Внизу был город, кладбища не было.
По ту сторону проспекта опрокинутыми лестницами тянулись на запад железнодорожные пути, пролезая кое-где под одинокими, не собранными в составы вагонами. "Бесхозы", - определил Воробей.
В той стороне, за телебашней, на Алтуфьевке его дом. Там и до колонии жил. Туда и после колонии вернулся. Как не хотел, а пришлось. Воспитатель в колонии Петр Сергеевич - такой старикан классный был - совсем собрался его усыновить перед самым освобождением и отцу написал по-хорошему. Но папаня, сука, отказался. И чего ему, с мачехой уже не жил, привел бы другую бабу да терся с ней. Не-е-т, заупрямился, козел старый. И главное, только пришел, через неделю выселили отца, по тунеядке. А к Петру Сергеевичу назад в сыновья проситься неудобно. Остались они с Васькой, братом, вдвоем в комнате.
Воробей смотрел на нарядные от разноцветных машин улицы и вспоминал, как вернулся из колонии... Сколько ему было? Пятнадцать, шестнадцатый... Взяли с Васькой вермута, пошли в садик. Васька рассказывал, как отец с мачехой над ним эти годы мудровали. Напьются, дверь на ключ и давай хлестать... А за что? Да просто так, поглядел косо или не так ответил.
Выпили они с Васькой в садике, пошли домой.
Отец как раз макароны варил, концы из кастрюли торчали... Васька подошел и без разговоров отца в торец, а потом тубарь взял и двумя руками... Отец захрючил - вырубился. Сам-то Воробей тогда отца не бил, боялся опять загреметь. Потом, правда, делал его крепко... Когда тот с высылки из Собинки приезжал денег просить.
Сейчас-то хорошо, тридцать лет, жив, слава Богу, и монета завелась. И Витька растет, так все ничего... А с Петром Сергеевичем точняк лучше было б. Мужик был!.. Как он их, шпану из колонии, на экскурсии возил!.. По Москве автобус наймет - и поехали. И чтоб хоть один сбег... А ему было бы, если б кто утек... Не по инструкции.
Воробей оглянулся и выглянул в проем напротив: ни памятников, ни крестов - сплошная шевелящаяся зелень. Обернулся назад. Машины без удержу неслись навстречу друг другу.
Телевизор куплю цветной, Вальке шубу... "Жигули" нельзя, был бы слух другое дело... Может, дачу купить?.. А что?.. Подкопить год-другой - и можно. Валька на даче с Витькой, пить меньше будет... Яблонь посажу. Вот только бы с судом обошлось... Адвокат хоть и говорит... Да ему за разговор деньги платят.
Воробей посмотрел на часы: пора. Ребята к трем обещались всех засунуть: пять захоронений - недолго.
6
Станислав Вербенко, Стасик, жил в раю.
Формально Стасик был такой же подсобный, как и Воробей, Борька-йог, как все, - со своим сараем на хоздворе, со своими простыми подсобными обязанностями. Соблюдавший, по мере возможности, слабую кладбищенскую дисциплину.
Но по существу Стасика на кладбище не было. Он устроил себе другую географию.
К забору хоздвора примыкали ветхие сарайчики послевоенной постройки. Принадлежали они законным хозяевам, проживающим в недовыселенных двухэтажных, барачного типа, домах в кладбищенском тупике.
Стасик выбрал сарай покрепче - с окнами, электричеством - и пошел к хозяину договариваться. И договорился. За умеренное вознаграждение Стасик получил в пользование сухое, освещенное, теплое шестиметровое жилье с маленьким тамбуром и навесом сбоку.
Одной стеной сарай поддерживал догнивающий кладбищенский забор, в остальном же не имел с кладбищем ничего общего.
Стасик разыскал мощную, звенящую уставшими пружинами кровать, приволок ее в домик, напротив кровати соорудил топчан, раздобыл столик; навез из дома тряпья, электроплитку, утварь кухонную, приемник - и с размахом зажил в рукотворном раю. Позднее он отгородился от мира глухим дощатым забором со стороны тупика и оборудовал в нем дверь.
