Хлопнули, закусили — песня!
Пленённый лежал под присмотром мужиков, камин разгорелся пожарче, пацаны пошли на дорогу, а мы мирно беседовали с самими старшими. Как я и предполагал, бодрого и радостного согласия тут сразу не получишь: избавившись от одной кабалы, жители кордона боялись попасть в новую. Дотошно расспрашивали нас обо всём, начиная от "умён ли начальник" и "где мы" и заканчивая "а как у вас в школу берут, есть ли школа-интернат". Сказал им, что будет натуральный налог, как и со всех хозяйств, вошедших в анклав "Россия". Но и обратка весома. По мере того, как длилась беседа, Пантюховы всё более склонялись в сторону примыкания к Замку с признанием тамошних властей.
Мы тоже интересовались, как возможно без оружия и снастей так обустроиться и обеспечить себя белковой пищей. Профессионалы, оказывается, могут. Две драные сетки тут нашли, теперь на лесном озере стоят, там же и плот. Навязали корзин из прутьев, эти поставили на речке, из найденной проволоки накрутили силков, даже косули попадаются. Вот, пасти надумали делать. Перспективный кордон, умелые люди, что тут скажешь.
— А вам, Пантелей Фёдорович, я предлагаю поехать с нами в Замок, посмотреть глазами. Примем, разместим, в обиде не будете. Познакомитесь с Командором, с ним и оговорите вопросы, а завтра мы вас отвезём сюда. Людям расскажете, окончательно решите. С собой еще одного можете взять, две пары глаз всегда лучше.
Видя, что дед не то, чтобы сомневается, но начинает по привычке долго обдумывать озвученное предложение, я добавил еще один аргумент. Приготовленный заранее.
— И вот вам, подарок в знак добрых намерений Замка и хорошего совместного жития, — с этими словами я протянул старшему Пантюхову "бенелли", с которой он уже успел познакомиться и кою очень неохотно отдал мне после баталии.
— А и дело! Иван, собирай гостинец командиру разведки, и сам давай-ка, со мной поедешь к городским.
Не так ли выглядят те кержаки, про которых часто вспоминает Сотников?
В Замок мы приехали уже под вечер, опять попав по дороге в короткий ливень.
Сразу за воротами почувствовали — что-то случилось, люди взволнованные, обсуждают. Познакомил визитёров с подоспевшей Лагутиной, сразу под руки утащившей мужиков в пищеблок. Зашел на свою базу — пусто в комнатах, Гоблина с Костей нет, уже уплыли. Оставил там посылку из речной копчёной рыбки и направился в дежурку — наш ТАСС, кроме всего прочего.
Не поверите, опять не стал ругаться. Только спросил:
— Что случилось, Тамара? Все чёт бегают…
— Не слышал, что ли, Серёжа?
— Да где бы я слышал! — всё-таки разозлился я. — Что стряслось-то?
— Наш радист, Юра Вотяков. Он с украинцами связался, представляешь! Морзянкой.
— Отлично! — обрадовался я. — И как они?
— Да плохо они, — строго поглядела на меня дежурная Тома. — Что-то у них не заладилось. Им Смотрящие канал закрыли.
Глава 9
Серёга Демченко, слушатель лекций, открыватель ушей и рта.На подходе к донжону из темноты прямо на меня выскочил запыхавшийся Юрка Вотяков с пакетом в руках.
— Привет, Длинный Карабин! Фуф… На собрание?
— Салам, Электроник! Туда. Сейчас все туда, волну ты поднял хорошую. Что тащишь-то? — кивнул я на его ношу.
— Да пожрать на кухне выпросил, пока все на месте, в последнее время что-то пропускаю столовку. Сушняка всякого девчата дали, чай. Даже джема чуть-чуть выпросил. Суп хотели погреть, не стал ждать, я ж там, — Вотяков показал пальцев в сторону собора, — типа главный докладчик. Хочешь грызануть чего на ходу?
— Да нет, спасибо, Юр, не проголодался еще. Давай так, после собрания на нашу базу нырну, и к тебе, есть у меня кое-что вкусненькое к твоим "сушнякам".
— Добро! — хлопнул меня по руке радист. — Щас закину добычу в гнездо, и на "чудильник". Да, ты знай, если что… Я ведь только что "Дункан" отозвал, по приказу Сотникова. Они к северу, у островов каких-то встали на ночь, километрах в двадцати. Как думаешь, к чему бы это? Есть и еще новости, но после.
— Да чё после, — воспротивился я, — неохота дураком выглядеть, если больше трёх уже знают. Я ж разведка, как не крути. Колись!
