— Но оказалось, что это невозможно! — с надрывом в голосе произнесла Виктория, поднимая на Женьку затуманенные болью воспоминаний глаза. — Я не смогла от этого избавиться! Как только какой-нибудь мужчина прикасался ко мне, мне тут же хотелось его убить!
— Виктория, но ты же больна! — прошептала девушка, вжавшись в кресло. — Тебе необходима помощь специалистов!
— Какая помощь?! Мне необходимо делать это! Неужели так трудно понять?!
Виктория вскочила и принялась мерить шагами гостиную, причудливые тени заметались по стенам, еще более нагнетая обстановку. Внезапно она остановилась и, уставив немигающий взгляд в пустоту, обронила:
— Первый раз это случилось, когда я ехала в поезде. Этот ублюдок вообразил, что он круче всех, и затащил меня в туалет, когда все спали. Я заколола его прямо в шею… отверткой. Уж не знаю, кто оставил ее там, но мне она очень пригодилась. На следующей станции я сошла с поезда и о дальнейшем ничего не знаю. Потом это повторялось снова и снова. Особенно после того, как я видела сны…
— К-какие сны?! — заикаясь от ужаса, спросила Женька, еле шевеля губами.
— Ведь ты, кажется, тоже видела во сне кошмары? Ведь так? — Не дожидаясь ответа, Виктория продолжила: — Только мои сны другие… Они побуждают меня идти и убивать… Идти и убивать!..
Сильная рука с ножом взметнулась и несколько раз опустилась рядом с Женькиной головой, изрезав дорогую обивку кресла. Девушка коротко взвизгнула и вжалась в кресло, ожидая своей участи. Парализованная страхом, она боялась шевельнуться. Но Викторию подобное не устраивало. Схватив Евгению за волосы, она резко потянула ее кверху со словами:
— Смотри на меня! Сука! Ты не представляешь, как я тебя ненавижу!
— Но за что?! — стуча зубами, еле вымолвила Женька.
— Антон! — почти простонала Виктория, отступая на шаг и выпуская из рук Женькины волосы. — Этот мужчина сумел возродить меня… Только с ним я была счастлива… Он принял меня такой, какая я есть. Все у нас было прекрасно… До тех пор, пока не появилась ты! Он перестал замечать меня… Он стал смотреть только в твою сторону, отвратительно сюсюкая при этом: «Ах, сестренка! Моя маленькая сестренка!..» И это пришло ко мне снова… Оно вновь напомнило о себе… И я решила убить его. Я все продумала до мелочей…
— Я это помню, — всхлипнула Женька, поднося дрожащие пальцы ко рту, чтобы не закричать во весь голос. — Но почему его? Почему ты не убила меня?!
— Потому что он предал меня! — завопила Виктория, вновь подлетая к девушке и отвешивая ей звонкую пощечину. — А понести наказание за это убийство должна была ты!.. Но тебе удалось каким-то образом выбраться оттуда…
— Ты… Ты просчиталась… Ты убила еще двух несчастных, поэтому моя вина была взята под сомнение…
— Возможно, возможно… Я ошиблась… В чем-то я ошиблась… Как болит голова! — Виктория отбросила в сторону нож и, обхватив голову руками, медленно опустилась на пол. — А потом — этот адвокат! Он следил за мной, я видела! Он помогал тебе… Я решила…
— Что?! Что ты с ним сделала?! О боже!!! — Женька почти не замечала слез, которые струились по ее лицу. Во все глаза глядя на свою бывшую невестку, она силилась вспомнить — замечала ли когда-нибудь за ней что-нибудь подобное. Но память, отказав ей в помощи, снова и снова услужливо подсовывала картины милого кроткого лица с нежной тихой улыбкой на устах. — Я не могу поверить, что это ты?! Не могу?!
— А это не я! — Виктория тихонько захихикала. — Это кто-то другой внутри меня! Это не я ненавижу тебя, а он… Он толкает меня на все… Но ты права — я слишком много сделала ошибок за последнее время! Слишком много!..
Виктория поднялась и вновь принялась метаться по комнате. Ее остановившийся безумный взгляд наводил ужас на онемевшую от потрясения Евгению.
— Вот и с парнем твоим мне не удалось ничего сделать, — пробормотала Виктория, непонятно к кому обращаясь и внезапно останавливаясь у окна. — И друга его убила… Думала, он не простит тебе его смерти. А он тебе поверил… Я начала вредить ему, пытаясь поссорить с партнерами по бизнесу, — опять ничего не вышло…
— Зачем?! — сдавленно прошептала девушка, делая попытку подняться. — Зачем тебе это?!
— Ты должна быть наказана! — коротко отрезала Виктория. — Все равно как, но должна… Что же мне делать с Игорем?! Как же быть?! Я ведь почти люблю его…
— Игорь — это?!
