– К нам приехал один... – запинаясь, ответила женщина. – Полковник Гуров. Я только что разговаривала с ним. Но он, как я поняла, какой-то знакомый Юлии Владимировны...
– А я и не знал, что у Юлии Владимировны есть такие знакомые. – Лобанов прищурился.
– Я тоже не знала. Но он...
– Он интересовался нашими делами?
– Нет-нет, что вы, Илья Романович. Об этом и речи быть не может. Я и с письмом-то с этим направила его по заведомо ложному следу. – В глазах Аникеевой мелькнуло что-то вроде чувства гордости. Она явно старалась произвести впечатление на собеседника. – Никто ничего...
– Не нравится мне все это, – он опять прервал Татьяну на полуслове. Рука сама потянулась в карман плаща за сигаретами, и вскоре по салону поплыл едкий табачный дым. – Очень не нравится. Надо потолковать с Завладской.
– А все из-за этого письма, – отважно ввернула Аникеева, словно с головой бросаясь в ледяную воду. – Не было его, и все шло гладко.
– Не так уж и гладко. – Лобанов разогнал дым рукой, затем вынул из плаща белый прямоугольный конверт и небрежно швырнул его на колени сидящей рядом женщине. – Возьмите. Это аванс. Остальное по завершении сделки. Как и когда она будет осуществляться, а также момент заключения договора мы обговорим с Завладской. Расписка при вас?
– Да, конечно. – Аникеева тоже просунула руку под шубу и достала сложенный пополам тетрадный лист. – Если сумма такая же, как обычно...
– Все как всегда.
– Тогда, пожалуйста. – Она передала ему расписку, а конверт спрятала под шубой. – А что вы имели в виду, Илья Романович, когда сказали, что все и так шло не слишком гладко?
– Много чего, – уклончиво ответил Лобанов. – Взять, к примеру, ту же статью. Кстати, вы выяснили, насколько достоверны слухи об уходе Завладской?
Аникеева отрицательно покачала головой:
– Никто ничего не знает наверняка. Я спросила об этом саму Юлию Владимировну, так сказать, напрямик, но она ушла от ответа. Хотя...
– Что «хотя»? – живо переспросил Лобанов.
Мысли его блуждали и никак не хотели выстраиваться в четкую линию, однако этот процесс не могла видеть Аникеева. Лобанов чувствовал себя матерым хищным волком, уловившим запах приближающихся охотников. Интуиция у него и в самом деле была звериной. Такой можно было только позавидовать. И напрасно Доронин именует ее паранойей. Пусть он катится ко всем чертям со своим недалеким и прямолинейным мышлением. Или у шефа в голове тоже было нечто такое, во что он не собирался посвящать своего верного соратника. Некая собственная игра. Лобанов уже и не знал, кому и в чем можно верить.
– Собирается Юлия Владимировна увольняться или нет, но, я думаю, она бы сказала мне, если бы собиралась выйти из нашего общего дела. Ведь я понимаю, что без нее ни вы, ни кто-либо еще не станет иметь со мной дел.
Лобанов едва заметно ухмыльнулся. В этом своем предположении старшая акушерка точно не ошибается. Доронин откажется от сотрудничества без участия в этом деле Завладской. Ему куда проще будет найти новую больницу и новых поставщиков. Но что останется при этом ему, Илье Лобанову.
– Дайте мне адрес Завладской, – потребовал мужчина, стряхивая пепел с сигареты себе под ноги. – Вы его знаете?
Он все еще держал в руках расписку Аникеевой. Склонился и вынул из бардачка под приборной панелью шариковую ручку. Татьяна машинально отметила, что даже при этом Лобанов не снял с рук перчаток. Она продиктовала ему адрес загородного коттеджа Завладской и на словах попыталась объяснить, как найти это место. Дома у заведующей Аникеева была только дважды, но память на местность у нее была отменной. Лобанов старательно записал все, что она поведала ему. Удивленно повернул голову.
– Вы ждете чего-то еще?
