И вдруг я его узнал.
Как я мог его раньше не узнать! Вообще, только слепой его мог не узнать!
«Черничная Чайка»! Эта была та самая «Черничная Чайка» – самый знаменитый корабль во всем мире. Черно-фиолетовый цвет, необычные обводы! Ну я слепучка!
Это была странная и пугающая история, почти легенда. И даже не почти.
Сорок лет назад разведывательный корабль «Январь» наткнулся на астероид. В космосе, вдали от всех обитаемых систем, вдали от колоний, вдали от вообще всего, в пустоте. Обычно такие астероиды на всякий случай расстреливают, так решено было поступить и в тот раз, однако при сканировании поверхности была обнаружена биоактивность. «Январь» встал на астероид, а дальше события развивались, как в приключенческом романе. На астероиде обнаружилось что-то вроде… Что-то непонятное. Сначала разведчики не поняли, что они нашли. В центре астероида, ближе к теплому ядру, располагалась система пещер, напоминавшая улей. В двадцати сотах залитые живым сахаром спали люди.
До Земли было слишком далеко, связаться не удалось, никакой информации об астероиде и его содержимом, и команда «Января» решила оживить найденных.
Это было ошибкой.
Ожившие вели себя странно. Они молчали и не шли на контакт. При медицинском осмотре выяснилось обстоятельство еще более странное.
Кровь.
Она была необычного фиолетового цвета. Капитан «Января» решил, что это из-за того, что они пролежали слишком долго в живом сахаре. Следовало провести более детальное обследование, потому что корабельная лаборатория была явно не в порядке – ДНК сканер выдавал непонятное, что найденные люди – вовсе не люди. Во всяком случае, люди не полностью.
Разведчики взяли курс домой, однако на Землю они никогда уже не вернулись. Их даже не стали искать – обнаружить в пространстве корабль сложнее, чем песчинку в Сахаре. В Мраморном зале Карантинной Службы два раза прозвонил колокол, номер скаута был выбит на стене зала Памяти, и про «Январь» забыли.
А пятнадцать лет назад в Солнечную систему вошел корабль. Незнакомой конструкции и не значащийся ни в одном из реестров и каталогов. Это само по себе было необычно – построить корабль в одиночку или даже небольшой организацией невозможно. Еще больше удивились сотрудники карантинной базы Харон. Корабль запросил посадку, ему разрешили. «Черничная Чайка» встала на стартовое поле. На борту находился один человек. Его звали Игги Джигс. Когда «Январь» наткнулся на бродячий астероид, ему было четыре года, и он был сыном навигатора.
Джигс рассказал удивительную историю. Незнакомцы, которых спас «Январь», пришли в сознание и убили весь экипаж, кроме Игги. Его они пощадили, поскольку он не «дорос до колеса». Пощадили и взяли с собой, на Землю.
На другую Землю.
Эта Земля отличалась от нашей примерно так, как отличается Швейцария двадцать первого века от древней Ассирии. Войны, эпидемии, опять войны, насилие, льющееся через край, общество, построенное на феодальных принципах. Причем не только на планете, но и в ближайшем космосе – тамошнее человечество умудрялось воевать с собственными колониями. И конца войнам не было, и все были этим довольны. И у всех у них в жилах текла фиолетовая кровь.
Джигса проиграли в карты капитану настоящего пиратского крейсера, и за двадцать лет он прошел нелегкий путь – от помощника младшего кока до абордажного старшины. Участвовал в восьми колониальных инцидентах, в уничтожении федерации торговых астероидов и в бесконечных пиратских рейдах на транспортных маршрутах.
Но Джигс знал, что он – другой. Его кровь, слишком красная и слишком быстрая, напоминала об этом.
И о том, что где-то его ждет дом.
Я не помню деталей возвращения Джигса, кажется, он что-то взорвал, кажется, свой собственный крейсер. И угнал сверхскоростной курьерский клипер. «Черничную Чайку».
