Я сел на диван и вмиг уснул. Эскиз решения был готов, и мой организм отключился сам собой.
Я проснулся около полудня и обнаружил, что телевизор включен. На экране шли новости, которые я называл радостью электората – криминал, политика, светская блевотина. На спинке дивана сидел Младший Сержант и терпеливо дожидался моего пробуждения.
– Оголодал, бедняга? – спросил я и поплелся за ним на кухню.
Потом я постоял под душем, выпил чашку крепкого кофе и глянул на часы. Минули тринадцать часов из того срока, который был отпущен мне на ликвидацию Лавровской. Время шло. Пора было действовать.
Для начала я решил встретиться с Катей. Сегодняшнее общение света на ситуацию не прольет, так как вопросов в лоб, естественно, не будет. Однако, владея компрометирующей информацией, я имею возможность понаблюдать, как говорится, с другой точки. Заодно надо попытаться аккуратно выяснить некие второстепенные детали, указывающие на связь Кати с криминалом или отсутствие таковой.
Я набрал ее номер.
– Здравствуй! – сказала она ласково и радостно.
– Привет. Как поживаешь?
– Так себе.
– Что-то случилось? – осторожно поинтересовался я.
– Кроме того, что соскучилась – ничего.
– Я тоже с нетерпением жду вечера. Мы же встретимся?
– Да. Если ты этого хочешь.
– Хочу. Но желание должно быть взаимным.
– Оно взаимно, Станислав.
«Черт побери! – Я удивленно покачал головой. – Либо ее распирают чувства, либо она потрясающая актриса. Хотя… зачем ей со мной притворяться, исполнять какую-то роль? Катя же не знает, кто я на самом деле. Я для нее всего лишь особь противоположного пола, к которой она, возможно, испытывает некую симпатию».
Наступил поздний вечер. Мы провели вместе пять часов, прогулялись по центру города, зашли на выставку картин современного авангарда, посидели в кафе на набережной.
В двенадцатом часу ночи я отвез Екатерину на своей машине в поселок Дубки.
– Останешься? – спросила она, обнимая меня у калитки.
– Катюша, я бы с преогромным удовольствием, – сказал я и нежно поцеловал ее в шею.
– В чем же дело?
– Ночью уезжаю в командировку.
– Жаль, – прошептала она. – Скажи, а твои рабочие вопросы, это надолго?
– Пока не знаю. Приеду на место, выясню масштабы проблемы, отзвонюсь начальству. Думаю, завтра к вечеру буду в курсе.
– У тебя всегда командировки по трое суток или бывает, что справляешься быстрее?
– Иногда случается.
Она опустила голову и стояла у приоткрытой калитки. Мне казалось, что еще немного, и по ее лицу потекут слезы. Даша сегодня дома, но это обстоятельство уже не являлось помехой для наших ночных свиданий. Катя была морально готова к серьезному разговору с дочерью.
Удивительно, но мне тоже не хотелось расставаться с ней.
При всем моем скептическом восприятии семейной жизни я всегда с теплотой и порядочностью относился к своим женщинам, даже если нашим отношениям был уготован короткий век. Зачем портить кровь и нервы, когда можно наслаждаться обществом друг друга? Правда, должен оговориться: я ни одной из женщин ничего не обещал. Никогда и ни при каких обстоятельствах, чтобы не выглядеть потом обманщиком. Надоело, пресытились – расходимся по-человечески и стараемся оставаться хорошими друзьями.
– Значит, ты можешь вернуться раньше? – возвратил меня в действительность ее голос.
– Если в моей конторе появляются проблемы, то быстро они не решаются. Но я постараюсь, – сказал я, поглаживая ее волосы.
Когда я шагнул к машине, она все-таки расплакалась. Беззвучно, как это делают сильные женщины. Катя просто отворачивалась и вытирала слезы.
Я вернулся, обнял ее, поцеловал в солоноватые губы и прошептал, впервые нарушая великий холостяцкий принцип:
– Мы еще увидимся. Скоро. Обещаю.
Ночная дорога. Голова гудела от надоевших мыслей и предположений. Надо бы отвлечься. Но как?..
«Нет, к криминалу, описанному в досье, Катя отношения не имеет, – размышлял, подъезжая к дому. – Нет и еще раз нет! Я не эмоциональный юнец и, слава богу, давно научился разбираться в людях. За время работы в отделе у Семирядова мне пришлось повидать немалое количество всякой мрази. У Кати с подобными субъектами нет ничего общего. Значит, меня заставляют ликвидировать не только врагов государства, но и тех людей, которые кому-то и чем-то мешают, попросту используют в корыстных интересах. Остается выяснить, кто именно.
