, но сначала убил бы нас обоих. - Василий расстегнул пальто на трупе и, подняв рубашку, заголил грудь покончившего с собой. Голубая зубчатая окружность была четко видна на его груди. Опять оно, это кольцо! Принадлежность к кругу Матарезе!
* * *Старый ученый достал с верхней полки металлического стеллажа две папки и протянул их Талейникову. Объемистые семнадцатый и восемнадцатый тома предстояло просмотреть на предмет упоминания фамилии Ворошина. Управиться надо было как можно скорее.
- Задача намного упростилась бы, если бы это были московские архивы, - заметил Миковский. - Там есть общее описание, тематическое индексирование плюс указатель к каждой папке.
Спустя минут двенадцать он уверенно произнес:
- Это здесь.
- Что?
- Все криминальные моменты из жизни князя Ворошина.
- О его расстреле?
- Не совсем. О его жизни, о жизни его предков, точнее отца и деда, и перечень преступлений, а также последствий их деятельности.
- Дайте мне посмотреть.
Да, там действительно было записано многое, что касалось жизни этой семьи. И отец и дед князя представали с пожелтевших страниц далеко не агнцами, особенно отец, повинный в разорении многих и отличавшийся безнравственностью и железной хваткой. Отпрыска своего он отправил на юг Европы, в надежде обеспечить ему хорошее образование.
- Молодой князь провел около пяти лет в довольстве и комфорте, - сказал Миковский.
- Где? - почти выкрикнул Талейников.
- Что где? Вы о чем?
- Куда именно его послали учиться? Миковский перевернул страницу.
- В Крефельд. Университет города Крефельда. К северо-западу от Дюссельдорфа, если я не ошибаюсь.
- Тот негодяй, что завладел ключом, тоже говорил по-немецки! - обрадовался Василий. - Так значит, это в Германии...
- Что именно?
- Новый облик и содержание Ворошина сформировались в Германии. Читаем дальше.
Они листали пожелтевшие страницы, исписанные твердым, разборчивым почерком. Князь провел три года в Крефельде и два года в Дюссельдорфе, где установил тесные связи с крупными немецкими промышленниками.
- Думаю, - заметил Талейников, - что его следы должны привести нас в Эссен. Мне пришло это в голову в связи с именами людей, которые поддерживали отношения с князем: Густав фон Болен-Гольбах, Фридрих Шотт и Вильгельм Габернихт - представители военной промышленности Германии. Эти связи навели нашего Ворошина на мысль о том, куда выгоднее всего вложить средства. Война в Европе, освоение или разработка новых видов вооружения. Он мог стать совладельцем таких промышленных компаний.
- Думаете, заводы Круппа?
- Или Верахтена, соперника Круппа. Ворошин мог изменить фамилию. Ведь в тот период была полная неразбериха: война да еще революция в России. Исчезнуть из виду было легко, а знакомства в Германии давали ему хороший шанс осуществить свой замысел...
- А вот здесь сказано о его уничтожении, - прервал Василия Миковский, продолжая листать страницы. - Так что, боюсь, ваша теория не выдерживает критики.
Талейников углубился в текст. Материалы, изложенные на пяти страницах, содержали подробное описание пожара в имении князя Андрея Ворошина. Далее шла констатация смерти его жены, двух сыновей, обеих невесток и дочери. Все вместе погибли после полудня 21 октября 1917 года в пылавшей усадьбе на берегу реки Славянки. Подробно описывалась стрельба из винтовок и пулеметов по людям, находившимся в комнатах большого дома, а затем и пожар, после которого ничего не осталось, кроме обгоревших руин особняка.
Это описание вызвало у Василия воспоминания о зеленых холмах Порто-Веккьо и развалинах виллы Матарезе. Там тоже все закончилось грандиозным пожаром.
- Я должен возразить, - обратился он к Миковскому. - Это было не уничтожение по приговору революционного суда, то есть хочу сказать, что никакого уничтожения не было вообще.
- Я понимаю, - согласился Миковский, - революционного трибунала не было, не было и суда или какой-либо аналогичной процедуры, но хочу вас уверить, результат тот же.
- Но здесь нет никаких результатов, нет очевидцев и нет доказательств смерти! Одни только мастерски описанные сцены пожара и обгоревшие руины. Этот материал - просто-напросто фальшивка.