— Это твой адвокат, — отрезала та, приподняв угол плотной портьеры. — Я заметила, что он следит за мной. Начала его караулить. На кладбище наши пути пересеклись. Мне тоже хотелось наказать его, но…
— Что?! — Евгения поднялась во весь рост и сделала робкий шажок по направлению к ножу. До времени забытый убийцей, он валялся под журнальным столиком. — Продолжай, говори…
— Я привязалась к нему… — Виктория тяжело вздохнула. — Когда он рядом, это внутри меня молчит… Эй, что ты делаешь?!
Одним прыжком преодолев разделяющее их расстояние, молодая женщина сбила Женьку с ног. Выхватив из внезапно ослабевших рук жертвы нож, она высоко занесла его над ее головой.
— Я верю! Ты знаешь, я верю! Если я убью тебя — оно уснет снова! — прохрипела безумная, брызгая слюной. — Умри, гадина!
Открыв рот в безмолвном крике ужаса, Женька уставилась на стальное острие, готовое вот-вот вонзиться в ее тело. Холодный блеск безжалостного клинка сделался расплывчатым от слез, которыми были полны ее глаза.
— Пощади… — жалобно прошептала она, пытаясь прикрыться руками. — Прошу тебя!
— Нет! — рука Виктории высоко взметнулась. — Умри!!!
Выстрел, прозвучавший следом за этими словами, оглушил Женьку, почти лишив ее сознания. Крепко зажмурив глаза, она попыталась закричать, но пересохшее саднящее горло ничего не выдало, кроме писка. Тело ее сотрясала крупная дрожь, сжатые кулаки едва не сводила судорога.
— Евгения! — громко позвал ее кто-то, тронув за плечо. — Что с вами?! Вы живы?!
Девушка приоткрыла глаза и, вздохнув полной грудью, прорыдала:
— Игорь Владиславович! Вы?!
— Я, я… — успокоил он и подхватил ее на руки. — Кто же еще?..
— А она?! — Женька попыталась выглянуть из-за его плеча. — Что с ней?!
— Не смотрите туда. — Игорь вынес ее в другую комнату и, усадив на диван, представил стоящему там мужчине: — Познакомьтесь — это мой отец Владислав Иванович…
— Это вы стреляли? — Она во все глаза уставилась на пистолет, который отец Игоря крепко сжимал в руке. — Вы убили ее?!
Мужчины переглянулись. Ничего не отвечая, они вышли, предварительно взяв с нее обещание не высовывать носа из комнаты. Следующие два часа Женька, боясь пошевелиться, слушала мужские голоса за стеной. Удивительно, но ее никто не беспокоил. Лишь когда все закончилось, Игорь зашел к ней в комнату и, обессиленно опустившись на прикроватную тумбочку, изрек:
— Вот и все…
— Что все?.. — шевельнулась Женька.
— Все кончено, — он устало потер покрасневшие глаза. — Кончены все ваши злоключения… и мои тоже.
Печаль, прозвучавшая в его последних словах, больно резанула ее по сердцу. Осторожно тронув адвоката за руку, Женька попыталась улыбнуться, но внезапно задрожавшие губы никак не хотели складываться в улыбку. Судорожно сглотнув, она потупила голову и тихо произнесла:
— Но на этом ведь жизнь не заканчивается? Правда?!
Утром, спустя шесть дней после пожара, Павел покидал стены больницы. Вдоволь позубоскалив с юной медсестрой, пока поджидал Сашку Одуванчика, он с нетерпением поглядывал на часы. Желание побыстрее выбраться отсюда, чтобы увидеть Евгению, становилось с каждой минутой все острее.
Ожидание и бездеятельность томили его, и причин тому было множество.
Очнувшись на больничной койке после трагедии и с недоумением обведя взглядом выкрашенные в серо-зеленый цвет стены, он попытался вскочить, но голова, словно налитая чугуном, не хотела отрываться от подушки. Он глухо застонал от внезапной боли, сдавившей виски, и попросил пить. Один из соседей по палате открыл коробочку сока и протянул ему, с сочувствием покачивая головой.
Павел с жадностью набросился на сок и в мгновение ока втянул в себя приторно-тягучую банановую жидкость. Легче от этого не стало, но сухость, словно наждаком корябающая горло, отпустила.
— Кто-нибудь знает, что со мной? — спросил он через несколько минут, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Ничего страшного, — подсел к нему все тот же сердобольный сосед. — Полежишь маненько и опять побежишь по девчонкам, гм-м… Тебя ведь, сердечного, привезли сюда в чем мать родила. Как же это тебя угораздило? Закурил, наверное?
— А что случилось-то? — с непониманием посмотрел Павел на мужчину.