— Не волнуйся, не знают, — успокоил меня Юрка. — Есть целых четыре попытки, отстраиваются. День-другой, и будет связь. Узнаем кто.
И удрал по лестнице, оставив меня в тягостных раздумьях. "Дункан", значит, во как…
Я посмотрел на убегающую спину во фланелевой рубашке в красную клетку и крепко позавидовал радисту. Хорошо Юрка завернулся в этот мир, как тёплой фланелью укутался. Штаны спортивные с мешочками на жопе, в тапках до столовки бегает. Со всеми у него — чистый ананас, никому дорогу не перешёл, уважаемый нужный человек. И у него есть Дело: создавать Новый Эфир. На той Земле всё уже давно прострелено радиоволнами, связи проведены, карточки высланы, рекорды поставлены… Скука. А тут — всё заново! Это ли не мечта любого настоящего радиста? Ладно, идём в клуб.
Лица собравшихся в соборе людей выглядели несколько непривычно.
Не то, чтобы очень тревожно, или с заметным возбуждением. Нет. Просто по ним было видно: что-то случилось — на совсем другом уровне. Ни в Замке, ни около него, а в принципе "где-то там", в далёком далеко. Но вдруг все разом поняли: произошедшее, непонятным пока образом, что-то изменяет и в этом, уже обжитом и уже понятном микромире, томящемся в собственном соку под зонтиком Замка. Лица людей отражали понимание, что впереди их ждут какие-то новые проблемы, новые задачи, которые нельзя решить уже привычным заказом нужного или выходом на субботник. Жители одинокого муравейника вдруг узнали, что по лесу бродит некое Чудовище, и оно только что раздавило лапой точно такой же муравейник — Второй. И есть ли теперь вообще Третий? Да, первые смерчи счастливо прошли мимо, но, как выясняется, они никуда не делись, они, покачиваясь от бешеной энергии разрушения, бродят где-то рядом, над верхушками Дикого Леса и ждут. Ждут нашей ошибки, непродуманности, неподготовленности.
Народ, в основном, расселся по службам, на уже "забитые" места. Как это знакомо по прошлой жизни. Сегодня собрание информационное, так что, может быть, закончим пораньше, без споров и ругани.
Докладчиков в плане записано двое.
Сотников коротко поблагодарил собравшихся за дружную явку и так же коротко обрисовал оперативное положение дел в Замке. Слушали его больше формально: итак почти всё было известно "массам". Потом он предложил докладчикам начать.
Первым, как все и ожидали, вышел Вотяков. Основную, информативную часть доклада Юра довёл до сведения присутствующих уже в "расшифрованном" виде привычного всем языка, подглядывая в свои пометки и в журнал связей. Получилось рвано и криво.
Поэтому я изложу, как понял сам, ибо длинные речи Юрец говорить не умел в принципе, тем более, при таком скоплении народа. Так что, вот такой у меня получился меморандум, может быть, несколько разбавленный личной фантазией, по старой привычке работника жёлтого пера…
Украинцы.
"Поселили" их на подворье небольшого монастыря — этакий маленький белый Кремль на холме. Внизу какое-то море, достаточно тёплое, по солнцу — северный берег. Численность прибывших была такая же, как у нас — 120 человек на выходе из катапульты. Поначалу дело пошло нормально, первое собрание украинцы провести успели, уложившись в лимит. Помогло то, что в группе оказался самый настоящий атаман из "Войска Запорожского", который сумел быстро и громко разораться, собрать и организовать людей. Но уже на второй день пошла свара, политически не остывшие люди начали колоться на полярные лагеря. Как черти из табакерки, на общественную сцену выскочили еще два атамана, потом священник-католик и два лидера отделений разных политпартий. Как выясняется, этого вполне хватило.
Канал исправно работал, хоть поставки шли сумбурно. Тем не менее, первые дни оказались самыми продуктивными и разумными в плане заказа.
Почти сразу же сводный ассортимент решили утверждать общим голосованием — в итоге заявками вскоре "занималось" практически всё население и целый день, ничего более не делая. Тем не менее, они наладили котловое питание. Группировки крепли в зависимости от адгезионных свойств лидеров и их идей. Появились и группы, аполитичные в принципе, где никто не делал из убеждений или религии прокладку для амбиций, там взаимопритяжение определялось простой комплиментарностью.
Вскоре от общего собрания украинцы отказались, решив, что каждая группа имеет право предоставлять пропорциональное количество "сводных голосов", определяемых по внутреннему голосованию группы. Это что касается имущества "общего", на весь Монастырь. На том не только долгосрочное планирование, но даже примитивное понимание шагов на два дня вперёд у масс исчезло. Общие заказы прекратились. Начали набирать "от горла" и только для себя по лимиту "вес от численности". Тем временем лагеря приспособились расселяться по территории компактно, естественно, никто не захотел уходить из Монастыря на волю вольную. Посад долгое время стоял пустой, и не из-за лени, просто общины не могли поделить между собой дома.