Внешней демократичностью и гостеприимством он давно уже создал себе популярность и пресек зависть, а со временем добился, чего хотел: без серьезной нужды к нему не перлись.
В трезвом состоянии мозги его работали великолепно, не зря же он кончал мехмат и преподавал - недолго, правда, - математику в средней школе.
На кладбище он уже работал давно, беззубый частично, вислоносный, с жеванным от водки лицом. Стройный, правда, как пацан. Сидел Стасик когда-то долго, а за что, никто не знал. Сам он не трепался.
Сегодня Стасик принимал гостей. Где же еще, как не у Стасика. Воробью тридцать - не каждый день.
Воробей постучал...
Стасик открыл дверь, засмеялся, но, увидев за спиной Воробья Мишку, оборвал смех и, как всегда, лениво спросил:
- А этот здесь причем?
- Ладно, ничего, - буркнул Воробей и полуобернулся к Мишке: - Заходи.
Стасик разводил пары. Он достал специальное, продырявленное во многих местах корыто, поставил его на кирпичи и сейчас прожигал в нем чурки: готовил угли для шашлыка.
Мишка поставил возле корыта ведро с шашлыком. Разложил на столе хлеб, зелень. Питье Воробей занес пока в домик - от соблазна.
Нагнувшись над корытом, Стасик жмурился от дыма, искоса поглядывая на Мишку.
- Алеша!.. Толкни его, Михаил! Воробей!!! Ну, как тебе тридцать, не жмет?.. Чего себе подарил?
- Телевизор цветной, - ответил Воробей. - Еще не купил, но куплю.
- Ну и правильно, - кивнул Стасик, - водяру не пьешь, баб не слышишь... Теперь только телевизор смотреть, в цветах.
- ...А я чего отмочил на свое тридцатилетие. - Стасик нанизывал шашлык на шампуры. - Заказал стол в "Нарве". Гостей назвал - одних баб бывших, некоторых через справочное выловил. Ребят не приглашал, с ними после гудели... Девок назвал, не соврать, штук семнадцать. Пришли парадные, в платьицах, брюк почти не носили еще. Я их знакомлю. Все солидно: они "очень приятно", ну трезвые все, да и не врубились еще, по какому принципу я их сгреб. Выпили шампуня по бокальчику. Одна учительница, со мной работала, речь сказала - ну... я вам доложу!.. А на столе рыбка, салатики, фрукты в вазах - по прописям, короче. Поддали еще, еще - девки заудивлялись: а что это ты, Станислав, или Стасик, я не помню сейчас, друзей не привел? Сколько красавиц, a кавалеров нет... Я рюмочку допил, встаю, сейчас, думаю, сообщу им...
"Сообщить" Стасику не дали: постучали в забор.
Мишка покрутил пупырчатую головку замка, отворил.
- Ого! - крикнул Стасик. - Гость попер!
Компактный дворик Стасика быстро заполнялся приглашенными.
Петрович, заведующий, невысокий простолицый блондин в синем пиджаке с металлическими пуговицами, подошел к Воробью и с уважительной комичностью пожал его багровую громадную, с изгрызенными ногтями руку. Маленькая, отвыкшая от инструментов директорская лапка скрылась без остатка в мосластой клешне Воробья.
- Поздравляю тебя с днем рождения, Воробей! Здоровья тебе желаю, успехов, ну, и чтоб все остальное было нормально. Подарок тебе не покупали, сам разберешься,
- Петрович достал из кармана джинсов сложенную вдвое пачечку бумажек.
Воробей, не выдержав редкой для себя торжественности, потупился:
- Спасибо.
А вчера наоборот - Воробей "поздравлял" Петровича: раз в неделю они с Мишкой "посылали" в контору. Много не много, а червончик в неделю будь любезен. А зажмешь раз-другой, и Петрович тебя зажмет: хорошему клиенту не порекомендует, с халтурой шугать начнет.
Продавщицы из цветочного магазина, Зинка с Малявочкой, тоже, кстати, Стасиковы приятельницы, - возились с огромным подарочным букетом, не находя под него сосуд. Стасик нырнул под навес, где держал лопаты, ведра, банки, побренчал там и вылез с голубым эмалированным ведром:
- Давай сюда - в вазу.
