Жэнь-гуа не огорчался, что придется начать все заново, ибо знал, что дело растянется на века. Он был лишь слегка раздражен ненужной задержкой и тем, что была упущена прекрасная возможность.
Ладно, сейчас самое главное Кантон, напомнил он себе. Прежде всего нужно выкупить наш любимый Кантон. Какой минимальной суммы следует добиваться? Какой?..
Струан весь кипел внутри. Он ожидал, что Жэнь-гуа возьмет один дим сум с креветками и предложит ему, держа на весу. Должен ли я заключить, спрашивал он себя, что старику не известно о том, что У Квок использовал первую из четырех монет? Он ведь не может не понимать, что означают поданные к столу дим сум? Гляди в оба, парень.
– Многа бум-бум колабаль, хейа? – произнес Жэнь-гуа после долгого молчания.
– Много еще у Лонгстаффа есть, беспокойся нет. Очень плохо, когда мандарин худой голова иметь.
– Ай-йа, – закивал Жэнь-гуа. – Мандалин Цзинсо сильно худой голова есть. Импелатол говолить одинаковый, что Тисэнь. – Старик провел пальцем по горлу и рассмеялся. – Пффт! Когда Лонстаф уступать нет, война есть – толговать нет.
– Война есть, торговлю брать можно. Лонгстафф сильно злой есть.
– Скок’ка таэлей помогать сильно злой доблый есть, хейа? – Жэнь-гуа спрятал руки в рукава своего шелкового халата, откинулся на спинку стула и терпеливо ждал.
– Не знаю. Сто лаков, может.
Жэнь-гуа знал, что сократить эту сумму вдвое, к общему удовлетворению, не составит труда. А пятьдесят лаков для Кантона не так уж разорительно, если учесть, что город беззащитен. Но тем не менее изобразил на лице ужас. И тут же услышал, как Струан сказал:
– Добавить сто лаков. Выкуп.
– Добавить сто чего? – Теперь ужас старика был неподдельным.
– Выкуп мне, – резко произнес Струан. – Нет нравится награда за голову моей рабыни и моих чилло маленький. Мандарин Цзинсо очень сильно плохой.
– Наглада за голова чилло? Ай-йа! Оч-чень сильно плохой господа мать мандалин, оч-чень! – возмутился Жэнь-гуа, притворяясь удивленным.
Он молча возблагодарил свой йосс за то, что вовремя услышал про назначенную награду и сумел быстро и толково все уладить: сразу же известил через посредника английскую шлюху – а значит, и Струана – на случай, если кто-нибудь попытается получить деньги за Мэй-мэй и ее детей прежде, чем они будут в безопасности.
– Жэнь-гуа устлоит! Нет беспокойся, хейа? Жэнь-гуа устлоит для длуг челез несколько день всего. Очень господа мать мандалин Цзинсо. Плохо, плохо, плохо.
– Сильно плохо, – кивнул Струан. – Трудно устроить, может, много лак нужно. Поэтому нет добавить сто лак. Добавить двести лак!
– Жэнь-гуа устлоит для длуг, – успокаивая его, повторил китаец. – Нет добавить сто, нет добавить двести! Устлоить сильно быстло мозна. – Он довольно улыбнулся тому идеальному решению, которое нашел и уже начал осуществлять. – Оч-чень простой. Писать длугой имя на список Цзинсо. Одноглазый колова чилло и два колова чилло маленький.
– Что?! – взорвался Струан.
– Почему плохо, хейа? – Что, во имя Неба, здесь не так, удивленно спрашивал себя Жэнь-гуа. Он подготовил простую замену: никчемная варварская женщина и две никчемные девочки, принадлежащие человеку, который поклялся уничтожить Струана, в обмен на безопасность его собственной семьи. Что здесь может быть не так? Кто в состоянии понять разум варвара?
Во имя Господа, думал Струан, как ты сможешь когда-либо научиться понимать этих языческих дьяволов?
– Нет нравится список, – сказал он вслух. – Нет мой чилло, нет Одноглазый Дьявол чилло, нет никакой чилло. Очень сильно плохо.
Разумеется, похищение – ужасная вещь, ужасная, мысленно согласился Жэнь-гуа, который и сам жил в постоянном страхе, что его детей или детей его детей похитят, чтобы запросить за них выкуп. Но чьи-то имена все равно должны быть внесены в список. Вот только чьи же?
– Жэнь-гуа нет писать колова чилло на список, ладна. Я устлоить. Ладна, хейа?
– Двести лак мой налог, добавить, ладно.
Жэнь-гуа сделал глоток чая из чашки:
– Завтла кохонг Лонстаф говолить, мозна?
– Цзинсо можно.
