На допросах Прохоров не увиливал, признался, что именно он являлся организатором убийства, а двое его подельников выполняли его распоряжение под угрозой расправы. Впоследствии на суде это сыграло свою роль, сроки они получили поменьше. Так что же их заставило бежать, когда двоим до условно-досрочного освобождения оставалось всего-то год с небольшим?
Открыв второе дело, Покровский увидел фотографию молодого мужчины. Аркадий Денисов. Черты лица тонкие, правильные, такого человека легко представить за клавиатурой компьютера или держащего в руке скрипку со смычком, если, конечно, не знать того, что он осужден за убийство, темно-карие глаза взирали с некоторой долей наивности. Насторожить могли лишь тонкие губы, сжимавшиеся в прямую строгую линию. Такие люди никогда не бывают открытыми, они именно из тех, о ком говорят: «Себе на уме». Их души с двойным дном, подобно китайской шкатулке — открыл крышку, а внутри прячется точно такой же сундучок с сюрпризом. А что в нем лежит, опять тайна! Опасен и непрост. Подобные ему часто находятся в тени, но нередко именно они являются мозговым центром и организаторами самых хитроумных преступлений.
Полистав страницы, Афанасий даже не удивился своему открытию.
Так оно и есть, Аркадий Денисов сдал своих подельников во время первого же допроса, в деталях рассказав, как произошло убийство, и попутно свалив вину на более старшего, на Николая. Таким образом он сумел выторговать себе меньший срок.
На очереди было третье дело в белой затертой папке. Перевернув первую страницу, Афанасий увидел снимок молодого мужчины двадцати восьми — тридцати лет. Простоватое лицо деревенского увальня со светло-серыми глазами. Такого парня легко представить сидящим на завалинке и лузгающим в компании приятелей семечки. Нижняя губа капризно изогнута. В этой группе он самый младший и идеально подходит на роль исполнителя. На снимке, выполненном в рост, парень выглядел нескладным и каким-то затюканным. Такие люди, как он, всегда ведомые, даже преступления они совершают «за компанию». Ориентированные на лидера, они, как крохотные рыбки, всегда следуют за рыбой-лоцманом, довольствуясь остатками от обильной трапезы. В камерах бывают «шнырями» и «шестерками», а на воле им поручают самую черную и неблагодарную работу, скидывая порой на них собственные преступления. Если троица все-таки решится разделиться, так он будет первым, кого удастся изловить.
Чего же ожидать от них в этот раз? Ведь вольный воздух и отсутствие всяких запретов у кого угодно может снести «крышу».
Покровский вышел во двор. Дом, куда его определили, был вполне просторный, с небольшим садом, поросшим шиповником и малиновыми кустами. В глубине, спрятавшись среди низкорослых яблонь, стояла приземистая крепко сколоченная банька. Молодая хозяйка во время короткого ужина, лукаво посматривая на столичного постояльца, предлагала затопить баньку и, будто бы в шутку, изъявила желание попарить его венечком.
Афанасий не был ханжой и даже где-то подозревал, что к миловидной женщине его определили далеко не случайно, полагая, что между ним и хозяйкой может что-то завязаться, но не торопился делать шаг навстречу, понимая, что даже ночное баловство приводит к определенным обязательствам. А потому, не замечая плутоватых женских глаз, принял горячий душ и, уже распаренный, вновь взялся за изучение дел.
Ночь была темная и невероятно звездная, какая бывает лишь в тайге, удаленной за тысячи километров от смога и больших городов. Казалось, что на небе видна каждая звездочка. Картину портили лишь сторожевые вышки колонии, расположившейся в трехстах метрах от крыльца.
Когда-то Афанасий всерьез интересовался астрономией и даже подумывал поступать на физический факультет, но в самый последний момент отнес документы на юридический, за компанию с одноклассницей Настей, которая ему очень нравилась. С той девушкой у него так ничего и не сложилось. Их отношения не зашли дальше поцелуев на лестничной площадке. Она вышла замуж через два года за его друга, и их троица, столь знаменитая на курсе, разом развалилась. Именно тогда начался новый этап его молодости, где он нещадно «утруждал» молодой здоровый организм многими излияниями и любовными упражнениями, побывал едва ли не во всех женских общежитиях Первопрестольной, что, впрочем, не помешало ему блестяще окончить юридический факультет, откуда он прямиком направился в Следственный комитет.
