– Ребенок, – посетовала Поппи. – Грубый, но крышесносно привлекательный ребенок.
– Нам обоим по семнадцать, – сказала Брианна. – Рано сдали экзамены второго уровня сложности.
– Я бы тоже сдала досрочно, но тогда переживала личную трагедию… – Поппи замолчала, предоставляя Брианне возможность спросить, какую трагедию. Когда Брианна ничего не сказала, Поппи продолжила: – Не могу об этом говорить. Но я все равно умудрилась получить четыре высших балла. Меня хотели зачислить в Оксбридж. Я поехала на собеседование, но, честно говоря, не смогла бы жить и учиться в таком ископаемом университете.
– А куда ты ездила на собеседование, в Оксфорд или в Кембридж? – заинтересовалась Брианна.
– У тебя со слухом проблемы? Я же сказала, в Оксбридж.
– И тебе предложили место в университете Оксбриджа? – уточнила Брианна. – Напомни, пожалуйста, где находится Оксбридж?
– Где-то в центральной части страны, – промямлила Поппи и замолкла.
Брианна и Брайан-младший проходили собеседование в Кембриджском университете, и обоим предложили места. Негромкая слава близнецов Бобер опередила их появление. В колледже Святой Троицы им предложили решить до невозможности сложную математическую задачу. Брайан-младший сидел с наблюдателем в отдельной от сестры комнате. Когда спустя пятьдесят пять минут напряженного черкания всей предоставленной бумаги формата А4 абитуриенты отложили карандаши, вся приемная комиссия читала шаги их решений как главы захватывающего романа. Брианна педантично, если не заурядно, двигалась прямиком к правильному ответу. Брайан-младший достиг результата более извилистыми тропками. Комиссия не сочла нужным расспрашивать близнецов об их хобби и предпочитаемом досуге. Легко догадаться, что эти соискатели не увлекались больше ничем, кроме выбранной специализации.
После того, как близнецы отказались от лестного предложения, Брианна объяснила, что они с братом последуют за знаменитым профессором математики Леной Никитановой в Лидс.
– Ах, Лидс, – вздохнул председатель комиссии. – Там выдающийся математический факультет мирового уровня. Мы пытались переманить очаровательную Никитанову сюда, предлагая ей возмутительно щедрое вознаграждение, но она написала, что предпочитает учить детей пролетариата – такого выражения я не слышал со времен Брежнева – и вполне удовлетворена позицией лектора в Лидском университете! Типичное донкихотство с ее стороны!
И теперь, обретаясь в студенческом общежитии Сентинел-тауэрс, Брианна сказала:
– Я лучше примерю платье в одиночестве. Стесняюсь своего тела.
– Нет, я иду с тобой, – возразила Поппи. – Я тебе помогу.
Брианне казалось, что Поппи ее душит. Она не хотела впускать эту девушку в свою комнату. Не хотела с ней дружить, но, несмотря на свои чувства, открыла дверь и позволила Поппи войти.
На узкой кровати лежал открытый чемодан Брианны. Новая знакомая сразу же принялась разбирать его и складывать одежду и обувь Брианны в шкаф. Один раз заикнувшись: «Нет, Поппи, я сама могу», Брианна беспомощно присела на кровать. Она решила, что сможет разложить вещи по своему вкусу, оставшись одна.
Поппи открыла шкатулку для драгоценностей, оклеенную крохотными перламутровыми ракушками, и принялась примерять украшения. Вытащила серебряный браслетик с тремя подвесками: луной, солнцем и звездой.
Этот браслет купила дочери Ева в конце августа, чтобы отметить пять высших баллов Брианны на экзаменах второго уровня сложности. Брайан-младший уже посеял запонки, подаренные матерью в честь его шести высших оценок.
– Я поношу его, – сказала Поппи.
– Нет! – крикнула Брианна. – Только не его! Он мне очень дорог. – Она забрала браслет у Поппи и застегнула его на собственном запястье.
– Божечки, ты такая собственница, – фыркнула Поппи. – Остынь!
А в это же время Брайан-младший мерил шагами свою на удивление крошечную комнату. От окна до двери было три шага. Брайан гадал, почему же мать не позвонила, как обещала.
Он уже разобрал багаж и аккуратно разложил вещи. Его ручки и карандаши располагались в ряд по цвету, начиная с желтого и заканчивая черным. Для Брайана-младшего было очень важно поместить красную ручку четко посредине ряда.
Ранее в тот день, когда Боберы уже принесли чемоданы близнецов из машины, зарядили ноутбуки и подключили к сети новые чайники, тостеры и лампы из «Икеи», Брайан, Брианна и Брайан-младший сели рядком на кровати Брианны, не зная, что сказать друг другу.