– Нет, я... – Аникеева стушевалась. – Если вам больше ничего не нужно, я, пожалуй, пойду...
– Идите. – Он опустил исписанный лист в карман. – И на всякий случай оставайтесь на связи. Мало ли что. Да, и еще! Приглядывайте за этим вашим полковником. Нам не хотелось бы лишних проблем по вашей вине. – Лобанов сделал особенные ударения на словах «нам» и «вашей».
– Да. Я поняла.
* * *Вторник. 11 часов 18 минут
– Это не зацепка, Стас. – Гуров прислонился к подоконнику, придерживая сотовый телефон возле уха одним плечом, а сам в это время отыскивая нужный ему номер в своей записной книжке. – Мало ли кто с кем отмечает разные праздники. Люди пьют вместе, обнимаются. Лучше скажи честно, что в тебе сейчас говорит элементарная мужская ревность.
– Постой, Лева. – Крячко едва ли не орал в трубку. – А разве это не ты всегда пропагандировал версию о том, что случайных совпадений не бывает? Особенно в нашей профессии.
– Да, это мои слова, – не стал спорить Гуров. – Но я и не говорю, что это совпадение. Я лишь сказал, что это слабая зацепка. Если не сказать, что вообще не зацепка. Она сказала тебе, чем занимается Щетинин?
– Она и фамилии-то его не знала. Говорит, что он пришел к ним в больницу на праздник с главой районной администрации. С Ромашовым. Знаешь такого?
– Только понаслышке.
Гуров нашел наконец нужную запись в книжке, заложил пальцем страницу и освободившейся рукой нормально взял телефонный аппарат. Возбужденный голос напарника уже не так сильно бил по барабанным перепонкам.
– А как вообще получилось, что Валет уже на свободе? – не унимался Крячко. – Если мне не изменяет память, этому гаду впаяли четырнадцать лет, а к настоящему моменту из них прошло никак не больше половины.
– Ты меня об этом спрашиваешь? – Краем глаза Гуров заметил, как из интересующего его кабинета, где, по словам Аникеевой, обитали анестезиологи, вышел высокий мужчина с густой рыжей бородой. – Я не работаю на администрацию колонии, Стас. Слушай, позвони в управление Орлову. Или лучше Цаплину. Пусть прочешет базу данных по этому делу. А заодно и по Ромашову. К твоему сведению, я тут делом занимаюсь, а ты там в приятном для тебя обществе прохлаждаешься.
– Я тоже работаю, – обиженно откликнулся Крячко. – И сижу в засаде. Так что...
– Ладно, угомонись. Звони Цаплину. Будет стоящая информация, дай мне знать.
– Слушаюсь. – На этот раз Станислав был полон сарказма.
Гуров нажал на своем телефоне кнопку сброса и тут же принялся набирать новый номер, сверяясь с записной книжкой. Мужчина с бородой уже скрылся на лестнице, но дверь в кабинет он не запер. Значит, там еще кто-то остался.
Из трубки потянулись длинные монотонные гудки. После четвертого или пятого по счету бодрый молодецкий голос откликнулся:
– Не могу поверить. Лев Иванович! Приветствую-приветствую! Чертовски рад слышать. А я уж думал, у меня определитель номера с ума сошел. Чему обязан такой честью? Очередное следствие зашло в тупик, и великий сыщик вновь вспомнил о своем недостойном коллеге, давно не видевшем ничего, кроме своего запыленного монитора.
– Может, ты сначала выслушаешь меня, Юра. – Гуров невольно улыбнулся. Если уж Юрий начнет говорить и никто его при этом не остановит, то поток его слов не будет иметь конца. – А потом уже обсудим твои предположения.
– Извиняйте, Лев Иванович. Не прав был, погорячился. Так что случилось?
– В одном ты прав. – Полковник перелистнул несколько страниц в своей записной книжке и нашел пометку, сделанную им самим в кабинете Завладской. – Мне нужна твоя помощь. Но услуга пустяковая, Юра. Мелочь...
– Мелочь, но приятно, – не удержавшись, ввернул тот. – И что же это за мелочь?
