В надлежащее время с вами свяжутся мои адвокаты.
С уважением,
Доктор Брайан Бобер, бакалавр естественных наук, магистр естественных наук, доктор философии Оксфордского университета».
Нажав кнопку «Отправить», Брайан тут же сорвался с места и поспешил по коридору, чтобы показать газету Титании. Та непрерывно смеялась, пока читала статью, и чуть не зашлась в легкой истерике, дойдя до пассажа о возрасте Брайана.
Когда Брайан сообщил, что отправил письмо главному редактору газеты, Титания воскликнула:
– Дурак! Теперь это понесется как снежный ком.
Один из юных интернов Титании, Джек Бокс, вставил:
– Это уже в твиттере. Хэштег – «ЖенщинаВКровати». Хотите почитать?
Брайан и Титания никогда прежде не писали в твиттере, равно как и не читали его.
Пальцы Джека Бокса забегали по клавиатуре.
– За последний час уже три твита, – сообщил он.
Брайан приник к экрану:
«Ева Бобер святая? Вот уж не думаю, она – шлак и отстой».
«Мне нужна твоя помощь, Ева, я хочу убить себя, где ты?»
«Умри! Брайн Бобьер! Зчм ты исчо жыв в 75! йадырнайа енергейа убъет нас фсех! и изуродываит нашых дитей!!!»
– Ненавижу интернет, Тит, – вздохнул Брайан. – А Ева переживает? Нет, ей плевать на мои страдания.
Он продолжил любопытствовать:
«#ЖенщинаВКровати, ты это читаешь? Хотел бы я оказаться в кровати с тобой на пару. Выглядишь спортивно».
Внезапно на экране высветилось сообщение: «Появился 1 новый твит».
Джек Бокс кликнул мышью, открыв запись от GreenMan2478:
«#ЖенщинаВКровати, я понимаю твою жажду восстановить духовность. Помни, мы все сделаны из звезд, но ты покрыта звездной пылью. Удачи, сестра!»
– Звездная пыль, черт побери, – проворчал Брайан. – Если бы Ева была покрыта нелетучими остатками сверхновой, долго бы она не протянула.
* * *
К десяти вечера твитов набралось уже сто пятьдесят семь, а к шести утра следующего дня их число увеличилось втрое.
Один твиттерянин задал простой вопрос: «А почему она в кровати?», и ответы на него посыпались из разных уголков Земли.
Глава 47
На следующий день, в пятницу, на пороге нарисовались двое: съемочная группа с регионального канала, изъявившая желание взять у Евы интервью.
Открывшая дверь Руби сориентировалась и сказала:
– Я ее мать, Руби Сорокинс. – Она сразу же узнала корреспондента. – А вы Дерек Плимсолл. Я ваша большая поклонница, каждый вечер любуюсь вами в новостях.
Это было правдой – Руби на самом деле являлась верной и восторженной почитательницей маститого телевизионщика. Когда-то Дерек был красив, стремителен и обаятелен и смешно шутил в конце шестичасового новостного блока. Текли годы, и Руби день за днем смотрела, как в его черные волосы прокрадывается седина, а тело раздается, но обозреватель по-прежнему носил милые приталенные костюмы пастельных тонов и пестрые галстуки. Во время интервью с политиками он вел себя очень уважительно. И никогда не злился, если собеседники увиливали от вопроса – не то что инквизиторствующий Джереми Паксман. Дерек походил на старого приятеля, и иногда, когда он говорил «Спокойной ночи, Ист-Мидлендс, до завтра», Руби кивала телевизору со словами: «Да, до завтра, Дерек».
Спутница корреспондента, несущая камеру на штативе, представилась:
– А я Джо.
Девушка сходу не понравилась Руби. В ее глазах новоприбывшая была из тех причудниц, вроде Поппи, что красились ярко-красной помадой и носили тяжелые ботинки. Руби совершенно не понимала современной молодежи.
