На всякого блатного найдется пуля - Кирилл Казанцев 10 стр.


– Есть, а зачем… – он не закончил фразу, сообразив самостоятельно.

– Да вот засуну его тебе в жопу, включу, и посмотрим, сколько ты продержишься, – на всякий случай пояснил Степан и резко заорал: – Давай, падла, соображай быстрее!

Из притона Степан ушел с солидным свертком денег, полукилограммовым пакетом героина и здоровым пакетом первосортной травы. Колеса брать не стал, сказал хозяину, что оставляет их ему в утешение.

Глава 5

Артем Новохватский лихо подрулил к подъезду на своем черном тонированном «Туареге», заглушил двигатель, выскочил, захлопнул дверцу, поставил на сигнализацию и ринулся в подъезд, на ходу вытаскивая вибрирующий сотовый.

– Артем, мать твою, ты где? – заорал на него из динамика начальник отдела. Судя по тону, Гудков был готов его разорвать голыми руками.

– Да у меня тут проблемы… – заикнулся Новохватский.

– Какие у тебя там проблемы! Ты совсем охерел! Ты должен сейчас с остальными рыть землю носом, искать этого Асколова! Да ты…

– На нашу точку наехали, – вставил наконец фразу Новохватский между матюками старшего оперуполномоченного, и тот сразу замолчал.

– Я пробил. Это вроде бы от Юхно приходили, – продолжал Новохватский. – Барыга дал мне телефон новой «крыши». Это телефон самого Юхно. Я сейчас уточню у барыги кое-какие моменты – и к тебе.

– Давай, только быстро, – буркнул Гудков и отключился.

Разговор с хозяином притона не дал Новохватскому полезной информации. Он узнал лишь то, что визитер был в милицейской форме, в маске, с пистолетом и бейсбольной битой. Барыга даже звания не запомнил. Разочарованный оперативник вышел на лестничную клетку, спустился по лестнице, и едва вышел из подъезда, как ему в спину уперлось дуло пистолета.

– Не дергайся, – хрипло прошептал кто-то у него из-за спины. С ужасом Артем узнал голос Степана Асколова.

– Ты… это чего?.. – запинаясь, пробормотал он.

– Того, – оскалился Степан, – вот думаю, тебя сразу замочить или сначала помучить.

– Ты что, труп на себя хочешь повесить? – выдохнул Новохватский, соображая, как урезонить противника. Как назло, все умные мысли из головы словно ветром сдуло.

– Да на мне уже трупы висят, забыл, что ли, – невесело усмехнулся Степан. – Одним больше, одним меньше… Давай придумай что-нибудь другое, найди причину, чтобы я оставил тебя в живых. У тебя же ни жены, ни детей, никто о тебе горевать не будет…

– У меня есть деньги, – выпалил Артем, чувствуя озноб во всем теле.

– У меня тоже. – Степан легонько толкнул его в спину. – Давай шагай к машине!

Артем повиновался.

– Хорошая у тебя машина, – продолжал между тем Степан, – и телефон навороченный… Умеешь красиво жить.

– Бери машину, – в отчаянии предложил Артем, снял джип с сигнализации, открыл дверцу для Степана.

– Конечно, возьму, – кивнул Степан, сел, затащил следом лейтенанта, а сам перебрался на место водителя. Отобрал у Новохватского ключи, а когда тот дернулся, вырубил резким ударом локтя.

* * *

Квартала через четыре Новохватский неожиданно пришел в себя и бросился на него. До этого Степан принял меры – приковал правую руку лейтенанта наручниками к поручню. Однако тот и одной рукой успел разблокировать дверцу, распахнуть ее и высунуться на всем ходу из салона. Степан ухватил его за рубашку:

– Стой, куда!

Послышался звук рвущейся материи.

– Помогите, – заорал Новохватский во все горло.

Матерясь, Степан что было сил тянул его на себя одной рукой, при этом второй – удерживал руль и старался держаться прямо в потоке машин.

Несколько мгновений они боролись. Потом шестое чувство заставило его поднять глаза, и он увидел несущийся навстречу автобус. В последнее мгновение ему удалось уйти от лобового столкновения, но тут же следом джип тряхнуло от удара. Он ткнул в заднее крыло белый «Volvo», чиркнул ему по всему кузову открытой дверью, оставив глубокую вмятую царапину. Высунувшегося лейтенанта прижало дверью прямо по горлу. Когда дверь освободилась, Степан втянул Новохватского обратно, но тот был уже мертв. Дверцей ему сломало гортань и, возможно, раздробило шейные позвонки. Остекленевшие глаза опера были дико вытаращены, а изо рта текла кровь.

– Твою мать, – выругался Степан и отпустил труп. Качнувшись, опер уткнулся носом в приборную панель.