– Цзинсо добавить кохонг, хейа?
– Завтра Цзинсо можно. Следующий день кохонг можно. Говорить, сколько таэлей. Пока говорить, мы чай покупать-продавать можно.
– Говолить конец, толговать мозна.
– Говорить торговать сразу можно.
Жэнь-гуа спорил, умолял, рвал на себе волосы и в конце концов уступил. Он уже получил согласие Цзинсо немедленно открыть торговлю и передал ему половину установленной мзды. Они договорились, что вторая половина будет выплачена через шесть месяцев. И Жэнь-гуа уже подсказал наместнику сохраняющее лицо извинение, которым Цзинсо воспользуется, чтобы защитить себя от гнева императора за неповиновение приказам Сына Неба: переговоры следовало затягивать до тех пор, пока последний корабль не будет загружен чаем и пока не будет выплачен последний таэль серебра, после чего Цзинсо сразу же нападет на поселение, сожжет и разграбит его, пошлет брандеры против торговых кораблей варваров и очистит от них Жемчужную реку. Торговля убаюкает европейских дикарей, и они поверят, что им ничто не грозит; к тому же торговля даст китайцам время стянуть к Кантону подкрепления, в которых они так очевидно нуждались. Таким образом, варвары окажутся беззащитными, и Цзинсо одержит великую победу.
Жэнь-гуа мысленно поцокал языком, восхищаясь изяществом своего плана. Он-то знал, что варвары будут далеко не беззащитны. И что налет на поселение приведет их в ярость. И тогда они немедленно двинутся на север и через Бэйхэ подойдут к Пекину. А в тот момент, когда их флот появится в устье Бэйхэ, император запросит мира, и старый договор опять вступит в силу. Совершенный договор. Это произойдет, потому что «совершенный» договор нужен тайпану, а Грозный Пенис – всего лишь пес тайпана.
И таким образом мне удастся избавить наш любимый Кантон от выкупа сейчас и не придется платить вторую половину мзды через полгода, потому что Цзинсо и его семья, разумеется, уже подведены за руку к самому краю могилы, где им и место, – да будет этот мерзкий ростовщик из провинции Фуцзянь немощным на те несколько месяцев, что еще остались ему на этой земле! «Выкуп», который придется изыскать, чтобы умилостивить сейчас императора, а позже – варваров, сложится из прибыли от продажи чая, шелка и опиума в этом году. И немало еще останется. Поистине, жизнь полна радостей и захватывающей остроты!
– Нет волноваться чилло, хейа? Жэнь-гуа устлоить.
Струан поднялся на ноги:
– Добавить двести лак, мой налог. – Потом прибавил с любезной улыбкой: – Жэнь-гуа говорить Цзинсо: «Трогать один волос корова чилло мой, тайпан приводить огнедышащий морской дракон. Съест Кантон, беспокойся нет!»
Жэнь-гуа улыбнулся, но по спине у него побежали мурашки от этой угрозы. Он сыпал проклятиями всю дорогу домой. Теперь мне придется нанять еще больше шпионов и охранников и потратить еще больше денег, чтобы оберегать детей Струана. Не только от явных похитителей – да поглотит земля этих скотоложцев! – но и от любого бродяги, который в глупости своей решит, что может легко заработать. О горе, горе!
Поэтому, очутившись в безопасности своего дома, он наградил пинками свою любимую наложницу и раздавил тисками большие пальцы двум девушкам-рабыням, после чего почувствовал себя гораздо лучше. Некоторое время спустя он потихоньку выскользнул из дому и отправился в место тайных собраний, где сменил свой халат на багряное церемониальное облачение. Он был тай шань чу – верховным руководителем общества Хунмэнь в Южном Китае. Вместе с нижестоящими руководителями он выслушал первое донесение от недавно образованной гонконгской ложи. И утвердил Гордона Чэня ее главой.
Итак, к восторженной радости и облегчению китайских купцов и европейских коммерсантов, торговля возобновилась. Все солдаты, кроме отряда в пятьдесят человек, были отосланы назад на Гонконг. Туда же вернулся и флот. Только корабль флота ее величества «Немезида» продолжал патрулировать реку, изучая подходы к Кантону и нанося на карту все протоки и рукава, которые ему попадались.
А в поселении и на морских путях от Вампоа все бурлило от яростного соперничества, не прекращавшегося ни днем ни ночью. Торговые корабли следовало подготовить для такого нежного товара, как чай: заново покрасить трюмы, вычистить льяла и привести их в порядок. Нужно было запастись провизией на весь долгий путь домой. Разобраться с распределением грузового пространства.
