Иногда профессор Брэди жалел о своей антидискриминационной кадровой политике. Сейчас был как раз один из таких случаев.
Инженеры центра управления полетами – упрямые бунтари с левыми взглядами – воспользовались возможностью продолжить давнюю техническую дискуссию о поддержании скорости. В зале зазвучали фразы вроде «регрессивная эллиптическая орбита» и «сходимость дельта-ви».
Кожаные Штаны попытался перекричать технарей:
– Ну же, парни!
Но никто не ревел громче Уэйна Тонкина, который по вечерам легко заглушал блюзы Барри Уайта в местном пабе «Пес и компас». Голос Уэйна сотряс искусственные небеса над головами собравшихся:
– Поднимите руки те, кто хочет новую современную газонокосилку!
Резолюция была вынесена почти единогласно.
* * *
Титания ушла первой в сопровождении сочувствующих сослуживиц. Брайан остался в планетарии один.
Он боялся потерять работу. Ходили слухи, что скоро начнутся принудительные сокращения, а ему было пятьдесят пять – опасный возраст при переизбытке зубастых молодых профессионалов. В научном багаже Брайана начали обнаруживаться пробелы. Доктор Бобер чувствовал, что поезд уходит и, сколь быстро ни беги, догнать его уже никогда не получится.
Глава 24
Ева лежала в постели, глядя в ночное небо, которое расцвечивалось сполохами разных цветов и форм. Она слышала вой пожарной сирены вдалеке и чуяла запах дыма от бесчисленных костров и факелов. Она жалела всех женщин на улице, которые в эту минуту подавали ужин своим домашним и гостям непосредственно у огня. Ева вспомнила Ночь Гая Фокса две тысячи десятого года, имевшую альтернативное название «Катастрофа».
Накануне Брайан повесил на работе плакат, на котором размашисто начертал:
«Внимание, внимание, внимание!
Присоединяйтесь к Брайану и Еве в праздничную Ночь фейерверков!
Берегитесь, католики!»
Утром пятого ноября Ева отправилась по магазинам. Брайан попросил ее приготовить еды на тридцать человек, поэтому она поехала в «Моррисонс» и купила:
60 свиных сосисок,
2 кг лука,
60 булочек для сэндвичей,
35 картофелин для запекания,
головку чеддера,
упаковку печеных бобов «Хайнц»,
30 свежих бисквитов,
большую бутылку кетчупа,
3 пачки масла,
ингредиенты для глазированных яблок на 30 персон,
1 маску Гая Фокса и шляпу,
10 пожаробезопасных китайских фонариков,
6 бутылок розового вина,
6 бутылок красного вина,
6 бутылок белого вина,
1 бочонок пива «Кроненбург»,
2 упаковки пива «Джон Смит».
Она надсадила спину, перегружая «Кроненбург» из тележки супермаркета в багажник машины.
По дороге домой Ева потратила еще почти двести фунтов на две коробки петард и бенгальские огни для детей.
Пообедав на скорую руку, она вытащила из гаража в саду влажный матрас и подволокла его к маленькому кострищу, потом смастерила чучело Гая Фокса, приготовила яблоки в глазури (и наколола лучины для соломинок), вымыла туалет внизу, пропылесосила в гостиной, дочиста надраила кухню, выбрала диски с ненавязчивой музыкой и полила двор из шланга.
Брайан пригласил гостей к шести, поэтому в половине шестого Ева поставила в духовку первый противень картофеля, приготовила холодные закуски и напитки, сполоснула и высушила посуду, закрепила свечи в ветронепроницаемых фонарях и принялась ждать.
* * *
В десять минут восьмого в дверь наконец позвонили, и до Евы донесся голос мужа:
– Миссис Хордерн, как приятно вас видеть. А это мистер Хордерн? – Помогая гостям снять пальто, он спросил: – Вы приехали вместе со всеми? Остальные паркуются?
– Нет, мы приехали сами по себе, – ответила миссис Хордерн.
* * *
Спустя несколько часов, когда гости наконец ушли, Ева объявила:
– Это был самый ужасный вечер в моей жизни – включая тот, когда я рожала близнецов. Что случилось, Брайан? Неужели твои коллеги тебя ненавидят и избегают?
– Сам понять не могу, – вздохнул муж. – Наверное, мое объявление слетело с доски. Я закрепил его всего одной кнопкой.
– Да уж, – сказала Ева. – Наверное, именно так и случилось. Все дело в кнопке.
