– А какое отношение к «Эдельвейсу» имеет сам Ромашов?
– Он курирует деятельность фонда. И отправка детей за рубеж – это, можно сказать, его личный вклад в данный законодательный проект, – отчеканил Цаплин.
– Кто возглавляет фонд?
– Некто Доронин. Альберт Николаевич. К уголовной ответственности не привлекался. Ни в каких криминальных связях, исключая Валета, замечен не был. Кристально чистый человек.
– Меня всегда настораживали кристально чистые люди, – буркнул полковник. – Как говорится, кто без греха, пусть первым бросит в меня камень. Либо ты грешишь, либо ты свои грехи скрываешь за маской благочестия.
Цаплин не понял последнего изречения Гурова, а потому посчитал, что в данном случае лучше промолчать. Полковник тоже не спешил возобновлять беседу. Он прокручивал в голове какие-то собственные мысли, и Цаплин по былому опыту работы с Гуровым знал, что рано или поздно они должны будут сформироваться в четкую, стройную версию. Ожидая решения старшего по званию, майор незаметно массировал кончик мизинца правой руки, стимулируя кровеносно-сосудистую деятельность. Этому его тоже научила супруга. Она утверждала, что нервные окончания каждого пальца отвечают за тот или иной орган и за его правильное функционирование. Цаплин был склонен верить в это.
– Значит, так, – произнес наконец Гуров, видимо, приняв какое-то решение. – Ты возвращайся в управление, Яша, и собери мне все, что сможешь, на этого Доронина. Адрес, семейное положение, друзья... В общем, все, как обычно. Изложишь в письменном виде и мне на стол. Если не успею заехать за бумагами сам, позвоню – расскажешь. Ясно?
– Считайте, уже сделано, Лев Иванович, – не без бахвальства в голосе выдал майор. – Я когда-нибудь вас подводил?
– Никогда. Ладно, хватит петушиться. Дуй.
Цаплин проворно выбрался из машины и слишком шумно захлопнул за собой дверцу. Гуров не стал наблюдать за тем, как майор, смешно взбрыкивая ногами, перебежал на противоположную сторону улицы, спеша к автобусной остановке. Достав свой мобильник, полковник набрал номер Крячко.
– У аппарата, – отозвался Станислав бодрым голосом.
– Я вижу, ты там отлично проводишь время, Стасик, – не смог сдержать своих негативных эмоций Гуров. – Не хочешь поменяться со мной ролями? А то я вспотел, как конь, гоняясь по городу и вступая в драки с пьяными анестезиологами, уволенными твоей ненаглядной красоткой.
Крячко сухо откашлялся:
– Что у тебя случилось, Лева?
– Расскажу при случае. – Гуров вывернул руль и вывел «Пежо» на проезжую часть. Со слов Цаплина он уже имел представление о том, где находится детский фонд «Эдельвейс». – Очень занимательная история. Будешь девушкам рассказывать вместо анекдотов. Ладно. Дело тут вот в чем, Стас. – Он взял наконец деловой тон. – По твоей просьбе Яша тут выяснил кое-что интересное. Я тебе пересказывать не буду – времени жалко. Оно, как ты сам знаешь, не на нас сейчас работает. Позвони ему сам – он расскажет. А потом попытай на этот счет Завладскую.
– Попытать?
Гуров услышал в трубке два коротких гудка. Затем через незначительный интервал времени еще два. Он отнял трубку от уха и посмотрел на дисплей. Вторым вызовом к нему прорывался Юрий.
– Мне звонят, Стас. Поговорим потом. – Он сбросил номер Крячко и тут же ответил новому абоненту: – Да, Юра. Что у тебя? Нашел?
– Нашел, Лев Иванович, – старого, не раз проверенного на деле информатора буквально распирало от гордости. – Чтоб я да не нашел?
– Хватит, хватит, – осадил его Гуров. – Рассказывай.
– А что рассказывать? – Звук немного ушел в сторону, видимо, из-за того, что Юрий зажал трубку плечом, но зато Гуров услышал, как пальцы с мягким щелканьем забегали по клавиатуре. – Я нашел газету, о которой вы спрашивали. Действительно, называется «Харьков таймс». Придумают же... От шестнадцатого января сего года. Она передо мной на экране, но тут куча разных статей. Какая вам нужна, Лев Иванович? Спорт, недвижимость, политика?..
– Политика? – Гуров задумался. Он и сам не знал, что именно ищет. – Может, и политика, Юра. А криминальная сводка есть?
– Есть и криминальная.
Полковника осенило. Он решил выстрелить, что называется, наудачу, но чем черт не шутит.
– Что-нибудь про больницы. Родильное отделение. Есть?
Пальцы Юрия снова пробежались по клавиатуре, а уже через пару секунд Гуров услышал, как информатор удивленно присвистнул.