Первые кандидатуры на это: Семирядов и Трухин.
«Генерал – крепкий орешек. Несмотря на преклонный возраст, забывчивость и ворох таблеток в верхнем ящике рабочего стола, он остается хладнокровным бойцом. Опыт профессионального спецназовца и диверсанта не пропьешь».
Я оставил машину во дворе, медленно поднимался в квартиру и никак не мог отвлечься от своих невеселых размышлений:
«Лучше начать с Трухина. Он аналитик, теоретик, серый кардинал. Но не боец и никогда им не был. Этот расколется быстрее».
Полковник Трухин снимал квартиру в небольшом микрорайоне Петровска, зажатом между корпусов ТЭЦ и старыми дачными кооперативами. Улица Поедова, на которой располагалось кирпичное десятиэтажное здание брежневской эпохи, была короткой и тихой. Дом под номером семнадцать стоял на краю микрорайона. Далее, через дорогу и лесополосу, виднелись крыши одноэтажных дачных строений.
Надо сказать, что Трухин не понравился мне сразу, еще при знакомстве, организованном Семирядовым несколько лет назад.
Рост полковника был средним, фигура – статной, без грамма лишнего веса. Светловолосый, кареглазый, с тонкими губами и отточенными, словно обработанными резцом, чертами лица. Но, увы, так бывает: смотришь на человека и ловишь себя на том, что от странной интуитивной неприязни просто невозможно избавиться.
Накануне, анализируя различные нестыковки в досье, я внезапно припомнил недавний разговор с шефом. Мы встретились у него на даче, сидели в беседке, оплетенной диким виноградом, пили коньяк под отменную закуску, вспоминали былые операции.
Вот тогда, изрядно подвыпив, Семирядов и поведал мне некоторые подробности из жизни своего заместителя. Он сказал, что в конце войны в Афганистане Трухин сорвал переброску в Союз крупной партии наркоты на транспортном самолете ВВС. Теперешний полковник тогда получил за это орден Красной Звезды.
Сделав паузу, Семирядов продолжил:
– Мне не довелось бывать у него в гостях, но, по рассказам общих знакомых, живет он очень скромно. Никто из его соседей никогда не догадался бы, что хозяин обычной двухкомнатной квартиры на самом деле является богатейшим человеком. Он владеет роскошным особняком на морском побережье Италии, парочкой автомобилей с шильдиками самых известных мировых брендов и кругленькой суммой на счету в уважаемом европейском банке. Именно в Италии Трухин проводит все отпуска со своей гражданской женой Джеммой Гольяни и сыном Вито – Виталием.
– Но откуда у него такие деньжищи?! – спросил я, вытаращив глаза.
– Умеет человек копить, – ответил генерал и развел руками. – Мы с тобой не научились, да и доходы у нас были пожиже. Это сейчас Павел Сергеевич у меня в заместителях. До этого он много лет проработал на солидных должностях сначала в КГБ, позже в ФСБ. Вот и сколотил состояние.
Возражать я не стал, так как понятия не имел, сколько получают старшие офицеры спецслужб. Мало ли, может, Трухин действительно имел большой оклад или получал солидные премии за разработку удачных операций. Например, таких, как в Афгане по наркоте.
И вот теперь, когда червь сомнений догладывал мой измученный мозг, пазлы, некогда разрозненные, начали складываться в более или менее понятную картинку.
Решение созрело, едва я поднялся в свою квартиру.
Я быстро покормил кота, встретившего меня истошным мяуканьем, влез в темную одежду, сбежал по лестнице, сел в машину и поехал в гараж.
Там я заперся изнутри, спустился в узкую смотровую яму, снял крышку тайника, поднял пленку, прикрывающую арсенал.
Я уже говорил, что в моем тайнике много разнообразного добра на все случаи жизни. Им меня исправно обеспечивал Семирядов. Мне достаточно было составить перечень необходимого и передать флешку Забравской. Через пару дней я забирал из багажника ее машины все, что заказывал.
Химические препараты хранились в моем тайнике отдельно, в герметичном пластиковом контейнере. Они жутко не любят влаги и света.
Я быстро нашел то, что мне было нужно – шприц-тюбик с двумя поперечными желтыми полосками. Неплохое изобретение отечественных ученых, носящее название «Провал». Этот препарат лишает «пациента» способности реально воспринимать действительность и полностью подчиняет его волю тому человеку, который в данный момент находится рядом.