— Так ведь это… пожар… — тот недоверчиво качнул головой. — Квартира твоя загорелась, говорят…
— О черт! — выругался Павел. — Вот сука!
— О черт! — выругался Павел. — Вот сука!
Резким движением откинув одеяло, Павел с недоумением уставился на пижаму, которую кто-то заботливо натянул на него. Он качнул головой и вновь попытался подняться. Страшная слабость подогнула его колени, грозя повалить на пол.
— Позови сестру, — попросил он соседа.
Молоденькая медсестра прибежала по первому зову и, зардевшись от собственной значимости, принялась хлопотать вокруг больного.
Через два часа, заново осмотренный заведующим отделением, Павел лежал на своей кровати. Невидящими глазами он смотрел на перевернутую бутылочку, из которой по пластиковой трубочке капельницы в него вливали лекарство. Не раз глядевший в лицо смерти, он испытывал почти панический ужас при виде всяких иголочек, скляночек и шприцов. Но словоохотливая медсестра уговорила его вытерпеть весь курс лечения. С тяжелым сердцем Павел поддался уговорам и провалялся на больничной койке почти неделю.
Поздним вечером накануне выписки он позвонил Сашке Одуванчику, который остался, наверное, единственным человеком, после всех событий сохранившим к нему расположение. Сашка согласился приехать и привезти что-нибудь из одежды.
Подъехал он точно к назначенному времени. Сунув в руки Павлу увесистый пакет с одеждой, Сашка сослался на занятость и уехал. Скрипнув зубами, Павел нащупал в кармане куртки заботливо оставленные приятелем деньги и пошел на стоянку такси.
Погода к тому часу совсем испортилась. Мокрые хлопья снега залепляли глаза, совершенно лишая возможности разглядеть что-либо. Высоко подняв воротник куртки и зябко ежась, Павел ступил на бордюр и поднял руку, пытаясь остановить машину. Но то ли по причине плохой видимости, то ли из нежелания открывать дверь в такую непогоду все водители упрямо объезжали его стороной. Вполголоса чертыхнувшись, Павел ступил на проезжую часть с намерением идти на автобусную остановку. Он не сделал и пары шагов, как его кто-то окликнул, сопроводив окрик громким свистом. В недоумении оглянувшись, он увидел, что из остановившейся совсем близко от него машины кто-то призывно машет ему рукой. Павел сделал несколько шагов по направлению к автомобилю, и в тот же самый миг из снежной круговерти вырвался темный джип и понесся на бешеной скорости прямо на него.
Все произошло в считанные секунды. Павел не успел сделать ни шагу в сторону, как был подброшен в воздух этой ревущей громадиной…
Почти тут же раздался страшный визг тормозов идущих следом машин. Никому не хотелось повторить преступление исчезнувшего в молочной пелене джипа, но все же один из водителей задел распростертое на дороге тело мужчины.
Когда через несколько минут подъехала карета «Скорой помощи» и погрузила Павла на носилки, то санитар, укрывая его до подбородка белой простыней, покачал головой и тихо произнес:
— Безнадежный…
Николай Федорович, нацепив на нос очки, просматривал текущие бумаги. Что-то откладывал в сторону, до уточнения некоторых деталей. Что-то подписывал, почти не глядя. Бросив взгляд на часы, удовлетворенно крякнул — близилось время обеда. Сложив бумаги в папку и заперев их в сейф, он сладко потянулся и совсем было собрался встать с кресла, как зазвонил телефон. Еще раз быстро глянув на часы, он, немного подумав, все же снял трубку.
— Алло, — произнес мягкий женский голос на том конце провода. — Николай Федорович? Минутку, сейчас с вами поговорят…
Звонило начальство. Он невольно подобрался — от этих звонков жди чего-то одного: либо нагоняя, либо похвалы. На последнее он рассчитывал особо. Раскрываемость по району была неплохой. К тому же давно навязшее в зубах дело, связанное со зверским убийством мужчин, закрыто. Не беда, что убийца была застрелена при задержании. Главное, что проблем теперь с ней не будет.
Николай Федорович прокашлялся и с достоинством поприветствовал руководство. Ответное приветствие было более чем сухим. Недоумевать по этому поводу ему долго не пришлось. Через несколько минут после начала разговора в трубку хмыкнули, и суровый рык окружного прокурора обрушил на него вопрос:
— Так, говоришь, кинозвездой решил заделаться?.. Что ж, неплохо, неплохо, скажу тебе. Посмотрел… Выглядишь для своих лет совсем недурно. Да и сюжет занимательный. На «Оскара», может, и не потянешь, а вот лет на несколько, или, скажем, на то, чтобы потерять погоны… Что же ты, гад такой…
Далее пошел перечень прежних прегрешений Николая Федоровича, перемежающийся непечатными словами.
