– Духовое ружье! – воскликнула она.
– Духовое ружье, – подтвердил я и добавил: – У меня также с собой…
– Мистер Лэм, войдите.
Она с улыбкой отпустила боя и вошла в квартиру.
– Это мое хобби, – объяснила она. – Здесь я провожу много времени. Я люблю рисовать, а мой муж, вы знаете, подолгу отсутствует… Я хорошо провожу время. – Она лукаво взглянула на меня. – А теперь вы скажете, что дьявол находит забаву для праздных рук.
– Так вы боитесь праздности? – спросил я.
– Не боюсь, – возразила она, – но убеждена, так лучше. – Опять взглянула на меня и пригласила: – Пойдемте в мою студию.
Комната была действительно оборудована как студия: высокие окна с матовыми стеклами, драпировки, позволяющие регулировать освещение, мольберт с натянутым холстом. Десятки картин вокруг. И обнаженная натурщица, стоящая на помосте в позе, какую в рекламах принимают женщины-фотомодели, якобы только что включившие автомобильный двигатель.
– Ох, я про тебя забыла, – сказала миссис Крокетт. – Я… Надеюсь, ты не возражаешь?
– Ну, возражать уже поздно, – ответила натурщица.
Филлис Крокетт рассмеялась:
– Рискну предположить, что мистер Лэм и раньше видел обнаженных женщин.
Она подошла к креслу, оглядела его и спросила:
– Где тут твое платье, Сильвия?
– Я повесила его в стенной шкаф.
– Я достану его, – произнесла миссис Крокетт, – а затем представлю вас друг другу официально.
Девушка засмеялась:
– Знаешь, лучше сначала представь нас друг другу, а потом я оденусь.
Филлис сказала:
– Мисс Хэдли, это Дональд Лэм. Он в настоящее время работает на… В общем, он принес Дину кое-какие вещи.
Сильвия Хэдли улыбнулась мне:
– Приятно познакомиться, мистер Лэм.
Она спокойно прошла к стенному шкафу, набросила на плечи шаль и села. Теперь я смог хорошенько рассмотреть ее лицо. Лицо этой девушки я видел днем раньше на одной из фотографий в студии Лионеля Палмера. Внезапно меня осенило.
– Вы принесли духовое ружье и что-то еще? – спросила миссис Крокетт.
– Духовое ружье, – твердо прервал я.
– А я думала, что…
– Духовое ружье, – снова перебил я, улыбаясь. – Другая часть задания продвигается, но… – Я повернулся к натурщице. – Вы профессиональная модель, я угадал, мисс Хэдли?
Она покачала головой и улыбнулась.
– В данный момент, – пояснила миссис Крокетт, – она моя подруга и, когда не позирует, очень скромная молодая леди. Но подумывает, не сделать ли позирование профессией. Ее положение изменилось, и…
Сильвия Хэдли рассмеялась:
– О, не тяни волынку, Филлис. – Она повернулась ко мне: – Мой муж оказался настоящим подлецом. Он спустил все, что у меня было, а затем его подцепила другая женщина, и он бросил меня в беде. Филлис ужасно мила и пытается создать видимость, будто то, что я делаю для нее, всего лишь приятельское одолжение. В действительности она мне платит. Я знаю, что она рисует и нанимает натурщиц. А мне надо есть и пить. Поэтому и попросила ее платить мне столько же, сколько другим натурщицам. Теперь вы все знаете, мистер Лэм, и нет нужды наводить тень на ясный день. В конце концов, я зарабатываю на жизнь честным трудом… Время от времени мы делаем перерыв. Вот такая, в двух словах, история.
Я осмотрелся кругом и показал на картины:
– Очевидно, вы много работаете.
Филлис засмеялась:
– Не знаю, заметили ли вы, мистер Лэм, но у нее совершенно божественная фигура. Я хочу запечатлеть ее на холсте в разных позах, как сумею.
– Я заметил, – сказал я сухо.
– Картины?
