— Кто? — замороченно уставился на собеседника Клифт.
— Понятно, кто. Мировая закулиса. Жиды!
— A-а… нуда, — согласился Клифт. — Прямо разжимали зубы и насильно водку в горло вливали!
Охранник неприязненно глянул на собеседника, оценил дорогой костюм, поджал губы:
— А вы, значит, тоже из этих…
— Из жидов? — подсказал Клифт.
— Из представителей компрадорской буржуазии. — И напустил на себя официальный вид. — Все сведения — в администрации академии. Обращайтесь туда. — И добавил мстительно: — Только у них сейчас обеденный перерыв!
Уже поняв, с кем имеет дело, Клифт достал бумажник, протянул охраннику тысячную:
— Ладно, отец, не кипятись… Мы ж не на митинге.
Отставник взял деньги, с отвращением посмотрел на купюру, спрятал в карман, пояснил сухо:
— Пройдешь на первый этаж. Там кафедра анатомии. Туда все трупы привозят. Спросишь старшего препаратора Свиридова. Он тебе все объяснит.
Клифт шагнул в прохладный вестибюль, огляделся по сторонам. Гардеробная с пустыми вешалками, номерками на крючках. Справа, слева — длинные коридоры, уходящие в глубь здания, ряды выкрашенных белым дверей. Над тем, что слева, выпиленными из пенопласта буквами выложено: «Кафедра топографической анатомии». Над правым — просто «Кафедра анатомии».
Поразмыслив секунду, Клифт отверг «топографическую», ассоциировавшуюся у него с географическими картами, и прошел в коридор, где располагалась нормальная анатомия.
Здесь стоял крепкий, до першения в горле, запах формалина. По стенам висели портреты каких-то докторов, которые смотрели на непрошеного визитера строго и осуждающе, а также многочисленные плакаты, изображавшие людей с содранной кожей, обнаженными мышцами и пучками кровеносных сосудов.
Неожиданно одна из многочисленных дверей распахнулась, и в коридор вышел старичок — низенький, согбенный в плечах, обряженный в чистый медицинский халат и крахмальный поварской колпак на седенькой голове.
— Чем обязан? — обратился он к Клифту.
— Да ничем, собственно… Я Свиридова ищу, старшего препаратора.
— К вашим услугам, — со старомодной вежливостью отрекомендовался старик.
Клифт замялся, не зная, как изложить суть дела.
— Жутковато тут у вас, — начал он, указав рукой на плакаты. — Не для слабонервных!
— А слабонервным делать нечего в медицине! — строго изрек препаратор. — Вот, читайте, — в свою очередь, указал он на надпись большими буквами на стене: — «Hic docere mortuis viventes». Что означает: «Здесь мертвые учат живых».
Клифт склонил голову уважительно. Потом предложил:
— Где бы нам с вами присесть и переговорить по важному для меня делу?
Старик распахнул ближайшую дверь:
— Прошу!
Перешагнув порог, Клифт замер в растерянности. Он ожидал увидеть кабинет с привычной атрибутикой — офисной мебелью, оргтехникой. Здесь же посреди комнаты стоял массивный стол из оцинкованного железа. И то, что лежало на этом столе, при ближайшем рассмотрении ввергало в трепет. Это было человеческое туловище, вернее, торс, без головы и без рук, с зияющей грудной клеткой. Там, будто во чреве робота, тянулись, переплетаясь причудливо, провода синего и красного цветов.
— Что это? — уставился на расчлененные останки Клифт.
— А, это… — небрежно махнул рукой старичок. — Демонстрационный препарат.
— A-а… почему там провода?!
— Да не провода это, — досадливо поморщился хозяин кабинета. — Кровеносные сосуды. Мы красим их для наглядности. Методика очень простая. В бедренную артерию трупа заливается жидкий латекс красного цвета, в вену — синего. Затем латекс застывает. Я препарирую, отсекая все лишние ткани, выделяю кровеносную систему. Студенты смотрят, запоминают. Могут любую веточку артерии или вены руками потрогать. Позже, когда начнут оперировать, им эти знания очень пригодятся.
Клифт уже с уважением посмотрел на то, что некогда было живым человеком.
— А я к вам, собственно, по такому же поводу, — приступил он к делу, после чего изложил все ту же историю о непутевом двоюродном брате.
Препаратор, нахмурившись, выслушал.
— Надо по накладным посмотреть, — сообщил он. — К нам таких часто привозят. Бомжей, психбольных, уголовников из тюрьмы. И, скажу я вам откровенно, — доверительно склонился старик к собеседнику, — нередко такое посмертное служение науке — единственный благородный поступок этих людей за всю предыдущую непутевую жизнь!