Она пригласила визитеров в кухню и извинилась за несуществующий беспорядок.
Дерек сморщил загорелый нос и поинтересовался:
– Чем это так восхитительно пахнет?
– Пеку пирог, – с готовностью ответила Руби.
– Пирог! – радостно изумился Дерек, погрозил Руби пухлым пальцем и спросил: – Уверены, что у вас в духовке не кекс?
Старуха залилась смехом и прикрыла лицо руками:
– Чтобы у меня да в духовке секс? – Она привзвизгнула: – Мне семьдесят девять лет! Уже и матку вырезали!
– Готов поспорить, в свои молодые годы вы были страшной кокеткой, Руби, – галантно сказал Дерек. – О, всего одна мысль о вас, дорогая, и я уже возбуждаюсь.
Джо закатила глаза и тоже обратилась к Руби:
– Вот видите, с чем мне приходится мириться? С этим жутко старомодным пошлым надоедой!
– Мы с вами оба – люди старой формации, да, Руби? – отмахнулся от нападки Дерек. – Раньше ох как классно было обмениваться шуточками с сексуальным подтекстом без риска попасть в лапы полиции нравов.
– Нынче я вообще боюсь рот открыть, – подхватила Руби. – Такое впечатление, будто каждой фразой я кого-то оскорбляю. Ума не приложу, как теперь называть темнокожих.
– Темнокожими, – решительно сказала Джо. – Называйте темнокожих темнокожими.
– Не-е, мы ж цветные, а? – изобразил карибский акцент Дерек.
Пока Руби разливала чай, Дерек восторгался сервизом, восклицая:
– Чайник, молочник, сахарница, фарфоровые чашки и креманки! А серебряные ложки с апостолами!..
Руби была рада, что сюда наконец-то заглянул человек, умеющий ценить милые мелочи жизни.
Джо встала за камерой и настроила объектив. Пробормотала Дереку: «Освещение хорошее» и включила запись.
– Могу ли я задать вам несколько вопросов о вашей дочери? – спросил у Руби Дерек.
– Конечно, – кивнула польщенная Руби. Ей всегда хотелось попасть на телевидение.
Дерек указал на напарницу и объяснил:
– Джо проденет вам микрофон под одеждой, так что смотрите в оба – она играет за другую команду.
Руби недоуменно посмотрела на телевизионщика.
– Он пытается сказать, что я лесбиянка, и намекает, что я могу проявить к вам сексуальный интерес, – перевела Джо.
Руби слегка испугалась.
– Все нормально, Руби, – успокоил поклонницу Дерек. – У нашей Джо есть, как они это называют, «однополый партнер на всю жизнь», сейчас она не в поиске.
Руби накрасила губы ярко-розовой помадой, Джо прикрепила ей на воротничок микрофон-пуговицу, и интервью началось.
– Нужно проверить звук, – предупредил Дерек. – Миссис Сорокинс, что вы ели на завтрак?
– Две чашки чая, хлопья, яйцо, бекон, колбаски, пудинг с патокой, поджаренный помидор, бобы, грибы и тост, – без запинки перечислила Руби.
* * *
Наверху Ева проснулась от беспокойного сна. Она убегала от Майкла Паркинсона.
Поборов сонливость, она занялась обычными делами: встряхнула одеяло, выровняла подушки и села у окна. Сразу бросился в глаза припаркованный напротив микроавтобус «мерседес» с кричащей надписью на боку «СЕГОДНЯ В ИСТ-МИДЛЕНДС», а из кухни донеслись чьи-то бубнящие голоса, среди которых различался тембр матери.
– Мама! – крикнула Ева.
Спустя секунду она услышала, как открылась кухонная дверь и в прихожей раздались шаги. Топот сопровождался ворчаньем Руби, которая громко кляла лестницу.
– Эти чертовы ступеньки станут моей погибелью!
Она ввалилась в комнату и грузно плюхнулась на стул.
– Почему бы тебе не купить лифт? – выдохнула Руби. – Я не могу ходить туда-сюда по пять-шесть раз на дню.