– Фигуру.
– Я так и думала, что заметили, – скромно вставила Сильвия.
– Вашего мужа нет дома? – спросил я миссис Крокетт.
– У моего мужа, – ответила она, – как известно, имеются личные апартаменты. Он скрывается в них каждый раз, когда хочет поработать, и при этом запирает дверь. И когда он там, он недосягаем для своей жены, своих друзей и вообще для кого бы то ни было. Вероятно, это бывает, когда он пишет свои книги о путешествиях. Сидит там и диктует часами.
– Секретарю? – спросил я.
– На диктофон. У него там маленькая кухонька, в которой он держит провизию. То, что можно приготовить без особых усилий: яйца, консервированные бобы, стручковый перец, испанский рис, хлеб из непросеянной муки… Он прилично готовит и может подолгу сидеть на белковых пищевых концентратах без свежей зелени. Иногда остается там два-три дня безвылазно.
– Из этого я должен заключить, что он не заинтересуется возвращением духового ружья?
– Конечно, заинтересуется, ужасно заинтересуется. Но он не захочет ничего об этом узнать, пока не выйдет из того, что я называю зимней спячкой.
– А когда это может произойти?
Она пожала прекрасными плечами.
Я поставил духовое ружье в угол.
– Сюда можно?
– Да. Факт остается фактом, вы отыскали его, мистер Лэм. Но как это вам удалось, да еще так быстро?
Я ответил:
– Это довольно длинная, но простая история.
Сильвия Хэдли переводила взгляд с нее на меня.
– Разве духовое ружье было украдено? – спросила она.
Филлис кивнула.
– Что-нибудь еще пропало? – спросила Сильвия, и мне показалось, что в ее голосе проскользнуло нечто большее, чем случайный интерес.
– Нефритовый Будда, – ответила миссис Крокетт. – Двойник Будды, исчезнувшего три недели назад.
– Ты имеешь в виду тот прекрасный кусок полированного зеленого нефрита, резного Будду в нирване с выражением спокойной сосредоточенности на лице?
– Именно его, – подтвердила Филлис. – Из-за него Дин устроил жуткую сцену.
– И я понимаю, ведь это одна из самых прекрасных резных статуэток, которые я когда-либо видела. Я… о, я была бы счастлива иметь даже его копию. Я собиралась попросить Дина заказать в Париже гипсовую копию… Ты хочешь сказать, что он пропал?
– Он пропал, – промолвила Филлис.
– Ох, это ужасно! – воскликнула Сильвия Хэдли.
Я взглянул на миссис Крокетт:
– Не думаете ли вы, что ваш муж настолько заинтересован в возвращении духового ружья, что захочет прервать свое заточение?
– Его невозможно прервать.
– Но там же есть дверь, – возразил я. – Можно постучать.
– Там две двери. Обе заперты. Между ними тамбур. Не думаю, что он услышит стук.
– А телефон там есть?
Она покачала головой:
– Эта часть квартиры сооружена по специальному проекту. Говорю вам, это совершенно немыслимо, если только…
– Если только что?
– Если он не работает. Тогда я могу привлечь его внимание через окно.
Я промолчал. Она задумчиво покусала губы, подняла духовое ружье и предложила:
– Пожалуйста, пройдемте со мной.
Она оставила Сильвию Хэдли сидящей, скрестив ноги, в тонкой шали, завязанной у талии, с двумя концами, ниспадающими от узла в виде перевернутой буквы V. Я последовал за Филлис. Она прошла в коридор, открыла дверь ванной комнаты и, усмехнувшись, произнесла:
– Протиснетесь поближе к окну, и посмотрим.
Я протиснулся к узкому окну ванной. Она открыла раму с матовым стеклом и придвинулась ко мне так близко, что наши щеки соприкоснулись. Окно находилось на противоположной стороне вентиляционного колодца шириной примерно семь с половиной метров и на добрых четыре с половиной метра выше нашего окна.
