Даже так получилось тяжело. Сдвигали на метр – отдыхали, сдвигали – отдыхали. Где-то на полпути появился Заскок с баяном. Снизошел по лестнице, остановился напротив нас и стал нудеть по поводу ведер.
– Не допускается использование инвентаря лагеря вне целевого назначения. Ведра предназначены для утилизации мелких бытовых отходов, для переноски сыпучих грузов…
Он нудил и нудил, а потом вдруг выдал:
– Я буду жаловаться в Педагогический Совет.
Я рассмеялся. Взял ведро с грязью, надел на голову Заскоку. Грязь смачно потекла по бездушным железным плечам. Заскок замер, я даже подумал, что он перегорел от подобного бесцеремонного обращения.
Я осторожно приблизился и постучал согнутым пальцем по ведру. Заскок дрогнул, медленно снял с головы посуду и стал бережно снимать грязь с инструмента.
В грязи он не выглядел нагло и высокомерно, в грязи он выглядел печально. Давно, веке в восемнадцатом, Дух Воспитания был плешивым сгорбленным мужичком, в казенном, перепачканном мелом камзоле, с толстой ободранной вицей, беззубый и нюхающий табак. В девятнадцатом это был уже студентик в разночинном пиджачке, пьяный, безнадежный, с длинной линейкой. В двадцатом Дух Воспитания подрос, обзавелся терпением, всепрощением и мудрым взглядом. В двадцать первом к этому набору добавились крепкие мускулы и непоколебимость.
Теперь, в наше время, Дух Воспитания выглядел вот так. Тина, железо, безнадега, баян.
– Никогда не встречался с подобным вандализмом, – равнодушным голосом прогундел бот. – Это возмутительно, молодой человек.
Он развернулся и направился в сторону сгоревшего лагеря. Почему-то хромая, будто ногу ему прострелили, и наигрывая «Полет шмеля». Мне его даже стало как-то жаль. Старый бестолковый бот. Сто лет воспитывал закоренелых безобразников, а теперь ведро на голову… Вдруг сделалось стыдно. Но я тут же сказал себе, что бот сам виноват – терроризировал меня все время, вел себя некрасиво, и вообще… одним словом, сам с собой всегда договоришься.
Может, в него дух вселился какой? Неупокоенный? Древнего музыкального руководителя, баяниста-виртуоза, покончившего с собой из-за неразделенной любви.
– Зачем ты так? – с укоризной спросила Аврора.
– Будешь кудахтать – и тебе ведро надену, – хамски пообещал я, и Аврора отвернулась.
Я ухватился за хвост дельфина и потащил. И даже сдвинул его немного. Аврора присоединилась ко мне, и вдвоем, как тягловые лошади, мы доволокли дельфина до бассейна.
Бассейн был чист. Мусору немного накидало, да и то только по поверхности, вода оказалась прозрачной, мозаика в греческом стиле на дне была прекрасно видна.
Дельфин перестал шевелиться. Он уже не очень походил на дельфина, так, большая продолговатая куча грязи, кишащая какой-то мелкой подводной живностью.
– Надо ему искусственное дыхание сделать… – растерянно сказал я.
– Какое дыхание?! Куда ему дышать?!
Действительно, дышать было некуда. Не видно, во всяком случае. И делать что, я не знал, я вообще в дельфинах совсем не разбирался, мне что дельфин, что белуга – разницы нет, все они с хвостами.
– У него дырка в голове, кажется, – неуверенно сказал я. – Он ею и дышит.
– Ты уверен?
– Насчет чего? Насчет дырки или насчет того, что он ею дышит?
Мы тупо уставились друг на друга.
– Давай без своих штучек, а? – попросила Аврора. – Не время, знаешь ли…
Мне хотелось сказать, что хорошей шутке всегда время, но я воздержался, ибо в книгах пишется, что воздержание – это путь к величию, невоздержанность же, напротив, – дорога в бездну.
– Он задыхается, – повторила Аврора. – Задыхается, и ему нужна помощь…
– Даже если ты будешь дышать ему в это дыхало, его легкие это не наполнит.
– Почему?
– Ты сколько весишь? – я скептически ткнул ее в плечо. – Тридцать шесть килограммов? Сорок в лучшем случае. А он около двухсот. Твоя чахлая дыхалка, – я указал подбородком, – твоя чахлая дыхалка даже не расправит его легкие… Моя тоже, впрочем…
– Так что же делать? – уже в третий раз спросила Аврора.
– Делать… Делать… Делать вот что…
Я повернулся к дельфину и пнул его в бок. Потом еще и еще, пинал и пинал, Аврора закричала и попыталась меня оттащить, но тут дельфин выдохнул. В стороны полетела грязь, трава и слизь, и дельфин задышал. И чуть двинул плавником. Жив.