– Кто там внизу? – поинтересовалась Ева.
– Дерек Плимсолл с лесбиянкой.
Ева недоумевающее посмотрела на мать.
– Дерек Плимсолл. Ты его знаешь. Его по телику показывают, в новостях. В конце выпуска он всегда шутит и собирает бумаги.
Ева кивнула.
– В общем, там он и какая-то лесбиянка. Я только что дала им интервью, – Руби потрогала прицепленный к воротничку микрофон.
– Неужели ты выиграла в лотерею аккумулятор?
– Нет, мы говорили о тебе.
– Обо мне?! – изумилась Ева.
– Ну да, о тебе, – кивнула Руби. – Дерек Плимсолл читает «Меркьюри», как и все в графстве. Вот и захотел взять у тебя, по его собственным словам, «расширенное интервью для спецвыпуска».
Ева встала в кровати и затопала по матрасу с криком:
– Категорическое нет! Я лучше собственную блевотину слопаю! Иди вниз и скажи им, что я против.
– А волшебное слово?
– Пожалуйста! – заорала Ева.
Руби не привыкла, чтобы дочь на нее кричала, и всхлипнула:
– Я-то думала, ты обрадуешься. Это же телевидение, Ева. Значит, ты действительно особенная. Я не могу спуститься и сказать Дереку, что ты отказываешься от интервью. Он очень расстроится, возможно, его сердце даже будет разбито.
– Ничего, он справится, – махнула рукой Ева.
Руби тяжело встала со стула и, бормоча, зашлепала вниз по лестнице.
* * *
Вернувшись на кухню, Руби громким шепотом сообщила Дереку:
– Говорит, что нет, она отказывается, и для нее проще съесть собственную рвоту. – Повернувшись к Джо, старуха добавила: – У нас одно время была собака, которая так делала… омерзительно! Я ужасно обрадовалась, когда псина сдохла.
– Ничего, он справится, – махнула рукой Ева.
Руби тяжело встала со стула и, бормоча, зашлепала вниз по лестнице.
* * *
Вернувшись на кухню, Руби громким шепотом сообщила Дереку:
– Говорит, что нет, она отказывается, и для нее проще съесть собственную рвоту. – Повернувшись к Джо, старуха добавила: – У нас одно время была собака, которая так делала… омерзительно! Я ужасно обрадовалась, когда псина сдохла.
Улыбка Дерека померкла.
– Руби, я не могу уйти восвояси, не побеседовав с Евой. Я весьма опытный и уважаемый журналист. У меня есть профессиональная гордость. Поэтому, мэм, не соблаговолите ли снова сходить наверх и сообщить вашей дочери, что я брал интервью у каждой знаменитости, попадавшей в Ист-Мидлендс. Я вел бой с тенью с Мохаммедом Али, задавал Нельсону Манделе откровенные вопросы о его прошлой террористической деятельности и, да упокой Господь ее душу, флиртовал с принцессой Дианой. – Он наклонился и доверительно шепнул Руби на ухо: – И, клянусь Богом, она заигрывала со мной в ответ. Я чувствовал, что будь она без свиты, и мы бы выпили вместе, а потом… кто знает, что могло бы случиться? Я был готов, она была готова… – Он замолчал и похотливо подмигнул Руби.
Та восторженно вступила в сговор. Заговорщицки кивнула и отправилась обратно.
* * *
Ева нетерпеливо ждала отъезда микроавтобуса, но услышала только мать, болтающую с лестницей:
– Хорошо тебе, лесенка, стоишь себе и стоишь, а мне приходится по тебе вверх-вниз карабкаться. Да, знаю, ты поскрипываешь, но ты хотя бы деревянная. А когда поскрипываю я – скрипят мои живые косточки, и жуть до чего больно.
Еву это не удивило. Мать постоянно разговаривала с предметами обихода. Только вчера Ева стала свидетельницей тому, как Руби упрашивала: «Ну же, утюг, побереги пар, мне еще три Евиных ночнушки надо прогладить».