Чувствуя, как почва потихоньку начинает ускользать у него из-под ног, прокурор вцепился в крышку стола и невидящим взором обвел кабинет. По всему выходило, что с последним ему придется расстаться в ближайшее время. Дай бог, чего не похуже!
Судорожно дернув кадыком, Николай Федорович прочистил горло и попытался вставить хотя бы одно слово оправдания. Но такой возможности ему не предоставили, а строжайше велели явиться на ковер, имея при себе документы и табельное оружие. Что это приказание могло означать, Николай Федорович знал доподлинно.
Осторожно положив трубку на аппарат, он вытер мгновенно вспотевший лоб и печально вздохнул — где-то он допустил ошибку. Которую допускают многие из тех, кто хочет красиво жить, попирая закон.
Николай Федорович встал и прошелся по пушистой ковровой дорожке. Ноги отказывались повиноваться. Внезапно вспомнив о чем-то, он почти бегом вернулся к столу. Сняв трубку, набрал телефонный номер.
— Алло, — произнес ломаный детский голосок. — Вам кого?
— Папу, малыш. Папу позови… — поспешно попросил прокурор.
— А вы кто?
Он на мгновение замялся, потом, подумав, произнес:
— Скажи, что Николай Федорович звонит. Он мне очень нужен…
Ребенок на несколько минут затих. И когда Николай Федорович совсем было отчаялся услышать в ответ что-либо вразумительное, в трубке раздался запыхавшийся голосок:
— Папа велел передать, что такие проблемы ему не по плечу.
Связь оборвалась, ударив в ухо частой дробью гудков.
Несколько минут глядя внезапно увлажнившимися глазами на телефонную трубку, прокурор вдруг со всей отчетливостью и безысходностью понял, что остался совершенно один…
Был канун Нового года. Пушистая красавица елка источала аромат хвои, растопырив почти на полкомнаты свои колючие лапы. Подсуетившись вокруг нее с топориком и крестовиной, загодя приобретенной в хозяйственном магазине, Женька установила ель в одном из углов гостиной. И сейчас с улыбкой смотрела на плоды трудов своих. Предстояло, правда, еще повесить гирлянды и игрушки, но это приятное и любимое ею занятие было решено оставить на потом.
Она прошла на кухню и задумчиво уставилась на заваленный продуктами стол. Все это она накупила сегодня, следуя советам любимого женского журнала по оформлению праздничного стола. Правда, кого она усадит за этот стол, Женька еще не знала. Но удивительное чувство надвигающегося таинства, а Новый год она ничем иным и не считала, заставляло ее совершать безрассудные покупки. Иначе чем можно было объяснить тот факт, что она притащила домой огромного гуся и собиралась запечь его в духовке, напичкав яблоками и орехами.
— Ладно, — махнула она рукой, заговорив сама с собой. — Может быть, Верка с Танькой зайдут.
Верка с Танькой были ее новыми приятельницами. Познакомилась с ними Женька, устроившись работать в аптеку за два квартала от дома. Девушки, как и она, работали там лаборантками и сразу доброжелательно приняли ее в свой маленький коллектив. А узнав о ее трагической судьбе, прониклись к ней сочувствием и симпатией, по-бабьи всплакнув друг у друга на плече.
Обе краснощекие и белокурые, они были ужасными хохотушками и как могли старались отвлечь Женьку от ее тягостных мыслей. Понемногу девушка оттаяла, и улыбка все чаще и чаще озаряла ее милое лицо.
К празднику она подготовилась основательно, купив красивое вечернее платье и туфли на высоком каблуке. Увидев ее, примеряющей наряд, приятельницы в один голос ахнули и принялись уговаривать Женьку идти вместе с ними в ресторан. На что она ответила категорическим отказом и в свою очередь пригласила девушек заходить на огонек. Те одновременно качнули головой и пообещали зайти, не дав при этом никаких гарантий.
— Зайдут или нет, неизвестно, — продолжила между тем Евгения свой монолог. — А мне нужно быть во всеоружии…
Весь вечер и большую часть следующего дня она прокрутилась около елки и на кухне, совершенно забыв о времени и о себе. Поэтому когда она поставила последний прибор на стол и бросила взгляд на циферблат, то ужаснулась — до полуночи оставалось чуть менее двух часов.
Подхватившись, девушка ринулась в ванную и принялась приводить себя в порядок и накладывать макияж, немного научившись этому искусству от подруг за последнее время. Менее чем через час, оглядев себя в большом зеркале в прихожей, Женька довольно улыбнулась. Мелькнула, правда, печальная мыслишка о том, что некому оценить ее праздничный наряд, но она быстренько развернула ее в другом направлении, уговорив себя наслаждаться долгожданным ощущением покоя.