– Как в воду смотрите, Лев Иванович, – сказал он. – Есть в криминальной сводке статья про родильное отделение восьмой харьковской горбольницы. То есть не совсем статья, а заметка небольшая.
– Что там?
От волнения на лбу у полковника выступила легкая испарина. Он перестроил «Пежо» в правый ряд, где движение было менее интенсивным, и немного сбросил скорость. Ужасно захотелось закурить, но руки были заняты, и Гуров подавил это желание.
– Зачитываю. – Юрий прочистил горло и начал: – «На скамье подсудимых оказались два медика – два гинеколога и бывший главврач восьмой горбольницы Т. И. Минаева. Обвиняемые находили среди рожениц потенциальных «отказниц», а затем продавали младенцев в Канаду на органы по четыре тысячи долларов за каждого. Подсудимые обвиняются по статье 127.1 УК РФ, предусматривающей наказание до двадцати пяти лет лишения свободы. В связи с деликатностью вопроса дело слушается за закрытыми дверями. И как стало известно специальному корреспонденту...»
Он продолжал читать, но дальнейший ход статьи не имел для Гурова такого уж существенного значения. Все и так было понятно. И интерес к этому материалу «Харьков таймс» со стороны Завладской полковнику совсем не нравился. И сотрудничество первой горбольницы с «Эдельвейсом» тоже. Возможность совпадения Гуров исключал. Он машинально прибавил скорость.
* * *Вторник. 13 часов 20 минут
Дверь в спальню Завладской была приоткрыта настолько, что сидящий в центральной зале на диване Крячко имел прекрасную возможность видеть половину запорошенного снегом окна и расположенный вдоль ближней стены голубенький комод. На полу, привалившись спиной к комоду, сидел большой игрушечный кот. Он весь был черного цвета, за исключением кончика хвоста и незначительного по площади треугольника на груди. Эти участки у кота были белыми.
– Ты думаешь, «Эдельвейс» может иметь отношение к сегодняшнему письму? – откликнулась Юлия из недр спальни.
– А ты сама-то как думаешь? – Стас взял в руки пульт от телевизора, покрутил его, но затем положил обратно на стеклянный столик, поддерживаемый металлическими намагниченными ножками. – Не может?
– Вообще-то, если честно, Стасик, у меня уже мелькнула такая мысль. Тогда, в кабинете, как только я получила это злосчастное письмо, и позже, когда я пыталась проанализировать для себя ситуацию, но...
– Но? – поторопил ее Крячко.
Завладская вышла из спальни и прикрыла за собой дверь. И игрушечный кот, и комод, и половина окна скрылись из поля зрения полковника, зато теперь он мог прекрасно видеть саму женщину. Переодевшись, Юля появилась перед ним в легком домашнем халатике кристально белого цвета, едва прикрывающем колени. На талии туго затянутый поясок. Роскошные белокурые волосы по-прежнему свободно спадают на плечи. Крячко сглотнул появившийся в горле ком и поднялся Завладской навстречу. Она остановилась возле камина и оперлась рукой на конусообразный колпак.
– В этом бизнесе замешаны деньги, Стасик. Большие деньги, скажу тебе по секрету. А деньги – это своего рода мотив. Тебе ли об этом не знать? Ты же сыщик. Однако я склонна считать, что выгодна для «Эдельвейса» живой, нежели мертвой. Зачем им меня убивать? Это же все равно, что отрубить голову курице, несущей золотые яйца.
Крячко скрестил руки на груди и буквально титаническим усилием воли заставил себя оторвать взгляд от голых ног Завладской и поднять его выше, на уровень лица.
– Ну а насколько законен этот ваш бизнес? – спросил он. – Что, если они решили избавиться от тебя, как от опасного свидетеля?
– Да какого там свидетеля, Стасик! О чем ты говоришь? – Юля небрежно взмахнула рукой, но полковник заметил, как при этом она быстро потупила глаза. – Все вполне законно. И я даже считаю, что это очень благородное дело. По отношению к детям. В нашей стране каждая четвертая женщина отказывается от рожденного ею чада... Это уже статистика. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я уже больше двадцати лет работаю в этой области. И что происходит с теми детьми, от которых отказываются? Детские дома со скудным финансированием и призрачная надежда на то, что кто-нибудь когда-нибудь решится их усыновить или удочерить. И если кому-то везет, Стасик, то это меньшинство. А тут... Детей отправляют за рубеж, где их ждет благополучное и безбедное существование в надежных, крепких семьях тех, кто просто не в состоянии завести собственных отпрысков...
– Ты уверена?
– Конечно, уверена. «Эдельвейс» – серьезный фонд, поддерживаемый районной администрацией. Я ведь говорила тебе о Ромашове?