Руби оперлась о косяк, силясь восстановить дыхание.
Ева стояла на кровати, глядя на мать сверху вниз.
– Ну? – поинтересовалась она. – Почему они еще здесь?
– Ты не можешь сказать «нет» Дереку Плимсоллу! – прохрипела Руби. – Он брал интервью у принцессы Дианы, когда голубушка еще была жива!
* * *
Джо просматривала на экране камеры интервью с Руби. Ярко-алая помада создавала впечатление, будто изо рта старухи течет кровь.
Руби говорила:
– Ева всегда была немного странной. Не один год мы думали, что у нее с головой не в порядке. Представляете, она разыгрывала пьесы в саду, используя игрушечного кролика для немых ролей. Могла целый день так дурачиться, а я только изредка выходила посмотреть, что она там делает. Брала с собой вязание, чтобы время с пользой скоротать. Кстати, кролик играл из рук вон плохо.
Джо обратилась к Дереку:
– Нельзя использовать общие планы. Старуха так расставила ноги, что видны ее огромные трусы.
Джо была уже до чертиков сыта. Любовь к Киноправде сподвигла ее на изучение кинематографии в Голдсмите, но Джо надеялась работать с Майком Ли и импровизирующими профессиональными актерами, а не с простыми людьми. Перед камерой «уличные» безнадежно мямлили и без конца скатывались на клише вроде: «такой кошмар», «мы были в шоке», «я еще не до конца осознал произошедшее» и – затасканное до дыр – «я на седьмом небе».
Через пять минут, когда Ева так и не спустилась, Дерек сказал:
– Хватит зря терять время, я иду наверх. Давай, за мной!
Дерек слегка нервничал в предвкушении того, что его ждет наверху. В прошлом он пережил несколько неприятных неожиданностей, например, когда спросил у стотрехлетнего мужчины, в чем секрет его долголетия, а тот выкрикнул: «Дрочка!». Медленно поднимаясь по лестнице, журналист насвистывал бодрящий мотивчик из «Изгоняющего дьявола».
– Мы катаемся по тонкому льду, Дерек, – предупредила Джо, плетясь следом и снимая на ходу.
Одолев все ступеньки, Дерек прошипел Руби, стоящей в дверном проеме:
– Уйдите с дороги, вы заслоняете кадр!
И протиснулся мимо нее, отчего Руби пошатнулась.
– Милый кадр, как ты отталкиваешь с прохода старушку, Дерек, – прокомментировала Джо.
* * *
Ева увидела, как Дерек Плимсолл и незнакомка с камерой на плече заходят в ее комнату, и закричала:
– Мама, не пускай их сюда! Закрой дверь!
Руби не знала, что делать. Джо тоже растерялась: ей не нравилось происходящее. Симпатичная женщина в видоискателе была очевидно напугана, но Джо прежде всего удивилась яркости абсолютно белой комнаты. Освещение было превосходным, и телевизионщица не считала возможным выключать камеру, пока сюжет не завершен, а потому настроила баланс белого и продолжила снимать.
Ева спряталась под одеяло с криком:
– Мама! Мама! Звони Александру! Его номер в записной книжке!
Джо умудрилась на пару секунд запечатлеть лицо жертвы, прежде чем та накрылась с головой.
В кадр вошел Дерек и объявил:
– Я в спальне женщины по имени Ева Бобер – или, как называют ее десятки тысяч людей, Святая из пригорода. Меня пригласила в дом мать Евы, миссис Сорокинс, но сама святая – стеснительная и нервная особа, и она попросила, чтобы ее лицо не снимали. Программа «Сегодня в Ист-Мидлендс» с уважением отнеслась к ее просьбе. Итак, вот этот бугор на кровати и есть Ева.
Видоискатель Джо нацелился на холмик под белым одеялом.