– Мне нужно найти одну газету, – ответил Гуров. – Называется «Харьков таймс».
– Смешно, – собеседник хихикнул.
– Не то слово. Так вот мне нужен «Харьков таймс» за шестнадцатое января. Сможешь найти через Интернет?
– За этот год?
– За этот.
– А какая статья? – У Юрия проснулся профессиональный азарт. Гуров даже представил, как в этот момент он нацепил на нос очки и ухватился за карандаш.
– Это я и хотел бы знать.
– Ясно. И на какую тему, значит, тоже неизвестно.
– Неизвестно.
– Ну, это несколько осложняет поиски, Лев Иванович. – Оппонент нарочито стал напускать на себя деловой вид. – Я, конечно, не говорю, что это невозможно. Попробую покопаться на Хар-би-си и на Политик-Инфо...
– Давай без этих твоих словесных выкрутасов, – взмолился Гуров. – Мне эти слова все равно ни о чем не говорят. Как скоро ты сможешь найти газету?
– Часика через два.
– Многовато.
– Я постараюсь быстрее.
– Хорошо. Как только найдешь, сразу звони.
Полковник выключил телефон, убрал его вместе с записной книжкой в карман и пошел к кабинету анестезиологов. Дверь была слегка приоткрыта, но Гуров предпочел тактично постучать.
– Да, войдите, – донесся до него приятный женский голос.
Гуров открыл дверь и вошел. Тамара Петровна, о которой упоминала Аникеева, оказалась женщиной высокой и широкоплечей, с короткой мужской стрижкой. Вообще весь ее облик, включая черты лица, был сугубо мужской, что очень не сочеталось с ее мелодичным тоненьким голоском. Она лежала на диване слева от двери, закинув на подлокотник босые ноги. Шерстяные носки валялись на полу, а медицинская шапочка, как аккуратно уложенная ресторанная салфетка, возвышалась на груди Тамары Петровны. Увидев на пороге совершенно незнакомого человека, женщина быстро села. Ее широкие ступни коснулись пола.
– Давай без этих твоих словесных выкрутасов, – взмолился Гуров. – Мне эти слова все равно ни о чем не говорят. Как скоро ты сможешь найти газету?
– Часика через два.
– Многовато.
– Я постараюсь быстрее.
– Хорошо. Как только найдешь, сразу звони.
Полковник выключил телефон, убрал его вместе с записной книжкой в карман и пошел к кабинету анестезиологов. Дверь была слегка приоткрыта, но Гуров предпочел тактично постучать.
– Да, войдите, – донесся до него приятный женский голос.
Гуров открыл дверь и вошел. Тамара Петровна, о которой упоминала Аникеева, оказалась женщиной высокой и широкоплечей, с короткой мужской стрижкой. Вообще весь ее облик, включая черты лица, был сугубо мужской, что очень не сочеталось с ее мелодичным тоненьким голоском. Она лежала на диване слева от двери, закинув на подлокотник босые ноги. Шерстяные носки валялись на полу, а медицинская шапочка, как аккуратно уложенная ресторанная салфетка, возвышалась на груди Тамары Петровны. Увидев на пороге совершенно незнакомого человека, женщина быстро села. Ее широкие ступни коснулись пола.
– Что вам нужно, мужчина?
– Извините. – Полковник натянул на себя маску растерянности и простоватости. – Я ищу своего шурина. Он тут работает у вас.
– Какого еще шурина? – Тамара Петровна нагнулась, проворно подхватила с пола шерстяные носки и надела их на ноги.
– Пашу Савельева.
– Он уже тут не работает. – Речь Тамары Петровны стала резкой и отрывистой. – Слава богу. Вашего шурина уволили на прошлой неделе.
– Как уволили? – изумился Гуров. – За что? Почему? Паша – отличный специалист, насколько мне известно.
Полковник жалел о том, что упустил того мужчину с рыжей бородой, вышедшего из кабинета в момент его телефонных переговоров. Найти общий язык с мужчиной было бы проще.