Ведро с цветами поставили в центр специально для гуляний найденного стола с пузырящейся от времени фанеровкой. Привез его небрезгливый Стасик с помойки на тележке ножками вверх; катил две троллейбусных остановких под законный смех пешеходов. Стол был удобен и для долбежки - гравировки по мрамору и граниту. Это Стасик тоже умел.
Девки из "Цветов", Райка-приемщица и Петрович с Воробьем сели за прибранный стол. Остальные - кто где.
Стасик ворошил угли в корыте. Охапыч с Кутей покуривали на бревне у забора. Кутя, как всегда по торжественным случаям, прицепил орден. Борька-йог тихо, ни к кому не обращаясь, нес неинтересную ахинею: цитировал каких-то тибетских попов и старых китайцев. Поди проверь. Рядом с ними сидел Финн. Имени у него и то путем не было, все Финном звали. Вроде живал он там. Трудился в командировке, электромонтером, что ли. Клеклый он был какой-то, мокроватенький. И глаза бутылочные.
Может, Финн трепал про Финляндию, а может, и нет: во всяком случае в выходной иногда зайдет на кладбище подпить легонько - одет под иностранца: пальто замшевое, джинсовый костюм, часы на руке с тремя головками, на другой браслетик, как у хипаря натурального, кепочка кожаная.
У Мишки на его жизнь был свой взгляд.
Приблизительно такой. В Финляндии он был. Только не монтером. А оттуда его попросили за пьянку. Специальности никакой, учиться поздно, да и нечем: под белесой потной лысинкой мозжонки сивухой расплавлены. Прослышал где-нибудь, что на кладбище кормушка хорошая, подмазал кого надо, часики пообещал или рубашечку, и пристал к покойничкам. А тут: не тут-то было. Ни силенки, ни хватки, ни умения - ничего нет. А из ничего - ничего и получается: оградку за пятерку покрасить да скамейку сколотить - вот и вся его халтура.
А он особо и не рвется. Ходит мутный да волосики на лысине поперек гладит. И потеет нехорошо от слабости и похмелья постоянного. Мордочка худенькая, подбородка мало, и с того капельки падают.
Кент Непутевый, тоже под стать Финну, семенил слабыми, размагниченными ногами по дворику, мусолил свой бесконечный огарок... Настреляет сигарет, курнет раз-другой, поплюет, пригасит - опять в карман; опять захочет покурить - дернет пару раз, снова поплюет... Вечно с оплевышами таскается.
А сейчас все ждал, томился: кто б скомандовал выпить. Кроме как на холяву и не пил вовсе. Редко, когда подхалтурить ему удавалось. Нигде он не работал и на кладбище так, по привычке сшивался. Никто его из кладбищенских не гонял - потому что не опасен: клиенты от него шарахались. Сам дохленький, а морда круглая, водянистая, почти без глаз.
- Еще пару минут - и порядок, - торжественно заявил Стасик.
Охапыч, сидя на бревне, похлопал себя по плечам:
- Зябко. Наколки не греют. Принять бы. У вас далеко?
- Во-во, - с трудом провернул непослушным языком Кент.
- Тащи,- скомандовал Воробей.
И Мишка принес из сарая "Посольскую".
Охапыч даже с бревна привстал от удивления:
- Это где ж такую красулю надыбали?
- Места надо знать, Витек, - победительно проговорил колдующий над корытом Стасик.
- Кого ждем? - забеспокоился Охапыч и подался к столу. - Раевский с Кисляковым подойдут. К ним клиент прибыл.
Наливали по-кладбищенски: каждый себе. Испокон веков так: на кладбище сивуха рекой течет, особенно в сезон, ноздря в ноздрю никто не гоняется, всем под самый жвак хватает.
- Вы как хотите, а я себе целей налью, не ровен час, помру завтрева по утряку - так хоть отпробую. - Охапыч налил себе целый стакан и махом выпил. - Ласковая, сука!.. Извиняюсь, девки. - Охапыч выдохнул. - Из чего ее гонят, Стась?
- Тебе, Витек, не понять.