— Вот и мой брат был… скажем так, не самых честных правил, — грустно подтвердил Клифт, отчетливо представляя, что и его собственным бренным останкам, возможно вполне, предстоит возлежать со временем на таком же вот цинковом столе, как безродному. — Мамаша ко мне его обратилась. Найди, дескать, родную кровинушку. Я, грит, его по-человечески похороню, на могилку его приходить стану… Как бы нам с вами, любезный, договориться и родственничка моего отсюда к мамаше отправить?
— Что вы, что вы! — замахал руками старик. — Это совершенно невозможно! Труп, попавший сюда, уже не тело, а учебное пособие. За него, к вашему сведению, уже и деньги из бюджета медакадемии уплачены. Это же подсудное дело!
— Все расходы я компенсирую! — достал Клифт бумажник, в котором оставалось еще достаточно сдернутых в свое время у заместителей денег. И продемонстрировал препаратору толстую пачку купюр.
Тот с интересом на нее посмотрел.
— Разве что так, — протянул нерешительно. А потом встрепенулся: — Когда, говорите, родственник ваш к нам поступил?
Клифт протянул ему клочок бумажки, выданной в морге.
Старик взглянул на дату, подошел к компьютеру, потыкал в клавиатуру пальцем, пошарил мышкой по вспыхнувшему монитору. И обернулся к гостю, покачав головой с сожалением.
— Вы уже опоздали, милейший. Тела, как такового, уже нет.
Клифт заволновался:
— Как это нет? — А потом, уставившись на жуткий препарат на столе, догадался. — Вы его что, уже… на запчасти разобрали? — И указал дрожащим пальцем: — А это — не он?
— Ну, не то чтобы разобрали, — пожал плечами старичок. — Скорее, наоборот. Я его только вчера собирать закончил. Но, увы, не в том виде, в каком его можно предъявить близким родственникам…
— Покажите! — решительно потребовал Клифт.
Препаратор достал из ящика стола связку ключей и кивнул гостю:
— Пойдемте.
Проведя визитера все тем же длинным полутемным коридором, он в самом конце его отпер обитую железом дверь. Первым шагнул за порог, включил свет. И указал на что-то в глубине комнаты.
— Вот он!
Клифт глянул из-за плеча старичка. На него, скаля обнаженные зубы, смотрел пустыми провалами глазниц сияющий выбеленными, будто отполированными костями, укрепленный на подставке скелет.
19— Идиот! — орала следующим утром вдова нефтяного магната, указывая на скелет мужа пальцем. — И что я теперь должна с ЭТИМ делать? Милиции предъявить?!
— Полиции, — поправил ее машинально Клифт. Он стоял, растерянно теребя в руках чехол для перевозки костюма, в коем, к немалому изумлению и ужасу шофера Сереги, доставил бренные останки Жабина в багажнике джипа.
А потом перешел в наступление:
— Вы, дамочка, на меня так рот разеваете, будто это я вашего муженька кокнул. К тому же вся… э-э… арматура гражданина Жабина в целости и сохранности. Я по телевизору видел: ученые по одной косточке способны весь внешний вид животного воссоздать. Ну, там динозавра какого-нибудь, мастодонта или австралопитека. А тут у них — целый скелет! Восстановят внешность гражданина Жабина, вы его полиции и предъявите.
— Сам ты австралопитек безмозглый! — ярилась вдова. — Если бы ты, козел, труп моего мужа с чужими документами на вокзале не бросил, мы бы его давно похоронили честь по чести, а убийство на коммерческие разборки списали. А теперь?
Клифт вдруг хлопнул себя озаренно по лбу.
— Слушайте! А зачем нам вообще весь этот огород с предъявлением трупаков городить? Я ведь в настоящий момент кем де-факто являюсь? Вашим законным мужем. Вот и давайте все документы, связанные с разводом и передачей имущества, подпишу. Мне чужого не надо…
— А ты и подписи умеешь подделывать? — скептически глянула на него вдова. — В банках да нотариальных конторах образцы подписи моего мужа имеются. Там не такие, как в этой нефтяной компании, придурки сидят. Они тебя, мелкого афериста, вмиг раскусят!
— Ладно, придумаем что-нибудь, — пообещал Клифт и глянул на часы с облегчением. — Мне на работу пора. Дождись меня, дорогая. — И попытался примирительно, по-семейному, чмокнуть в щечку.
Та шарахнулась от него, как от чумного.
Покинув гостиницу, Клифт не знал, что, оставшись в одиночестве, «дорогая» сделала телефонный звонок. И прошептала в мобильник:
— Ал-ле… тут такое дело… Накладочка вышла. В общем, мне придется заказ повторить… Оплату, как всегда, гарантирую. По повышенной ставке — за срочность.
— Ал-ле… тут такое дело… Накладочка вышла. В общем, мне придется заказ повторить… Оплату, как всегда, гарантирую. По повышенной ставке — за срочность.