– Там, наверху, его логово, – сказала она. – Иногда он зашторивает окно… Нет, сейчас шторы раздвинуты… Когда наговаривает на диктофон, сиднем сидит, а когда раздумывает, ходит по комнате взад и вперед мимо окна, и тогда можно посигналить ему фонариком. Подождите минуту, – попросила она и вышла из ванной. Через секунду вернулась с электрическим фонариком.
– Если увидим, что он ходит, я посигналю, – сказала она. – Но я не хочу отвечать за последствия. Можно нарваться на ужасную ругань. Он не любит, чтобы его беспокоили, когда он там, наверху.
– Я нахожу, что ваш муж большой оригинал, – заметил я.
– Вы правы.
Она подошла ко мне совсем близко и сказала:
– Послушайте, так неудобно. Я протиснусь между стояком и стеной… вот сюда.
Извиваясь, она изменила положение тела, обвила левой рукой мою шею и тесно прижалась ко мне.
– Сюда, – повторила она, – так лучше…
– А если вашему мужу случится выглянуть и увидеть нас теперь? – сказал я. – Он, вероятно, разразится удвоенным потоком ругани. Сверху мы можем выглядеть довольно тесно прижатыми друг к другу.
– Не глупите, – возразила она. – Заниматься любовью в ванной комнате с прижатыми к окну головами?
– Он сочтет, что мы прижались друг к другу слишком тесно.
– Конечно, тесно. Ради бога, что это в вашем внутреннем кармане? Авторучка?
– Карандаш.
– Так, ради бога, переложите его.
Я вынул карандаш и переложил его в боковой карман пиджака.
– Не думаю, что он там прохаживается… – Она понизила голос. – А что вы можете сообщить о нефритовом Будде?
– Я почти нашел нефритового Будду.
– Мне показалось, вы сказали, что уже нашли.
– Надеюсь, я этого так прямо не сказал.
– Карандаш.
– Так, ради бога, переложите его.
Я вынул карандаш и переложил его в боковой карман пиджака.
– Не думаю, что он там прохаживается… – Она понизила голос. – А что вы можете сообщить о нефритовом Будде?
– Я почти нашел нефритового Будду.
– Мне показалось, вы сказали, что уже нашли.
– Надеюсь, я этого так прямо не сказал.
– Ну, значит, я не расслышала. Иногда хорошо слышу, а иногда нет… Ладно, мистер Лэм, что ни говори, это было приятно. Но вот связаться с мужем… Ну хорошо, я готова попытаться.
Она включила электрический фонарик и направила луч на окно с зеркальным стеклом.
– Правее открыто другое окно, – заметил я. – Куда оно ведет?
– Оно ведет в маленький тамбур, о котором я говорила. У него две двери: одна в его апартаменты, другая в основную квартиру. Он держит обе либо запертыми, либо открытыми. Давайте попытаемся посветить в открытое окно.
Луч фонаря оказался достаточно мощным, чтобы проникнуть через открытое окно, показав часть полки, уставленной в беспорядке полудюжиной предметов, которые трудно было сразу распознать. Внезапно она выключила фонарь.
– Я боюсь, – сказала она. – Пойдемте отсюда, оставим это. Я скажу ему, как только он выйдет из логова. Он будет очень, очень доволен, мистер Лэм, что вы вернули это духовое ружье. Вы можете рассказать мне, как вам это удалось?
– Не теперь, – возразил я.
Она надула губы:
– Почему?
– Это может помешать возвращению нефритового божка.
Она опустила окно, отгородив нас матовым стеклом от окон на противоположной стороне вентиляционного колодца. Я попытался выбраться из угла. Она поизвивалась и встала лицом ко мне совсем уж близко: ее тело вдавилось в мое.
– Вы догадываетесь? – спросила она низким голосом.
– О чем?
– Вы очень привлекательны, – ответила она.
