Встреча была короткой и прямолинейной:
– Извините, мистер Касиги, мы не сможем начать обслуживать вас на этой неделе или на следующей. Я не смогу… э-э… рассмотреть ваше предложение в течение следующих тридцати дней.
– Мой председатель правления воспринял бы ваше согласие с большой благодарностью. Как я понимаю, вы с ним знакомы?
– Да, я с ним встречался, и если бы я был в состоянии помочь вам, я бы непременно сделал это. Извините, это просто невозможно.
– Но… тогда, вероятно, вы могли бы предложить альтернативный вариант? Я должен иметь вертолетную поддержку.
– Как насчет японской компании?
– У нас такой нет. Есть… есть еще кто-нибудь, кто помог бы мне в этой ситуации?
– Насколько мне известно, нет. «Герни» никогда не вернется в Иран, но, быть может, они порекомендуют кого-нибудь. – Он дал ему их номер телефона, и расстроенный японец помчался звонить.
Гаваллан посмотрел на сына.
– Чертовски обидно, но я ничего не мог сделать, чтобы помочь ему.
Скот сказал:
– Если наш секрет уже не секрет… – Он поправил повязку. – Если об этом уже говорят, значит, так тому и быть. Еще одна причина, чтобы нажать на кнопку.
– Или все отменить. Думаю, я забегу проведаю Дюка. Найди меня, если кто-то позвонит. Тебя сменяет Ноггер?
– Да. В полночь. Жан-Люку по-прежнему забронировано место на самом раннем утреннем рейсе в Бахрейн, Петтикину – в Кувейт. Я подтвердил бронирование. – Скот внимательно посмотрел на отца.
Гаваллан не стал отвечать на немой вопрос.
– Оставь пока все как есть. – Он увидел, как его сын улыбнулся, и сердце вдруг затопили любовь, и тревога, и гордость, и страх за него, вперемешку с его собственными надеждами на будущее, которые зависели от того, сумеет ли он вытащить все машины из иранской трясины. Он удивился, услышав собственный голос говоривший: – А ты был бы готов подумать о том, чтобы бросить летать, парень?
– А?
Гаваллан улыбнулся изумлению сына. Но теперь, когда это было сказано, он продолжил:
– Это часть долгосрочного плана. Для тебя и всей семьи. По сути, у меня их два – но строго между нами. Конечно, оба зависят от того, останемся мы в деле или нет. Первый состоит в том, что ты бросаешь летать и отправляешься на пару лет в Гонконг, чтобы изучить эту часть компании Струана, потом, может быть, еще на год, возвращаешься в Абердин, затем снова полетишь в Гонконг, который в дальнейшем и будет твоей базой. Второй заключается в том, что ты пройдешь курс переподготовки для Х6З-х, проведешь с полгода или около того в Штатах, возможно, год, изучая эту сторону бизнеса, потом отработаешь один сезон в Северном море. Затем – Гонконг.
– В любом случае – Гонконг?
– Да. Китай когда-нибудь откроется для разведки нефти, и Иэн и я хотим, чтобы Дом Струана был полностью к этому готов: вертолеты поддержки, буровые вышки – полный комплект в коробке с бантиком. – На его губах появилась странная улыбка. – «Масло[22] для ламп в Китае» было кодом в тайном плане Иэна Данросса, в большую часть которого Линбар не был посвящен. – Новая компания будет называться «Эр Струан», и ее сферой деятельности и ответственности станет Китай, китайские моря и весь китайский бассейн. Наша часть в этом плане состоит в том, что ты все это возглавишь.
– Потенциал там не слишком высокий, – заметил Скот с притворной неуверенностью. – Ты думаешь, у «Эр Струан» есть будущее? – И тут он широко улыбнулся.
– Опять же все это строго между нами. Линбар пока не знаком со всеми фактами.
Скот нахмурился.
– А он одобрит мой переезд туда, вхождение в компанию Струана и участие во всем этом?
– Он ненавидит меня, Скот, не тебя. Он ведь не возражал против того, чтобы ты встречался с его племянницей?
– Пока нет. Нет, пока не возражал.
– Время как раз подходящее, и мы должны иметь план на будущее – для всей семьи. Возраст у тебя подходящий, я думаю, ты смог бы с этим справиться. – Глаза Гаваллана начали разгораться. – Ты наполовину Данросс, ты прямой потомок Дирка Струана, и поэтому у тебя есть обязательства, идущие намного дальше тех, которые у тебя могут быть в отношении себя самого. Ты и твоя сестра унаследовали долю вашей матери в компании, ты мог бы стать членом Внутреннего кабинета, если окажешься достаточно для этого компетентен. Этот сучок Линбар должен будет когда-нибудь уйти на покой – даже ему не под силу полностью уничтожить Благородный дом. Что ты скажешь о моем плане?
– Я бы хотел его обдумать, пап.
Чего тут думать, парень, подумал он.
– Спокойной ночи, Скот, я, может, еще загляну попозже. – Он осторожно похлопал его по здоровому плечу и вышел. Скот не подведет меня, с гордостью сказал себе он.
В просторном помещении таможни и иммиграционной службы тонкий ручеек пассажиров вытекал из зоны паспортного контроля, другие ожидали свой багаж. Большое табло прибытий показывало, что рейс 52 компании «Галф Эйр» из Маската, столицы Омана, прибыл согласно расписанию и через четверть часа вылетает в Абу-Даби, Бахрейн и Кувейт. Газетный киоск был открыт, поэтому он зашел посмотреть, какие газеты были в продаже. Он уже протянул руку за лондонской «Таймс», когда увидел заголовок на первой странице – ПРЕМЬЕР-МИНИСТР КАЛЛАГЕН ПРИВЕТСТВУЕТ УСПЕХ ЛЕЙБОРИСТОВ – и передумал. Зачем мне это? – спросил он себя. Потом увидел Дженни Мак-Айвер.
Она сидела одна рядом с выходом на посадку, и возле нее стоял небольшой чемоданчик.
– Привет, Дженни, ты что тут делаешь?
Она сладко улыбнулась ему.
– Я лечу в Кувейт.
Он так же сладко улыбнулся в ответ.
– За каким еще дьяволом?
– Потому что мне нужно отдохнуть.
– Не смеши меня. Кнопка еще не нажата, да и в любом случае, тебе там нечего делать, нечего. Ты будешь только мешаться. Будет гораздо лучше, если ты останешься и будешь ждать здесь, Дженни, ради всех святых, будь благоразумна.
Ее улыбка не изменилась ни на йоту.
– Ты закончил?
– Да.
– Я благоразумна. Я самый благоразумный человек, которого ты знаешь. О Дункане Мак-Айвере этого не скажешь. Он самый бестолковый, зачатый в грехе балбес, какого я встречала за все дни своей жизни, так что в Кувейт я и полечу. – Все это было произнесено с олимпийским спокойствием.
Он мудро изменил тактику.
– А почему ты мне не сказала, что летишь, вместо того чтобы прокрадываться вот так, тайком? Я бы всполошился до смерти, узнав, что ты пропала.
– Если бы я тебе сказала, ты бы меня прошанхаил. Я попросила Мануэлу сказать тебе попозже номер рейса, название отеля и номер телефона. Но я рада, что ты оказался здесь, Энди. Ты можешь меня проводить. Мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь проводил, терпеть не могу сама себя провожать, то есть сама провожать – ну, ты знаешь, что я имею в виду!
Только тут он заметил, насколько болезненно она выглядит.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Дженни?
– О да. Просто… ну, я просто должна быть там, обязательно должна, не могу я тут сидеть, да и в любом случае все это отчасти моя идея, я тоже несу ответственность, и я не хочу, чтобы что-то – что угодно – пошло не так.
– Оно и не пойдет, – сказал он, и оба они постучали по деревянной спинке ее сиденья. Потом он взял ее руки в свои. – Все будет хорошо. Послушай, есть хорошая новость. – Он рассказал ей об Эрикки.
– О, это замечательно. Хаким-хан? – Дженни порылась в памяти. – Разве это не брат Азаде, тот, который жил в этом, как его… проклятье, не могу вспомнить, какой-то город рядом с Турцией. Его ведь, кажется, звали Хаким?
– Может быть, в телексе тогда все было правильно, и это действительно Хаким-хан. Это было бы просто здорово для них обоих.
– Да, ее отец, насколько можно было судить, был ужасным человеком. – Она заглянула в его глаза. – Ты уже принял решение? Это завтра?
– Нет, еще нет, не окончательно.
– Как там с погодой?
Он рассказал ей.
– Не слишком помогает сделать выбор, ни так ни эдак, – заметила она.
– Как бы я хотел, чтобы Мак был сейчас здесь. Он бы сумел принять мудрое решение в такой ситуации.
– Он не мудрее тебя, Энди. – Они посмотрели на табло вылетов, когда голос в громкоговорителях пригласил пассажиров пройти на посадку на рейс 52. Они встали. – Не знаю, насколько это поможет, Энди, но при всех остальных равных условиях, Мак решил, что это должно быть завтра.
– А? Откуда ты это знаешь?
– Я знаю Дункана. До свидания, милый Энди. – Она торопливо поцеловала его и ушла, не оборачиваясь.
Он подождал, пока она не исчезла из виду. Погруженный в раздумья, он вышел из здания аэропорта, не заметив Вессона рядом с газетным киоском, который убирал в карман перьевую авторучку.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ПЯТНИЦА 2 марта 1979 года
ГЛАВА 60
Эль-Шаргаз. Отель «Оазис». 05.37. Гаваллан, уже полностью одетый, стоял у окна своего номера; вокруг еще царила ночь, лишь на востоке обозначилось обещание скорого рассвета. Пряди тумана тянулись от побережья, лежавшего в полумиле впереди, быстро исчезая в бескрайней пустыне. На востоке небо, внушая смутную тревогу, было необъяснимо безоблачным; дальше его постепенно затягивала плотная завеса туч. Гаваллану была видна большая часть летного поля аэродрома. Огни на взлетно-посадочной полосе горели, небольшой реактивный самолет уже выруливал на нее, и ветер, сместившийся немного к югу, доносил до него запах керосина. В дверь постучали.
– Войдите! А, доброе утро, Жан-Люк, доброе утро, Чарли.
– Доброе утро, Энди. Если мы хотим успеть на наш рейс, пора выезжать, – сказал Петтикин; он нервничал и выпалил все скороговоркой. Он должен был лететь в Кувейт, Жан-Люк – в Бахрейн.
– Где Родригес?
– Ждет внизу.
– Хорошо, тогда вам лучше отправляться. – Гаваллан был доволен, что его собственный голос звучал ровно. Петтикин просиял, Жан-Люк пробормотал «merde». – Если ты не возражаешь, Чарли, я предлагаю нажать кнопку в семь ноль-ноль, как планировалось. При условии, что ни одна из баз не сыграет до того времени отбой. Если это произойдет, мы попробуем еще раз завтра. Договорились?
– Договорились. Пока никаких звонков?
– Пока нет.
Петтикин едва сдерживал возбуждение:
– Ну что ж, вперед. Неизведанные синие просторы ждут нас! Пошли, Жан-Люк!
Брови Жан-Люка взлетели на лоб.
– Mon Dieu, прямо бойскауты какие-то! – Он направился к двери. – Отличная новость про Эрикки, Энди, но как он собирается выбираться оттуда?
– Не знаю. Сегодня утром я первым делом встречаюсь с Ньюбери в консульстве, попытаюсь передать ему записку, чтобы он выбирался через Турцию. Вы оба звоните мне сразу же, как приземлитесь, в ту же секунду. С шести утра я буду в офисе. До встречи.
Гаваллан закрыл за ними дверь. Ну вот, решение принято. Если только одна из баз не отменит вылет.
Ленге. 05.49. Свет еще не взошедшего солнца едва пробивался сквозь пелену облаков. Скраггер в плаще шлепал под моросящим дождем по лужам в сторону кухни – единственного освещенного окна на всей базе. Ветер сдувал его фуражку с козырьком, забрасывая ему в лицо мелкие капли дождя.
К его удивлению, Вилли уже был на кухне; он сидел рядом с дровяной печкой и потягивал кофе.
– Доброе утро, Скрэг, кофейку? Я только что сварил. – Он показал в угол комнаты.
Свернувшись калачиком на полу, пригревшись у печки, мертвым сном спал один из «зеленых повязок», охранявших базу. Скраггер кивнул и снял дождевик.
– Мне лучше чайку, сынок. Ты что-то раненько поднялся, а где кок?
Вилли пожал плечами и поставил чайник на плиту.
– Опаздывает. Я подумал, позавтракаю-ка я пораньше. Собрался вот яишенку пожарить. Может, и тебе заодно приготовить?
Скраггер внезапно почувствовал волчий голод.
– Годится! Мне из четырех яиц, и два куска хлеба в тостер. А на обед съем что-нибудь полегче. Хлеб-то у нас есть, приятель? – Он наблюдал, как Вилли открывает холодильник. Три буханки, полно яиц и масла. – Вот и славненько! Не могу, понимаешь, есть яичницу без поджаренного хлеба с маслом. Вкус у нее получается совсем не тот. – Он взглянул на часы.
– Ветер сместился почти до южного и поднялся до пятнадцати метров в секунду.
– Мой нос говорит мне, что он ослабнет.
– Моя задница тоже говорит мне, что он ослабнет, но все равно останется дерьмовым.
Скраггер рассмеялся:
– Не переживай, приятель.
– Я стану переживать гораздо меньше, когда у меня в кармане будет лежать мой паспорт.
– Это верно. И я тоже. Но план остается в силе. – Вчера ночью, когда он вернулся от сержанта, Восси и Вилли ждали его. Отойдя подальше от любопытных ушей, он поделился с ними, как съездил.
Вилли тут же выпалил, и Восси с ним согласился:
– Нам лучше сообщить Энди, что нам, возможно, придется отменить операцию.
– Нет, – ответил Скраггер. – Я вот что думаю, приятель: если Энди не объявит «Шамал» завтра с утра, у меня будет весь день, чтобы вернуть наши паспорта. Если объявит, это произойдет ровно в семь. Это даст мне достаточно времени, чтобы съездить в участок к семи тридцати и вернуться к восьми. Пока меня не будет, вы действуйте по плану.
– Господи, Скрэг, мы же уже сто…
– Эд, может, ты все-таки дослушаешь? Мы вылетаем в любом случае, но обойдем Эль-Шаргаз, где мы знаем, что у нас возникнут проблемы, и нырнем в Бахрейн – я знаю там дежурного офицера в аэропорту. Отдадим себя на его милость. Может, даже изобразим экстренную посадку на побережье. А тем временем свяжемся по радио с Эль-Шаргазом сразу же, как только покинем воздушное пространство Ирана, чтобы нас кто-нибудь встретил и внес залог. Лучшего я ничего придумать не смог, и мы по крайней мере будем прикрыты в любом случае.
И я до сих пор ничего лучшего не придумал, – сказал он себе, наблюдая за Вилли у плиты; масло в сковороде уже зашкворчало.
– А я представлял, у нас будет яичница-болтушка.
– Болтушку так и делают. – Голос Вилли звучал натянуто.
– Черта с два, – отрезал Скраггер. – Да будет тебе известно, что берется вода или немного молока, что…
– Разрази меня гром! – взорвался Вилли. – Если не хочешь… Scheisse! Извини, совсем не хотел на тебя кидаться, Скрэг. Извини.
– Да я сам как на иголках, приятель. Ясное дело.
– Так… э-э… так ее готовила моя мама. Яйца разбиваешь на сковородку как есть, не перемешивая, когда белок побелеет, быстро-быстро добавляешь чуть-чуть молока и все перемешиваешь, и белок остается белым, а желток желтым… – Вилли чувствовал, что не может остановиться. Он плохо спал, его мучили кошмары, одолевали тяжелые предчувствия, и сейчас, на рассвете, бодрости не прибавилось.
«Зеленая повязка» в углу шевельнулся, разбуженный запахом масла на сковороде, зевнул, сонно кивнул им, устроился поудобнее и снова заснул. Когда чайник вскипел, Скраггер сделал себе чаю и взглянул на часы: 5.56. За спиной открылась дверь, и в кухню вошел Восси, отряхивая зонт.
– Привет, Скрэг! Эй, Вилли, мне, значит, кофе, глазунью из пары яиц, обжаренную с двух сторон – смотри не пережарь! – и к ней хрустящего бекона и картофельный оладышек.
– Ага, смотри не обожрись!
Они рассмеялись; от тревожного ожидания у всех немного кружилась голова. Скраггер опять взглянул на часы. Да прекрати ты! Прекрати, приказал он себе. Ты должен сохранять спокойствие, тогда и они будут спокойны. Нетрудно заметить, что оба сейчас на грани срыва.
Ковисс. 06.24. Мак-Айвер и Локарт были на диспетчерской вышке, глядя через стекло на дождь и плотные тучи. Оба были в летной форме; Мак-Айвер сидел перед ВЧ-радиостанцией, Локарт стоял у окна. Свет они не включали – только красные и зеленые огоньки работающего оборудования. Никаких звуков, кроме приятного гудения аппаратуры и совсем неприятных завываний ветра снаружи, гуляющего по разбитым окнам и гремящего опорами антенн.
Локарт взглянул на определитель скорости ветра. Двенадцать метров в секунду, порывами до пятнадцати. У ангаров два механика мыли два и без того чистых 212-х и 206-й, который Мак-Айвер пригнал из Тегерана. Окна кухни ярко горели. Всем конторским служащим и подсобным рабочим, кроме самой необходимой кухонной команды, Мак-Айвер предоставил на пятницу выходной. После шока, который они испытали при мгновенном осуждении и казни Эсвандиари за «коррупцию», уговаривать никого не пришлось.
Локарт перевел взгляд на часы. Секундная стрелка передвигалась с бесконечной медлительностью. Внизу мимо проехал грузовик. За ним еще один. Теперь часы показывали ровно половину седьмого.
– Сьерра Один, говорит Ленге. – Скраггер вышел на связь как было условлено. Мак-Айвер испытал огромное облегчение. Локарт помрачнел еще больше.
– Ленге, говорит Сьерра Один, слышу вас пять на пять, – раздался голос Скота из Эль-Шаргаза. Код «Сьерра Один» означал представительство их компании в аэропорту Эль-Шаргаза: Гаваллан не хотел привлекать к Эль-Шаргазу никакого дополнительного внимания.
Мак-Айвер щелкнул переключателем:
– Сьерра Один, говорит Ковисс.
– Ковисс, говорит Сьерра Один, слышу вас четыре на пять.
– Сьерра Один, говорит Бендер-Делам. – Оба услышали, как дрожит голос Руди.
– Бендер-Делам, говорит Сьерра Один, слышу вас два на пять.
Теперь в динамике был слышен только треск помех. Мак-Айвер вытер ладони.
– Пока все нормально. – Кофе в его чашке давно остыл и был ужасным на вкус, но он все равно его допил.
– Руди, судя по голосу, сильно нервничает, – заметил Локарт.
– Уверен, и у меня голос был такой же. И у Скрэга. – Мак-Айвер испытующе посмотрел на Локарта, тревожась за него.
Локарт отвернулся, не встречаясь с ним глазами, молча подошел к электрическому чайнику и воткнул шнур в розетку. На столе стояли четыре телефона: два для внутренней связи и два для внешней. Несмотря на данное себе слово, Локарт поднял трубку с одного из внешних аппаратов, потом – с другого. Оба телефона по-прежнему не работали. Молчат как мертвые уже несколько дней. Мертвые, как и я сам. С Шахразадой никак не связаться, и почты нет.
– В Эль-Шаргазе есть канадское консульство, – грубо бросил Мак-Айвер. – Они могли бы связаться с Тегераном оттуда, если хочешь.
– Конечно. – Порыв ветра загремел фанерой, временно вставленной в разбитое окно. Локарт не обращал никакого внимания на то, что делалось снаружи, все его мысли были заняты Шахразадой, и он молил Бога, чтобы она присоединилась к нему. Присоединилась к нему для чего? Чайник засвистел. Он стоял и смотрел на него. С тех пор как он закрыл за собой дверь тегеранской квартиры, он запретил себе думать о будущем. Ночью думы возвращались, стремительно заполняя сознание, как он ни старался этому помешать.