20В приемной офиса, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Клифта поджидал заместитель Борщев.
— Нам с вами, Юрий Степанович, надо прямо сейчас в арбитражный суд подъехать. Там очень важное для нашей компании дело рассматривается. И ваше присутствие, как гендиректора, просто необходимо.
Намеревавшийся в ближайший час рвануть в аэропорт и вылететь первым попавшимся рейсом куда-нибудь подальше от Южноуральска, Клифт скривился с досадой:
— Ч-черт… у меня важные дела запланированы. Ну что ж, раз надо — поехали!
С учетом предыдущего опыта Клифта, весьма специфического, суд он представлял себе как место малоприятное — с вооруженным конвоем, железной клеткой для подсудимого, строгой командой «Встать! Суд идет!».
Однако на этот раз все выглядело иначе.
Клетки в зале не было, конвоя тоже. Клифта с Борщевым усадили за длинный стол темной полировки, рядом расположился вышколенный шнырь, в очочках и с кипой документов — как оказалось, адвокат компании.
А вот давешний знакомый, директор колхоза «Рассвет» Виктор Николаевич Колесов, и впрямь походил на подсудимого. Вошел понурясь, не глядя по сторонам, никак не отреагировав на чистосердечное «здрассьте» Клифта.
Само заседание оказалось тягомотным и до зевоты скучным. Сперва судья, миловидная женщина в черной мантии, долго зачитывала какие-то маловразумительные для Клифта документы. Потом адвокат нефтяников, тасуя стопку бумаг, словно колоду карт, вещал что-то проникновенное о долгах и покупке активов.
Дали слово и Колесову.
Он поднялся, попытался пригладить непослушные вихры на затылке и заговорил вдруг страстно, с болью, выбиваясь из сонной тональности заседания:
— Это что ж получается, товарищи дорогие! С одной стороны, мы говорим, что хлеб — всему голова. С другой — он государству нашему вроде как и не нужен. Уж сколько нас, аграриев, душили, душили, а мы все живем. На ладан дышим, а сеем да пашем. Получается, что один с сошкой, а семеро с ложкой. И все вьются вокруг хозяйства. Энергетики, газовики, ростехнадзор, сельхознадзор, Госпожнадзор, налоговая… все надзирают! Нет чтобы помочь. Наоборот. Энергетики за малейший долг норовят рубильник отключить, провода отрезать. Газовики — вентиль перекрыть. И всем — дай, дай, дай! Штраф заплати, взятку сунь. Хоть деньгами, хоть поросенком… А хлеб закупают у нас по бросовым ценам. Я элитное семенное зерно за бесценок, как товарное, продаю. А что делать? С долгами надо рассчитываться! Теперь вот нефтяники. Дошло уже до того, что за тонну солярки пять тонн пшеницы надо отдать! Ну и черт с вами. Банкротьте. Будете потом пшеницу из Канады и Аргентины возить. Да только хлеб тот по цене золотой окажется. Вам никакой нефти, чтоб за него рассчитаться, не хватит.
Колесов сел и опять уставился в пустой стол прямо перед собой.
— Суд удаляется на совещание, — объявила девушка-секретарь.
— Эй, постойте-ка, — поднялся решительно Клифт. — Можно мне?
Судья благосклонно кивнула.
— Я, дело прошлое, сам-то не деревенский, — начал подрагивающим от волнения голосом Клифт. — А сейчас вот послушал представителя колхозного крестьянства и подумал: а ведь он прав!.. Да пошел ты! — отмахнулся он от Борщева, потянувшего его за рукав пиджака, и продолжил: — Короче, так. Банкротить колхоз «Рассвет» не надо.
— То есть вы хотите сказать, что нефтяная компания «Южуралнефть» отказывается от иска на отчуждение земель ЗАО «Колхоз «Рассвет»? — удивленно выгнула подбритые бровки судья.
— Точно, — подтвердил Клифт. — Че мы, в натуре, нелюди какие-то? Иск отзываем, а долги спишем. Не обеднеем. На одних банкетах сэкономим столько, что и колхозам, и детским домам хватит!
— Тогда вам нужно подписать отказ от претензий, — заключила судья.
Клифт, следуя указаниям секретаря («здесь и вот здесь!»), расписался в каких-то бумагах.
А потом вышел из зала суда, даже не оглянувшись.
На улице прыгнул в джип и скомандовал Сергею:
— В аэропорт. Быстро.
21То, что за ним следят, Клифт засек уже в Домодедово. Из Южноуральска он вылетел без проблем. Правда, почти без денег. Но это, как говорится, дело наживное. Пальчики-то ловкие всегда при нем!