Торговцы, не имевшие собственных кораблей, а таких набиралось немало, осаждали судовладельцев и дрались за лучшие грузовые места на самых быстрых и надежных судах. Цены за фрахт устанавливались сумасшедшие, но принимались сразу и без возражений.
Торговцы, не имевшие собственных кораблей, а таких набиралось немало, осаждали судовладельцев и дрались за лучшие грузовые места на самых быстрых и надежных судах. Цены за фрахт устанавливались сумасшедшие, но принимались сразу и без возражений.
Благородный Дом и «Брок и сыновья» всегда приобретали много чая, шелка и пряностей для себя. Однако, будучи людьми практичными, и Струаны, и Броки перевозили также и чужой груз, выступая не только перевозчиками, но и маклерами, банкирами, агентами на комиссии как по пути в Англию, так и обратно. На обратном пути они даже старались взять чей-то попутный груз: большей частью это были хлопчатобумажные ткани, пряжа, спиртные напитки, а в общем, все, что производила промышленность Англии, плюс любой товар, который, по мнению его владельца, мог найти сбыт на Востоке. Иногда другие английские фирмы передавали им свои корабли с грузом на консигнацию, и они принимали на себя обязательство распродать его в Азии, каким бы он ни был, и, опять же за комиссионные, подыскивали на эти корабли груз для отправки в Англию. Сами Струаны и Броки везли на Восток только опиум, пушки, порох, ядра и картечь.
Начало переходить из рук в руки серебро, и Струан с Броком заработали небольшие состояния, снабжая других торговцев наличными под чеки, выписанные на лондонские банки. Правда, по условиям договора серебро передавалось не раньше чем через сутки после того, как корабль и его груз благополучно проходили через Богве и оказывались в открытом море.
В этом году Струан не стал слушать советов Робба и придержал все грузовое пространство «Голубого облака» для одного лишь Благородного Дома, оставив себе весь закупленный компанией чай и шелк. Четыреста пятьдесят девять тысяч фунтов чая, бережно упакованного в пятидесятифунтовые ящики, обшитые изнутри кедровыми планками, и пять с половиной тысяч штук шелка начали круглосуточно заполнять трюмы клипера: шестьсот тысяч фунтов стерлингов при условии благополучной доставки в Лондон – если корабль придет первым; сто шестьдесят тысяч фунтов чистой прибыли – если корабль придет первым.
«Серая ведьма» Брока в этом году тоже взяла на борт только груз своей компании. Клипер должен был доставить в столицу Англии полмиллиона фунтов чая и четыре тысячи штук шелка. Как и Струан, Брок знал, что теперь не будет спать спокойно, пока пакетбот не доставит ему через полгода весть о благополучном прибытии корабля в Лондон – и о благополучной распродаже товара.
Лонгстафф сиял от гордости: ведь это он и никто другой с такой легкостью добился возобновления торговли и заставил наместника Цзинсо лично сесть с ним за стол переговоров. «Но, мой дорогой адмирал, зачем же еще я бы отсылал эти три депутации, ну? Все дело в лице. Нужно понимать „лицо“ и образ мыслей этих язычников. Переговоры и торговля почти без единого выстрела! А торговля, мой дорогой сэр, торговля – это для Англии главный источник жизненной силы».
Он отменил штурм Кантона, чем еще больше обозлил и армию, и флот. Он повторил военным то, что, как напомнил ему Струан, он, Лонгстафф, сам часто говаривал в прошлом: «Мы должны быть великодушны к побежденным, джентльмены. Должны защищать слабых и кротких. Англия не может строить свою торговлю на крови беззащитных, ну? Переговоры закончатся через несколько дней, и Азия будет усмирена раз и навсегда».
Но переговоры не закончились. Струан хорошо понимал, что они и не могут закончиться в Кантоне. Только в Пекине или у ворот Пекина. К тому же он пока и не нуждался в их завершении. Сейчас его интересовала одна лишь торговля. Было жизненно необходимо закупить чай и шелк этого года и сбыть весь доставленный на Восток опиум. Прибыль от торговли в этом сезоне поможет всем китайским торговцам восполнить потери предыдущих лет. Прибыль вернет им надежду, и тогда они решат остаться здесь еще на год и постараются расширить дело. А расширяться теперь можно только на Гонконге. Прибыль и торговля дадут англичанам столь нужное им время. Время построить пакгаузы, причалы и дома на их новом островном приюте. Время до лета, когда ветры позволят флоту вновь двинуться на север. Время переждать любую непогоду и дотянуть до нового торгового сезона в будущем году. Время и деньги, чтобы обезопасить Гонконг и сделать его открытой дверью в Азию.
Поэтому Струан всячески охлаждал восторженное нетерпение Лонгстаффа и затягивал переговоры, ввязавшись тем временем в отчаянную конкуренцию с Броком за лучший чай и шелк, за наиболее выгодные фрахтовые контракты. Нужно было загрузить и отправить восемнадцать клиперов. Решить проблемы восемнадцати команд и восемнадцати капитанов.
Брок первым закончил погрузку «Серой ведьмы», и корабль полетел вниз по реке с переполненными трюмами. Последний грузовой люк на «Голубом облаке» был задраен на полдня позже, и клипер Струана бросился следом. Гонка началась.
Горт громко возмущался и негодовал, потому что его корабль отправился в плавание с новым капитаном, но Брок был неумолим.
– С такой раной, как у тебя, ничего путного из твоего капитанства не выйдет, к тому же ты понадобишься мне здесь.
Горт подчинился и решил, что должен стать тайпаном до срока. Тайпаном над всеми тайпанами, клянусь Богом! Он отправился на «Немезиду». С тех пор как корабль, дымя трубой, вошел в гавань, он проводил на нем все свое свободное время. Учился управлять им, драться на нем, узнавал его возможности, достоинства и недостатки. Потому что понимал, как понимал и его отец, что «Немезида» означала смерть паруса – и, если поможет йосс, смерть Благородного Дома. Им обоим было известно, с каким отвращением Струан относится к пароходам, и, хотя они понимали, что переход от парусников к пароходам сопряжен для их компании с огромным риском, они решили крупно поставить на будущее. С тем же ветром и с тем же отливом, которые «Немезида» преодолела на пути в гавань Гонконга, в Англию отправился пакетбот. Корабль уносил с собой письмо Брока его сыну Моргану. В этом письме отменялся сделанный ранее заказ на два клипера, вместо них Брок распорядился заложить первые два судна новой пароходной линии компании «Брок и сыновья». «Ориент куин лайн».
– Тайпан, – раздался в темноте голос Мэй-мэй: они лежали на уютной кровати в их спальне, – могу я съездить в Макао? На несколько дней? Детей я возьму с собой.
– Тебе надоела жизнь в поселении?
– Нет. Только трудно здесь без всех моих одеждов и детских игрушек. Всего на несколько дней, хейа?
– Я уже говорил тебе о том, что за вас назначена награда, и я…
Она остановила поток его слов поцелуем и теснее прижалась к его теплому телу:
– Ты так приятно пахнешь.
– Ты тоже.
– Эта Мэ-ри Син-клер. Она мне понравилась.
– Она… она очень смелая девушка.
– Странно, что ты послал женщину. Это на тебя не похоже.
– У меня не было времени искать кого-то другого.
– Она фантастически хорошо говорит на кантонском и мандаринском.
– Это тайна для всех. Ты никому не должна говорить об этом.
– Конечно, тайпан.
Темнота сгустилась для них, и на время каждый погрузился в свои сокровенные мысли.
– Ты всегда спал без одеждов? – спросила она.
– Да.
– Как же у тебя нет простуды?
– Не знаю. В горах Шотландии холоднее, чем здесь. В отрочестве я был очень беден.
– Что такое «отрочество»?
– Детские годы.
Она улыбнулась:
– Мне нравится думать о тебе как о маленьком. Но теперь ты больше не бедный. И две из трех вещей уже осуществились. Не так ли?
– Каких вещей? – спросил он, вдыхая ее тонкий аромат и ощущая кожей гладкий шелк ее ночной рубашки.
– Первая была – перевезти серебро, помнишь? Вторая – отвести от Гонконга все опасности. А какая третья?
Она повернулась к нему и положила ногу поверх его ноги. Он продолжал лежать неподвижно; через шелк он чувствовал прикосновение ее бедра и ждал с внезапно пересохшим горлом.
– Безопасность Гонконга еще под вопросом, – выговорил он.
Ее рука отправилась путешествовать по его телу.
– Вы торговали в этом году, значит этот вопрос решен, разве нет? Так что вторая вещь скоро осуществится.
– Если йосс будет к нам благосклонен.
Его рука неторопливо приподняла ее рубашку и заскользила по нежной коже. Он помог Мэй-мэй раздеться, зажег свечу и откинул шелковые простыни в сторону. Он смотрел на нее, завороженный загадочной, чудесной красотой ее тела, напоминающего своей ровной, светящейся прозрачностью растаявший фаянс.
– О, это волнует меня – когда ты смотришь вот так, а я знаю, что нравлюсь тебе.
И они предались любви – неспешно, с томной негой.
Позднее она спросила:
– Когда ты намерен вернуться на Гонконг?
– Через десять дней. – Десять дней, подумал он. Потом я отберу для нас людей У Квока в Абердине, а на следующий вечер – бал.