Притормозив, Степан кое-как захлопнул покореженную дверцу и поехал дальше. Не хватало еще, чтобы водитель «Volvo» его догнал. В голове возник вопрос – что делать дальше? Признания от трупа не получишь; оставалось найти кого-то другого, более разговорчивого.

В кармане у Новохватского зазвонил новый телефон. Степан достал его и увидел, что звонит еще один герой этой кровавой пьесы – Гена Жарков. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Прикинув, где он находится, Степан написал оперу сообщение, что надо срочно встретиться на углу у рынка, и добавил интригующую фразу: «Никому не говори. Нас хотят подставить. Гудков – шкура!» И отключил сотовый, чтобы Жарков не смог перезвонить. Поскольку Гена не отличался здравым умом, то, скорее всего, не заподозрит подвоха.

У рынка ждать пришлось недолго. Воспользовавшись моментом, Степан переложил труп на заднее сиденье и прикрыл пледом, что валялся там же. Вскоре появился Гена Жарков. Оставив машину на стоянке, он прошел через рынок и вышел через главный вход к фонтану. Степан посигналил ему и завел двигатель. Наступил решающий момент. Степан видел подходящего опера, а тот его нет, благодаря тонировке. Лицо у Жаркова было озабоченное. Он обошел машину, открыл дверцу и бросил, наклоняясь:

– Где ты так конкретно машину покоцал? Что слу…

Договорить он не успел, уткнувшись лицом в дуло пистолета.

– Быстро внутрь, падаль, – рявкнул на него Степан.

Жарков послушно сел, бледный как полотно. Степан завел двигатель и тронулся. Затем притормозил на светофоре. В этот час движение было оживленным. Чтобы не угодить в пробку, он свернул на боковую улицу.

– Что ты сделал с Артемом? – глухо спросил Жарков, пожирая его глазами.

– Да ничего. Вон он сзади под пледом – вернее, то, что от него осталось, – с наигранной веселостью ответил Степан. – Представляешь, никак не хотел со мной сотрудничать, попытался убежать, и вот что вышло…

Жарков оглянулся и вздрогнул от страха. Машину как раз тряхнуло, и из-под пледа показалось лицо мертвеца.

– Ты его в натуре замочил, – прошептал Жарков с недоверием.

– Он вынудил меня, – спокойно возразил Степан. – Надеюсь, мы с тобой сможем договориться? Мне ни к чему лишние жмурики.

– Что тебе надо? – перешел Жарков к делу.

– Я хочу, чтобы ты покаялся перед видеокамерой. Расскажи, как вы меня подставили. Кто вас на это дело подписал. Ну и про свои грешки расскажешь. Поведаешь людям, как пытал задержанных…

– Да все пытают, – возмутился Жарков. – Какому фраеру охота добровольно на нарах париться! Начальство вон все время сверху планы спускает.

– Может, и все пытают, но не так, как ты, – согласился Степан. – Вот я пытал, когда был на сто процентов уверен, что человек виновен, свидетели его опознали или потерпевшие, но доказательств нет. А ты для повышения показателей хватал на улице первого встречного и понуждал признаться во всех висяках, которые за месяц накопились. Помнишь, как студента насмерть запытал? А ведь выяснилось потом, кто эту продавщицу из киоска грохнул.

– Да у студента просто со здоровьем проблемы были, вот мотор и не вынес нагрузки, – попытался оправдаться Жарков, ерзая на сиденье.

– А помнишь, как бабу беременную пытал, – напомнил еще Степан. – Мне из-за вас, м…ов, потом пришлось роды принимать, а потом и баба, и ребенок умерли. Ловко вы тогда отписались по этому делу, и судмедэксперт вам подыграл… Интересно, куда муж этой бабы потом пропал? Он все ерепенился, пытался разобраться, лез с жалобами в прокуратуру…

От этих слов Жарков совсем помрачнел.

Степан свернул к Керамическому поселку. От поселка осталось одно название, пустые полуразрушенные двухэтажные бараки, кучи мусора, бурьян. Из-за деревьев виднелись корпуса мертвого завода. Новые хозяева привели предприятие к упадку, счета арестовали, завод встал, рабочие разбежались. Пока решали, что делать дальше, завод стоял пустой, цеха и склады опечатаны. Сторожа на проходной дальше туалета у КПП не выходили. По поселку бегали стаи одичавших собак, и здравомыслящий человек по доброй воле в такое место никогда бы не пошел, поэтому свидетелей можно было не опасаться. Степан притормозил у ближайшего барака, выволок оперативника из машины и пинками загнал в дом. Под ногами хрустело битое стекло. Все лестницы были завалены мусором и осыпающейся штукатуркой. На втором этаже он нашел стул, усадил на него лейтенанта, сковал наручниками и вежливо поинтересовался:

– Мы будем говорить, или как? Предпочитаете для начала небольшую разминку, чтобы, так сказать, собраться с мыслями? Смею напомнить, что поскольку я считаюсь беглым маньяком-психопатом, в средствах мне можно не стесняться.