Число мужчин по лагерям растворилось неравномерно, но "мужские" заявки парадоксальным образом побеждали всегда — очевидно выигрывая там, где мужиков было больше, но, вместе с этим, и там, где мужиков не доставало! И этот феномен объясним: напуганные дефицитом мужчин в своём мини-лагере, женщины сами позволяли им с избытком вооружаться, боясь оказаться беззащитными "в случае чего". Через канал пошло гольное оружие и предметы амуниции. Оружие как у нас — только "наганы" и гладкие стволы. Пулемётов им не дали. Набрали ИРПБ, аптечек, жгутов, комбезов, "горок" и разгрузок, обуви и прочего военного, патронов побольше. В общем, вооружились все и по маковку. В огонёк хаоса доброхоты постоянно подливали маслице: "Вот придут москали, или пшеки… а то и туретчина нагрянет". Все, известно, хотят их поработить. Провокаторов старались не слушать, но, как говориться, осадочек на дне душ человеческих копился.
Оператором оставался всё тот же "атаман", правда, лишённый прав управления Монастырём, менять человека у пульта предусмотрительно не стали — слуга народа, вот уж точно. Естественно, ни о каком творческом подходе на сеансе не могло быть и речи, нахрен бы ему это надо. Оператор, плюнув на всё, просто отбивал по весовой разнарядке то, что ему протягивали представители общин и уходил прочь, не вступая в споры и обсуждения.
В каждой общине — свой генератор с крошечным лимитом бензина. НПЗ стоял колом, никто ничего не собирался там делать "для дяди". Поделить стратегический объект не получалось, забрать же его в исключительное владение не смог никто. Котлы, заготовка, охота — всё отдельно. Стену охраняли сегментами по зонам, в итоге ночью на периметре целая толпа. Выделить кого-то для непроизводительной деятельности не получалось. Какой там клуб…
Три раза украинцы пытались объединиться и совместно поставить финал этого водевиля, но ничего не вышло, мешала вечная украинская неопределённость в векторе движения.
Самое страшное вышло с медиками: врачи, фельдшеры и медсёстры оказались разодранными по кланам, без оборудования и инструментария. Первый взрыв случился, когда от ураганной пневмонии в одной из групп умерла семилетняя девочка — отец пошёл в разнос, добрался до единственного терапевта, резидента недружественного клана и застрелил его из "нагана". Притом, что этот врач, не взирая на клановость, честно, хоть и поздно, пытался оказать ей помощь, как мог. Только вот не смог он ни хрена… Никто целевых поставок для серьёзной медицины не делал, общинам просто не хватало лимита. Потому вторая нелепая смерть — аппендицит с перитонитом, произошедшая уже в другой общине, привела к настоящему бунту. Два пострадавших клана на время объединились и ринулись в операторскую выправлять ситуацию. Далее — закономерно: озверевшие люди выдернули ответственного из-за пульта, как в Раде, стали пытаться сами "жмать планшетку" — и конец… Огонь погас, настала Тьма. Без объяснений. И спросить-поклониться невозможно, неведомая аппаратура просто отключилась! В сердцах один из "борцов" расхреначил экран локтем, и все пошли вниз, горевать.
В окрестностях, как и у нас, объявились бандиты на машинах, похоже, что ложка дёгтя для больших кластеров в этом мире обязательна. Ныне часть осела в Посаде, многие покинули Монастырь и ушли подальше. Ни о каком "магните" и речи быть не могло. Вскоре слухи о злосчастном месте поползли по округе и люди буквально шарахались от Монастыря, числя его чуть ли не столицей Мордора…
Радист Монастыря, представитель донецкой группировки, доброволец и фанат эфира, выпросил станцию и раскладной "подсолнечник" еще в первые дни. А вот нормальную антенну на колокольню, в помещении которой оборудовал гнездо, получить не успел. Мастерил сам, из чего есть, вышло плохо. И, тем не менее, он сумел настроиться и установить примитивную телеграфную связь с Вотяковым.
Когда взмокший Юрик, наконец-то закончил художественное изложение информации, слово взял Сотников.
— Все слышали, всё, надеюсь, поняли. Прошу участников совещания задавать уточняющие вопросы, при готовности высказывать конкретные, но исключительно зрелые предложения. Потом мы все вместе ознакомимся с докладом нашей научной группы.
И тут валом пошли уточнения, собственно, и необходимые для "предложений".