Естественно, Джиггсу не поверили. «Черничную Чайку» обследовали на предмет инопланетных технологий, но никаких особенных технологий обнаружено не было, принципы те же, исполнение другое. Эксперты заключили, что «Чайку» мог построить гениальный кустарь, не исключено, что сам Игги. Рассказы про Землю фиолетовой крови отнесли на счет «пространственного синдрома» – многолетней изоляцией от социума, галлюцинаторным воздействим космического ветра, ну, и всякими другими факторами.
Где все это время находился сам Игги, выяснить не удалось. Пространство большое – случается все. Предполагалось, что «Январь» потерпел крушение на одной из кислородных планет, уцелевшие построили из обломков «Чайку», а потом вымерли от неизвестных эпидемий.
Впрочем, как всегда нашлись и энтузиасты, поверившие рассказу Джигса, они просеяли указанные секторы созвездия Гончих Псов и, разумеется, ничего не обнаружили. Инцидент с «Черничной Чайкой» перешел в разряд космического фольклора.
Кстати, «Пираты Гончих Псов» были сняты как раз по мотивам этих самых приключений. Игги Джигса сыграл любимец всей женской половины человечества Луисидор Альенде, мужественный, красивый и остроумный, а его антагониста Капитана Волка воплотил в жизнь Иван Череда, специально для съемок фильма ампутировавший себе левую руку и правую ногу.
Говорили, что на премьере сам Игги Джигс смеялся как сумасшедший. Говорили, что сразу после просмотра он отправился в путешествие. Говорили, что он до сих пор курит самодельные сигары, пьет ром и обожает уединение. Два известных писателя намеревались создать саги по мотивам его похождений, однако отыскать место уединенного пристанища единственного настоящего космического пирата им не удалось.
А мне вот удалось.
Ничего удивительного, правда, в этом не вижу, всем ведь известно – Фортуна любит смелых! То есть меня.
Я вспомнил это меньше чем за минуту. Вспомнил и понял, что мне надо делать. «Черничная Чайка» – единственный корабль во всей Солнечной системе… да что там в системе – в Галактике, для старта на котором совсем не нужен ключ!
Все складывалось как нельзя лучше. Просто шикарно складывалось, просто не плачь, Степанида, не плачь!
– Надо осмотреть корабль, – сказал я. – Может, там есть что-то полезное. Передатчик, к примеру… Передадим весть какую-нибудь…
– Совершенно верно! – согласилась Аврора. – Передатчик! Надо осмотреть корабль! Это наш шанс.
– Так давай осмотрим, коллега!
И я сделал реверанс в сторону «Черничной Чайки». И даже руку ей предложил, как какой-нибудь там капитан Кид или эта, Мертвая Борода.
– Нет-нет, – отказалась Аврора. – Прошу вас, Командор. Капитан должен первым ступить на борт корабля!
И даже пятками щелкнула.
А я дурак. Я все-таки дурак. Я согласился. С чего вдруг?
Шагнул к шлюзу. Правую руку сунул в карман, двумя пальцами потянул заветную трубку, осторожно, чтобы не задеть спуск.
Я шагнул к шлюзу, вытаскивая из кармана трубку, разворачиваясь и одновременно нажимая на кнопку.
Дурак.
Это я понял только через полчаса.
Глава 6 Перетерп
Через полчаса я очнулся.
Я рыдал.
И по мне кто-то ползал. Так, маленькими лапками – шур-шур. Это обстоятельство вызывало во мне необоримую волну умиления и жалости. Умиления по отношению к этим чудесным маленьким лапкам и жалости по отношению к себе.