Двух мордоворотов, облаченных в строгие черные костюмы, пристально вглядывавшихся в лица выходящих из терминала и на мгновение встретившихся с ним взглядами, Клифт сразу вычислил. Это у него профессиональное — ментов примечать. Иначе из зон бы не вылезал, срок за сроком мотая. Хотя, если честно, и отсидел в свое время немало…
Впрочем, сейчас его пасли совсем не менты, а, вероятнее всего, быки из службы безопасности нефтяной корпорации. Шутка ли — он им важную сделку сорвал. Да и на волне поднявшегося скандала наверняка докопались, что никакой он не Жабин. Расскажи кому — не поверят. Богатейшую нефтяную компанию заурядный жульман кинул! Неделю этими керосинщиками руководил, а они не допетрили. Скандал! Такое наверняка не прощается…
Мордовороты Клифта тоже мгновенно сфотографировали и опознали, рванулись за ним сквозь толпу.
Интересно, какой приказ они получили? Повязать, передать полиции? Вряд ли. Побоятся огласки, позора на весь белый свет. Тогда… тогда плохо дело. Сцапают, увезут и закопают в подмосковном лесочке. А то прямо на улице грохнут…
Клифт, выскочив на запруженную автотранспортом площадь перед аэровокзалом, оглянулся быстренько — нет ли хвоста? Есть, вот они, соколики, как ледоколы, людскую толчею рассекают. Один руку за пазухой держит. Там у него наверняка шпалер в кобуре под мышкой. Значит, прямо здесь, при всем честном народе, будут валить!
Клифт начал осматриваться в надежде подхватить такси или «левака». Надо же! То толпой набегают: «Командир, куда едем?» — а тут будто вымерли.
— Блямс!
На капоте ближайшего лимузина розочкой расцвела пулевая пробоина. Выстрела не услышал — значит, шмаляют из пистолета с глушителем. Вот отморозки! Здесь же кругом женщины, дети… Смазали, черти, потому что торопятся… И куда только полиция смотрит?!
Полиция! — осенило вдруг Клифта. Он круто развернулся и опять вбежал в зал ожидания. Здесь стрелять не должны — они же не самоубийцы!
Украдкой в ближайшую урну он выбросил паспорт Жабина. Теперь уже не понадобится. А потом стал прогуливаться, скользя профессиональным взглядом из-под опущенных век по толпе пассажиров. Мордовороты тоже здесь. Один на выходе мнется, перекрывая, другой следом волочится, глаз с Клифта не сводит.
Особенно густо кучковался народ у стоек регистрации. Клифт направил свои стопы туда. Так, теперь надо лоха найти. Из тех, что бумажники в задних карманах брюк держат. Человек этот должен не старым быть, служивого возраста. А поблизости — еще пара-тройка таких. Аккуратно подстриженных, со спортивной выправкой.
Вскоре он углядел то, что искал. Правда, то не парень был, а девица. С расстегнутой призывно сумочкой через плечо, к спине передвинутой. Прямо мечта карманника! Запускай руку, тащи бумажник!
Клифт, не раздумывая особо, так и сделал. Подошел, потоптался для виду, а потом — цап!
Его скрутили мгновенно. И когда парни спортивного вида, заломив жулику руки за спину, защелкнули на них стальные браслеты, тот, вопреки всему, лыбился вполне счастливо. И даже пробормотал с благодарностью:
— Чисто сработали, орлы! Прихватили с поличным. От души поздравляю!
Опера из отдела по борьбе с карманными кражами, естественно, по запарке не обратили никакого внимания на двух застывших в растерянности поодаль мордоворотов в строгих черных костюмах.
22Несколько дней спустя Клифт чифирил с братвой, сидя за длинным столом в камере следственного изолятора. Передавая кружку по кругу, разглядывал с улыбкой сокамерников, со многими из которых кентовался еще в прежние ходки. Леша-домушник, Расул-майданщик, Мотя Вайнштейн — катала, Ваха-барсеточник. Вот здоровяк Дима Иркутский — этот наверняка опять за гоп-стоп подсел.
И, не выдержав, сказал умиленно:
— Братцы! Как хорошо тут у вас, если б вы знали! И главное, все по-людски, все по-честному…
Павел Амнуэль ПОВОДЫРЬ
Он сидел в последнем ряду, и его почти не было видно за грузным широкоплечим мужчиной — Флоресом, с кафедры политологии, заглянувшим случайно, так он сам сказал, когда мы столкнулись в дверях. «Название у вашей лекции странное, доктор Голдберг, невычислимые функции. Я думал, что математика — это когда вычисляют».
Молодой человек, время от времени выглядывавший из-за плеча Флореса, смотрел на меня так, будто я был его врагом. Однажды — в середине лекции — обратив на него внимание, я не мог оторвать взгляда, и, когда он исчезал за спиной Флореса, мне казалось, что я продолжал его видеть. Странное ощущение, не из приятных, и отвлекало к тому же.