Для убедительности он поднял с пола палку и врезал Жаркову в живот.

– Нет, не надо, я все скажу. Все, что ты хочешь, – завопил оперативник, моментально сдавшись.

– Подумать только! Похоже, это рекорд! В моей практике еще никто так быстро не сознавался, – с притворным изумлением воскликнул Степан.

На самом деле имелось простое объяснение. Жарков умел ломать волю людей и знал, что Степан тоже умеет это делать и не успокоится, пока не сделает. Терять-то ему нечего.

– Итак, соберись, представься и расскажи все как было. Потом расскажешь про студента и про беременную бабу. Понял?

– Понял.

– Мотор! Поехали…

Запись исповеди опера затянулась дотемна. На улице многоголосо выли и лаяли бродячие псы. Батарея сотового разрядилась, когда Степан в очередной раз просматривал запись. Оглядевшись по сторонам, он понял, что уже слишком темно для того, чтоб пытаться что-либо еще снимать. И так получилось довольно прилично. Большего и не надо. Поднявшись со стула, Степан сунул телефон в карман и подкинул ногой с пола палку, которой до этого охаживал Жаркова. Лейтенант сразу насторожился и весь подобрался, готовясь к удару.

– А теперь танцы, – объявил Степан и с размаху съездил палкой оперу по голове.

Тот опрокинулся вместе со стулом. Далее Асколов раздел его догола, сложил одежду кучкой на листе шифера и поджег. Пока тряпки горели, он снова сковал руки Жаркова за спиной, да еще на большие пальцы надел пальцевые наручники, обнаруженные в бардачке «Туарега» Новохватского. Снять такие наручники без ключа просто невозможно. Поразмыслив немного, Степан принес из машины милицейскую фуражку и суперклей. Одного тюбика как раз хватило, чтобы приклеить фуражку к голове опера. Затем Степан вскрыл ножом несколько патронов, высыпал порох тонкой струйкой на могучую спину опера, составил из него слово «сука» и самодельным факелом поджег буквы. Последовала вспышка. С диким ревом Жарков в одно мгновение вскочил на ноги.

– Сука-а-а-а! – С разгону он врезался в поломанный шкаф, разнес его окончательно и вновь упал на пол, воя от боли. – Что ты делаешь, гнида-а-а! А-а-а!

– Научный эксперимент, – пояснил Степан. – Скажи спасибо, что я не такой, как ты, и не испытываю удовольствия от мучений людей. Живи пока.

* * *

Развернувшись, Степан пошел к выходу. Гена Жарков смотрел ему вслед и не верил, что он вот так просто уйдет и оставит его в живых. Но Степан действительно ушел. Сначала послышались его шаги на лестнице, потом на улице залаяли собаки, хлопнула дверца. Взревел двигатель джипа, а затем звук стал удаляться, сопровождаемый остервенелым лаем собак. Потом и вовсе все затихло. Присев, Гена попробовал освободить руки, но сразу понял, что это бесполезно. Мысленно он пожелал Артему место в аду погорячее за его любовь к экзотике. Пальцевые наручники были его фишкой. Он любил расписывать, что человеку нипочем из них не освободиться. Морщась от боли в спине, Гена встал и при бликах догоравшего костра стал искать одежду, потом подошел к костру и понял, что искать ее бесполезно. На шифере догорали подметки его туфлей. От мысли, что придется возвращаться через трущобы в чем мать родила, сделалось нехорошо. Однако и оставаться на месте не имело смысла. Ночью, наоборот, выбираться было сподручнее. Меньше людей заметят его в таком виде. Мысленно он просчитал самый оптимальный маршрут до дома и решил, что позвонит соседям и они помогут ему освободиться. Так бы он опозорился по минимуму. Если его в таком виде обнаружит патруль, это будет конец. Можно сразу писать заявление об уходе. После прошлого случая все смеялись над ними за спиной, а теперь вообще страшно представить, что будет.

Аккуратно он прошел до лестницы и пожалел, что не занимался йогой. Раза три он наступил на битое стекло, а один раз – на гвоздь, торчавший из дощечки. Лестница вообще была сплошь покрыта битым стеклом. Стиснув зубы, он двинулся вниз по ступеням, оставляя за собой кровавые следы. На улице было не лучше – везде мусор, осколки, гвозди. Искать в кромешной тьме какую-нибудь обувь или что-то подобное было делом бессмысленным. «Херня, прорвемся», – мысленно говорил себе Гена и шел дальше.