Через приятелей до него доходили скупые новости о Насте: у нее все прекрасно (и слава богу), живет она в счастливом браке и лишь иногда вспоминает того несчастного мальчишку Афанасия, который после каждой сданной сессии назойливо звал ее под венец. Покровский старался ее забыть. Кто бы мог подумать, что юношеская привязанность может так жестоко ранить и окажется столь крепкой, но получалось плохо, и нередко в минуты наивысшей тоски ему виделась светлолицая девочка с серыми глазами. Жениться бы, забыть прошлую напасть, но не получалось. Женщины, стремившиеся скрасить его одиночество, подле него надолго не задерживались, обиженные показным равнодушием, уходили к другим, к тем, кто потеплее и подушевнее. Ему же оставалась лишь работа, в которую он вгрызался, подобно каменной губке в гранитную твердь.
Афанасию очень хотелось увидеть Настю, и в то же самое время он опасался возможной встречи, полагая, что от прежнего юношеского идеала останется лишь расплывчатая оболочка располневшей и погрубевшей лицом женщины. Но когда через пятнадцать лет они собрались всем курсом — взволнованные, радостные, богатые переживаниями, накопленными за последние годы, — он увидел прежнюю девушку, которую когда-то любил. Правда, она стала старше, в глазах, прежде чистых и ясных, обозначилась житейская грусть, но оставалась по-прежнему привлекательной, и, быть может, даже больше, чем в юношеские годы. Ее супруг, совсем недавно ставший областным прокурором, вскоре захмелел за обильным столом однокашников и, оперевшись о стальное плечо водителя, был препровожден в служебную машину. Последующие два часа они провели вдвоем, за одним столом, вспоминая беспечное юношеское житье, так и не признавшись друг другу в том, что совершили ошибку, разбежавшись в разные стороны.
Так что встречи с первой любовью не сулят ничего хорошего. Теперь у него была Анна, которая даже как-то пообещала сделать его счастливым. Вот только в сказанное отчего-то не верилось.
Докурив сигарету, Покровский хотел было уже зайти в дом, как неожиданно у созвездия Возничий вдруг вспыхнула ярко-красная точка, которая тотчас двинулась по небу в направлении созвездия Тельца, все более увеличиваясь в размерах, пока, наконец, не превратилась в большой огненный шар, оставляя за собой переливающийся желто-оранжевый след. Это был болид, крупный метеорит, вторгшийся на огромной скорости в атмосферное пространство. Через каких-то несколько секунд окрестность залило светом, как случается лишь в полдень. Метеоритный след, толстой расширяющейся полосой прошедший через все небо, преодолевал атмосферные слои, хаотично меняя при этом цвета.
Освещенный им лагерь будто бы вынырнул из ночного мрака. Покровский увидел солдата, стоявшего на вышке с открытым ртом и расширенными от ужаса глазами и наблюдавшего за падением болида. Неожиданно свечение брызнуло во все стороны красными светящимися осколками и тотчас погасло, вернув в поселок ночь. А еще через несколько секунд Покровский услышал отрывистые глухие удары. Прошла, наверное, минута, прежде чем раздался звук, напоминавший орудийный залп.
Некоторое время на ночном небе плыла туманная дымка, напоминавшая о прилетевшем из космоса пришельце, а потом исчезла и она, проглоченная ночным полумраком.
— Вот это да, — невольно протянул Афанасий, впервые став свидетелем такого явления.
Интересно, где могут быть его осколки? Скорее всего, упали в море, оставив после себя лишь расплывающиеся круги. Афанасий даже не заметил, как огненный кружок от сигареты подобрался к самым пальцам и начинал зло пощипывать кожу, заставив обратить на себя внимание.
— Проклятье! — невольно выругался он, отбросив сигарету в сторону. — Наверняка будет ожог.
В дверях его встретила перепуганная хозяйка, невесомый ситцевый халат небрежно прикрывал красивые плечи, через тонкую материю строптиво и по-девичьи торчала крепкая грудь. Покровский готов был поклясться, что коротенький халатик являлся единственным препятствием, разделявшим их, и, прояви он хотя бы толику напористости, твердыня сдастся на его милость.
Он невольно отвел взгляд, преодолевая соблазн.
— Перепугалась вся… Что же там такое было? Неужели стреляют? С чего бы это? — подняла хозяйка на него черные глаза, казавшиеся в ночи особенно глубокими и выразительными.
От нее дохнуло таким домашним уютом, которого так не хватало ему в последнее время, что не в силах более сопротивляться, Афанасий положил ладони на ее покатые плечи, почувствовав пальцами волнующее женское тепло. Хозяйка слегка подалась вперед, и в него ткнулась мягкая женская грудь.