И вдруг обвила рукой мою шею, притянула мою голову к горячему кольцу своих губ. Подняла другую руку и пальцами начала поглаживать мою щеку, затем пальцы скользнули к затылку, пощекотали короткие волосы над шеей. Через минуту она отстранилась от меня, выдохнув: «О, вы чудесный!» А затем деловито произнесла:
– Вот салфетка. Сотрите губную помаду. Я не хочу, чтобы Сильвия узнала, что я… я… стала несдержанной.
Она засмеялась, повернулась к зеркалу, вынула помаду и начала красить губы.
– Все в порядке? – спросила она.
Я осмотрел свое отражение в зеркале.
– Думаю, да. Дыхание немного учащенное, но в общем все в порядке.
Она открыла дверь ванной и небрежной походкой вышла в студию, говоря:
– Не получилось, Сильвия. Мы не можем вызвать его.
Она обернулась ко мне, теперь холодная и томная, и сказала равнодушно, отпуская:
– Полагаю, это бесполезно, мистер Лэм. Я дам ему знать, что вы отыскали духовое ружье.
– И на пути к возвращению божка, – добавила Сильвия Хэдли.
– И на пути к возвращению божка, – эхом отозвалась Филлис Крокетт.
Я на мгновение заколебался.
– Ладно, – оживленно продолжила Филлис. – Перерыв окончен. Сильвия, примемся за работу.
Не говоря ни слова, Сильвия легко поднялась, развязала шаль, бросила ее на спинку кресла, подошла к постаменту и опять, обнаженная, приняла позу профессиональной фотомодели. Филлис Крокетт подняла свой детский халатик, снова надела его, пропустила палец в отверстие в палитре, выбрала кисть и сказала через плечо:
– Ужасно мило, что вы пришли, мистер Лэм.
– Не стоит благодарности, – ответил я.
Она набрала краски на кисть и начала покрывать холст мазками.
– Рад был познакомиться с вами, мисс Хэдли, – произнес я и, не удержавшись, уже держась за ручку двери, добавил: – Надеюсь ближе узнать вас.
Они взаимно улыбнулись, и я мягко прикрыл дверь.
Глава 10
В половине десятого утра я позвонил в квартиру Крокетта. Из трубки донесся хорошо поставленный голос Мелвина Отиса Олни:
– Кто говорит?
– Дональд Лэм, Олни.
– Да, мистер Лэм?
– Я нашел духовое ружье.
– Да неужто! – воскликнул он.
– Я нашел пропавшее духовое ружье. Разве миссис Крокетт вам не сказала?
– Я не видел миссис Крокетт.
– Ладно. Я нашел его и оставил у нее.
Его тон стал холодно-официальным:
– Боюсь, вы не должны были этого делать. Собственность Дина Крокетта должна быть возвращена ему самому.
Мне не понравилась барская манера, с которой он попытался делать мне замечания.
– Крокетт заперся в своем логове. Он не вышел. У него там нет телефона. Больше никого в доме не было, и я оставил его у миссис Крокетт. Что в этом худого? Это общая собственность, не так ли?
– Я полагаю, да.
– Ну так вот, я оставил ружье у нее. У меня есть еще и нефритовый Будда. Что мне с ним делать?
– У вас есть что?
– Нефритовый Будда, – повторил я. – Что с телефоном? Вы меня слышите?
– Слышу, слышу, – отозвался Олни. – Но мне трудно поверить в то, что я слышу! Это невероятно!
– Что в этом невероятного?
– Вы так быстро нашли обе вещи, такие ценные…
– Для этого нас и наняли, не так ли?
– Да, но… так быстро! Это немыслимо, невероятно! Мистер Крокетт просто не поверит своим ушам, когда я ему скажу.
– Ладно, быть может, он поверит своим глазам, когда сам увидит нефритовую статуэтку. Как мне вернуть владельцу этого нефритового Будду?
– Просто поднимайтесь с ним наверх.
– Может быть, мне лучше поговорить с самим мистером Крокеттом? Вам ведь не понравилось, что я оставил духовое ружье у миссис Крокетт. Мистер Крокетт там?