* * *
Позже за второй бутылкой бургундского Брайан спросил:
– А ты заметила, как я запускал свои ракеты «Боберовские особые»? Хоть бы кто ахнул или охнул. Эти тупицы просто сидели и набивали свои ненасытные рты углеводами и жирами! А я-то целых семь дней делал эти ракеты. Жизнью рисковал, между прочим. Ну, в смысле, работал с нестабильными веществами. В любой момент я мог и сам подорваться, и взорвать сараи к чертям собачьим.
– Очень красивые ракеты получились, Брайан, – похвалила Ева. – Действительно замечательные. – Ей было искренне жаль мужа.
Каждый раз, когда стартовала ракета, она следила за его лицом. Брайан радовался как ребенок и щурился на траекторию и высокий огненный купол каждой запущенной петарды с видом гордого отца, чей сын делает первые шаги.
* * *
А сейчас Ева оглядела свою белую комнату и подумала: «Это было в прошлом и уже прошло, а сейчас есть сейчас и только. И мне совершенно ничего не надо делать, кроме как смотреть в небо на салют».
Глава 25
Ева не вставала с постели уже семь недель и похудела на шесть килограммов. У нее шелушилась кожа, и ей казалось, что волос выпадает слишком много.
Иногда Брайан приносил жене чай с тостом. Протягивал ей поднос с печальным вздохом. Зачастую чай был холодным, а тост – непрожаренным, но Ева всякий раз рассыпалась в благодарностях.
Она нуждалась в муже.
А если утром Брайан забывал о ней или не успевал позаботиться о завтраке, Ева оставалась голодной. Хранение еды в комнате шло вразрез с ее теперешними правилами. А вода из-под крана была доступна в любой момент.
* * *
В один прекрасный день Руби попыталась заставить Еву выпить стакан шипучего лимонада «Люкозад», приговаривая:
– Это средство живо подымет тебя на ноги. Когда у меня приключилась пневмония и я находилась между жизнью и смертью – знаешь, стояла в начале туннеля и видела свет в конце, – твой папа пришел ко мне с бутылкой «Люкозада». Я глотнула и, ну, сделалась чем-то вроде чудовища Франкенштейна после удара молнии. Тут же вскочила с постели и пошла!
– Значит, все эти антибиотики, что тебе тогда кололи, были совсем ни при чем? – поинтересовалась Ева.
– Именно! – фыркнула Руби. – Мой врач, мистер Брайарс, признал, что на тот момент даже не представлял, чем мне можно помочь. Он перепробовал решительно все, даже молитвы, лишь бы не дать мне устремиться дальше по туннелю.
– Значит, тот самый мистер Брайарс, который десять лет учился, читал лекции и написал кучу научных работ о пневмонии, тебя подвел, а пара глотков сладкой газировки вернула тебя к жизни?
Глаза Руби сияли.
– Да! И не просто газировки, а именно «Люкозада»!
* * *
В первые дни Евиного добровольного заточения свекровь готовила ей пищу через день. Ивонн стряпала простые блюда из мяса с овощным гарниром и свято верила, что щедрая порция подливы превращает любую снедь в праздник для желудка. Пустые тарелки Евы никогда не вызывали у кулинарки подозрений, так как Ивонн решила, что невестка наконец-то разлюбила глупые заморские разносолы и обрела вкус к традиционным английским блюдам. Мать Брайана считала себя крупной специалисткой в английской кухне.
Ивонн никогда не должна была узнать, что ее стряпню (приготовленную неуклюже, с мученическими вздохами и грохотом глиняной посуды и кастрюль) подчистую съедало лисье семейство, поселившееся за разросшимся лавром в палисаднике Евы. Эти бесшабашно смелые юркие создания, которым наскучило питаться объедками ризотто, тарамасалаты и прочих подобных изысков, выбрасываемыми представителями среднего класса – основным контингентом домовладельцев на улице, – дрались за добротные отбивные и котлеты Ивонн. Похоже, лисы тоже предпочитали традиционную английскую кухню.
Около семи вечера в дни, когда приходила свекровь, Ева подползала к изножью кровати и выбрасывала содержимое тарелки в открытое окно. Ей нравилось наблюдать, как звери едят и облизываются. Порой ей даже казалось, что одна лисица поднимает на нее глаза и подмигивает из женской солидарности. Но, конечно, это были лишь игры воображения.
Как-то раз Ивонн немало озадачилась, обнаружив на крыльце кусок печенки с беконом, а на тротуаре перед домом Евы – домашнюю сардельку.
* * *
Однажды в середине ноября Александр заглянул к Еве по пути на работу.
– Знаешь, ты полным ходом превращаешься в скелет, – заметил он.
– Я не сижу на диете, – возразила Ева.
– Знаешь, ты полным ходом превращаешься в скелет, – заметил он.