— Перепугалась вся… Что же там такое было? Неужели стреляют? С чего бы это? — подняла хозяйка на него черные глаза, казавшиеся в ночи особенно глубокими и выразительными.
От нее дохнуло таким домашним уютом, которого так не хватало ему в последнее время, что не в силах более сопротивляться, Афанасий положил ладони на ее покатые плечи, почувствовав пальцами волнующее женское тепло. Хозяйка слегка подалась вперед, и в него ткнулась мягкая женская грудь.
— Это упал болид, — негромко произнес он подсевшим голосом. К горлу подкатил сухой спазм, и, стараясь справиться с ним, Афанасий сдавленно сглотнул. — Он всегда больших размеров и может весить тысячи килограммов.
— Болид? — удивилась женщина, продолжая смотреть на него снизу вверх. Женская невесомая рука слегка коснулась его ладони, приласкав. — Было светло как днем.
— Да. Я видел…
— Говорят, это скверная примета.
— Не знаю…
Разве думал он двадцать лет назад о том, что увлечение астрономией поможет ему в соблазнении красивой женщины.
Хозяйка смотрела на него широко открытыми глазами. Похоже, что астрономия проняла ее не на шутку. Покровский всегда знал, что это очень интересная наука, но вот только никогда не подозревал, что она может быть и весьма эротичной.
— Проходи в дом, — негромко и просто произнесла Кристина. — Нас могут увидеть.
Афанасий не возражал. Прикрыл за собой дверь и задвинул ее на щеколду. Так, на всякий случай… Даже сейчас, оставшись в темном коридоре, он видел ее горящие и слегка повлажневшие глаза.
— Пойдем, — потянула она его за руку. — Я тебя все ждала, а ты не решаешься.
Прошли в прохладную горницу, по стенам которой были развешаны фотографии. На одной из них Афанасий узнал начальника колонии.
— Извини меня за вопрос… Может, это некстати… В каких ты отношениях с Евдокимовым?
— Надеюсь, что в хороших, — слегка улыбнулась Кристина. — Он мой старший брат. Паша меня все время опекал… Даже сейчас это делает, хотя я уже стала большой девочкой и совершенно не нуждаюсь в его заботе. Мы рано остались без родителей, он мне был и за отца, и за мать.
— Понимаю…
— А ты нерешительный, — прижалась она к Афанасию всем телом, и он, ощутив плавную линию ее бедер, невольно сглотнул, осторожно распахнул ее халат, некоторое время полюбовался ее стройным, почти девичьим телом, а потом, принявшись расстегивать рубашку, пробормотал:
— Разве что с женщинами.
Людмила пришла на следующий день. Перешагнув порог, тюкнула мужа в щеку и, воткнув небольшой букет гвоздик, что держала в руке, в хрустальную вазу, просто сообщила:
— Купила на рынке. — Посмотрев на смурного Шашкова, продолжила: — А ты чего такой невеселый? Случилось что-то?
Людмилу Степан Федорович любил. Возможно, даже больше, чем она того заслуживает. Безо всякого мужского эгоизма считал, что она имеет право на какие-то небольшие собственные секреты, единственное, чего он не мог терпеть, так это ложь.
«И угораздило жениться на молодой, чтобы беспрестанно изводиться ревностью!» — в досаде подумал Шашков.
Прежде Людмила работала в секретариате, и до смерти жены он ее совершенно не замечал, даже не знал, как ее зовут. Впрочем, как и других женщин. Но потом, оставшись в одиночестве, затосковал. Правда, у него была дочь, но она, уже в статусе замужней женщины, наведывалась к нему довольно-таки редко, и ее всегда незапланированное появление лишь подчеркивало его одиночество и болезненно напоминало об ушедшей супруге.
С тоской, переламывающей его изнутри, следовало что-то делать, иначе можно было сойти с ума. Поэтому через два года после смерти жены он женился на женщине, которая была рядом с ним, на Людмиле. Тогда ему казалось, что он, наконец, нашел дом и долгожданный покой, но теперь что-то подсказывало ему, что он поторопился в своем выборе. Последний год в их семейных отношениях выдался особенно напряженным. Или ему это только казалось?
— Ты написала, что отправишься к маме, будто бы она болеет, — произнес Шашков, пытаясь разглядеть в девичьих глазах фальшь. Но они смотрели на него ясно и напоминали летний рассвет.
— Да, и что? — удивленно спросила Людмила.
— Валентина Ивановна приходила…
Она поправила цветы в вазе.
— Я знаю… Слава богу, что мама поправилась. Просто мы с ней не согласовали время. Так ты меня ревнуешь, что ли? А ну, посмотри на меня… Ревнуешь! Признавайся!