- Василий Васильевич! Ведь это все-таки архивы, здесь каждый документ выверен учеными... в свое время...
- Значит, кого-то из этих ученых купили. Я допускаю, что громадное имение было сожжено дотла, но этим не должно ограничиваться. Описание обстоятельств, - Талейников перевернул несколько страниц назад, - невероятно подробное: фигуры с пулеметами, лупившими по окнам, вооруженные люди на крышах, убегающая прислуга, взрывы, начавшиеся с кухни... все это какая-то ерунда. Масса деталей, чтобы отвлечь внимание от основного. Отсутствует главное, а именно: кто, когда, по приказу номер какому проводил экзекуцию? А может, все вообще сочинено, чтобы убедить нас, что все погибли и ничего не осталось.
- Согласен, - произнес Миковский, на минуту подавленный описанием деталей и вообразивший зверства красных.
- На деле это сплошная липа. Во всех материалах, которые мы только что просмотрели, при описании демонстраций или штурма вокзалов, захвата имений всегда присутствуют такие фразы, как "эту колонну возглавлял товарищ такой-то", "подавление вражеского сопротивления проводил отряд под командованием, например, товарища Бланка". Как вы сами говорили недавно, эти материалы составлялись с обязательным указанием фактов и имен, записывалось буквально все - для будущего подтверждения или опровержения. Хорошо. Давайте прочтем еще раз. - Василий пролистал страницы. - Здесь есть ненужные подробности, отмечена даже температура воздуха, цвет неба, одежда людей, но нигде нет упоминаний о том, кто проводил операцию и кто руководил этой акцией. Упоминается только фамилия Ворошиных, других фамилий нет.
Ученый водил пальцем по строкам, глаза его бежали по тексту, а рот приоткрылся от удивления.
- Да, вы правы. Чрезмерное количество мелких деталей камуфлирует отсутствие основной специфической информации.
- Так делается всегда в подобных случаях, - медленно произнес Талейников. - "Уничтожение" семьи Ворошиных - чистая мистификация с поджогом усадьбы или просто вымысел на бумаге. В действительности этого никогда не было.
Глава 25
- Ваш молодой человек повел себя очень странно, - будто бы возмущаясь, начал Миковский, когда его соединили с ночным дежурным по ленинградскому отделению министерства культуры. - Я хочу прояснить ситуацию. Человек с ключом должен был оставаться в архиве до тех пор, пока все документы не будут разложены на свои места. Что же я обнаружил в итоге? Он ушел, а ключ подбросил мне под дверь кабинета! Это выходит за всякие рамки. Я думаю, вам следует прислать кого-нибудь, чтобы забрали ключ. - И он быстро повесил трубку, опасаясь вопросов дежурного. Затем с облегчением глянул на Талейникова.
- Театр одного актера! Станиславский одобрил бы вашу игру. И к тому же мы прикрылись. Вы прикрыты. Помните и твердите себе только одно: тело этого негодяя без документов будет найдено на задворках. Вы же ничего не знаете, никогда его не видели, вы потрясены и испуганы.
- Но в министерстве культуры его узнают!
- Никогда! Ибо они его не посылали. У министерства культуры будут свои проблемы: ключ к ним вернется, но они лишились курьера. Кстати, если телефон наш еще прослушивают, то мы выиграли время.
- Для чего? - удивился Миковский.
- Мы нашли Эссен. Мне не надо теперь колесить по всему миру, я поеду прямиком туда, я уверен, что следы Ворошина должны быть там.
- Но у вас ведь лишь предположения. Вы гоняетесь за призраками более чем пятидесятилетней давности, Василий. - Миковский покачал головой. - Хотя все доказательства, которые вы мне представили, вполне убедительны. Англичанин, поджидавший вас в чьей-то квартире, женщина, преследовавшая меня, молодой человек с ключом, появившийся здесь, - все это звенья одной цепи, все они... все эти примеры, конечно, наводят на мысль о Матарезе.
- Ну! Мы-то уверены, что да. Они изучили мое досье и выслали сразу нескольких, чтобы разделаться со мной, полагая, что если не один, так другой сумеет от меня избавиться.