– Он здесь.
– Доступен?
– Будет доступен. Он велел мне быть здесь в девять утра, чтобы обсудить одно дело; он хотел, чтобы здесь был и секретарь, готовый перепечатать с магнитной ленты несколько записей, которые он наговорил на диктофон.
– Он здесь?
– Я сказал вам, он выйдет к тому времени, когда вы доберетесь сюда. Поднимайтесь наверх.
– Миссис Крокетт не сказала вам о духовом ружье?
– Нет. Я впервые о нем услышал от вас.
– Вы можете у нее спросить, где оно? – осведомился я.
– Не вижу в этом необходимости, мистер Лэм. Предоставим это мистеру Крокетту. Когда вы сможете быть здесь?
– Примерно через двадцать минут.
– Очень хорошо. Ждем вас.
Я втиснулся в старый агентский драндулет и поехал к знакомому дому. На этот раз мне не пришлось сообщать о себе. В дежурке меня встретили, словно почетного гостя, перед которым расстилают красный ковер.
– Доброе утро, – приветствовал дежурный, сплошная улыбка. – Поднимайтесь в квартиру Крокеттов. Они ждут вас. Вы знаете, как пройти. Поднимайтесь на лифте на двадцатый этаж. Там вас встретят.
– Благодарю, – сказал я.
Я подошел к двери с номером 20-S, которая выглядела точно так же, как дверь в любую другую квартиру. Она была отперта. Я открыл эту дверь и оказался в знакомом вестибюле. Потайная заслонка была отодвинута, за ней находился телефон; на нем лежала отпечатанная на машинке записка: «Нажмите кнопку и поднимите телефонную трубку». Я нажал кнопку, поднял трубку и услышал мужской голос, но не принадлежащий Олни:
– Да?
– Это Дональд Лэм. Кто это?
– Это Дентон, секретарь мистера Крокетта. Спускаю для вас лифт, мистер Лэм.
Я повесил трубку и подождал. Примерно через минуту лифт спустился, и я поднялся наверх. Мне было очень интересно, просвечен ли я рентгеновскими лучами. Предположим, что просвечен. Я вышел из лифта, и высокая понурая личность протянула мне слабую руку:
– Я Дентон. Секретарь мистера Крокетта. Рад встретить вас, мистер Лэм.
Я постарался побыстрее высвободить свою руку и спросил:
– А где Олни?
– Мистер Олни у телефона.
– А Крокетт?
– Мистер Крокетт появится через минуту.
– Вы предлагаете мне подождать его?
– Всего несколько минут, я уверен. Мистер Крокетт планировал на это утро очень важное дело и просил быть здесь вовремя и приготовиться к работе. Мистер Олни сказал мне, что у вас очень важное дело. Мистер Крокетт непременно захочет встретиться с вами.
Улыбка Дентона была слабым подобием псевдосердечной манеры обращения, характерной для Олни. Он провел меня в ту часть квартиры, где я прежде не был: нечто вроде машбюро с электрической пишущей машинкой, устройством для расшифровки стенограмм, несколькими заполненными шкафами и четырьмя или пятью удобными креслами.
– Присядьте, – предложил он. – Если не возражаете, я займусь работой.
– Не возражаю.
Дентон надел наушники, с минуту подержал свои длинные костистые пальцы над клавиатурой пишущей машинки, а затем обрушился на нее, словно пианист, исполняющий быстрый пассаж. Я наблюдал за ним, словно загипнотизированный. Стаккато клавиш прерывалось только звяканьем звоночка. Казалось, что каретка, когда отпечатывалась строка, двигалась справа налево почти с такой же скоростью, как отбрасывалась обратно слева направо электрическим возвратом. Открылась дверь, и вошел Мелвин Отис Олни, сплошная улыбка, обаяние и сердечность.
– Прекрасно, Лэм! – воскликнул он. – Вы просто демон сыска! Вы поставили рекорд эффективности, оперативности и надежности в работе. Как поживаете?