Мне было очень себя жаль. Однажды в детстве мой младший брат слопал два фунта царского варенья. Царское варенье – это уникальная вещь. Берется виноград без косточек, вскрывается, внутрь вставляется грецкий орех, заклеивается и варится в меду. Получается сумасшедше вкусно. Мать в таких вопросах не доверяет синтезатору и всегда готовит царское варенье самостоятельно. Тогда тоже получилось так – мать три часа фаршировала виноград грецкими орехами, варила все это в липовом меде и звонила гостям, приглашала их на чай. Стоило матери отвлечься, как нарисовался брат и беззастенчиво уплел все плоды трудов. Появилась мать. Поверить, что карапуз смог одолеть целую вазу с вареньем, она не могла, и карающий меч гнева обрушился на меня.
Я был невинно осужден – и в качестве наказания встречал гостей и перед каждым извиняться за несъеденное мной варенье. Случай самой несправедливой несправедливости в моей жизни.
И вот я вспомнил тот ужасный день и заплакал. Слезы катились у меня из глаз непрерывно, и очень скоро у моих ног даже образовалась лужа, и по ней ветерок гонял несколько корабликов-былинок. Я вдруг представил, что это совсем не былинки, а это совсем не лужа – море, былинки же – затерявшиеся в безнадежном Саргассовом море суда. И на этих судах моряки, и в далеком Милане их ждут жены и дети, и эти дети плачут, и я плачу…
Рыдаю.
Скоро глаза заболели, и я продолжил рыдать с закрытыми глазами.
Минут через двадцать я остановился. Силы закончились.
Открыл глаза, обнаружил, что уже лежу, упал совсем. И по мне ползают здешние муравьи. Дисциплинированные. Ровными рядами, деловито, сноровисто.
Рыдаю.
Скоро глаза заболели, и я продолжил рыдать с закрытыми глазами.
Минут через двадцать я остановился. Силы закончились.
Открыл глаза, обнаружил, что уже лежу, упал совсем. И по мне ползают здешние муравьи. Дисциплинированные. Ровными рядами, деловито, сноровисто.
Голова болела, то ли от удара, то ли от «плаксы». И в душе был сплошной паша, такой, по жесткому варианту. Может, сотрясение мозга – получил при падении. Если сотрясение, то я ей не прощу. Я ей, впрочем, уже и так не прощу, я это сразу понял. Глаза тоже болели, будто в них насыпали по три килограмма песка.
Единственное, что утешало – муравьи ползали и по Авроре. Даже больше – в правой ее ладони они начали строить муравейник, такую пирамиду Хеопса. Ха-ха. Лучше бы они построили ее у нее в носу, а через нос забрались бы в мозг, стали бы там чай пить, на каруселях кататься.
Но всему свое время.
Как это должно было быть? Я шагал в шлюз, разворачивался и стрелял из сонной трубки в Аврору. Она падала, мгновенно усыпленная, я бережно относил ее в бунгало, привязывал цепями к койке, возвращался к кораблю и с большим удовольствием взлетал в зенит. Потом до Венеры, к Шлоссеру, а оттуда уже подальше, за пределы системы, в вольное плаванье – «Черничная Чайка» позволяла лететь хоть куда.
Так почти все и произошло. Шагнул, развернулся, выстрелил. И только когда развернулся, увидел уставленные мне в нос рожки батареи от «плаксы».
«Плакса» в нос.
Последнее, что я запомнил – иглу, весьма удачно вонзившуюся в шею Авроры.
Дурак. Но попал.
Она заболтала меня этими пиратами. А ведь мог и угадать, я отличный психолог, но тут просчитался…
Я думаю, что Аврора вспомнила про «Черничную Чайку» примерно в то же время, что и я. И дальше она вешала мне на уши лапшу, поджидая удобного момента, чтобы ткнуть меня в шею «плаксой».
А я выбирал удобный момент, чтобы пульнуть в нее сонной иголкой.
Да, Аврора меня тоже просчитала.
Один-один. Я испытал уважение. Раскрутить меня было не так-то просто. У Авроры это почти получилось. Талант.
– Ну, как там дела? – спросил я и стряхнул с себя муравьев.