- А где они находят, из кого набирают этих своих солдат? - прервал Василия старый учитель. - Где найти таких убежденных, и мужчин и женщин, способных с готовностью расстаться с жизнью?
- В ответе на ваш вопрос лежит истина, которую нелегко принять. Принцип вербовки уходит корнями в века... Был такой мусульманский шейх Хасан ас-Сабах. Он первый начал "ковать кадры" политических убийц с целью упрочения собственной власти. Их называли фидаи.
Миковский резко поставил стакан на стол.
- Я знаком с теорией, которую вы излагаете. Но она гипотетична! Фидаи, то есть убийцы Сабаха, защищали свою веру. Они были стоики, фаустиане. Они работали над собой, тренировали душу, разум и тело, презрев все радости земные ради удовольствий и благ грядущей жизни, пусть даже в преисподней. Эти порывы в наше время не пользуются спросом.
- В наше время? - Василий был готов спорить всерьез. - Да теперь как раз самые подходящие времена! Миром правит алчность. За блага земные, за благополучие люди готовы на все и продадут ближнего. Девять из десяти - наследники Фауста. Этого-то Карл Маркс как раз и не понял, я думаю.
- Он все понимал, абсолютно все. И если даже у Маркса и было нечто подобное, критиковать Маркса надо совсем за другое.
Талейников улыбнулся.
- Звучит опасно и напоминает апологию марксизма.
- А как вы относитесь к утверждению, что управление людьми слишком сложная штука, чтобы предоставить это самим людям?
- Монархистские убеждения. Я их не приемлю. Так мог высказаться царь.
- Так нет же, не царь. Они принадлежат американцу Томасу Джефферсону. Обе наши державы прошли через революцию в поисках путей обновления. Слова и решения наделены практическим смыслом.
- Ваша эрудиция не повлияет на мои убеждения. Я многое видел, много пережил...
- Я ни на что не собираюсь влиять и менее всего хочу, чтобы изменились ваши убеждения и способность видеть окружающее. Но не исключено, что мы оба сейчас находимся в процессе пересмотра собственных взглядов и делаем выбор.
- Выбор чего? Миковский поправил очки.
- Мы всегда стоим перед выбором: Бог или дьявол. И вряд ли я сделаю этот выбор при жизни... Как вы доберетесь до Эссена?
- Очень просто. Я рассчитывал вернуться через Хельсинки.
- Это будет очень сложно?
- Нет. У меня есть человек из Выборга, который должен мне помочь.
- Когда вы уезжаете?
- Завтра утром.
- Я рад бы пригласить вас к себе, чтобы мы смогли скоротать эту ночь вместе, но, видимо...
- Нет, спасибо. Это может быть очень опасно для вас.
- А я рассчитывал, что мой звонок в министерство культуры обезопасил меня...
- Сюда может нагрянуть милиция в связи с инцидентом. Помните одно: о теле, которое будет найдено без документов, вы ничего не знаете.
- Ну что же, Василий Васильевич, обнимите меня. Вы должны идти, и я больше вас не увижу. Я думаю, вы найдете ответ, который ищете.
- Спасибо. Я сожалею лишь, что подверг вас такому риску. Но я не мог иначе.
- Не жалейте. Вы умнее и взрослее меня в некоторых вещах. Вы правы.
Талейников молча пожал руку старику, которого видел в последний раз.
* * *- Капитан Малеткин? - спросил Василий, хотя не сомневался, что нерешительный голос на другом конце провода принадлежит предателю из Выборга.
- Где ты?
- Я в телефонной будке, здесь, неподалеку. У тебя есть что-нибудь для меня?
- Да.
- Очень хорошо. У меня тоже есть кое-что для тебя.
- Я рад, - ответил тот. - Когда мы встречаемся?
- Сейчас. Выходи через главный вход, поверни направо и двигайся вперед, я перехвачу тебя. Последовала пауза.
- Сейчас почти полночь.
- Я рад, что твои часы так точны. Что, швейцарские? Небось, недешевы?
- Да при чем тут часы?.. У меня здесь женщина...
- Скажи, чтобы подождала. Прикажи ей, капитан! Ты же офицер КГБ.
