Вторник. 13 часов 24 минуты
«Дворники» мерно ползали по лобовому стеклу из стороны в сторону, сметая оседавшие снежинки. Гуров включил в салоне печку, ощутив пробравший его до самых костей морозный озноб. На улице явно похолодало, и, вероятно, температура за бортом «Пежо» достигла уже тридцати градусов. Если не ниже.
Полковник свернул на Тульскую, но, заметив за следующим перекрестком небольшую пробку, образовавшуюся по причине выехавшего на середину проезжей части снегоочистителя, поспешно развернулся и вырулил на Грибоедова. Таким образом путь до «Эдельвейса» увеличивался всего на пару километров, но зато Гуров рассчитывал выиграть минут пять во времени. Из головы никак не шел последний разговор с информатором. Вернее, зачитанная им по телефону статейка из «Харьков таймс». Почему эта тема так заинтересовала Завладскую, что она даже пометила себе в ежедневнике необходимость прочтения данной статьи? Насколько чиста была ее собственная совесть? Сразу после беседы с Юрием Гуров вновь связался с Цаплиным и попросил его выяснить детали прошедшего в Харькове судебного процесса по делу двух гинекологов и гражданки Т.И. Минаевой. Хотя полковник и не рассчитывал на то, что майор раздобудет информацию так быстро, как хотелось бы. Затем Гуров дважды подряд позвонил на мобильник Крячко, но Стас ни разу не откликнулся на его вызов. В трубке раздавались лишь длинные заунывные гудки. А было бы неплохо, если бы Крячко расспросил на эту тему и саму Завладскую. Гуров поймал себя на мысли, что после зачитанной Юрием статьи Юлия Владимировна уже не импонировала ему, как прежде.
Полковник в третий раз взял в руки телефон и попытался вызвать Крячко. Напарник не отвечал.
– Куда же он запропастился, черт возьми! Спать, что ли, лег?
Выслушав очередную серию длинных гудков, Гуров сбросил вызов и убрал мобильник в карман. В этот самый момент в зеркало заднего вида он и заметил, как в хвост ему пристроился черный джип «Тойота» с затемненными стеклами. Учитывая мощность внедорожника, он легко мог бы обойти «Пежо» полковника по соседней пустой полосе, но почему-то не делал этого. Это выглядело крайне подозрительно и не могло не насторожить Гурова. Он намеренно сбросил скорость, проверяя свою догадку. Джип тоже замедлил ход. Полковник нахмурился и, придерживая руль одной рукой, другой скользнул за отворот пальто. Подстраховываясь от возможных неприятностей, Гуров вынул «штайр» из кобуры и положил его на соседнее сиденье. Вновь посмотрел в зеркало заднего вида. Внедорожник двигался следом за ним как приклеенный.
Гуров повернул направо, и «хвост» проделал тот же самый маневр. Движение на этой улице было минимальным. Гуров вдавил в пол педаль акселератора и заставил «Пежо» резво устремиться вперед. Поначалу джип поотстал ненамного, всего на каких-то пару-тройку метров, и это обстоятельство еще больше не понравилось полковнику. Предчувствие не обмануло его. Словно собравшись с силами для решительного броска, джип рванул вперед, быстро настиг ускользающую жертву и жестко ударил «Пежо» массивной радиаторной решеткой. От толчка Гурова швырнуло на руль, его автомобиль завилял на дороге, но полковник уверенно вернул машине управление. Джип ударил еще раз, но теперь Гуров был готов к подобному повороту событий. Он бросил руль вправо, и удар получился скользящим. Джип стал обгонять его справа. Полковник опустил боковое стекло и взял в руки «штайр». Джип поравнялся с его автомобилем, заднее стекло наполовину сползло вниз, и Гуров заметил направленное в его сторону дуло скорострельного пистолета Стечкина. Полковник машинально припал к рулю, но этот его маневр оказался совершенно напрасным. Пули градом посыпались на крышу «Пежо». Вряд ли засевший в джипе стрелок страдал такой открытой формой непрофессионализма. Скорее всего, никто и не стремился стрелять в Гурова на поражение. Неприятель просто запугивал его, производя так называемую психическую атаку. Гуров моментально просчитал этот ход, разогнулся и, удерживая «Пежо» на прежней скорости, выстрелил в сторону внедорожника. Тот вильнул, избегая поражения, а затем резко бросился в левую сторону. Гуров нажал на тормоза, но было уже поздно. Мощнейший удар, пришедшийся на правое переднее крыло, заставил «Пежо» содрогнуться. Скрежет металла эхом заметался меж придорожных домов. Автомобиль Гурова выбросило на тротуар, и полковник лишь чудом избежал столкновения со стареньким фонарем. Стрельба из джипа прекратилась. Он тоже притормозил, развернулся на девяносто градусов и замер в таком положении. Гуров потер ушибленное о дверцу плечо. Поднял взгляд.