– Ваши сведения устарели. Паша – просто психически неуравновешенная личность! Его уволили за взяточничество. Скажу вам честно, я не верю, что он безбожно обирал пациентов, как это подала стерва Завладская, да в это и никто не верит, но уволить Савельева стоило. От этого все только облегченно вздохнули. Работать с психом и постоянно ждать, когда у него шарики за ролики занесет, невыносимо. Наша работа такого подхода не терпит. Так что, если вы увидите своего шурина, передайте ему лично от меня...
– Как же я его увижу? – Гуров растянул губы в глупой улыбке. – Я думал найти его здесь. А домашнего адреса у меня нету. Я сам из провинции, приехал, чтобы... В общем, неважно. Где же мне теперь искать Пашу?
С минуту или чуть больше Тамара Петровна пристально и как-то настороженно взирала на полковника, словно прикидывая, насколько он психически нормален в противовес своему шурину, а затем не очень охотно произнесла:
– Я могу вам дать его адрес. Он у меня записан.
Женщина поднялась с дивана. Теперь она показалась Гурову еще выше и крепче. Ей бы не анестезиологом работать, а выступать за национальную сборную по баскетболу. Положив шапочку на стол, Тамара Петровна выдвинула верхний ящик, достала из него обычную школьную тетрадку в клеточку и чистый лист формата А-4. Последний она разорвала на четыре равные части, три убрала обратно в ящик, а один оставила. Длинный палец с острым ногтем заскользил по исписанной тетрадке. Наконец она нашла то, что искала, и переписала Гурову домашний адрес Савельева. Вышла из-за стола и протянула листочек полковнику.
– Спасибо, – сказал Гуров и тут же поинтересовался, состроив любопытное лицо провинциального увальня: – Так, по-вашему, Пашу уволили ни за что?
Тамара Петровна усмехнулась и пожала своими широкими плечами.
– Это не мне судить, конечно, но я считаю, что в нашей больнице есть и более коррумпированные личности, нежели Паша Савельев.
– Могу себе представить, как он недоволен, – забросил наживку Гуров.
– Я уже сказала, что ваш шурин псих. Он грозился убить Завладскую, и я не удивлюсь, если он это сделает. Чрезмерное употребление алкоголя никого еще не доводило до добра. Только если до белой горячки...
– Паша много пьет?
– Спросите его об этом сами.
Всем своим видом Тамара Петровна давала понять, что Гурову пора идти. Вести дальнейшие дискуссии она не собиралась. Полковник еще раз поблагодарил ее и вышел из кабинета. Жаль, что он не столкнулся с мужчиной. Его бы он разговорил. Гуров огляделся по сторонам, посмотрел на листок с адресом, написанным анестезиологом, и быстро пошел в направлении лестницы. Ключ от кабинета Завладской он решил пока не сдавать. Если ниточка с Савельевым никуда не заведет, то ему, скорее всего, еще предстоит сегодня вернуться в больницу.
Когда полковник вышел на улицу, вновь пошел снег. Легкий и ненавязчивый. Спустившись с крыльца и поплотнее запахнув ворот пальто, Гуров направился к припаркованному «Пежо». На нижней ступеньке он остановился и, достав из кармана сигареты, закурил. В этот самый момент он и заметил Аникееву. Женщина выбралась из салона темно-зеленого «Лексуса» и, низко склонив голову, побежала к больнице. Ветер развевал ее незастегнутую шубейку. В снег упал прямоугольный конверт, Татьяна остановилась, подняла его и старательно отряхнула от налипших белых хлопьев. Затравленно оглянулась на «Лексус», словно проверяя, заметил ли сидящий в салоне ее мимолетный казус, и опять побежала дальше. Гуров отошел в сторону. Чисто автоматически он зафиксировал в памяти номер «Лексуса». С того места, где он стоял, тонированные стекла автомобиля не позволяли разглядеть людей внутри.