– Я не сижу на диете, – возразила Ева.
– Тебе нужно есть что-то вкусное, что ты особенно любишь. Напиши список, а я договорюсь с твоим мужем.
Еве понравилось обдумывать, какая еда ей по-настоящему нравится. У нее была бездна времени для размышлений, но в конце концов она ограничилась на удивление коротким и скромным списком.
* * *
– Если Еве подпалить задницу, она мигом вскочит, – посоветовала Брайану Руби. – Ты слишком с ней деликатничаешь.
– Я побаиваюсь ее, – признался Брайан. – Помню, как-то поднимаю глаза от книги, а она пялится прямо на меня над разделочной доской для мяса.
Они ходили с тележкой по магазину «Моррисонс», выбирая ингредиенты для ужинов. Список Евы лежал у Брайана в кармане.
– Она всегда так смотрела, – рассеянно сказала Руби, останавливаясь в отделе полуфабрикатов для быстрой обжарки. – Я частенько подумывала сготовить стир-фрай[17], но у меня нет вонка.
Брайан не стал поправлять тещу, что сковорода называется не «вонк», а «вок». Ему хотелось сосредоточиться на Еве и причине, по которой та не хочет покидать кровать, когда-то бывшую «их» супружеским ложем.
А ведь он не был плохим мужем. Никогда не бил ее – ну, не сильно, во всяком случае. Всего пару раз толкнул, а однажды, обнаружив спрятанную за бойлером валентинку с надписью «Ева, уходи от своего кретина ко мне», перебросил жену через перила вниз головой. Но это, конечно же, в шутку. Потом он с огромным трудом втащил ее обратно, в какой-то момент чуть снова не уронив вниз на кафельный пол, но Еве было вовсе необязательно всю дорогу орать так громко. Разве можно так бесконтрольно проявлять эмоции? Бесстыжий эксгибиционизм – вот что это было с ее стороны.
«У Евы вообще проблемы с чувством юмора», – частенько думал Брайан, хотя иногда слышал, как жена смеется с другими людьми где-то за стенкой.
А с Титанией он постоянно веселился. Они оба обожали Бенни Хилла и «Шоу дуралеев» с Питером Селлерсом. Титания очень похоже пародировала Бенни, распевая «Эрни – самый шустрый молочник на Западе». Она вовсе не сердилась, когда Брайан забросил ее в водохранилище Ратленд Уотер. Наоборот, хохотала до икоты.
Между тем Руби настойчиво спрашивала, сколько стоят «вонки».
Брайан наугад сказал:
– Фунтов сорок.
Руби вздрогнула и махнула рукой:
– Нет, я не успею вдоволь попользоваться такой дорогой сковородкой. И так живу на одолженное время.
Брайан вытащил из кармана список Евы. Показал Руби, и оба рассмеялись. Ева написала:
«– 2 круассана,
– базилик,
– большой пакет ореховой смеси,
– ветка бананов,
– коробка винограда (без косточек, если возм.),
– 6 яиц (домашних),
– 2 пачки «смартиз» для детей Алекса,
– красный лестерский сыр,
– упаковка моцареллы,
– 2 твердых мясистых помидора,
– маленький пакет морской соли,
– флакон смеси черного и красного перца,
– 4 большие бутылки «Сан-Пеллегрино» (Н2О),
– 2 пакета грейпфрутового сока,
– нож с зубчиками,
– бутылка оливкового масла первого отжима,
– бутылка бальзамического уксуса,
– большая бутылка водки («Смирнофф»),
– 2 большие бутылки диетического тоника («Швеппс»),
– журн. «Вог»,
– журн. «Прайвет Ай»,
– журн. «Спектейтор»,
– сигареты «Данхилл» с ментолом».
После приступа смеха Руби пришлось вытирать слезы. Ни у нее, ни у Брайана не нашлось носового платка, но они шли мимо полок с туалетной бумагой, и Руби распечатала пачку рулонов и достала один. У нее не получилось нащупать кончик, поэтому Брайан забрал у тещи рулон и отыскал конец, который, к его раздражению, был намертво приклеен к нескольким следующим слоям бумаги. Спустя несколько секунд бесплодной борьбы Брайан разозлился, вырвал кусок бумаги из середки и поставил искореженный товар обратно на полку.
Руби вновь рассмеялась, когда они нашли воду «Сан-Пеллегрино», и хохотала еще заливистей, узрев оливковое масло первого отжима.
– Я закапывала оливковое масло Еве в уши при отите, – фыркнула она. – А теперь дочка поливает им салат.
В отделе прессы Руби возмутилась, увидев, сколько стоит журнал «Вог».