Кто бы ни находился в салоне джипа и какова бы ни была их численность, выходить из него никто не собирался. Противник выжидал. Гуров скрипнул зубами и решительно коснулся пальцами дверной ручки. Выйти придется ему. Он опустил ручку вниз и толкнул от себя дверцу. «Штайр» надежно покоился в правой руке. В ту же секунду из окна джипа вновь появился ствол. Грохнул выстрел, и в лобовом стекле «Пежо» образовалось аккуратное пулевое отверстие, от которого в разные стороны поползли кривые паутинки. Произвести ответный выстрел Гуров не успел. Джип неожиданно сорвался с места и без дальнейшего развития боевых действий устремился прочь. Гуров поспешно съехал с тротуара и бросился в погоню за ускользающим противником.
Учитывая погодные условия и повышенную заснеженность дорог, внедорожник находился в более выгодных условиях, нежели автомобиль полковника. Поэтому он быстро и профессионально ушел в отрыв. Гуров старался выжать из своего «Пежо» все возможное. Джип скрылся за поворотом, а когда на том же самом повороте оказался и полковник, он едва успел заметить, как машина неприятеля скользнула под арочный свод. Гуров последовал тем же путем. Миновав проездной дворик, он вырулил к заброшенной строительной площадке. Недостроенный первый этаж с местами обвалившимся кирпичом был наполовину укрыт высокими снежными заносами. Рядом возвышался неработающий проржавевший кран. По бокам метрах в десяти от крана располагались два строительных вагончика. Они и подавно едва ли не целиком были укутаны снегом, и, судя по всему, ни к ним, ни к стройке никто не приближался с середины осени. А может, и с лета.
Джип «Тойота» с тонированными стеклами стоял с левой стороны от одного из строительных вагончиков, глядя передними погашенными фарами на въехавший на площадку «Пежо» полковника. Дверцы закрыты, стекла опущены. Гуров остановил автомобиль и пару минут напряженно всматривался в контур внедорожника. Рассмотреть что-либо через густую тонировку не представлялось возможным. На крышу джипа крупными хлопьями оседал снег.
Гуров открыл дверцу и вышел из автомобиля. Взяв «штайр» на изготовку, стал медленно приближаться к джипу. Полковник готов был спустить курок в любой момент, стоило ему только заметить хоть какое-то шевеление со стороны противника. Но его не было. И Гуров продолжал приближаться. Он прекрасно осознавал, что в эту секунду является отличной мишенью для затаившегося в салоне неприятеля. Еще один шаг, потом еще один. Расстояние между ним и джипом неумолимо сокращалось. Шаг за шагом, метр за метром. Сердце гулко стучало в груди, заглушая все остальные звуки города...
Гуров вытянул левую руку, и ладонь уверенно легла на ручку водительской дверцы джипа. Плавно потянула ее вниз, а затем уже резко дернула на себя. Полковник направил дуло «штайра» в салон. Повел им из стороны в сторону, а уже через секунду опустил его вниз. Джип был пустой. Гуров быстро оглянулся через плечо, но в этот момент его внимание привлек зазвонивший мобильник, бесхозно валявшийся на водительском сиденье джипа. Гуров опустил взгляд. Дисплей мобильника засветился, отображая смешно пляшущую и игриво подмигивающую капельку воды. Полковник пристально смотрел на это нелепое изображение, на сто процентов уверенный в том, что звонят именно ему, и что в эту секунду кто-то невидимый наблюдает за его действиями. Гуров протянул руку и взял мобильник. Нажал кнопку соединения.
– Да.
– Полковник Гуров. – Звонивший не спрашивал, а утверждал. Причем он намеренно менял голос, стремясь остаться неузнанным. – Я хотел вам порекомендовать не совать нос не в свое дело. Вы не трогаете нас, мы не трогаем вас. Все в пределах джентльменского соглашения. Понимаете? Но если вы решите не послушать моего совета, то...
– С кем я говорю? – жестко осадил собеседника Гуров. – Кто вы? И в какое дело я не должен лезть?
– Не прикидывайтесь дурачком, полковник. Вы же таковым не являетесь. Мы оба знаем, о чем идет речь. Сегодняшняя стрельба – это только первое предупреждение, как вы уже и сами, наверное, догадались. Но ни второго, ни третьего предупреждений не будет. Подумайте над этим, полковник.
– Кто вы? – повторил свой вопрос Гуров, но собеседник словно и не слышал его.
– Кто вы? – повторил свой вопрос Гуров, но собеседник словно и не слышал его.