– Так как-то… Пальцы покалывает… Что за яд?
– Так, секретный коктейльчик. Пальцы скоро отпустит, алкалоид рассосется.
– Это утешает.
Аврора села.
Поглядела на корабль.
– Я полагаю, – она потерла шею, – я полагаю, что нам надо договориться. Предлагаю тебе, как мужчине…
– Не уступлю, – сразу ответил я. – У нас давным-давно равенство, разницы между мальчиками и девочками никакой. Так что можешь забыть об уступках. А ты? Сама не уступишь? Во имя идеалов? Ты ведь, кажется, в идеалы веришь?
Аврора почесала голову.
– В идеалы я, конечно, верю, но ты к этим идеалам никакого отношения не имеешь. Так что я тебе ничего не уступлю.
– Понятно. Как насчет варианта рвануть отсюда вместе?
Аврора расхохоталась. И тут же завизжала, заметила муравьев, принялась трястись, дрыгаться и размахивать руками, как бесноватая.
– Я так и знал, что ты согласишься. Но зачем выражать согласие так бурно? Могла бы просто кивнуть…
– Я не согласна! – Аврора стряхнула последних муравьев. – Я лучше состарюсь тут, на острове, чем с тобой в одном корабле полечу!
– Как знаешь…
– Но и тебе уступать я не намерена!
Аврора топнула ногой.
– Будем бодаться? – спросил я.
– А ты что думал? Будем. Должен остаться только один!
Решительно так сказала, даже уши шевельнулись. Будут реки крови, подумал я. С острова начнут вывозить трупы десятками, Авроре оторвет ногу, и ей придется ходить на изумительном чугунном протезе. И со временем, если поумнеет и будет себя хорошо вести, сможет вступить в дискуссионный клуб «Чугунный Батискаф»… вернее, в «Дубраву Д».
– Предлагаю другой вариант, – сказал я. – Предлагаю честное соперничество.
– Честное соперничество?! – взвилась Аврора. – С тобой?!! Да ты же врун и негодяй! Я с тобой есть за один столик не сяду! А ты мне предлагаешь…
– Предлагаю дуэль.
Я тут же пожалел, что так сказал. Потому что Аврора тут же загремела:
– Наслышана про твою последнюю дуэль! Как ты влупил в спину своего приятеля резиновую пулю! У вас ведь тоже была с ним дуэль!
– Нет, сейчас все по-честному будет!
Аврора долго кричала, что я и слово «честь» – вещи несовместимые, что гораздо надежнее прыгнуть вниз головой с Терра-Билдинга, чем довериться мне, что лучше она съест дюжину сырых морских ежей…
Ну и так далее.
– Хорошо, – остановил я ее на восьмой минуте. – Нет так нет. И не надо так разоряться, подумаешь! Что, земля остановилась, что ли? Успокойся, пойди сгрызи батончик из плесени, запей дождевой водичкой…
– Я никуда не пойду, – сказала Аврора.
И выразительно поглядела на шлюз.
– Что так? – осведомился я.
– Я не голодна.
– И правильно, – сказал я. – Тебе пару килограммчиков не помешает сбросить, особенно в районе… центра тяжести. Хотя мне ты и так нравишься.
Аврора в бешенстве прикусила губу.
– А я вот действительно не голоден. Однажды я продержался без еды десять дней, так что я никуда не тороплюсь. К тому же тут такое красивое место… Посижу здесь, отдохну. Тут дядя мой жил, у меня с этим местом генетическая связь…
Аврора отвернулась.
– Ну и хорошо, – я стал устраиваться на травке. – Ну и славненько.
Аврора уселась напротив меня.
И мы стали ждать.
В Ордене Реконструкторов весьма распространена одна игра. Она называется «перетерп», и смысл ее прост: двое садятся друг против друга, а между ними ставятся часы. Каждые десять минут надо опускать флажок. Кто пропустит свою очередь – тот и проиграл. Рекорд «перетерпа» – восемь дней.