-- От ней и башка небось не трещит, сколь ни пей?
Кутя обреченно махнул рукой:
- От любой трещит!
Воробей пододвинулся к заведующему:
- Петрович, ты меня на пару недель не отпустишь? Хочу на озеро съездить с Валькой. Палатку поставить, рыбку поудить. Мишка без меня повертится. Знаю, что сезон, не хмурься, не попросил бы... Из-за суда все... Как дело повернется, хрен его знает... На всякий случай...
- А участок у тебя как?
- Ты что, Воробья не знаешь?.. Все чисто.
- Ладно, зайдешь завтра в контору, поговорим.
- На Мишку оставляешь? - задумчиво спросил Стасик. - Ну гляди.
Воробей налил себе "Буратино", понюхал.
- Слышь, Петрович, год не пью и не тянет. Ты б поверил - кто сказал?.. О! Вот и я б не поверил.
За забором послышались шаги, дверь задергалась.
- Чего вы позапирались, как эти?.. Орут на весь тупик...
Мишка открыл дверь. Шурик удивился, увидев его, но ничего не сказал, лишь вопросительно взглянул на Стасика.
- Нормально все, - миролюбиво ответил Стасик на вопросительный взгляд Шурика. - Проходи, пристраивайся. А Молчок?
- Он в конторе, - объяснил Петрович.
- Ага-а! - протянул Раевский, принимая у Стасика тяжелый от мяса капающий шампур. - Это баранина?
- Ты вопросы не задавай, ты лучше Воробья поздравь по всем правилам.
- Ага-а, - снова прогнусавил Раевский, решив все-таки сперва закончить с шашлыком. Он спешно дожевал, вытер руки о робу. - Воробей... Часовня ну, мы, в смысле, значит, поздравляем тебя... Чтоб не болел. Ну, и остальное...
Охапыч захлопал первый. Хлопали все, кроме Борьки-йога, который по-прежнему бесстрастно смотрел перед собой и время от времени что-то подборматывал. Можно было бы действительно принять его за чокнутого, за йога, за папу римского, если бы не знать, как он лихо теребил клиентуру и никогда не бывал в прогаре. Да и сейчас он хоть и гнал дуру под блаженного, шашлык кушал более чем и выпивать не забывал. "Посольская" - ноль семь - на его краю пустела быстро. Хотя никто к ней и не пристраивался, у девок своя ноль семь.
Охапыч хлопал дольше всех. Наконец и он устал и махнул рукой Шурику:
- Котлы давай!
Раевский вытащил из кармана часы на браслете.
- Ну-ка? - протянул руку Стасик, рассмотрел внимательно и присвистнул. - Ну, Алеша, теперь живи - не хочу: телевизор цветной, часы японские...
Все потянулись смотреть часы, даже Борька-йог.
Охапыч, не увлеченный часами, все порывался рассказать про то, как выиграл стакан в пивной на Самотеке. Он всегда про это рассказывал.
Стакан в пивной на Самотеке он действительно выиграл интересно. В молодые годы в зоне ему оторвало на бревнотаске указательный палец, остался обрубок. В пивной Охапыч заспорил, что засунет в ноздрю палец целиком. Компания заржала. Охапыч наклонил голову, приставил обрубок к ноздре и обернулся к притихшей публике...
Охапыч рассказывал про ноздрю, а Мишка с тоской поглядывал на Воробья. "Хоть бы объяснил им, сволочь, что зря визжал. Рыбу удить едет, а мне тут с ними..." В марте в трафаретную Гарик заходил. После Склифосовского не тот это был Гарик. И не в том дело, что похудел вполовину, не в том, что бороду обстриг, - у него даже голос стал другой, тихий такой, старушечий.
Кто бил, не знаю, сказал он следователю. Но зато сказал, кто видел. И назвал Мишку с Финном.
Ну, Финна, того Раевский сразу по-свойски предупредил: "Тут ведь кладбище, могилки. Так? Так. Могилку вскопал, гробик уложил. Так? Так. А можно на два штычка поглубже под гробик земельку выбрать... Так? Так. Все ясно? А гробик потом... сверху"...