– Кстати, у вас есть всего двадцать секунд, – равнодушно произнес он. – До того, как джип взлетит на воздух. Всего хорошего, полковник.
Трубку повесили, и Гуров тут же швырнул телефон обратно в салон джипа. Запоздало подумал о том, что следовало бы оставить его при себе. Возможно, удалось бы установить владельца аппарата. Но теперь рассуждать на эту тему было поздно. Полковник поверил звонившему. Развернувшись, он побежал прочь от джипа. В тот момент, когда он преодолел около тридцати метров, ровно половину того, что разделяло его с собственным «Пежо», за спиной грохнул взрыв. Гуров не стал оборачиваться. Взрывная волна ударила ему в спину, полковник не удержал равновесия и упал лицом в снег.
– Ну, ладно, ублюдки! – зло прошептал он, поднимаясь на ноги.
* * *Вторник. 13 часов 31 минута
Рабочий кабинет Валентина Михайловича Ромашова мало чем отличался от подобных ему кабинетов большинства чиновников. Некоторые атрибуты для главы районной администрации, как человека, имеющего непосредственное отношение к правительственному штату, были просто обязательны. Трехцветный российский флаг на специальной пластиковой подставке, портрет президента на стене, добродушно глядящий на каждого входящего в кабинет, расположенный буквой П широкий стол для ведения переговоров, ряд стульев вдоль стены и небольшой журнальный столик в углу, где согласно протоколу должен был находиться секретарь в момент совещания, если это было продиктовано необходимостью... Хотя в кабинете Валентина Михайловича имелась и еще одна существенная особенность, свойственная исключительно самому Ромашову. На фоне огромного панорамного окна, открывающего великолепный вид на город, красовался гигантских размеров аквариум, оформленный в стиле дна Карибского моря с затонувшими в нем старинными пиратскими судами. Слева и справа от него имелись аквариумы поменьше, но оформленные с неменьшей фантазией. Коллекционирование экзотических рыбок, стоимость каждой из которых превышала годовой бюджет рядового обывателя, было своего рода хобби Ромашова. Достаточно было отметить большое количество серебряных арован в его коллекции.
Конечно, при упоминании об арованах у многих людей могла бы возникнуть ассоциация с обычной латиноамериканской серебряной арованой родом из Перу и Колумбии. Но коллекционные рыбки Валентина Михайловича не имели никакого отношения к восточному учению фэн-шуй. Согласно этому учению, символом успеха, достатка, здоровья и талисманом удачи является другая представительница семейства из рода Scleropages. Но самыми красивыми, грациозными и элитными являются арованы Scleropages formosus, некоторые экземпляры которых стоят десятки тысяч долларов. Именно их и предпочитал Ромашов. Элитных азиатских арован в России можно приобрести только с полным комплектом документов и проверить на специальном сканере их соответствие и родословную.
Доронин переступил порог кабинета Ромашова как раз в тот момент, когда тот, склонившись над большим аквариумом, с любовью и теплотой наблюдал за игрищами своих экзотических питомцев. На губах Валентина Михайловича застыла довольная улыбка.
– Разрешите? – Доронин постучал костяшками согнутых пальцев по дверному косяку.
– Перестань паясничать, Альберт. Входи, конечно. И присаживайся.
Ромашов не обернулся. Он был заранее предупрежден секретарем о визите главы детского фонда «Эдельвейс», находящегося непосредственно под его опекой. Ухватив пинцетом находящийся в специальном отсеке рыбий корм, Ромашов принялся сбрасывать его в воду маленькими дозированными порциями. Заниматься этим он мог бесконечно. Лишь бы не отвлекали дела государственной важности. Большую часть времени Валентин тратил на этот процесс и в домашних условиях, где держал два аквариума с еще более ценными экземплярами.
Доронин прикрыл за собой дверь и прошел в помещение. В правой руке он нес белый пластиковый контейнер с металлической ручкой. Приблизившись к столу, Альберт поставил контейнер на гладкую поверхность, сдвинул в сторону стул, но садиться не стал.
– С именинами, Валентин. Вот, собственно, и зашел поздравить, подарочек скромный...
Ромашов обернулся. Взгляд его тут же сфокусировался на пластиковом контейнере. Ему не нужно было дополнительно разъяснять, что находится внутри. К такого рода подаркам, особенно из рук Доронина, Валентин успел привыкнуть.
– Ну, что ты? Зачем? – Невысокого роста, круглый, как колобок, Ромашов «подкатился» к столу, и его пухлые розовые ручки с короткими пальцами накрыли контейнер. – Мне, конечно, ужасно приятно, Альберт. Внимание и все такое... Но стоило ли так разоряться.
