– Красиво… Но не узнать… О, буфет на месте! Хорошо…
– Будешь жить в моем кабинете… Устраивает?
Стены кабинета были увешаны большими фотографиями. Все знакомо – вулканы, потоки лавы. Родион на фоне извергающегося вулкана…
– Все-таки помнишь еще свое прошлое? Или боишься забыть?
– И то и другое. А хочешь, я тебе свою спальню уступлю?
– Нет-нет, тут отлично.
– Ну что, сразу к столу или хочешь отдохнуть? Ты в самолетах спать можешь?
– Да. Я спал. А вот есть хочу страшно. Но сперва приму душ.
– Я покажу, где ванная.
– Родька, ты спятил? Я в этой квартире вырос. Найду как-нибудь.
– Прости, я сдурел. Там синий халат и синие полотенца твои.
– Спасибо!
– Думаю, посидим по-братски на кухне, а?
– Еще бы! Только на кухне!
Кажется, он нормальный парень, подумал Родион. И это здорово… Я действительно рад.
Через четверть часа Платон явился на кухню, чистый, свежевыбритый и уже одетый. Родион как раз ставил в микроволновку тарелку с нарезанным пирогом.
– Родька, ты что, научился печь пироги?
– Да нет, я на такие подвиги неспособен.
– Уже одно то, что ты не забыл, подвиг! А кто пек несущественно.
– Бульон будешь? И что ты пьешь?
– Ох, все-таки перелет сказался… Я же привез шикарный виски…
– А как насчет водочки? На черносмородиновых почках?
– От мамы осталась?
– Нет, конечно. Я сам настаиваю. А можно на апельсиновых корочках, на калгане…
– Родька, это попахивает «Старосветскими помещиками», – засмеялся Платон.
– О, ты помнишь Гоголя! Ценю, брат. Так что?
– Давай на черной смородине. Ну и запах… Ох, как вкусно… А бульон кто варил?
– Я. И мясо я приготовил, все кроме пирогов…
– Молодец, а я только яичницу могу…
Они выпили, не чокаясь, за помин души отца и матери.
– Тоник, а ты классно смотришься. Подтянутый, красивый. Спортом занимаешься?
– Приходится. Иначе наш график не потянешь.
Выпили еще и еще. Родион достал из духовки мясо, из холодильника квашеную капусту и соленые огурчики.
– Родя, братик, только не говори, что ты и капусту солил, а то я расплачусь…
– Тоник, очнись, а рынки на что?
– Слава богу… А то уж я испугался…
– Тоник, скажи, ты жениться хочешь?
– Жениться? У тебя что, и невеста для меня припасена? Надеюсь, не в холодильнике? – у Платона вдруг начал слегка заплетаться язык.
– У меня есть старая подружка, Фаина, чудо-баба!
– Ты предлагаешь мне свои объедки?
– Да боже упаси. У нас с ней никогда ничего. Но она разошлась с мужем, сейчас в простое, такая баба… Умная, красивая, энергичная, а готовит… Мечта!
– А что ж ты сам-то?
– Да не мой тип… И вообще, мы дружим… А это частенько куда ценнее постели…
– Сколько лет?
– Тридцать пять…
– Да ну… Старовата…
– Ну ты и скотина!
– А у тебя-то самого сколько лет бабе?
– Что в данном случае подразумевается под словом «баба»? – Родион тоже был изрядно пьян. Его тянуло на откровенность. – У меня сейчас нет постоянной… девушки. Или бабы… Но влюблен я по уши, братишка ты мой дорогой. По у-ши, понимаешь?
– А она?
– А она… нет. Вот такая петрушка. А ей, между прочим, сорок один год и сыну девятнадцать…
– Родька, я тебя не узнаю! – пылко воскликнул младший брат. – Добивайся! Бери штурмом!
– Она живет в другой стране…
– Как ее зовут?
– Лали.
– Лали? Красивое имя… Она что, замужем?
– Вдова.
– Невеселая вдова?
– Именно.
– Так развесели… Укради ее, увези куда-нибудь в романтическое место… Она кто по национальности?