Я быстро нашел то, что мне было нужно – шприц-тюбик с двумя поперечными желтыми полосками. Неплохое изобретение отечественных ученых, носящее название «Провал». Этот препарат лишает «пациента» способности реально воспринимать действительность и полностью подчиняет его волю тому человеку, который в данный момент находится рядом.
Я аккуратно уложил шприц-тюбик в наружный карман ветровки, покинул гараж и поехал на улицу Поедова.
Глава 7. ПетровскЯ крайне редко испытывал такие ощущения, как ужас, испуг, шок или слабость. После первого реального боя в Чечне, скоротечного и до крайности жестокого, впал минут на десять в прострацию. Опытные сослуживцы тогда посмеялись и сказали, что это норма. Мол, у некоторых новичков отходняк длится до трех дней.
Вторично я испытал нечто похожее в Афгане, когда в неравной перестрелке потерял друга и получил два пулевых ранения.
Последний раз сие счастливое состояние посетило меня во время дебютной ликвидации. А точнее, когда я уже смывался с той проклятой баржи.
Некоторые детали давней операции уже стерлись из памяти. Остались короткие и самые яркие вспышки. Как очередь из автомата с заедающим затвором.
Мой разговор с девицей прервали шаги по коридору. На сей раз уверенные, четкие. Шел явно мужчина.
– Кто это? – спросил я.
Девица пожала плечиками и красноречиво развела руками.
Мужчина остановился точно напротив каюты. Я поднял пистолет, но стрелять не спешил. Опять же из соображений гуманности – мало ли кого могла принести нелегкая.
«Лучше поступить по-другому», – подумал я, быстро сунул оружие за пояс, разбежался и со всей дури врезал ногой в дверь.
Бог его знает, кто там собирался заглянуть или войти. Ну да теперь гадать было поздно.
Вслед за первым ударом ноги о крепкое дверное полотно прозвучал второй – дверца долбанула непрошеного гостя. Третий чуток запоздал, но тоже получился неслабым. Дядечка отлетел и врезался в противоположную стену коридора.
Через полсекунды оттуда донесся сдавленный стон и стук чего-то тяжелого, упавшего на палубу.
Я высунулся наружу и понял, что не промахнулся. Перед каютой, держась за голову, лежал еще один охранник Макеева.
Два увесистых удара в челюсть окончательно лишили его сознания.
– Иди сюда, родной! – Я скоренько затащил бедолагу в каюту. – Укачало? Пить надо меньше, дядя.
Тело с тем же гулким звуком упало на ковровое покрытие рядом с трупом хозяина. Из разбитого затылка на пол потекла кровь. Круглая черная лужица быстро увеличивалась в размерах.
«Этот залег надолго. Но где же еще трое?! – подумал я. – Надо уносить ноги. Оставаться в кабинете опасно».
Я еще разок строго взглянул на бледную девицу, приложил палец к губам и выглянул в коридор.
Никого.
В одном из номеров, мимо которых пролегал мой путь, громко стонала женщина. Нет, явно не от боли. Причиной тому был приближавшийся оргазм, второй или третий подряд, потому как эти крики давненько оглашали трюм баржи.
В тот момент я находился ближе к корме. Праздношатающийся народ предпочитал курить и глазеть на ночной Петровск с площадок, расположенных ближе к носу. Поэтому ют пустовал.
По пути к трапу я, к счастью, никого не встретил. Лишь на последних ступеньках мне пришлось уступить дорогу официанту, торопившемуся вниз.
Кормовая площадка. Здесь тихо и пусто. Надо сматываться.
Я сунул пистолет поглубже в карман, перемахнул через леерное ограждение и почти бесшумно вошел в воду.
Моя мама говорила, что злобные и агрессивные люди после смерти перерождаются в маленьких собачек. Интересно, кем станут Семирядов с Трухиным? Уверен, тоже злобными псами. Но отнюдь не маленькими.
Не знаю, как других, а меня езда по ночному городу всегда наводит на размышления. Вот и сейчас машина плывет по пустынным улочкам Петровска, а мозг сам собой плетет кружева из логических нитей.
«Семирядов работает в связке с Трухиным – в этом нет никаких сомнений, ибо масштабные криминальные действия одного никогда не укроются от другого, – раздумывал я, машинально управляя автомобилем. – Возможно, сверху есть кто-то еще. До них мне не добраться, да и нет такой необходимости. Неплохо бы разобраться с этими личностями».