Брайан несколько раз начинал: «Итак…».
Близнецы ждали, что отец продолжит, но он тут же замолкал.
В конце концов он кашлянул и сказал:
– Итак, этот день настал, а? К ужасу для нас с мамой и, наверное, к еще большему ужасу для вас двоих – пора вставать на ноги, знакомиться с новыми людьми.
Он встал лицом к близнецам.
– Дети, попытайтесь проявить хоть капельку дружелюбия к другим студентам. Брианна, представляйся им, пытайся почаще улыбаться. Возможно, они не так умны, как ты и Брайан-младший, но ум – это еще не все в жизни.
– Мы здесь ради учебы, папа, – спокойно возразил Брайан-младший. – Если бы мы нуждались в «друзьях», то сидели бы на «фейсбуке».
Брианна взяла брата за руку и сказала:
– Возможно, иметь друга неплохо, Бри. Ну, знаешь, кого-нибудь, с кем я смогу поговорить о… – она заколебалась.
– Одежде, мальчиках и прическах, – подсказал отец.
«Фу! – подумала Брианна. – Прически! Нет, я бы хотела говорить о чудесах света, о загадках Вселенной…»
– Обзаведемся друзьями, когда получим докторские степени, – резюмировал Брайан-младший.
– Да расслабься, Би-Джей, – засмеялся отец. – Напейся, переспи с кем-нибудь, опоздай со сдачей эссе хоть разок. Ты же студент, так укради дорожный конус!
Брианна посмотрела на брата. Она в равной степени не могла представить его как пьяным с дорожным конусом на голове, так и танцующим румбу в ярко-зеленом трико на идиотской телепередаче «Танцы со звездами».
Перед отбытием отца семейство обменялось неловкими объятиями и похлопываниями по спине. Вместо губ и щек целовали в носы. Боберы наступали друг другу на ноги, спеша покинуть тесную комнатушку и добраться до лифта. Оказавшись на площадке, они бесконечно долго ждали, пока лифт поднимется на шестой этаж. Кабинка скрипела и скрежетала, ползя к ним.
Когда двери лифта открылись, Брайан почти вбежал в кабину. Он помахал детям на прощание, и они помахали ему в ответ. Через несколько секунд Брайан нажал на кнопку первого этажа, двери лифта закрылись, и близнецы дали друг другу пять.
И тут двери лифта снова открылись.
Близнецы испугались, увидев, что отец плачет. Они уже собирались шагнуть в кабину, как двери захлопнулись, лифт дернулся и со стоном пополз вниз.
– С чего это папа плачет? – спросил Брайан-младший.
– Думаю, ему грустно, что мы уехали из дома, – предположила Брианна.
– И это нормальная реакция? – удивился Брайан-младший.
– Наверное.
– Мама не плакала, когда мы прощались.
– Нет, мамины слезы копятся на случай настоящей трагедии.
Еще несколько минут они постояли у лифта, проверяя, не вернется ли отец. Когда этого не произошло, близнецы разошлись по комнатам и попытались связаться с матерью, но безуспешно.
Глава 3
В десять часов Брайан-старший вошел в супружескую спальню и начал раздеваться.
Ева закрыла глаза, слушая, как открылся и закрылся ящик комода, где муж хранил пижаму. Она дала Брайану минуту на одевание, а затем, продолжая лежать спиной к нему, сказала:
– Брайан, я не хочу, чтобы ты сегодня спал в этой постели. Почему бы тебе не лечь в комнате Брайана-младшего? В ней гарантированно чисто, опрятно и сверхъестественно аккуратно.
– Тебе плохо? – спросил Брайан и быстро добавил: – Физически?
– Нет, – ответила Ева. – Все нормально.
– Знаешь, Ева, в некоторых медицинских учреждениях пациентам запрещено употреблять выражение «все нормально», – поучающим тоном сказал Брайан. – Потому что их состояние в любом случае не нормально. Признай, ты сильно расстроилась, что дети уехали из дома.
– Нет, я была рада посмотреть им вслед.
Голос Брайана задрожал от злости:
– Это очень грешные слова из уст матери.
Ева повернулась к мужу лицом:
– Мы воспитали их из рук вон плохо, – сказала она. – Брианна позволяет всем подряд вытирать об себя ноги, а Брайан-младший паникует, едва бывает вынужден с кем-то заговорить.
Брайан присел на краешек кровати.
– Близнецы очень чувствительны, с этим я согласен.
– Подходящее слово – «невротики», – возразила Ева. – В детстве они часами сидели в картонной коробке.