– Русская.
– А живет где?
– В Германии.
– Укради! Точно говорю, укради и она твоя будет.
– Что ты заладил, укради, укради. Мы ж цивилизованные люди.
– К чертям цивилизацию! Один мой знакомый в Нью-Йорке втюрился в девицу, а она фордыбачила, так он подогнал машину к месту ее работы, а она пела в русском ресторане, дождался пока она выйдет, предложил подвезти, она села к нему и он ее увез за город, в шикарное место, ну она и не устояла. И учти, это в Америке! У вас, да и в Европе, еще нет этого идиотизма с сексуальными домогательствами, чуть что и суд… Бред собачий… А как прикажете размножаться, а? Так что, братишка, вперед! Хотя зачем тебе баба за сорок с взрослым сыном? Да еще в Германии… Дурак ты, Родька, хоть и старший брат.
– А я вот сейчас тебе ее покажу… – Родион встал и слегка покачиваясь вышел. Через минуту он вернулся. – Вот смотри, какая…
Платон взял в руки рамку.
– Кто это? – спросил он вдруг охрипшим голосом.
– Лали.
– Глупость какая… Так не бывает.
– Почему?
– Это Ева…
– В смысле, что я Адам?
– В смысле, что это Ева… Она была моей невестой, а потом бросила меня и исчезла… Это из-за нее я приехал.
– Что? Что ты несешь? Какая к черту Ева?
– Ева, надо же… забыл фамилию… Студенточка мединститута… Мы собирались пожениться, а она… И чего ей было надо, хотелось бы знать… Красивая была, зараза… И предкам нравилась, мама ей шмоток надарила, у нее потом хватило наглости заявиться к маме и все вернуть… Гордая, сука!
Родион почувствовал, что трезвеет.
– Тоник, опомнись, это не она! Просто похожа, наверное. Это Лали, она художница, делает какие-то эксклюзивные украшения… У нее магазин…
– Кстати, у Евы мать была художница, правда, какая-то шизанутая, вышла замуж за еврея и умотала в Израиль… Евка потребовала, чтобы я не скрывал этого от предков… Ну, они и купились… Честная, мол, благородная, а она потрахалась со мной и слиняла…
Платон всхлипнул, его совсем развезло.
– Вот, братушка, а теперь ты попал… Плюнь на нее… Плюнь! Она тебе жизнь сломает!
– Но тебе-то она жизнь не сломала, впрочем, это все чушь… Твою звали Ева, а это Лали… Дай сюда! – он вырвал из рук брата фотографию.
– Да она это, она! Скажи, у нее на правом плече есть шрам? – вдруг вспомнил Платон.
– Шрам? Да… есть, – побледнел Родион.
– Ну, что я говорил! Это она, сволочь…
– Не смей так говорить! Если она тебя бросила, это еще ничего не значит.
– Значит! Меня никто не бросал, ни до, ни после. Я сам их всех бросал… Слушай, Родька, мне одна ее подружка потом сказала, что Евка связалась с сорокалетним стариком… Я еще тогда удивлялся, а мне уже сорок три… Обалдеть. Значит, он был не старик, а мужчина в самом соку… Опытный… Надо же…
– А где ты с ней познакомился?
– На каком-то концерте… Увидел и сразу заволновался… Она такая была… прозрачная что ли… И глаза бирюзовые. А главное, коса… У нее коса была до попы… Тургеневская такая девица… И пришла одна…
– А что за концерт? – с каким-то даже болезненным любопытством спросил Родион. Он вдруг поверил, что Ева и Лали одна и та же женщина, роковая женщина для братьев Шахриных…
– Не помню… Но помню, что в зале Чайковского.
– А ты тоже был один?