– Пустяки. – Доронин махнул рукой. – Мне она обошлась в копейки. И практически без усилий. Помог один хороший знакомый.
– Тоже коллекционирует рыбок?
– Не совсем. Скорее делает на них деньги. Бизнес, так сказать. Тебе он не будет интересен.
Ромашов уже и так утратил интерес к разговору о знакомом Доронина. Он поспешно откинул крышку контейнера, и его маленькие серые глазки алчно заблестели. Золотая арована глубокого, насыщенного оттенка, преподнесенная Валентину в дар Дорониным, достигала тридцати пяти сантиметров. Такого великолепного экземпляра Ромашову еще видеть не приходилось.
– Ну, как? Нравится?
– Не то слово, Альберт! Как же тебе удалось?..
– У нас тоже есть свои маленькие секреты. – Доронин загадочно улыбнулся.
– Раскрывать которые ты не хочешь?
– Нет.
– Ну, как знаешь. – Ромашов пожал плечами. – Коньячку?
– Можно.
– Подожди секунду.
Доронин с иронией наблюдал за тем, как глава районной администрации, поведение которого напоминало сейчас поведение обрадовавшегося долгожданной игрушке пятилетнего ребенка, подхватил контейнер двумя руками и бережно перенес его со стола на подоконник. Не желая откладывать дело в долгий ящик, он взял сачок и, ловко подцепив им аровану, переправил рыбку в большой аквариум. Присел на корточки, наблюдая за ее плавными, грациозными движениями. Со своего места Доронин не мог в полной мере насладиться этим зрелищем, мешала спина Ромашова, но Валентин, можно сказать, находился на грани экстаза.
– Побудь пока тут, красавица, – сказал он, обращаясь к рыбке, и Доронин не смог сдержать усмешки. – Но сегодня я обязательно заберу тебя домой. Тебе там понравится. Непременно понравится. Негоже такой красавице... Кстати, она не голодна? – Ромашов обеспокоенно обернулся.
– Не думаю, – ответил Доронин. – При мне ей дали перекусить. Но, если хочешь, покорми.
– Нет-нет, – Ромашов отчаянно замахал руками. – Перекармливать их вредно. Ты что?
– Прости, я не знал.
– Ну, поплавай, – вновь обратился Ромашов к рыбке. – Я к тебе еще вернусь.
Он поднялся во весь рост и в привычной манере смешно засеменил к бару. На ходу он еще раз оглянулся и посмотрел на скрывшуюся в длинных зеленых зарослях тины рыбку. Доронин опустился на стул. Ромашов поспешно выудил из бара бутылку «Хеннесси» и две пузатые рюмки. Поставил все это на стол. Подумал немного и решил-таки присовокупить к спиртному коробку конфет «Коркунов».
– Может, лимончик, Альберт? Я скажу Тамаре...
– Не стоит. Конфеты будут в самый раз.
Ромашов занял место не в своем начальственном кресле, а напротив гостя. Самолично скрутил пробку с бутылки и разлил коньяк по рюмкам. Воздух наполнился чарующим ароматом. Доронин знал, что Ромашов не станет держать в своем кабинете коньяк, в высоком качестве которого он не уверен.
– Ну, как я уже сказал, с именинами тебя, Валентин. – Альберт поднял рюмку на уровень лица и невольно повел носом, улавливая восхитительный букет. – При всем при том, что ты делаешь на благо государства, трудясь на этой неблагодарной ниве вот уже пять лет, тебе и самому стоило бы присвоить статус Святого. Уж мне ли не знать о той самоотдаче, с какой ты подходишь к каждому делу! Подумай о себе. Этого я тебе и желаю: подумай о себе, Валентин. Пора! Пора пожить не для кого-то, а для себя. Береги себя, соизмеряй силы, отдыхай. Одним словом, больше наслаждайся жизнью, Валентин! Она не заслуживает того, чтобы так безжалостно разменивать ее на нужды Отчизны. Она у тебя бесценна, Валентин! За тебя!
Мужчины выпили и потянулись к раскрытой коробке конфет. Доронин не торопился заедать напиток, наслаждаясь тем, как тот разливается теплом сначала по пищеводу, а затем мягко оседает где-то ниже, в желудке. Ромашов, напротив, быстро забросил конфету в рот, и его челюсти активно заработали.
– Спасибо, Альбертик, спасибо, – обнажая в улыбке измазанные шоколадом зубы, проговорил он с набитым ртом. – От души благодарен. Просто от души. Еще по одной?
– С удовольствием.
Ромашов вновь разлил коньяк по рюмкам. Доронин приготовился к тому, чтобы выдать новую хвалебную тираду в адрес именинника, но в этот момент на рабочем столе Валентина сработал зуммер селекторной связи.