Я кинулся к бассейну, зачерпнул сразу два ведра. Окатил животное.
– Убирай грязь! – велел я Авроре.
Стал таскать воду, Аврора протирала дельфина. Через десять минут он заблестел гладкой, чуть синеватой кожей. Но глаза не открыл. Я спрыгнул в бассейн. Теперь я тянул за хвост, а Аврора толкала.
Дельфин сполз в воду. Погрузился и тут же всплыл. Не шевелился. Ни плавниками, ни хвостом, глаза даже не открывал.
Аврора тоже прыгнула в воду. Принялась таскать дельфина туда-сюда, говорить ему что-то. Заботливая какая. Ей бы самой в воспитатели идти, воспитывала бы сейчас кого-нибудь на другом острове. Вместе с Заскоком, отличная пара.
Я выбрался на парапет, огляделся. Спасательный круг, ящик с водным снаряжением, весло. Зачем тут весло? А вот в ящике несколько полезных вещей обнаружилось. Ласты, ну, это Авроре, трубка – это мне пригодится, вдруг нырять придется, ну и спасательные жилеты. Это для дельфина.
– Перестань его таскать! – прикрикнул я на Аврору. – Это не акула, он и так дышать может!
Аврора перестала мучить животное, я скинул ей жилет.
– Надень под плавники.
– Зачем?
– Ты что, будешь всю ночь его поддерживать? Чтобы не утонул.
Аврора стала с трудом натягивать на дельфина оранжевый жилет, а я смотрел на море.
Море было спокойное. Мертвое какое-то. Тихий просто океан. Аврора закончила с Гошей и выбралась из воды. Села рядом.
Некоторое время мы устало молчали.
– Я слыхал, что они приплывают умирать к людям, – негромко сказал я.
– Почему?
– Не знаю. Раньше существовало поверье, что в дельфинов вселяются души погибших. И что перед смертью дельфины тянутся к своим…
– Суеверия.
Я промолчал. Наверное, действительно суеверия, хотя все суеверия на чем-то основаны. Кто-то ведь когда-то прошел под лестницей – и ему на голову свалилось ведро с краской – бамц! И этот кто-то остался жив, только дураком заделался, а своим многочисленным детям и внукам завещал никогда так не делать. Вот и поехало, вот и суеверие.
– Что с ним? – спросила Аврора. – Без сознания?
Откуда я знаю, в сознании он или без сознания? Я приложился к мокрому дельфиньему боку и послушал. Сердце тукало. Не знаю, как оно должно тукать правильно, быстро или медленно?
– Он без сознания? – приставала Аврора.
– Кома, – сказал я, хотя и не был уверен. – Но сердце в норме, ровное. Так что… Пусть болтается в бассейне, потом, когда кто-нибудь сюда прибудет, мы отправим его в клинику… Кормить будем витаминами…
– Как? Куда ему их втыкать?
Я не знал, куда дельфинам можно втыкать витамины, по-моему, под шкурой у дельфина сплошной жир в десять сантиметров, поэтому сказал:
– В язык.
– В язык?
– Ну а куда еще? Вообще, ты не очень переживай, у него жировых запасов, как у кашалота, он может два месяца без еды.
– А потом?
– А что потом? Ты думаешь, мы тут два месяца просидим?
– Ну, все может быть. Ты сам говорил, мир погиб…
– Я гнал, – признался я.
– Что? – не поняла Аврора.
– Это значит, фантазийно обманывал. То есть обманывал без злого умысла.
Аврора поболтала ногой в воде.
– Зачем обманывать без злого умысла? – спросила она.
– Просто так. Для забавы, для прикола…
– Ох уж этот ваш Орден! Реконструкторы… Вы реконструируете заблуждения и пропахшие нафталином мифы, вы все время пребываете в этом историческом бреду и постепенно сами становитесь как персонажи ваших реконструкций…
Наверное, она не так уж и не права. Наверное, мы действительно набираемся всякого от наших персонажей, с этим ничего не поделать… Надо поискать что-нибудь по ретропсихологии, подвести под ежедневную практику твердую теоретическую базу…
– Для прикола – это значит… то же, что для веселья.
– Ты можешь на правильном русском выражаться?
– Я и выражаюсь.
– Ты говоришь смешную ерунду и сам в эту ерунду веришь.
– А ты во что веришь?
– Я? В Путь.
– В какой путь?
– В Путь каждого человека…
Аврора стала рассказывать про Путь. Что каждый должен найти в жизни свою дорогу и шагать по ней до конца…
Я слушал и думал – как все это странно – вот всё стрелялись с Авророй, поджигались, дурили, как дураки квадратные, а теперь вот сидим и разговариваем. И мне даже хочется рассказать Авроре о главном – ну, то есть обо мне и моем предназначении, о грядущем, исполненном яростного шума и ослепительного сияния…
Но я постеснялся. Да и не готова она еще к тому, чтобы окинуть громаду моих замыслов беспристрастным взором, нужна мощь, нужен интеллект…
А так ничего, интересно с ней. Если бы плесень еще не ела…
Наверное, в лечении дельфинами на самом деле есть толк. Испускают они благоприятные волны. Даже такие смертельные антагонисты, как мы с Авророй, нашли общий язык.