– Нет, я был с какой-то компанией, но как ее увидал, сразу откололся… Познакомился. Когда она сказала, что ее зовут Ева, совсем голову потерял… Пошел провожать, она жила далеко, но мне все было нипочем. Довел до дома, но даже не попытался поцеловать… Свидание назначил… Она пришла… Ну и завертелось… А потом ее мамаша с мужем свалили, она одна осталась… И пустила к себе… Родители тогда в загранке были, но ко мне она ни за что ходить не соглашалась… А у нее не квартира, а клетушка… Бедно так жила… Я был как ненормальный… И решил жениться, только боялся, что мама опять заведет свою шарманку про не наш круг… Но, вообрази, мать от нее в восторге была, и отец тоже…
Он умолк. Родион не понимал, что с ним творится. С одной стороны он умирал от ревности, идиотской, бессмысленной, с другой, ему до слез было жалко брата…
– И что дальше?
Ему вдруг нестерпимо захотелось услышать, как Ева—Лали дала Тонику отставку.
– У нас уже все было решено, мы должны были в августе уехать в Крым, а мама хотела отремонтировать Евину халабудку, а в июле я с друзьями уехал в Карелию, в байдарочный поход… Вернулся, а мама мне и говорит, что Ева принесла назад все подарки… Я кинулся туда, а там ремонт… Какой-то мужик сказал, что он родственник нового жениха… Сука! – скрипнул зубами Платон. – Ну я и ретировался… Выходит, она без меня сразу с другим снюхалась… Зачем мне такая? – И Платон вдруг средним пальцем правой руки потер лоб над переносицей.
Родиона вдруг словно что-то ударило! Этот жест! Совершенно так же тер переносицу Петя, сын Лали. Нет, чушь какая-то. Я просто выпил лишнего…
– Ладно, хватит, Родька, об этой твари… Плюнь на нее и разотри. – И он что было сил хватил застекленной рамкой об угол стола.
– С ума сошел! – крикнул Родион.
– Ерунда! – пьяно засмеялся Платон. – Не нужна она тебе, только испоганит последние годочки… Не будем оглядываться назад! – Он стукнул кулаком по столу. – Давай свою Фаину! Звони, пусть приезжает!
– Нет, братик, в таком виде ты ей не глянешься. И вообще, иди-ка ты спать, все-таки из Америки летел…
– Спать… да, спать я хочу… с Фаиной…
– Перебьешься.
Родион помог брату дойти до дивана. Тот рухнул и почти сразу уснул.
А Родион вернулся на кухню, собрал осколки и обломки. Фотография была сильно попорчена. Он положил ее в файлик и спрятал. Но внезапно посетившая его мысль не давала покоя. Он достал фотоаппарат и стал просматривать греческие снимки. Ага, вот и Петька… Он максимально увеличил снимок. С ума сойти. Лоб, брови, глаза – точь-в-точь Платон. Вот это да! Его охватило смятение. Что же делать? Сказать брату, что у него, похоже, есть сын… Но зачем? Может быть… Нет, нет! Судя по всему, Ева была беременна от Платона, когда ушла к другому, а тот, другой, принял это и скорее всего вырастил мальчишку, как своего и Петя наверняка даже не подозревает о том, что покойный отец ему не отец. И Лали никогда мне не простит, если я разоблачу эту тайну. Ох, я же назвался ей, сказал фамилию… Вот почему она сбежала… Вот почему избегала сближения и со мной и с Долговыми… Она боялась… боялась за своего детеныша, за свою кровиночку… Бедная… А ее ведь все-таки тянуло ко мне… Ко мне или к Тонику? Нет, ко мне… Но ей было страшно и она сбежала… Ее можно понять… А что же мне-то делать? Забыть? Не могу и не хочу… А впрочем… Кажется, я знаю, что делать. Главное, Тоник ни в коем случае не должен увидеть эти снимки. Он вынул флэшку из фотоаппарата и хорошенько спрятал. Просто уничтожить фотографии было жаль. И он решил ни в коем случае не напиваться больше с братом наедине. И попробовать переключить его на Фаину.
В спальне он набрал ее номер.
– Привет, девушка.
– Привет, старый предатель.
– Кого это я предал? Уж не тебя ли?
– Может, и еще кучу народу, но меня явно… Две недели уже не звонил. Что-то стряслось?
– Кое-что. Потому и звоню. Твое сердце еще не занято?