Я въезжаю в небольшой микрорайон, где проживает полковник Трухин, покрутив головой, поворачиваю налево и вскоре попадаю на улицу Поедова. Длина ее составляет не более трехсот метров. По обеим сторонам стоят типовые девятиэтажные дома, коими в свое время застраивались все советские города.
Автомобиль я оставляю в сотне шагов от нужного дома. На всякий случай прячу за поясом пистолет, проверяю, на месте ли шприц-тюбик. Прихватываю из бардачка диктофон и свежую газету, специально извлеченную из почтового ящика.
Потом я покидаю салон и тщательно осматриваю улицу.
Слева никого. Справа, в самом конце улицы, пожилой мужчина выгуливает собаку. Он далеко и наверняка не обратил внимания на подъехавшую машину.
Можно идти в гости.
Я поднимаюсь на третий этаж. Вот и квартира Трухина. Прислушиваюсь, тихо. Осматриваю дверь. Она крепкая, с тремя замками. Такую можно выбить только тротиловым зарядом. Отмычки тут не помогут, так как внутри наверняка есть предохранительный запор, засов или цепь. Впрочем, я и не собираюсь проникать в квартиру без ведома хозяина. Ведь именно он мне и нужен.
Я нажимаю на кнопку звонка.
– Кто там? – слышен настороженный вопрос из-за стальной двери.
– Это я, товарищ полковник.
– Кто «я»?
– Станислав Пинегин.
– Станислав? А что так поздно?.. – В голосе полковника звучит растерянность, но дверные замки открываются.
Стало быть, он узнал меня и ничего не подозревает.
Дверь приоткрывается, образуется щель сантиметров в десять. В ней и вправду поблескивает предохранительная цепочка. В полумраке прихожей едва различимо лицо Трухина.
Мне необходимо, чтобы хозяин открыл дверь полностью и впустил меня в квартиру хотя бы на одну минуту.
– Здравия желаю. Прошу извинить за поздний визит.
Полковник вперил в меня непонимающий взгляд и ждал вразумительного объяснения.
Мне приходится напропалую врать:
– Я от Константина Андреевича…
– От Семирядова? А в чем дело? Мы же виделись с ним несколько часов назад.
– Он просил передать вам вот это, – говорю я и достаю из кармана свернутую газету.
– Что там?..
Трухин по-прежнему насторожен, поэтому разговор происходит через узкую щель.
– Статья в сегодняшней московской газете. Шеф считает, что вы должны срочно с ней ознакомиться.
– Давай! – Он просовывает в щель руку.
До чего же осторожная сволочь!
Я отдаю газету и вру дальше:
– Это не все.
– Что еще?
– Я должен передать кое-что на словах.
– Генерал мог позвонить.
Разумно.
– Но он почему-то решил послать меня к вам, – отвечаю я.
– Я сейчас ему сам позвоню.
– Ваше право, но Семирядов просил не беспокоить его.
Следует минутное замешательство.
– Говори.
– Здесь?! – Я изумленно оглядываюсь на двери соседних квартир. – Павел Сергеевич, эта информация не для чужих ушей.
Немного подумав и поборов сомнения, он решается впустить меня в прихожую.
Наконец-то!
Поправляя полы махрового халата, Трухин прикрывает входную дверь, шелестит газетой.
– Что я должен здесь прочитать?
– Статья в центре разворота, – подсказываю я, незаметно извлекая из кармана шприц-тюбик.
Полковник отвлекается от меня, ищет нужный материал. Руки его дрожат, пальцы непослушны, он сильно взволнован. Еще бы! Просто так Семирядов по ночам беспокоить не станет.
Момент самый подходящий. Внимание Трухина поглощено газетой.
Я снимаю колпачок и всаживаю иголку в его бедро.
Он вскрикивает от боли и неожиданности, отшатывается к дальней стене прихожей.
Поздно. Я уже успел выдавить из ампулы почти все содержимое.
– Ты что творишь, майор?! – сдавленно кричит он, схватившись за ногу.
– Спокойно, полковник.
Подхожу вплотную, зажимаю его рот и чувствую, как он слабеет, хотя и дергается.
Попав в кровь, препарат «Провал» начинает действовать примерно через минуту. В этот короткий промежуток времени необходимо контролировать поведение клиента. Пока он в ясном сознании – лучше перестраховаться, иначе не миновать неприятностей. К примеру, человек может применить огнестрельное оружие или позвать на помощь, скрыться в другом помещении и заблокировать вход в него.
Дабы ничего такого не произошло, я крепко обнимаю Трухина, не позволяю ему сделать ни одного лишнего движения.