— Запеленговать удалось? — сходу спросил Дугин, сидевший рядом со мной.
— Точно — нет, — оживился Вотяков, встав на крепкую почву стиля рубленых фраз. — Для точного определения передатчика нужна пеленгация с трёх точек, ну, хотя бы с двух.
— Но хотя бы примерное направление?
— Исключительно по возможностям антенны. Я подкручивал вокруг оси, искал позицию еще с момента первой засечки несущей. Всё определяет "лепесток раскрыва" антенны — в данном случае это конус примерно в тридцать градусов.
— И где?
— На северо-запад от нас, если очень и очень грубо.
— А расстояние? — выкрикнул механик.
— Ну, это же не локатор… Если бы на той Земле, было бы полегче. Там в разное время дня и разное время года — разное прохождение сигнала, и от местности зависит… Короче, существует практика, и опытный радист может прикинуть дальности. Здесь всё может быть иначе. Напряжённость магнитного поля, похоже, чуть выше, ионосфера и прочее… Я уже не говорю об аномалиях поверхности, тут другая конфигурация материков. Ну, если это как-то может помочь, то чисто интуитивно я могу сказать, что станция от нас дальше трехсот километров, но ближе двух тысяч. Только не спрашивайте, почему, не скажу.
— Что сейчас с сигналом? — один из бойцов.
— Новых сеансов не было.
— И что могло случиться? — это уже медичка Зоя интересуется.
— По радиочасти — что угодно, — пожал плечами радист. — Ну, сломалась станция, а починить ему нечем. Сел аккумулятор солнечной батареи, снесло антенну, нет прохождения, погода, гроза.
— Вы спрашивали, каково фактическое истинное время у них? На панели ведь есть, — это опять Дугин никак не уймётся.
— Конечно, я же все данные в журнал заношу, как положено! У них в группе ни у кого нет наручных часов. Знаете сами, ну… наручные же сейчас не в моде, всем хватает сотового. Как думали, да… Зарядок нет, да и нет возможности только ради точного времени гонять генераторы. Как я понял, им на точное там плевать было, при таких делах. Свой он подзаряжал, пока "симба" не перезагрузилась… По косвенным признакам — минус час-два от нашего.
Поняв, что большего из бедного радиста не выжать, народ примолк.
— Спасибо, Юра. Ну, друзья, вот такая картина… Думать надо крепко, хотя пока вариантов мало. Кто-то хочет сказать? — встав с первого ряда, предложил Сотников.
Поднялся главный инженер.
— Думаю, товарищи, я выражу общее мнение: украинцам надо помогать. Что бы ни было в нашем совместном и раздельном прошлом, это наши… ну, как бы…
— А чего стесняться, Евгений Иванович, это братья! — громко помог ему Гонта.
— Спасибо, Гриша, да… Помогать надо. Однако это "надо" упирается в очевидные проблемы. Мы не знаем, где они и у нас нет возможности наладить коммутацию на озвученном Юрой расстоянии. Даже если разница во времени всего в один час, то, принимая величину часового пояса в 15 градусов, по этой широте мы получаем что-то около тысячи километров, таблиц у меня нет под рукой. Но для нас это колоссальная дистанция на данном этапе! И я пока не вижу возможности посылать на такие дальности экспедиции, тем более, без хотя бы примерной привязки искомого места. Давайте оставим в себе эту моральную готовность к помощи, пока ситуация не прояснится. Увы, мяч всё еще на их половине поля. На месте лидеров украинцев я бы начал неспешную миграцию части населения в нашу сторону, как бы спорно это ни звучало. Ждать сеансов, уточнять, вычислять. Большего мы пока сделать не можем.
Потом еще поговорили, в основном, женщины, но это были уже эмоции, оценки вероятной ситуации у них и предположения о дальнейшей судьбе анклава. Большинство предположений выглядели безрадостно, многие из нас уже просто списали украинцев, как не способный к сохранению нации кластер.
В конце этого информационного совещания на сцену вышел лектор — начальник "научников".
— Приветствую вас, коллеги. Мы работаем уже давно, если таковое применимо к длительности нашего пребывания здесь, однако, со многими еще не знакомы. Разрешите представиться, Гольдбрейх Марк Львович, профессор, доктор физико-математических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, — так отрекомендовался начальник исследовательской группы, обманчиво молодо выглядевший невысокий старичок характерной внешности. — Да, извините… Начальник НИС — начальник научно-исследовательского сектора.
Собравшиеся кивнули головами, многие понимающе хмыкнули.
— Вы совершенно правы! — заметил гримасы профессор. — Застарелый штамп. Как видите, я работаю там, где и должен традиционно.