– Я об этом не знал! – удивился Брайан. – И что они там делали?
– Просто сидели и молчали, – ответила Ева. – Иногда поворачивались и смотрели друг на друга. Если я пыталась вытащить их из коробки, они кусались и царапались. Малыши хотели быть вместе в своем картонном мирке.
– Они одаренные дети.
– Но счастливы ли они, Брайан? Не решусь утверждать. Я слишком их люблю – это ослепляет.
Муж подошел к двери и немного задержался, словно собирался сказать что-то еще. Ева надеялась, что он обойдется без театральных заявлений. Она уже обессилела от эмоционально тяжелого дня. Брайан открыл рот, но затем, очевидно, передумал, так как молча вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Ева села в постели, откинула одеяло и потрясенно заметила, что до сих пор не сняла черные туфли на шпильках. Она бросила взгляд на прикроватную тумбочку, заставленную почти одинаковыми тюбиками и баночками с увлажняющим кремом.
«Мне достаточно одного», – подумала она. Выбрала «Шанель» и по очереди принялась метать остальные склянки в мусорное ведро у дальней стены. Бросала она метко. Давным-давно она представляла Лестерскую школу для девочек в соревновании по метанию копья на Играх Графства.
Поздравляя ее с установлением нового школьного рекорда, преподаватель античной литературы негромко сказал:
– Вы настоящая Афина, мисс Сорокинс. И божественно выглядите.
А сейчас Еве понадобилось в туалет. Она порадовалась, что заставила Брайана пробить стену кладовки и снабдить спальню собственным санузлом. На их улице эдвардианской застройки они были последними, кто так поступил.
Дом Боберов был построен аж в 1908 году. Так было написано под венчающим его фасад карнизом. Номера эдвардианских домов обрамляли выгравированные в камне стилизованные плющ и жимолость. Существует немного покупателей, выбирающих недвижимость из чисто романтических соображений, и Ева принадлежала к числу таких чудиков. Ее отец курил сигареты «Жимолость», и зеленая пачка с узором из дикой жимолости была неотъемлемой частью детства Евы. К счастью, до Боберов в доме жил современный образчик диккенсовского скупердяя Эбенезера Скруджа, не поддавшийся модернизационной истерии шестидесятых. Дом остался невредимым, с просторными комнатами, высокими потолками, лепниной, каминами и крепкими дубовыми дверями и полами.
Брайан его ненавидел. Муж хотел комфортную «машину для жизни». Он представлял себя в стерильно-белой кухне у кофемашины в ожидании утреннего кофе. Что за радость жить в миле от центра города? Он мечтал о коробке из стекла и стали в духе Ле Корбюзье с видом на природу и чистое небо. Он объяснил агенту по недвижимости, что по специальности астроном и его телескопы не справятся с загрязненным городским воздухом. Агент посмотрел на Брайана и Еву и задался вопросом, как две такие полные противоположности в характерах и предпочтениях вообще умудрились пожениться.
В конце концов Ева поставила Брайана перед фактом, что не сможет прозябать в минималистской модульной постройке вдалеке от уличного освещения и что она должна жить в настоящем доме. Брайан возразил, что не желает задыхаться в древней рухляди с клопами, блохами, крысами и мышами, где умирали люди. Впервые увидев эдвардианский дом, муж пожаловался, что прямо-таки чувствует, как «легкие заполняются вековой пылью».
Еве же понравилось, что дом расположен на перекрестке. Из симпатичных больших окон виднелись высотные здания центра города, а за ними – лес и сельский ландшафт с холмами вдалеке.
Наконец, за неимением на рынке жилья в сельской местности Лестершира дома в модернистском стиле, супруги купили стоящую особняком эдвардианскую виллу номер пятнадцать по Боулинг-Грин-роуд за сорок шесть тысяч девятьсот девяносто девять фунтов. Брайан и Ева переехали в собственный дом в апреле восемьдесят шестого, после трех лет совместного проживания с матерью Брайана Ивонн. Ева ни разу не пожалела, что устояла против Брайана и свекрови в вопросе покупки жилья. Дом стоил трех пережитых впоследствии недель угрюмости.
Включив в ванной свет, Ева столкнулась с множеством своих отражений. Худая женщина средних лет со стрижеными светлыми волосами, высокими скулами и по-французски серыми глазами. По ее указанию – Ева полагала, что так комната будет казаться больше, – строитель разместил на трех стенах ванной большие зеркала. Почти сразу же Ева захотела избавиться от большей части зеркал, но не осмелилась попросить мастера. И поэтому каждый раз, садясь на унитаз, видела бесконечное множество Ев.