Мишке Раевский не сказал ни слова. Знал, что Финн передаст. Передал.
...Раевский стоя дожевал свой шампур и направился к бревнам покурить.
- Мужики, а кто знает, чего это у "декабристов" колготятся какие-то? Рожи вроде не родственные. Похоже, нюхают. А за "декабристами" свежак венки еще сырые. Кто копал-то?
- Так! - вдруг сказал Петрович, вставая. - Чтоб все тихо было! Нормально, спокойно. Без эксцессов. Охапыч! Без раскрутки мне, уволю! И вы все! - Петрович погрозил пальцем, застегнул пиджак и ушел.
Воробей отыскал на столе среди "Посольской" "Буратино", сковырнул крышечку:
- Охапыч, Кутя, наливайте. Кент, пристраивайся! Да не сусоль ты огарок, пальцы обожгешь! Девки, вы-то что, как целки, ломаетесь? Раиса Сергеевна! Давай! За мое здоровье! За Лешку! За Воробушка! Воробушек все чик-чирик - и без башки летает!
К девяти часам гости были уже хороши. Охапыч плакал: "За Воробья жизнь отдам!" - и рвался целовать. Воробей, чтоб не обидеть Охапыча, подставлялся, но осторожно, левой стороной - оберегал пробоину. Охапыч колотил кулаком по столу. Стаканы прыгали.
Малявочка решила, что домой ей сегодня не обязательно:
- Стась, не хочу домой, не прогонишь?.. - и сладко потянулась.
Стасик подскочил к ней, кавалерски подставил руку крендельком: - Прошу, мадам!
И увел в домик. Минут через пять он вышел.
- Мужики! Все, все, завязывай!.. В часовню давайте. Жратву берите и - в часовню... - Сунул покачивающемуся Раевскому недопитые бутылки и сгреб со стола что было. - Давай, мужики, давай, у нас мертвый час.
Переполненные гости тихо выбредали.
Воробей с Мишкой ускользнули от продолжения: у Воробья заболела голова и совсем отказал слух, - значит, устал.
7
Мишка обогнул бензоколонку и шмыгнул в пролом.
- Молодой человек! - С соседней дорожки от "декабристов" ему махал незнакомый толстый мужчина. - Можно вас на минутку?
Мишка подошел.
- Какие трудности?
- Увидел, как вы уверенно проникли на кладбище, подумал, здешний.
- Ну-ну?..
- Да, собственно... Ничего не могу понять... - Мужчина пожал плечами. Мистика какая-то... Откуда взялась эта могила? - он ткнул пальцем в свежий холмик, заваленный цветами.
Мишка нагнулся, раздвинул цветы. Ну да, вот трафарет, он его и писал. Воробей в тот день в прокуратуру ходил. Втроем и захоранивали после обеда: он, Стасик и Раевский.
- Здесь была бесхозная могила, - продолжал мужчина. - Где она?
- Бесхозная? - насторожился Мишка.
- Дело вот в чем: я из Управления культуры. Здесь должны быть...
- Михаил! - По соседней дорожке шли Стасик с Раевским.- Тебя клиент обыскался.
- Извините, - пробормотал Мишка толстому, - я не в курсе.
Когда очередь за цветниками уже подходила к концу, появился Стасик. Он вошел в сарай и прикрыл дверь.
-- Ну, с кем это ты толковал у "декабристов"?
Мишка похолодел.
- Не знаю... Спросил, откуда могила свежая?..
- Угу, могила... - тише обычного проговорил Стасик.
- А ты?.. Мол, не знаю, дядэнька?..
- А чего? Чего случилось-то? - спросил Мишка, прекрасно понимая, что случилось.
- Ничего, - Стасик улыбнулся. - Все прекрасно. Будь здоров, дружок.
8
- Чего-то у тебя звонок не фурычит? - На пороге стоял Воробей с пузатым портфелем в руках. - Здорово, могильщик хренов!..
- Леша? - Мишка растерянно смотрел на гостя.
- Как разыскал?
- Забыл? На день рожденье моем сам записывал. Забы-ыл! - Воробей махнул рукой. - В квартиру-то пустишь?
Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой: