– А где ты их видел?
– Так они же ночевали у меня. А под утро нас и застукали. Все Гурда, чтоб ему кашей подавиться. Одного Романовского не то порешили, не то поранили. Другого живьем взяли. Не успел даже нагану из штанов вытащить. А я, как завидел неладное, схватил письмо, махнул в окно и давай бог ноги. Версты три бегом бег. Насилу отдышался.
– Что ж тебе Романовские говорили?
– Мне-то мало што. А вот промежду себя разговаривали.
– А ты помнишь, о чем они между собой говорили?
– Ну, да, помню. В другой уезд собирались. Говорили, что здесь набор плохо идет. Большевики да Гурда здорово мешают... Да, окромя всего, и налет подкузьмил.
Свистунов перебил:
– Ты говоришь, что ты из Среднина?
– Из него из самого.
– А где ты во время налета был?
– Я? В Стрижевских лесах. Охотился. К вечеру пришел.
– Что же мужики говорят?
– Не больно довольны твоими робятами.
– Гурда жив?
– Жив, подлец. Хорохорится.
– Чем же недовольны мужики?
– Говорят, коли злы на Гурду, так и разделывались бы с ним. А то наши здря пострадали.
– Кто же пострадал?
– Да так. Убили кое-кого.
– Много?
– Нет. Человек пять, не больше. Да я не больно все знаю. Сказываю, к вечеру пришел, не успел ни с кем и переговорить путем. А ночью – облава.
– Чем занимаешься?
– Охотничаю.
– Земля есть?
– Какая земля? Курицу выгнать некуда.
– Фамилия как?
– Андрюшка Сатана.
Свистунов вскинул голову и поглядел в упор:
– Это ты самый Сатана и есть? Как же! Романовские писали и так говорили. Что же раньше ко мне не приходил?
– Недосуг было. Да думаю, надо же кому-нибудь на селе быть да письма доставлять.
– Верно. Большевиков любишь?
– Како люблю! Вот они мне где, – и Сатана показал на затылок.
Свистунов засмеялся.
– Ничего. Мы им немало крови попортили.
Свистунов, молча, разглядывал Сатану. Вдруг он усомнился.
– Смотри, Сатана, если обманешь, – расстреляю. Ни одной минуты в живых не останешься.
– Зачем расстреливать? Мы и так на тот свет дорогу найдем.
Во время разговора Афонаська обогрелся и, сидя на пеньке в углу землянки, клевал носом. Сатана стоял, ухарски заломив заячью шапку на левое ухо, и все время сторожил сам себя, не сболтнул ли, часом, лишнего. Но все шло, как по маслу. И только когда Свистунов отпустил Сатану, он понял, чего стоило ему это первое испытание и чего это еще будет стоить.
Когда шли в другую землянку, где Свистунов велел поместить Сатану, Афонаська лениво расспрашивал его.
– К нам, што ль, пришел?
– А к кому же? Не к лешему.
– Что? Убег?
– Нет, на машине приехал.
– Чего путем не отвечаешь? Жалко, што ль? Самогон пьешь?
– Нет, нюхаю.
– Дурак.
– А мне сказывали, што тебя рябым зовут. Значит, наврали.
Афонаська раскрыл рот.
– Ты про кого же это?..
Но не кончил. Вошли в землянку, в которой Афонаська сразу лег на нары и заснул. В землянке было человек восемь. Четверо играли в карты. Один мешал что-то в горшке. Остальные лежали на нарах и курили. Так же, как и у Свистунова, в одном углу горела керосиновая лампочка. Над входом висел фонарь. Пахло онучами, потом, махоркой и самогоном. На Сатану никто не обратил внимания. Он немного постоял, потом лег на край нар рядом с Афонаськой и вскоре захрапел.
VII
Сатана сдержал слово. У бандитов – бандит: так же ругается, так же баклуши бьет. Только самогону не пил да раза два в неделю уходил не то на разведку, не то просто так. Уходил тайком, никому не сказывал. Так прожил недели две. А на третьей вдруг в бандитской берлоге стало тревожно. Ночью кто-то вырезал троих часовых и среди них рябого Афонаську. Кричали, галдели, а Свистунов хмурился и кидал исподлобья испытующие взгляды. Сатана тоже кричал и галдел. А когда дошла очередь до него итти в караул, он наотрез отказался один итти.
– Втроем пойду. Вдвоем – и то страшно. А один ни за какие мильоны. Что – мне жизнь не мила, што ли? Зарежут, как цыпленка, и ни пользы, ни толку не добьешься.
– Правильно, Андрюшка, верно, – орали бандиты. – В одиночку какой дурак пойдет! Убьют и спасибо не скажут. Втроем – все веселей. Да на троих-то не всякий и полезет.
Свистунов ходил, хмурился и все приглядывался. Думал сначала на своих, ни до чего не додумался, – и рукой махнул. Только велел Ерофееву посылать в караул по-трое.
Не выдал лес тайны, как после попойки, когда Афонаська бахвалился, что во время налета на Среднино изнасиловал двух баб, кто-то затаил в себе желанье хватить его поленом по черепу до другого, удобного часу. А вместо этого стал издеваться.
– Ну, будто двух?
– Вот не сойти мне с этого места.
– Врешь, рябая рожа!
– Чего врать-то! Спроси кого угодно. Во-первых, за исполкомом которая живет, – ту, а потом и еще одну.
У спрашивающего забилось сердце. Подумал: «Ага, значит вот кто». Овладел собою и опять начал издеваться.
– Так я тебе и поверил.
– Не веришь? Хошь докажу? Не хошь? Ладно. Мне наплевать. А будешь задаваться, можно и в морду...
Через день Афонаська ушел в часовые, и в самую глухую темень с поляны, где стояли землянки, неслышно прокралась за овраг одинокая фигура. А потом долго и тихонько выступала шаг за шагом по знакомой тропинке, сжимая в руке охотничий нож и болтая в кармане штанов наганом. Это был Сатана.
Приметил в кустах человека. Сидит и курит. Подполз сзади, всадил нож в шею, – не пикнул. Засветил осторожно спичку: ошибся – не Афонаська. А впереди из кустов:
– Эй, ты, стерва, не дури с огнем, – заметят.
Пополз на голос. Но часовой в кустах услышал треск.
– Стой! Кто идет?
Тень встала.
– Это я, Сатана.
– Чего надо?
– Ерофеев послал посты проверять.
– А пароль какая?
– Эх, пароль-то я и забыл. Постой, на бумажке записано. Сейчас достану.
Пока для видимости лез в карман, равнодушно уронил:
– Афонаська рябой тоже дежурит?
– Дежурит.
– Где?
– На самой на опушке. Версты две будет.
– А куда итти?
– Держи на погорелое место. Там и найдешь его.
– Ладно.
Говорил с часовым, а сам обдумывал, как быть. Все лишний свидетель. Скажет, что ночью видел. Часовой торопил Сатану.
– Ну, скоро ты там найдешь?
– Погоди, в махорке завалялась.
В это время бандит отвернулся спиной, и Сатана ударил его ножом снизу вверх так, как бывало вспарывал брюхо у убитого волка. Тот охнул и повалился. Сатана выдернул нож и резанул бандита по горлу.
Справившись с этим, пошел к Афонаське, которого сначала хватил попавшей под руку дубиной, а потом, оглушив, зарезал, как и первых двух. По дороге обратно вытер нож о нестаявший снег, зажег спичку и посмотрел, нет ли на себе крови. Руки тоже вымыл снегом. Вернулся, когда светало. Нож спрятал в дупле старой сосны, решив почистить его днем. Подходя к землянке, встретил Ерофеева.
– Чего, Сатана, рано встал?
– До ветру ходил.
Но Ерофеев внимательно посмотрел ему вслед на его покрытые грязью и крупинками мерзлого снега сапоги.
Зарезанных бандитов нашли через день. А лес так и схоронил тайну апрельской ночи.
VIII
В Среднино пришел отряд, и Гурда каждый день совещался с его начальником, но уже не хвастался, как раньше, а нет-нет да и задумается среди разговора. Не тот Гурда стал, будто подменили его. О Сатане же не поминали: так себе, непутевый мужичонка, с бандитами водился, убежал – и ладно. По крайней мере, покойнее будет. А Гурда все советовался и советовался. На последнее свидание с Сатаной ходил вместе с начальником. А мужики думают:
«Зачем это Гурда частенько в лес уходить начал? Ой, замышляет парень что-то».
Но у Гурды одна мысль – изничтожить банду. Только после бандитского налета стала она еще тверже да крепче.
Последнее свиданье с Сатаной было не ночью, а к вечеру, когда над лесом уже начали спускаться сумерки.
– Значит, так. Мы пойдем, как ты сказал. Не здесь, а по заводской дороге, а потом по речонке. Часть от Среднина пошлем прямо. Только как бы не заплутать. Ты выйди нам на дорогу.
– Ладно, сделаем, – говорил Сатана.
Начальник расспрашивал о дороге. Сатана рассказал. Решили, что ночью отряд выйдет из Среднина, а на рассвете вступит в лес, чтоб захватить банду днем и не запутаться самим. Начальник удивлялся:
– Все-таки, как они близко прячутся. Неужели здесь такие густые леса?
– Эге! К Среднину самая гущина и выходит. Редкий мужик может похвастать, что забирался в ее. Бандиты не больно-то всех допущали, да и болото по пути тоже. А обходную дорогу мало кто знает. Знают, что есть. А где она – проклятая, – не найдешь. Больше через завод ездют. Ну, я-то знаю, проведу, – уверял Сатана.
Попрощались. Разошлись. И Сатана пошел. А следом за ним Ерофеев. Запомнил, что за день до того, как нашли зарезанных, Сатана рано утром пришел к землянке в грязных сапогах. Усомнился в Сатане, но никому не сказал, а стал сам следить за его каждым шагом.
Проследил и на этот раз, как Сатана на погорелом месте с Гурдой разговаривал.
Сатана идет впереди, а Ерофеев от дерева к дереву за ним. Не хочет из виду опускать. Зато и увидал все. Видел, как Сатана спустился в овраг за полянкой, огляделся, подошел к дереву, что-то вынул из дупла и после забрался по откосу на полянку. Сатана – к себе в землянку, а Ерофеев – к Свистунову. Не успел Сатана лечь на нары, как пришли за ним.
– Сатана! Свистунов зовет.
Вышел Сатана и смотрит: у костра стоит Свистунов, Ерофеев и с десяток бандитов. А Ерофеев сразу с вопросом:
– Куда ты сегодня днем ходил?
Почуялось неладное. Насторожился.
– А тебе зачем?
– Спрашивают тебя, куда ходил, – ну, и отвечай.
– Никуда не ходил.
– Ах, ты, сукин сын! Шпион! А кто за болотом с Гурдой разговаривал?
Сатана понял, что не отпереться, засунул руку за пазуху и нащупал нож. Ответил твердо:
– Я.
Ерофеев ударил его. Свистунов перебил:
– О чем говорили?
– Не скажу.
– У-у, шпион!
Ерофеев ударил его еще раз. Из носа Сатаны потекла кровь.
– Может, ты и часовых зарезал?
– Я.
Бандиты бросились к нему. Но Свистунов остановил их и отрубил просто:
– Повесить.
Тут Сатана выхватил нож и ударил им в лицо стоявшего ближе всех Ерофеева. Ерофеев закачался и упал. Сатану схватили и повели к первой попавшейся сосне. Принесли веревку, избили и повесили. А Свистунов отдал приказ немедленно собираться в поход.
Собрались к ночи. Пошли сначала прямой дорогой, но в лесу было слишком темно, забрели в болото и завязили там пулемет. Вытащили, вернулись обратно и пошли обходным путем к речонке. А в это время с другого конца к той же речонке пришел с разведчиками Гурда и залег, ожидая Сатану. Ждал всю ночь. Сатаны не было. Против воли заползла тревога: «Обманул, провел». И как-то на время почудилась усталость, нашла и дремота, Гурда начал засыпать, но разбудил шум.
Гурда – не лесной человек, однако понял, что лес не может так шуметь. Сосны стонут или плачут. А тут не стон и не плач, а шум, как будто пустили мельницу, и треск, как от горящей избы. Насторожился. Ночь посерела, уступая место утру, и в предрассветной серости послышались чьи-то голоса.
– Стойте-ка, товарищи! Никак, кто-то идет.
– Мы и то слышим, как будто идут.
Заговорила буденовская сметка.
– Вот что. Лезь-ка один на дерево. Двое к отряду бегите. А я с кем-нибудь послежу.
Сказано – сделано. А шум ближе, голоса резче. Идут... По спине мурашки. Серый предутренник стал белесым. И вот, вдруг, по лощине речонки, пробираясь кустами, один за одним пошли бандиты. Пять... десять... двадцать... пятьдесят... Ого! Не мало же их! Бородатые и безусые, лохматые и стриженые, в полушубках, в шинелях, а то и просто в крестьянской одежде. Протащили пулемет. Гурда лежит в яме за камнем, сжимает винтовку, шевельнуться боится. А глаза впились в проходящих: который Свистунов? Не узнал. Вот направился один к яме, где лежал Гурда, не дошел, вернулся обратно. Идут бандиты один за одним, идут с опаской, по сторонам оглядываются. Сзади Гурды тоже прошли, разговаривая. Гурда припал к земле. Холодно. В яме вода. Но все равно. Ведь перед ним вся банда. Вон и еще пулемет протащили.
А в это время разведчики добежали до опушки, встретили конного, и тот галопом навстречу отряду.