Ева завопила из-под укрытия:
– Мама, ты еще здесь?
– Да, но я еще не отдышалась после подъема, – отозвалась Руби, плюхаясь на стул. – Весь день прыгала туда-сюда по лесенке, как чертов кузнечик. В мои-то семьдесят девять я уже слишком стара для такого переполоха. И еще у меня внизу пирог в духовке, за которым нужно следить.
– Миссис Сорокинс, мы тут снимать пытаемся! – закричал Дерек. – Прошу вас, ничего не говорите, не свистите и не пойте!
Руби встала со стула и заявила:
– Не буду я здесь сидеть, коли меня не желают видеть.
Она вышла из комнаты прислонилась к перилам и тяжело обмякла, пока не почувствовала в себе силы спуститься на кухню, где принялась искать записную книжку Евы. Первым там значился номер Александра, записанный его собственным почерком. Руби села за кухонный стол и с трудом нажала на кнопки телефона в правильной последовательности.
Александр сразу же ответил:
– Ева?
– Нет, Руби. Она просит, чтобы вы заглянули сюда. Здесь люди с телевидения, а Ева хочет, чтобы они оставили ее в покое.
– Что? Ей нужен вышибала?
– Да, она хочет, чтобы вы пришли и выгнали их отсюда, – проворчала Руби, выходя за рамки указаний Евы.
– А почему я? Я ведь не уличный боец.
– Да, но темнокожих ведь больше боятся, верно?
Александр хмыкнул в трубку.
– Буду через пять минут. Принесу свои смертоносные кисточки для рисования, хм?
– Вот и ладненько, потому что мне уже до чертиков опротивела вся эта грызня. Я иду домой.
Руби аккуратно поставила телефон на базу, надела шляпу и пальто, взяла из-за кухонной двери свою авоську и вышла в холодный полдень.
* * *
Между тем Ева заставила Джо выключить камеру и теперь сидела в постели со сложенными на груди руками, похожая – по мнению Дерека – на современную Жанну д’Арк.
Дерек увещевал:
– Ну что, вы поступите как разумная женщина и дадите мне интервью сами, или же мне сказать все, что заблагорассудится, за вас? Если так, боюсь, вам не понравится то, что я сочиню.
– Все, что я хочу вам сказать: вон из моего дома!
– Мне это не нравится, – нахмурилась Джо. – Ты угрожаешь интервьюируемой, Дерек, и мне придется сообщить об этом в управление персоналом.
– Все нормально, всегда можно вырезать сомнительные эпизоды во время монтажа.
– Но я не занимаюсь монтажом. Я просто непрерывно снимаю реальную картинку, как диктует Киноправда.
– Ты не была столь принципиальной, когда на прошлой неделе мы поймали на пороге безутешную вдову.
– Какую именно? На прошлой неделе было две безутешных вдовы.
– Ту, чей идиот-муж упал в промышленную тестомешалку.
– Я тогда с тяжелым сердцем поступилась своими убеждениями.
Дерек схватил Джо за плечи и прошипел:
– Зато тебе удался шикарный высокохудожественный финал, когда по ее лицу бежали бриллиантовые слезы – ты будто радугу поймала.
– Я снимала, как она плачет, через хрустальную призму, – пояснила Джо. – И я этим не горжусь, наоборот, мне стыдно.
– На телевидении нам всем стыдно, дорогуша, но это же нас не останавливает. Не забывай, мы даем зрителям то, чего они хотят.
Дерек понизил голос и прошептал Еве:
– Кстати, не могу не сказать, как мне жаль, что ваш муж собирается уйти из семьи. Вы, наверное, безутешны?
– Вам вообще известно значение слова «безутешный»? – набросилась на провокатора Ева, но не стала ждать ответа. – «Безутешный» означает «опустошенный», «раздавленный» или «разлетевшийся на тысячу кусочков». Но вот она я, сижу перед вами в кровати, целая и невредимая. А теперь, пожалуйста, закройте дверь с той стороны.