– Четыре фунта десять пенсов? Да за эти деньги можно купить два пакета картошки-фри! Она над тобой издевается, Брайан. На твоем месте я бы заморила эту паршивку голодом, чтоб бросила дурить и встала наконец.
Круассаны вызвали новый всплеск возмущения.
– Да в этом слоеном тесте сплошной воздух!
– Она всегда относилась к еде со снобизмом, – заметил Брайан.
– Это все началось после школьной экскурсии в Париж, – пояснила Руби. – Вернулась вся себе на уме. Знай сыпала направо-налево «мерси», да «бонжур», да «о, мама, это же хлеб!» И с утра до ночи крутила пластинки этой крохотной певички с хриплым голоском.
– Эдит Пиаф, – кивнул Брайан. – С этой лягушкой я тоже близко знаком.
– Закончив школу, она снова поехала туда, – продолжила Руби. – Вкалывала в забегаловке в две смены, чтобы накопить на билет.
– Она мне об этом не рассказывала, – потрясенно пробормотал Брайан. – И как долго она там пробыла?
– Целый год. Вернулась с чемоданом от Луи Виттона, полным красивой одежды и обувки. Заказной пошив! А духи! В больших флаконах. Она никогда об этом не говорила. Думаю, какой-то богатенький французский франт разбил ей сердце.
Они перегородили проход. Молодая женщина с ребенком в тележке врезалась в них. Ребенок заорал: «Опять!»
– Чем же она занималась во Франции? – спросил Брайан. – И почему мне даже не упомянула о своей годичной вылазке в Париж?
– Ну она вообще себе на уме. И девчонкой была скрытной, и женщиной стала ужасно загадочной, – пожала плечами Руби. – Ну и где эта гребаная морская соль или как она по-здешнему называется?
* * *
Ева по пунктам растолковала Брайану, как приготовить салат из помидоров и моцареллы.
– Пожалуйста, не добавляй и не убавляй никаких ингредиентов и, умоляю, соблюди пропорцию.
Она объяснила, на какую тарелку выложить салат и какую подать салфетку. От точности инструкций Брайан вел себя еще более неуклюже, чем обычно.
Не перелил ли он оливкового масла? Рвать базилик или резать? Добавлять ли лед и лимон в водку с тоником? Жена ничего такого не упомянула, поэтому он не стал экспериментировать.
Ева почуяла запах помидоров и моцареллы еще до того, как муж открыл ногой дверь ее спальни.
Брайан поставил поднос ей на колени и встал у кровати в ожидании одобрения.
Ева сразу же увидела, что помидоры накромсаны очень толсто тупым ножом, базилик порезан со стеблями и, очевидно, не помыт. Несмотря на четкое указание не добавлять никаких неоговоренных ингредиентов, Брайан сымпровизировал и украсил края тарелки сушеной душицей.
Ева смогла удержаться от критики, и когда муж спросил, все ли в порядке, с воодушевлением ответила:
– У меня уже слюнки текут.
Она была поистине благодарна этому неумелому мужчине. Ева знала, как сложно совмещать ведение домашнего хозяйства с работой на полную ставку.
И она подозревала, что Брайан скучает по Титании.
Глава 26
Была половина седьмого утра. За ночь кусты и деревья покрылись инеем, отчего, когда подъехала миссис Хордерн, автостоянка у Космического центра переливалась неземным светом. По тому, как вразнобой были припаркованы машины, уборщица поняла, что случилось нечто из ряда вон. Обычно каждый сотрудник ставил машину строго на отведенное ему место. В прошлом случались даже кулачные бои из-за мелких нарушений правил пользования (которые висели за стеклом на небольшом стенде, закрепленном на деревянном столбике в дальнем углу стоянки).
В дверях Исследовательского корпуса миссис Хордерн столкнулась с выходившим на улицу Уэйном Тонкином.
– Что случилось? – спросила она, кивая на стоянку.
– Надеюсь, вы еще не купили путевку на праздники, миссис Хордерн, потому как на следующей неделе нас заживо изжарят, – доходчиво объяснил Уэйн.
– Во сколько?
– В полдень, – доложил сторож, стараясь говорить без акцента.
– Значит, не придется покупать елку? – хихикнула женщина, ожидая, что Уэйн тоже рассмеется шутке.
– Не придется, – сурово кивнул Уэйн.
Войдя в здание, миссис Хордерн увидела, что все сотрудники явились на работу спросонья.
Кожаные Штаны прибыл в бледно-голубой шелковой пижаме. Впервые в жизни он не улыбнулся миссис Хордерн обычной голливудской улыбкой.