Шашков невольно улыбнулся. Вот все и прояснилось. А он все это время терзался неизвестностью, выкурив за ночь две пачки сигарет.
— Совсем нет… Я просто очень переживал за тебя. Ведь с тобой могло что-то случиться, и телефон у тебя отключен, я не мог дозвониться.
— Он разрядился, вот и все! Что-то у тебя лицо серое, — притронулась прохладной ладонью к его щеке Людмила. — Как ты спал?
Ответить Шашков не успел — пронзительно зазвонил телефон. Посмотрев на номер, он бодро ответил:
— Слушаю.
— Степан Федорович?
— Он самый.
— Здравствуйте, Степан Федорович. Это Головлев звонит, из администрации президента.
— Здравствуйте, Игорь Петрович.
— У вас все в порядке?
Шашков насторожился: с чего это вдруг такой вопрос?
— Грех жаловаться, — обескураженно протянул он.
— Тут вот какое дело… У нас есть информация, что где-то у южных берегов Камчатки находится корабль с очень опасным грузом, оставшийся еще со времен Второй мировой войны. Его нужно срочно отыскать.
— Что в нем? Химическое оружие?
На какое-то время в трубке повисла недолгая пауза.
— Нет, по нашим данным, атомная бомба.
— Что?! — невольно вырвалось у генерала. Очень было похоже на глуповатый розыгрыш, но чиновники из администрации президента к шуткам не склонны.
— Именно так.
— Но как она там оказалась, тем более со времен Второй мировой войны? Это просто невозможно! Что-то я не совсем понимаю.
Будто бы угадав мысли Шашкова, абонент продолжил:
— Нам не до шуток. Информация достоверная. Сегодня вы получите от нас соответствующие инструкции, как действовать в случае обнаружения груза, но уже через пять минут после моего звонка вы должны создать оперативную группу и приступать к поиску бомбы.
— Будет письменный приказ?
— Не переживайте, будет, — хмыкнул Головлев.
— Вас понял, сделаю все, что нужно.
— Держите нас в курсе.
— Конечно.
Генерал сунул трубку в карман.
— Что-то случилось? — встревоженно спросила Людмила.
— Нет, все в порядке, — попытался улыбнуться Шашков. Получилось тускло, но сейчас не до лицедейства. — Просто мне нужно идти. Пока, малыш. — Он поцеловал жену и тотчас вышел за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Людмила обреченно села на стул. Поговорить с мужем не удалось. А ведь какой-то час назад она была настроена весьма решительно, но с каждым шагом, приближавшим ее к дому, чувствовала, как смелость стремительно угасает, пока, наконец, не испарилась вовсе. Что же ей помешало? Может быть, его красивые грустные глаза, взиравшие на нее с такой любовью? Ведь ни один мужчина на свете не смотрел на нее так, как это делает Степан.
Подняв трубку, она набрала телефонный номер:
— Саша?
— Ты с ним переговорила? — спросил мужской голос.
— Я не смогла.
— Ты все усложняешь… Могло быть гораздо проще. Хочешь, я это сделаю за тебя? Он человек разумный, поймет нас правильно. Ведь не встречаться же нам всю жизнь на съемных квартирах.
— Не надо. Я переговорю сама.
— Когда?
— В ближайшее время.
— Ты у меня большая умница.
— Я знаю.
— Да вот еще что…
— Что?
— Я без тебя скучаю…
— Я тоже. Целую, — тихо проговорила Людмила и повесила трубку.
Глава 5. Летящий по небу, или Заварил ты кашу, парень
23 июля, Кисловодская обсерватория
Кисловодская обсерватория располагалась на высоте двух тысяч метров. По существу, это была даже не станция, а самый что ни на есть научный городок, в котором, сменяя друг друга, отстаивали вахту ученые, чтобы не оставлять без присмотра небесные светила. Место для обсерватории было выбрано идеально, сравнимое разве что с курортным. Воздух чистый, невероятно прозрачный, за сотни километров ни одного промышленного предприятия, способного хоть как-то загрязнить атмосферу. Двести двадцать ясных дней и ночей в году. Такое место невозможно было не полюбить. И Антон Кубасов считал, что ему невероятно повезло, что он работает именно здесь.
Проснулся он рано. По обыкновению, окунулся в горной речке и, растеревшись докрасна полотенцем, пошел пить кофе. Еще через полчаса он должен заступить на вахту к трехметровому телескопу, чтобы понаблюдать за атмосферой. Надо признать, не самое энергозатратное занятие.