Она мне даже показалась…
– Ты меня слышишь? – Аврора подергала меня за рукав.
– Конечно, – соврал я, хотя и не слышал, что там она щебетала.
– Ну как?
– Что как?
– Переговоры проведем?
– Переговоры?
Аврора кивнула.
Переговоры так переговоры.
Глава 10 Водное перемирие
Устроились в креслах. Кают-компания «Черничной Чайки» была не очень выдающимся помещением по части простора. Да и сам корабль тоже: рассчитанный на путешествие двух человек, он отличался экономией пространства, в некоторых местах почти патологической. Взять каюты. Минимализм в самом чистом виде – койка, под койкой рундук, туалетно-душевая кабина, все. На наших кораблях все гораздо просторней, банные помещения, рекреации. А тут камбуза даже не имелось, питаться предлагалось в кают-компании, рядом с синтезатором. Зато имелась неплохая мастерская.
Мне нравился этот корабль. Красивый, дикий, мощный.
Мой.
Я запустил синтезатор. Синтезатор был наш, вполне земной и даже современный, новодел, видимо. Сделал ледяной газировки. Сидел в кресле, блаженствовал. Аврора распространилась напротив со своим полупрозрачным термосом. В этот раз он, правда, продуцировал не батончики, а орешки. Неприятно коричневого цвета, они падали в миску, а оттуда Аврора их извлекала и поедала.
Из чувства протеста я синтезировал себе бутерброд с крабовым мясом.
– Итак, – поморщилась Аврора на мой бутерброд. – Судя по всему, мы не сможем решить наш вопрос посредством продолжения… нашего сражения.
Посредством продолжения нашего сражения – почти поэзия. Я пожал плечами, бутерброд был хорош, крабы, сливочное масло со слезой, укроп…
– Мы уже разрушили половину острова, не хочу, чтобы пострадала остальная часть…
– Мы разрушили половину острова, и никто нас не остановил, – перебил я. – Вот это факт сам по себе выдающийся!
– Поэтому нам и надо отсюда выбраться, – перебила в свою очередь Аврора. – Чтобы узнать, что происходит…
– Просто у тебя орехи эти могут скоро кончиться, – ухмыльнулся я, – а водорослями ты питаться не хочешь…
– Я в любой момент могу перейти на солнечную энергию, – парировала Аврора. – Солнца тут достаточно.
Фрукторианцы это могут. Тренироваться надо лет десять, а потом питаться только солнечным светом. Правда, будешь, как мумия, – тощим, слабым, мозги не работают, тошнит все время, зубы некоторые выпадают. Видел я, кстати, одну такую фанатичку – уже три года ничего не ела и еще рассчитывала не есть пять лет, а потом думала перейти к левитации. Однажды подул ветер, и ее закинуло на музейную силосную башню.
– Ну да, сможешь, – согласился. – Только ноги будешь еле таскать. И волосы выпадут… Хотя у тебя и так уже выпали. Тогда зубы…
– Повторяюсь, – Аврора хищно посмотрела на мой бутерброд, – надо сосредоточиться на наших с тобой обстоятельствах. Как будем решать проблему? Мне кажется, стрельба себя исчерпала.
Я пожал плечами. Наверное, она права. Наверное, наши силы действительно равны. Во всяком случае, ее неумение стрелять с лихвой окупается умением комбинировать, выстраивать ситуации и предугадывать мое поведение.
– Молчание – знак согласия? – спросила Аврора.
– Отчасти. Я не согласен, что мы разрушили остров, еще много всего осталось. Вилла, например. Или железная дорога с вокзалом. Есть еще где разгуляться. Или Заскок этот. Как там, кстати, Гоша?
– Ты имеешь в виду дельфина?
– Угу.
– Без перемен. Кома, насколько я понимаю, это не совсем состояние, это процесс. Но все показатели в норме.
– Отлично. Может, его в море бросить?
– Зачем? – Аврора опять уставилась на бутерброд.
– Ну как… Гошу подберут его дружки, потискают, то, се, и как новенький. У дельфинов мощное биополе, ими даже лечат…
– Дельфинами? – Аврора буравила взглядом бутер.
– Ага. Особенно нервные болезни. Берут нервоида, кидают его в бассейн с дельфинами, они его ультразвуками простукивают, биополем шпигуют – и вуаля: был псих, стал Вацлав Кюхельбекер. Если хочешь, я могу договориться с клиницистами…
– Нет, спасибо, – сказала Аврора совершенно спокойно. – В другой раз. И дельфина не будем в море кидать…
– А еще лошадями лечат…
– Хватит! – Аврора топнула ногой. – Я совершенно здорова! И не нуждаюсь в твоем шарлатанском бреде!