– Говорила. – Крячко прошел к барной стойке, взгромоздился на табурет и тем самым оказался к Завладской спиной. Выудил из лежащей перед ним пачки сигарету. – Только меня очень настораживает тот тип, обнимающий тебя на фотографии...
– Перестань!..
– Я не ревную. Мой коллега выяснил, что Борис Щетинин по прозвищу Валет, в прошлом не единожды привлекавшийся к суду за убийство, в настоящий момент занимает должность начальника службы безопасности фонда.
– И что? – Завладская подошла к нему сзади, и Крячко затылком ощутил ее горячее дыхание.
– Его личность не очень вяжется с заботой о детях, и, когда ты говоришь, что... – Станислав не закончил начатой фразы. Он прищурился и опустил в пепельницу только что прикуренную сигарету. – К тебе гости, Юляша. Ты знаешь, кто это?
Завладская тоже бросила взгляд в круглое окно, в которое смотрел Крячко. Темно-зеленый «Лексус» плавно вырулил из-за поворота и, оставляя колесами глубокие борозды в свежевыпавшем снегу, подкатил к воротам. Остановился. Юля узнала машину.
– Это один знакомый, – шепотом, словно подъехавший мог услышать ее, произнесла она. – Из фонда. Я не хочу сейчас с ним встречаться. Сделаем вид, что никого нет. Ладно?
– Не будешь ему открывать?
– Нет.
– А кто он такой?
– Он вроде как управляющий в фонде. – Завладская замялась и поплотнее запахнула ворот своего легкого халатика. – Или что-то в этом роде. Во всяком случае, я имею все дела именно с ним. Подписание договоров, деньги...
– Фамилия у этого человека есть? – Стас машинально оглянулся назад, где возле обеденного стола на высокой спинке стула остался висеть его пиджак. Под ним скрывалась и наплечная кобура с табельным оружием.
– Лобанов. Илья Романович Лобанов.
Водительская дверца «Лексуса» отворилась, и Лобанов вышел из салона. В длинном темном плаще и без головного убора. Снежинки, кружась в воздухе, опускались на его волосы. Во рту Ильи дымилась прикуренная сигарета. Пару минут он стоял неподвижно, глядя на дом. Затем Крячко заметил, как Лобанов опустил глаза и внимательно присмотрелся к возможным следам на подъездной дорожке. Несколько раз глубоко затянулся, а затем бросил сигарету в снег. Рука в черной перчатке проскользнула между металлических прутьев калитки и отодвинула язычок замка с внутренней стороны.
– Я с ним поговорю. – Полковник решительно слез с табурета.
– Не надо, Стасик. – Тонкие нежные пальчики Завладской сомкнулись у него на запястье. – Черт с ним! Он убедится, что меня нет дома, и уедет. Я потом ему позвоню.
– Чего ты боишься? Я же рядом.
– Я не боюсь. Просто не хочу сейчас говорить с ним.
Лобанов не стал закрывать за собой калитку. Ступая по засыпанной снегом дорожке, он неторопливо двинулся к дому, продолжая оглядываться по сторонам. Взошел на крыльцо и вдавил пальцем кнопку электрического звонка. Крячко почувствовал, как дрогнула рука Завладской. Секунд через двадцать, не получив ответа, Лобанов позвонил еще раз. Юля стояла неподвижно и продолжала удерживать Станислава. Лобанов подергал ручку двери. Сердце Завладской бешено стучало.
– Пусти, – негромко произнес Крячко.
Она отрицательно покачала головой. Он постарался мягко высвободить из ее захвата свою кисть, но Юля только сильнее стиснула пальцы. Лобанов отступил на два шага назад и достал из кармана плаща мобильник. Быстро набрал номер и приложил трубку к уху. Зазвонил телефон Завладской. Зазвонил громко и, благодаря вибрации, начал перемещаться по мраморной стойке, будто живой гигантский жук.
– Черт! – Юля застонала.
Через окно Крячко видел, что Лобанов услышал мелодию телефона вызываемого им абонента. Отключив связь, Илья бросил свой мобильник обратно в карман и тут же вместо телефона в его правой руке появился пистолет. Прицелившись, он выстрелил в дверной замок. Затем еще раз, и еще... Завладская вскрикнула. Крячко выдернул руку из ее руки. На этот раз настолько резко, что она не сумела противостоять ему. Не более двух секунд Станиславу потребовалось на то, чтобы дойти до стула, на котором висел пиджак. Быстрым движением он сбросил его на пол, а левой рукой уже выдергивал из кобуры пистолет. Порезанная стеклом правая ладонь еще причиняла Крячко боль, но он одинаково хорошо мог стрелять как с той, так и с другой руки. Лобанов всадил еще одну пулю в дверной замок. Почему-то ему не приходило в голову обойти дом и предпринять атаку со стороны любого из окон. Крячко решил воспользоваться этой недальновидностью противника.