– Ты на него претендуешь?
– Боже избави, нет, зачем тебе терять такого друга, как я? Нет. У меня есть на примете один…
– Один кто? Тип? Или друг? Или знакомый?
– Один брат.
– Брат? Какой брат?
– Мой брат. Младший.
– Так он же исчез.
– Да вот объявился. Я как его увидал, сразу подумал о подруге. Красавец мужик, рост, мускулатура, разведенный и одержим ностальгией. Свари ему борщ с пампушками и он твой.
– Ты что, серьезно?
– Абсолютно.
– Когда он приехал?
– Сегодня.
– А когда уезжает? – деловито осведомилась Фаина.
– Через десять дней.
– А что, интересная мысль…
– Представь себе, деверь – твой близкий друг… Очень удобно.
– Но я совершенно не хочу уезжать в Америку…
– А он хочет иметь детей…
– А чем он занимается в этой Америке?
– У него своя консалтинговая фирма. Квартира на Манхэттене.
– Интересно, а что мне там делать, на Манхэттене? Я, конечно, хочу ребенка, но…
– Фаина, с тобой невозможно говорить о таких вещах… Все тебе заранее подавай! Ты сперва взгляни на него и, кстати, покажи себя, а потом уж ищи работу в Нью-Йорке.
– Оно, конечно, так, однако надо же обдумать, стоит ли затеваться…
– О боже, эти современные бабы… Ужас просто.
По мере разговора с подругой у него вдруг резко поднялось настроение. Он почувствовал, что нашел ключ к сердцу Лали. По крайней мере ему так казалось. Известно же, прямой путь самый короткий и лучший. Вот он проводит брата, и тогда, устроив все дела, полетит в Мюнхен.
– Родька, ты чего замолчал? – напомнила о себе Фаина. – Ты согласен?
– На что?
– А я для кого тут развивала идею?
– Прости, я отвлекся… Так что за идея?
– Я предложила вам с братом в субботу приехать ко мне на обед.
– Фаин, а не слишком ли откровенно?
– Думаешь?
– Для первой встречи пожалуй надо что-то другое, полегче…
– Предлагай ты.
– Ну я не знаю…
– Вот так всегда! Сначала ты на меня давишь, а потом в кусты. Хотя… Я придумала. Давай в субботу иди с братом обедать в хороший ресторан, а я появлюсь там как бы случайно. Да не одна…
– Ас кем? – испугался Родион, которого Фаина однажды пыталась свести со своей подружкой-уродиной.
– С Федякой.
Федяка был двоюродным братом Фаины.
– Вот это то, что надо! – обрадовался он. – Сразу появится желание отбить… Молодец, Фаина, я всегда знал, что ты умница.
– Конечно. Только не говори брату ничего. А я уж сумею пригласить вас к себе через пару дней.
– Отлично, Фаина! Договорились!
– Погоди, Родя, а может, у твоего братца совсем другие планы? Какая-нибудь старая любовь?
– Нет, ничего такого…
– Родя, а твой брат… он… похож на тебя? – дрогнувшим голосом спросила Фаина.
Этот дрогнувший голос не на шутку его напугал. Неужто она ко мне неровно дышит? Да нет, ерунда…
– Мне сложно судить, увидишь, сама решишь. Но одно могу сказать твердо. Он лучше меня.
– Чем это?
– Во-первых, на четыре года моложе, во-вторых, красивее, в-третьих, я полагаю, существенно богаче. В-четвертых, хочет детей…
– А ты не хочешь?
– Да нет, мне уж поздновато, да и вообще…
– Ну да, закоренелый холостяк. Какая гадость.
– Вот кстати пятый аргумент в пользу Тоника, он дважды был женат и у него есть опыт семейной жизни.
– Все, договорились. В субботу в три часа… Где?
– Предлагай ты.
– Давай что ли в «Мадам Галифе». Там вкусно, уютно, не слишком дорого.
– Согласен.
– Только пусть это будет внезапно.
– Договорились.