А Гурда лежит и ждет. Эх, сзади бы их садануть, да сил мало! Банда прошла почти уже вся. Догоняли ее поодиночке запоздавшие. Скоро и они прошли. Гурда насчитал человек со сто и продолжал все еще лежать в яме. Волновался. Минуты казались часами. Добежали ли разведчики? Не упустят ли? Где же Сатана? Не пошел ли другой дорогой? К Гурде подполз товарищ. Спросил шопотом:
– Видал?
– Видал.
– Не мало их...
– Да-а...
– С пулеметами...
Время идет. Молочный предутренник стал розоветь. Должно быть, за лесом взошло солнце. А минуты, как часы. Наверное, не успеют и упустят их. Поднялся и тихонько пошел вслед ушедшей банде. А мозг все время жгло: «Не успеют... не успеют... упустят»...
Вдруг лес дрогнул. Раздался первый неровный залп. Эхо повторило его сначала близко, а потом два раза: дальше и еще дальше. Другой неровный залп, и пошла трескотня.
Гурда закричал тому, который был на дереве:
– Това-арищ, слеза-ай!
А тот и сам быстро-быстро спустился вниз и подбежал к Гурде. Гурда взволнованно распоряжался:
– Если наши их погонют, другой дорогой им не пройти. Обязательно по речке. А тут место узкое. Давай заляжем.
Разведчики поняли Гурду, залегли и приготовились. Трескотня то ближе, то дальше. В ружейную болтовню врезалась ровная дробь пулеметов, и эхо уже не повторяло отдельных выстрелов, а вздыхало глухо и протяжно.
Первым показался растрепанный мужик без шапки. Его взял на мушку разведчик. Бабахнул выстрел, и птицы с криком полетели с деревьев. Бандит упал в речку. Потом выбежало несколько. Выстрелили сразу трое. Один бандит опять упал в речку. Остальные вернулись. Потом выбежали еще несколько. Гурда начал стрельбу, но те быстро спрятались за деревья и отстреливались. Тогда Гурда и разведчики уже без выбора стали выпускать обойму за обоймой.
Трескотня ближе и ближе. Бандиты повалили кучей: кто по реке, кто по кустарникам. Тут уж Гурда натешился. Испуганные люди метались. А трескотня ближе. Над Гурдой свистят пули. Не поймешь, чьи. Теперь не было ожиданья. Наоборот, часы стали, как минуты. Наконец, Гурда вложил последнюю обойму и пополз отступать. За ним разведчики. Бандиты осмелели. Поняли, что стрелявших мало. Стали делать перебежки и гнать Гурду в лес, где было болото. Отступали недолго. Вскоре один разведчик провалился, и на том месте, куда он ступил, была круглая дыра во льду, а из нее подымалась пузырями вода. Разведчик же так и сгинул. Гурда сразу понял, что конец. Сзади болото. Спереди наступающие бандиты. Лег и стал целить в перебегающих. Выстрел, – и нет одного. Другой выстрел, – нет другого. То же самое делал и разведчик. Должно быть, оба молчаливо решили не сдаться живыми, а в случае чего – утонуть в болоте. Но вот откуда-то сбоку затявкал пулемет, и сноп пуль пролетел над головой Гурды. Бандиты остановились. Вдруг в промежуток между деревьев Гурда увидел красноармейский шлем. Обрадовался. – Пришли, не опоздали... И выпустил последние три патрона. Бандиты начали отступать. Потом побежали.
Скоро бой кончился. Свистуновской банды уже не было. Кто лежал в кустарнике, кто потонул в речонке, кто убежал, а кто и в плен попал.
Среди пленных был раненый в ногу Свистунов. Он сидел на сваленном дереве и озирался исподлобья. Гурда вылез из засады и пошел к своим. Его встретили криками:
– Товарищ Гурда! Жив! Уррра! Советская власть взяла!
Но первым вопросом Гурды было.
– А Свистунова поймали?
– Конешно, вон на дереве сидит.
Гурда посмотрел и пренебрежительно сказал:
– Такой-то плевок да еще бандитским главарем назывался.
Подошел и молча ударил Свистунова по щеке, от чего голова у того мотнулась в сторону.
Красноармейцы, немного отдохнув, повели пленных в Среднино, а Гурда с разведчиками дальше, в лес, к бандитскому логову. Дойдя до поляны, они нашли там разбросанную солому, потухающие костры да покинутые шалаши и землянки. Никого не было. Только в стороне на нижней ветке сосны крутился то в одну, то в другую сторону повешенный, изуродованное лицо которого с вытаращенными глазами и распухшим высунутым синим языком было страшно до ужаса. И лишь по одежде Гурда узнал в повешенном Андрюшку Сатану.