Аникеева пробежала мимо полковника, не заметив его. Ее подбородок уткнулся в ворот шубы, а лохматая шапка была слишком низко надвинута на глаза. «Лексус» тронулся с места, развернулся на проезжей части и стремительно укатил прочь. Гуров проводил его глазами. Акушерка вошла в здание больницы. Полковник глубоко затянулся, заложил руки в карманы и двинулся вперед. Он почти физически ощущал, как его поджимает неумолимый бег времени. История, в которую втравил его Крячко, нравилась Гурову все меньше и меньше. Какое-то щелкнувшее внутри его шестое чувство подсказало сыщику, что Завладская не ошиблась, восприняв всерьез полученное письмо с угрозой.
* * *Вторник. 11 часов 45 минут
Крячко придвинул к себе пепельницу и несколько раз энергично затянулся. Альбом с фотографиями по-прежнему лежал перед ним в раскрытом виде. Он изучил каждый снимок из прошлой жизни Юли, но ни одного знакомого лица больше не встретил. Фотография, на которой Завладскую обнимал Щетинин, лежала в стороне. Вставлять ее обратно в альбом Крячко пока не хотел.
– Может, еще чаю? – предложила хозяйка.
Стас повернул голову. Юля стояла возле раковины спиной к нему и мыла посуду. Ее роскошные волосы скрывали почти половину плеч. Открытые босоножки на невысоком каблуке почти не скрывали изящную миниатюрную ступню с ровными, окрашенными в серебристый цвет ноготками, и это была единственная обнаженная часть тела, которую мог видеть Крячко. Остальное могло лишь дорисовывать его богатое воображение. На какое-то время мысли о Валете улетучились, уступив место желанию подняться из-за стола, подойти к Завладской и обнять ее за талию. Крячко медленно поднял взгляд, переместив его с округлых розовых пяток женщины на скрытую джинсами попку. Блестящие буковки «R» и «S» на правом заднем кармашке светились в падающих через круглое окно солнечных лучах.
– Не сердись на меня. – Крячко потушил сигарету, жестко вдавив ее в дно хрустальной пепельницы. – Я просто слегка вспылил. Занервничал, что ли... Понимаешь? Юляша! Ну, перестань. Если тебе так уж хочется, можешь звать меня Стасиком. Так, правда, зовут тараканов, но...
– При чем тут тараканы? – Она обернулась, и Крячко заметил, что ее мокрые от воды руки дрожат. – Я привыкла так говорить. И не могу понять, что же тут обидного. Обычное ласковое обращение.
– Хорошо.
– Ничего хорошего. – Запястьем она откинула со лба челку и, опустив руки, прислонилась к раковине. Теперь Стас отлично мог видеть каждый пальчик у нее на ногах. – Он, видите ли, занервничал. А каково сейчас мне, ты не подумал? Часов через семь какой-то псих намеревается прикончить меня. Знаешь, что страшнее смерти, Стас?
– Стасик, – с улыбкой поправил ее Крячко, рассчитывая столь нехитрым способом разрядить ситуацию. – Зови меня Стасик.
– Неважно. – Завладская поморщилась. – Так ты знаешь, что страшнее...
– Знаю. Ожидание смерти. Это, кажется, какой-то классик сказал.
Юля кивнула. Вода лилась у нее за спиной и разбивалась о дно раковины. Уже помытая посуда стояла слева на полосатом полотенце.
– И очень правильно сказал. Я только сейчас поняла это. Когда это касается лично тебя...
– Послушай, Юляшенька. – Крячко все-таки поднялся на ноги и шагнул в направлении Завладской. – Я понимаю тебя. Прекрасно понимаю... И еще раз прошу простить меня. А что касается этого самого ожидания смерти... Постарайся об этом не думать. Я здесь, и, пока я здесь, тебя никто и пальцем тронуть не посмеет. А Лева сейчас ищет того, кто прислал тебе письмо. И я уверен, что он найдет его. Еще не было такого случая, чтобы Лева потерпел поражение в схватке с убийцами-психопатами. Поверь мне. И если бы ты перестала нервничать, – он взял ее за руку – пальцы Завладской продолжали нервно подрагивать, – то смогла бы помочь нам. Мне и Леве.