Вот и отлично, подумал Родион. Фаина ему понравится. Просто обязана понравиться. Замкну их друг на друга и прекрасно.
Уже улегшись в постель, он вдруг прошептал, сам себе удивляясь:
– Лали, неужто я скоро тебя увижу?
Родион не стал заказывать столик, рассчитывая, что свободные места в этот час всегда найдутся, но как назло ресторан был закрыт. Там готовились к большому банкету.
– Не страшно, тут рядом еще полно ресторанов. Пошли в «Фасоль».
– Фасоль? – переспросил Платон.
– Ну, вообще-то «Фасоль». Там по вечерам бывают дискотеки в стиле ретро. Раньше, правда, он назывался «Огород».
В «Фасоли» народу в этот час было немного. Заснеженный Ботанический сад за окнами скрашивал более чем скромное оформление зала.
Интересно, Фаина сообразит прийти сюда? Нет, лучше послать ей эсэмэску.
– Ты пока посмотри меню, а я сейчас…
Он пошел в сторону туалета и быстренько отправил сообщение.
– Ну что?
– А что тут надо брать?
– Советую грибной суп в черном хлебе. Потрясающе вкусно.
– Что значит в черном хлебе?
– В выдолбленной половинке черного хлеба.
– Пожалуй…
Платон очень внимательно изучал меню.
– Выпьем? – спросил он.
– Увы, я за рулем.
– Ты же классно водишь. Давай хоть по сто пятьдесят. Смотри, тут в меню селедочка есть с картошечкой… М-ммм, – облизнулся Платон. Он все утро мотался по городу, продрог и здорово проголодался.
– Уговорил, – кивнул Родион, которому тоже хотелось выпить. Триста грамм на двоих здоровых мужиков ерунда.
– Ну, как тебе Москва?
– Мне нравится… Да, брат, а что с нашей дачей?
– Дачу я, извини, продал. Мне она ни к чему, а деньги были очень нужны, иначе я бы не смог отремонтировать квартиру. Я тогда совсем мало зарабатывал. Но если хочешь, я буду постепенно возвращать тебе половину стоимости.
– С ума сошел? Да плевать я хотел на эти деньги. Мне брат дороже.
– Но это несправедливо… Ты такой же сын…
– Нет, я не такой же сын… Я никудышный сын. Я кинул стариков… Забыл, можно сказать, а ты был им утешением на старости лет… Так что живи, брат, спокойно. Ты мне ничего не должен. И давай за это выпьем!
– Давай! Знаешь, я ужасно рад, что ты приехал.
– И я… А вот когда соберешься в следующем году отдыхать, приезжай ко мне, у меня есть небольшой апартмент во Флориде. Махнем на Атлантику…
– Это можно.
Они выпили, с наслаждением съели селедку с картошкой, обильно посыпанной укропом. Обоих охватило какое-то умиление.
– Родька, братик… Я только сейчас понимаю, как мне тебя не хватало…
– И мне тебя… Смешно, сидят два не первой молодости мужика, пьют и чуть ли не льют слезы умиления.
– Ба, кого я вижу! – раздался голос Фаины. Родион начисто забыл о ней.
– Какие люди! – воскликнул сопровождавший ее Федяка.
Первым чувством Родиона была досада. Они так хорошо сидели. Но положение обязывало. Он вскочил. Расцеловался с Фаиной, обнялся с Федякой.
– Ребята, страшно рад! Познакомьтесь с моим братишкой из Штатов. Платон Шахрин, прошу любить и жаловать. Тоник, это моя добрая подружка Фаина, а это Федор Смирнов. Каким ветром вас сюда занесло?
– Ну, ты же знаешь Фаину, хочу, говорит, в «Мадам Галифе», а там как назло банкет.
– Значит, наша встреча приобретает характер роковой неизбежности, – вдруг проговорил Платон. – Мы тоже туда намылились. – Он с явным одобрением разглядывал Фаину. Она была и впрямь очень хороша. Тоненькая, черноволосая, черноглазая, одетая по последней моде, с изумительным цветом лица.
– Родион рассказывал о вас, – обратился он к ней.