Крадучись, но не теряя при этом взятый изначально ритм, Станислав переместился к окну, повернул вниз золотистую ручку и бесшумно потянул на себя фрамугу. Морозный ветер ударил полковнику в лицо. Снежинки заметались по подоконнику.
– Открывай, сука! – громко крикнул Лобанов, и до слуха Крячко донесся звук передергиваемого затвора.
Стас толкнулся двумя руками, поморщившись от боли в порезанной ладони, и вспрыгнул на подоконник.
– Стасик!
Крик Завладской спутал Крячко все карты. Элемент внезапного нападения растаял как дым. Лобанов разгадал план противника и одновременно с этим понял, что, кроме Юли, в доме есть кто-то еще. Мужчина. И, возможно, не один. При всей его отчаянности и бесстрашии погибать вот так просто, за здорово живешь, Илья не собирался. Сбежав по ступенькам вниз, он резко обернулся и почти поймал на мушку обозначившегося в оконном проеме Крячко. Стас выстрелил первым, но промахнулся. Лобанов ответил двумя выстрелами, но полковник прыгнул вперед и, немного не рассчитав собственного приземления, упал на колени в снег. Позади него со звоном разлетелось одно из круглых окон. Крячко откатился в сторону и, уже опершись на одно колено, выставил прямо перед собой вытянутую левую руку с зажатым в ней табельным оружием. Фигура Лобанова мелькнула возле распахнутой калитки и скрылась за бетонным столбиком ограждения. Стас чертыхнулся. Вскочив на ноги, он рванулся вперед, по колено увязая в наметенных сугробах и чувствуя, как стремительно пропитываются холодной влагой его полушерстяные носки. Снег предательски забивался и под штанины, отчего Крячко начинало слегка потрясывать.
– Стасик, не надо! Вернись! – Голос Завладской срывался на истеричный визг.
«Вот дура!» – не удержался от мысленного комментария полковник.
Он поравнялся с крыльцом, когда Лобанов, подобно чертику, выскочил из своей засады. Выстрелил сразу, практически не целясь. Крячко бросился грудью на снег. Пуля просвистела в опасной близости от его головы. Рана на ладони вновь начала кровоточить. И без того промокший бинт из белого превратился в грязно-розовый. Стас поднял голову и дважды спустил курок. Одна из пуль чиркнула по металлической калитке. Лобанов проворно ретировался, но уже через секунду появился вновь. Крячко, как заяц, прыгнул в сторону и скрылся от глаз неприятеля за невысокой пушистой елью. Он промок до нитки, а с завидной периодичностью налетавшие с западной стороны холодные порывы ветра только усугубляли положение полковника. Раздвинув забинтованной кистью колючие голубые ветви, Крячко поймал неприятеля на мушку. Лобанов переместился к соседнему столбику, и теперь его крепкая, облаченная в стильный длинный плащ фигура располагалась на фоне «Лексуса». Крячко прицелился ему в левое бедро. И тут позади него распахнулась входная дверь.
– Стасик!
Он резко обернулся. Завладская выскочила на крыльцо в том самом белом халатике, в котором до этого расхаживала по дому, но в накинутой на плечи темно-коричневой дубленке с небольшой меховой опушкой. Беспощадный ветер тут же растрепал ее волосы.
«Дура!»
Лобанов тоже мгновенно отреагировал на появление женщины. Подстегиваемый слепой яростью, он сместил ствол пистолета в ее сторону и нацелил его прямехонько в голову Юли. Реакция Крячко оказалась на высоком уровне. Словно приведенная невидимой рукой в действие пружина, он рванулся к Завладской. Она спустилась на две ступеньки вниз, и в тот самый момент, когда Лобанов выстрелил, рассчитывая на стопроцентное поражение, Станислав дернул женщину за правую ногу и сам рухнул вместе с ней. Плотный снег и дубленка смягчили падение Завладской, но она все равно слабо вскрикнула. Пуля, выпущенная из оружия Лобанова, вонзилась в обитый пенопластом дверной косяк. Крячко накрыл Юлю своим телом. Хлопнула автомобильная дверца. Стас обернулся. Лобанов уже был в машине и одним быстрым движением запустил двигатель. Неприятель спешил ретироваться с места сражения.
Крячко вскочил на ноги и побежал к раскрытой калитке. Выбрасывая снег из-под колес, «Лексус» уносился прочь. Полковник вскинул левую руку и выстрелил вслед удаляющейся мишени. Один раз, второй, третий... Пули чиркали по корпусу автомобиля, но причинить ему серьезного вреда не могли. Крячко опустил пистолет и раздосадованно сплюнул в снег. «Лексус» скрылся за поворотом.