Неожиданно где-то сбоку в кустах заливисто залаяла собака. Ее лай подхватили еще десятка два псов. Вот тогда Гена испугался по-настоящему. Он пошел быстрее, услышал, как, свирепо лая, за ним бегут собаки, не выдержал и побежал, дико вопя. Это только раззадорило стаю. Они лаяли со всех сторон. Когти цокали о разрушенный асфальт. Гена мгновенно вспомнил, что недавно в этом районе собаки разорвали женщину. Его прошиб холодный пот. Умереть вот так – что может быть хуже? Он бежал, не чуя под собой ног. Собаки настигали. Они были совсем рядом. Одна цапнула его за ногу, но он вырвался. Тут же другая впилась во вторую ногу. Он оступился, упал на спину. Ему на грудь прыгнул огромный мохнатый пес. Его весом выдавило весь воздух из легких. Оскаленная пасть потянулась к его горлу.

– Помогите! – из последних сил закричал Гена, понимая, что ему конец.

Два десятка голодных одичавших псов бросились на него со всех сторон одновременно…

* * *

Микроавтобус шел привычным маршрутом. Бригада возвращалась с объекта в одном из районов области. За поворотом открылся мост. Дорога шла под ним. Внезапно фары выхватили из темноты человека, повешенного на кронштейне разбитого светильника. Человек висел метрах в трех над дорогой. На груди висельника была закреплена табличка с надписью, изготовленная из куска картона. Водитель ударил по тормозам. Микроавтобус занесло. Из салона послышались возмущенные возгласы монтажников. Затем все увидели повешенного и замолчали.

– «Наркоторговец», – прочитал водитель надпись на табличке.

– Ни хрена себе, – изумился кто-то из монтажников.

– Так ему и надо, – бросил другой. – Достали уже! Вот у кого-то терпенье и лопнуло.

– Так, что будем делать, мужики? – спросил водитель. – Надо милицию вызывать.

– Да пошел он в жопу. Пусть висит, – хмуро рявкнул бригадир. – Мне спать и жрать охота! Устал как собака, а тут еще с ментами два часа разбираться… Давай, поехали! Пусть другие звонят.

Остальные были солидарны с бригадиром. Кто-то из монтажников уже достал сотовый и снимал труп на видеокамеру.

– Ладно, поехали, – буркнул водитель, – хватит херней заниматься!

Микроавтобус сорвался с места и унесся прочь. Так же проехали еще десятка два машин. Никто не хотел связываться. Лишь один из сознательных водителей сделал анонимный звонок в милицию. Примерно через час к месту подъехал милицейский «УАЗ». Патрульные вышли, посветили фонариком и доложили дежурному.

Экспертов и следователя пришлось ждать еще часа полтора. Лишь к утру, когда на месте собралась толпа народа, кто-то из управления опознал в повешенном Артема Новохватского, оперативника из убойного. Предварительный и очень удобный диагноз эксперта «самоубийство» мгновенно отпал, так как налицо имелись следы борьбы. Следователь набрал номер начальника убойного. Надо ли говорить, что Гудкова новость не обрадовала.

* * *

Гена Жарков начал молиться, чего еще не бывало в его грешной жизни. Собаки вцепились в него со всех сторон. Еще одно мгновение – и его бы разорвали, но вдруг в ответ на его молитвы сбоку послышался негромкий окрик. Затем в собак полетели кирпичи, и трусливые по природе животные моментально ретировались, бросив добычу. Гена плакал от счастья и готов был расцеловать своих спасителей. В лицо его ударил луч фонарика.

– Кажись, мент, – прохрипел некто сиплым голосом.

– Да, только голый, – проскрипел другой басом.

– Седой, что будем с ним делать? – спросил первый.

– Давай спросим у этого мусора, чего он тут забыл, – ответил третий весело.

Щурясь от света, Гена бросил спасителям:

– Эй, пацаны, я не мент, это менты меня пытали и здесь бросили.

– Врет, – проскрипел бас, – на харе написано, что мент.

– Если ты не мент, то почему на тебе милицейская фуражка? – поинтересовался Седой.

– Да это менты для смеха к башке приклеили, издевались, – вдохновенно врал Гена.

– Ладно, берите его и тащите к нам на хату, там и разберемся, – приказал Седой.

К Гене подошли, подняли и потащили волоком по земле. Судя по запаху, исходившему от спасителей, они не знали, что такое гигиена, а мыло видели только на картинках. Больше всего Гена Жарков в эту минуту боялся, что его опознают. Он многих пытал и теперь трепетал от перспективы встретить среди трущоб одного из своих бывших клиентов. Его затащили в полуразрушенное здание, где в одной из комнат стоял закопченный мангал. В нем полыхали доски, сверху стоял чайник и какая-то кастрюля. У очага копошились четверо оборванцев неопределенного пола и возраста. Один подкладывал в огонь дрова, второй мешал варево в кастрюле, третий что-то бросал туда из целлофанового пакета, четвертый прикуривал бычок от горящей головни.

Назад Дальше