– Нервничаешь, – я указал на ногу, – а говоришь, здорова. От нервов же из простых средств лучше всего помогают пиявки, тебе просто настоятельно рекомендую, я сам их в последнее время большой аматер…
– Молчать! – рявкнула Аврора. – Молчать, болван, я хочу с тобой серьезно поговорить!!!
Я ошарашенно замолчал, а через минуту все-таки спросил:
– Аврора, среди твоих предков, случаем, не было прусского офицера?
Аврора порозовела. Этакий славный цвет роз сорта «Красотка Ди», идет любой девушке.
– Извини, – она взяла себя в руки. – Знаешь, нервы что-то, на самом деле… Лагерь, остров, бессонница… Может, действительно пиявок попробовать?
Я действительно большой любитель пиявок. Как и другие незаурядные исторические личности и даже литературные герои. Кстати, с этого и началось. После приключения в компании Потягина, Урбанайтеса, Ахлюстина и Октябрины мне что-то тоскливо было, какие-то темные мысли, страхи, бессонницы… Читал много классики, мне это всегда помогало. В одной из книг и наткнулся – от дурных мыслей, от черной крови, от костлявой руки ипохондрии лучше всего помогают они, пиявицы. Классике я доверяю абсолютно, поэтому и попробовал.
И, знаете ли, пристрастился!
Родители прилетели со Шпицбергена, отец только хмыкнул, а мать на час завелась. Ты что, ненормальный? Тебе что, больше всех надо? У всех дети как дети, а у нас прямо горе луковое, пюре абрикосовое…
Другие тоже смеются, говорят, совсем вывалился, впрочем, что от меня еще можно ожидать? Реконструктор, теперь вот еще пиявочник, скоро на кадзюбуцу запишется…
А я не стесняюсь, я говорю – читайте Толстого, читайте Батюшкова! Да в русской литературе все через одного главные герои к вискам приставляли, раньше это считалось признаком хорошего вкуса, подлинного аристократизма!
Вспомнить Онегина, вспомнить эти бессмертные строки:
Каждый раз, когда вспоминаю, мороз по коже. Как сказано! «И пе€рсты черные сжимают, ее мрамо€рные виски…» Поэзия!
Или Наполеон. Заядлый был пиявочник, большой ценитель, знаток. И перед каждой битвой приставлял к вискам полдюжины, а иногда, в самые ответственные моменты, даже и больше.
А перед Ватерлоо случилась незадача. Наполеон выписал себе пятнадцать дюжин из известных пиявочных садков близ Антверпена, однако английская разведка перехватила обоз, и Наполеон вступил в сражение, переполненный дурной кровью…
Результат известен.
Я представил Аврору, представил, как к ее красивой голове приставлена добрая дюжина, лучше всего из садков Филадельфии, представил, как растворяются дурные мысли…
Может, я псих?
Опять вывалился.
– Я тебе перешлю, – пообещал я, – когда выберемся. Их можно хранить в анабиозе, в таких платиновых капсулах…
– Давай потом об этом, а?
У Авроры сильно заурчал живот.
– Что ты можешь нам предложить? – спросила она. – Ты ведь наверняка знаешь много всякой ерунды…
И это мне говорит поедательница дохлых гусениц! Я на секунду закрыл глаза, потом начал выдавать:
– Есть много способов выяснения отношений. Я не беру классические дуэли на шпагах, пистолетах…
– В них ты мастер, – неделикатно напомнила Аврора.
– …ядах и тепловозах, – продолжил я. – Это все неоднократно опробовано и неинтересно. Можно решить наш вопрос заплывом. Мы прыгнем в море и поплывем.
– Куда?
– Никуда. К горизонту. Плывем и плывем, кто первый сдастся и начнет тонуть – тот и проиграл.
– Это неплохой вариант, – кивнула Аврора, – но есть трудности. Можно отплыть так далеко от острова, что потеряемся. Или будешь подхвачен течением. А это уже открытый океан и… ну, сам понимаешь.
– Согласен. Предлагаю так. Я брошу в море монету, а мы будем за ней нырять, кто первый достанет…
Аврора прищелкнула языком и сказала:
– А другая монета, точно такая же, будет в это время лежать у тебя в кармане. Знаю такие штуки. Давай дальше.
Я кивнул.
– Можно устроить дуэль на воде. Будем пить воду. Кого первого стошнит…
– Несерьезно, – отвергла Аврора. – К тому же ты наверняка знаешь гору ухищрений.
– Ну, какие могут быть ухищрения…
– Можно наесться соли. И тогда выпьешь гораздо больше.