Через семь минут Малеткин выскочил на тротуар перед главным входом в гостиницу. Василий понаблюдал за ним с минуту и оценил обстановку вокруг. Ничего подозрительного он не заметил.
Малеткин медленно пошел по улице. Прохожих в этот час было мало, только редкие парочки или группы солдат, возвращавшихся после увольнения в казармы. Талейников выжидал, наблюдая за улицей, высматривая того, кто не вписался бы в мирную картину городской ночи.
Но такого персонажа не было. Тогда Василий выскользнул из двери подъезда и через шесть секунд нагнал Малеткина, напевая "Янки дудл денди".
- Вот твое сообщение! - заторопился предатель, протягивая Василию копию шифровки. - Это единственный контрольный экземпляр. А теперь скажи мне, кто является агентом в Выборге.
- Ты хочешь сказать, вторым агентом, не так ли?
Талейников достал зажигалку и при свете мигавшего пламени просмотрел копию своего шифрованного сообщения в Хельсинки. Все в порядке, решил он.
- Ты получишь от меня это имя через несколько часов.
- А мне надо сейчас! Мне кажется, что кто-то постоянно проверяет Выборг. Я хочу обезопасить себя, ты обещал мне это! Утром я отсюда немедленно исчезаю, но перед этим я должен проверить...
- Мы исчезаем вместе, - прервал его Василии. - Скорее всего на рассвете.
- Нет!
- Да, мой дорогой! Ты должен будешь выполнить этот последний наряд вне очереди.
- Я не хочу иметь с тобой никаких дел. Твоя фотография печатается в каждом бюллетене КГБ. Две из них я только что видел в главном управлении. Меня аж пот прошиб!
- Я не хочу сейчас обсуждать это. Ты - запомни это - должен отвезти меня назад к озеру и обеспечить мне контакт с финнами. Мои дела в Ленинграде закончены.
- Почему опять я? Ведь я и так сделал предостаточно!
- Потому что, если ты не сделаешь это, я могу не вспомнить имя того, кто так необходим тебе в Выборге. - Талейников потрепал предателя по щеке. - Возвращайся к своей женщине, товарищ, и постарайся хорошо провести оставшееся время, но не задерживайся. Я хочу, чтобы ты вышел из гостиницы в половине четвертого.
- В половине четвертого?
- Да. Подъезжай на машине к Аничкову мосту не позднее четырех утра. Постарайся проехать по мосту два раза - в обе стороны. Я встречу тебя либо на той, либо на другой стороне.
- Но, ты забываешь про милицию. Они останавливают все подозрительные машины, а автомобиль, который будет разъезжать взад-вперед по мосту в четыре утра, вызовет у них явный интерес.
- Верно. Я как раз хочу знать, будут ли они там.
- Но если, предположим, они меня остановят!
- Сколько раз я должен напоминать тебе, что ты сотрудник КГБ? Ты находишься здесь по служебным делам, по весьма секретным делам... - С этими словами Талейников пошел прочь вдоль улицы, но внезапно вернулся. - Я хотел напомнить, что если у тебя вдруг появится желание пристрелить меня и выдать этот случай за мою попытку к бегству при задержании, то тебя ждет очень неприятный сюрприз. Ты не успеешь получить за меня никакой награды, так как с тех пор, как мы находимся в Ленинграде, за каждым нашим шагом ведется наблюдение. И кроме того, у тебя не будет фамилии того, кто, как и ты, работает на американцев.
- Уверяю тебя, такая мысль никогда не приходила мне в голову!
- Тогда до утра, приятель, - подвел итоги Талейников. Вот уж поистине круглый дурак, добавил он про себя.
Некоторое время спустя он подошел к ряду домов, соединенных общим подвальным помещением. В одном из этих домов жила Зося. Он нашел ее окна и убедился, что она дома, - свет горел во всей квартире.
Он пошел подвалами. Пройдя половину подземных коридоров, он заглянул в тот отсек, где оставил мертвого англичанина, влив ему в рот изрядное количество водки и подрезав вены на запястьях. Подсвечивая себе зажигалкой, он открыл дверь и заглянул внутрь. Мерцающий свет пламени осветил цементный пол и стены. Помещение оказалось пустым. Никаких следов присутствия англичанина не было заметно, исчезли даже пятна крови на полу, все было тщательно убрано.