Она разделась и залезла в душ, избегая глядеть в зеркала.
Недавно мать сказала ей:
– Неудивительно, что у тебя совсем нет мяса на костях: ты же постоянно на ногах. Даже ужинаешь стоя.
И это правда. Подав ужин мужу и близнецам, Ева возвращалась к плите и проверяла, как там мясо и овощи, томящиеся в кастрюлях и сотейниках. Заботы о приготовлении пищи, своевременной смене блюд и возможном остывании и надежды, что разговор за столом не перерастет в спор, казалось, стимулировали выработку в желудке Евы кислоты, делавшей еду пресной и безвкусной.
На решетчатых полках в углу душевой кабины теснились шампуни, бальзамы для волос и гели для душа. За несколько секунд Ева отобрала свои любимые, а все остальные выбросила в ведро под раковиной. Затем быстро оделась и сунула ноги в выходные туфли на высоких каблуках. Шпильки добавляли ей девять сантиметров роста, а этой ночью она хотела чувствовать себя на высоте. Ева прошлась по комнате, мысленно репетируя, что скажет Брайану, если тот вернется и попытается лечь в супружескую постель.
Придется действовать быстро, пока не сковала робость.
Она вспомнит, как муж подводил ее на людях. Как представлял ее друзьям, говоря: «А это Клингон[4]». Как купил ей на последний день рождения лотерейных билетов на двадцать пять фунтов.
Но потом вспомнила, как быстро сдулось высокомерие Брайана и как он опечалился, стоило попросить его лечь в другом месте. Ева несколько секунд постояла у двери спальни, обдумывая возможные последствия, и забралась в постель, оттянув начало потенциального сражения.
* * *
Она проснулась в пятнадцать минут четвертого от крика Брайана, сражающегося с одеялом. Щелкнула кнопка ночника. Когда Ева сумела сфокусировать взгляд, то увидела, что муж скачет по ковру на одной ноге, придерживая правую лодыжку.
– Судорога? – спросила она.
– Нет, не судорога! А твои гребаные шпильки! Ты продырявила мою хренову ногу!
– Тебе стоило остаться в комнате Брайана-младшего, а не пробираться в мою.
– Твою? – переспросил муж. – Она всю жизнь была нашей.
Брайан не слишком умел справляться с болью или кровью, и вот посреди ночи он вдруг столкнулся и с тем, и с другим и завопил. Наконец окончательно проснувшись, Ева увидела, что в пострадавшей ноге действительно дыра.
– Много крови… Промой рану, – простонал он. – Нужно полить ее дистиллированной водой с йодом.
Ева не хотела вставать с постели. Вместо этого она дотянулась до стоящего на тумбочке флакона «Шанель №5». Направила распылитель на ссадину Брайана и нажала на пульверизатор. Брайан взвизгнул, запрыгал по бежевому ковру и выскочил за дверь.
«Я все сделала правильно», – удовлетворенно подумала Ева, снова проваливаясь в сон. Всем известно, что в чрезвычайной ситуации «Шанель №5» – хороший антисептик.
* * *
Около половины шестого Ева снова проснулась.
Брайан хромал по комнате, непрестанно выкрикивая:
– Больно! Больно!
Когда Ева села, он пожаловался:
– Я позвонил в неотложку. Там сплошные идиоты! Придурки! Болваны! Анацефалы! Слабоумные! Бестолочи! Кретины! Переворачиватели гамбургеров! Планктон! Да африканский знахарь соображает лучше!
– Брайан, пожалуйста, – утомленно сказала Ева. – Ты не устал бороться с миром?
– Нет, мир мне нравится все меньше.
На Еву нахлынула волна жалости к обнаженному супругу, стоящему у изножья кровати с продырявленной ногой, обмотанной белой полотняной салфеткой, и крошками от тоста в бороде. Она отвернулась.
В комнате, сейчас ставшей ее персональной спальней, он был лишним.
* * *
Брианна в который раз задавалась вопросом, сколько еще Поппи будет рыдать. За стенкой не умолкали всхлипы.
Девушка посмотрела на будильник, которым владела с детства. Барби указывала на четыре, а Кен – на единицу. Не такого она ждала от первой ночи в университете.
«Эта ужасная истеричка затащила меня в мыльную оперу "Ист-Эндеры"», – раздраженно подумала Брианна.
Около половины шестого ее беспокойный сон был прерван громким стуком в дверь. Она услышала хныканье Поппи и замерла. С шестого этажа общежития от соседки никак не убежать – да и окно открывалось всего на несколько сантиметров.
– Это я, Поппи! Впусти меня!