У нас с Авророй то же самое. Кто первый уснет, или отлучится, или просто зазевается, тот и проиграл: противник запрыгнет в «Черничную Чайку» – и тю-тю. Главное тут не все время бодрствовать.
Или в туалет не захотеть.
Я стал ждать. Вообще в «перетерпе» я всего раз участвовал, и то проиграл, но с Авророй рассчитывал справиться.
Первый час мы просидели в молчании. Смотрели друг на друга, караулили, как кобры. Честно говоря, у меня имелось преимущество. Я вообще мог выиграть в любую секунду – в кармане моей куртки все еще лежала трубка с тремя усыпляющими зарядами, и в любой момент я мог пустить их в ход. А вот ее батарея от «плаксы» действовала только на близком расстоянии.
Но мне вдруг стало интересно. Я почувствовал азарт. Приятно, когда кто-то кидает тебе вызов. К тому же мне вдруг захотелось позабавиться. Корабль все равно был в моем распоряжении, отчего не развлечься? Обожаю игры, особенно когда все козыри в рукавах.
Мы просидели еще час. Аврора была настроена решительно и буравила меня взглядом.
– Мозг женщины вырабатывает в два раза больше серотонина, – сообщил я. – Женщина не может контролировать процесс засыпания…
И я сладко зевнул, хотя спать мне не хотелось. Главное, чтобы ноги не затекли, чтобы подвижность не утратилась. А то Аврора рванет, а я не успею… Поэтому я их периодически разминал, шевелил против часовой стрелки и по.
Иногда, примерно раз в час, я что-нибудь говорил, для общей бодрости.
– Некоторые виды ящериц могут проспать до двадцати лет. Ты это знаешь?
Или:
– Усталость накапливается постепенно, самые слабые мышцы у человека в веках – поэтому глаза закрываются первыми. Ты в детстве свинкой болела?
Или:
– В Англии ежегодно шестьсот человек вывихивают во сне челюсти. Ты правда чемпион по прыжкам с вышки на лошади?
И так:
– Я знал одну девушку, она была чемпионкой по прыжкам с вышки на лошади. Это случайно не твоя сестра?
Или даже:
– Дрессировка собак – сложное искусство, требующее недюжинного терпения. Ты каталась на локомотиве?
Время двигалось медленно, но, с другой стороны, и спешить было некуда, наверняка этот Заскок приготовил что-нибудь отвратительное вроде жареной селедки с жареными огурцами. К тому же я знал, что потом, по мере продвижения «перетерпа», все будет только скучнее. Чтобы как-то скоротать время, я рассказал пару старых анекдотов.
А к сумеркам Аврора нанесла ответный удар и стала петь.
Первым делом она взялась за известные оперные арии, и это был сильный ход, сначала я долго смеялся, а потом вдруг почувствовал, что немножко хочу спать.
После арий Аврора приступила к фолку, и это было уже чудовищно. Аврора спела «Клевые девчонки, зеленый асфальтоукладчик», «Блошиные гонки», «Ковбои Арканзаса». На «Ковбоях» меня затошнило.
Репертуар фолка закончился, и Аврора затянула «Балладу зубной боли» старинных «Анаболиков Бомберс», от которой у меня действительно заболели зубы, а где-то возле моря заверещала объятая ужасом птица.
К счастью, «Баллада» требовала высокого исполнительского мастерства, и на третьем куплете Аврора сломала голос и захрипела. Концерт закончился, и я заметил, что вокруг уже ночь.
Стало чуть прохладнее, а к полуночи начался дождь. Это был самый настоящий тропический ливень, быстрый, теплый и липкий. Он лил и лил, постепенно я начинал мерзнуть и клацать зубами. Авроре приходилось хуже – на ней красовались небольшая футболочка и шорты, от дождя это спасало плохо. Аврора стучала зубами еще громче меня, прямо как голодная молодая крокодилица.