Вот и сейчас, вляпавшись неожиданно в масляную, покатившую вдруг, словно «Ламборджини» по немецкому автобану, жизнь, Клифт не расслаблялся ни на минуту. Предвидя отчетливо, что кончится эта кучерявая пора либо командировкой очередной на длительный срок, либо вообще деревянным прикидом под железной табличкой с номером в безымянной могиле, в каких неопознанные, невостребованные трупы за государственный счет хоронят.
А потому держал Клифт навостренные уши на стороже, а хвост — пистолетом.
И все-таки неожиданным для него оказалось то, каким будничным тоном доложила ему на следующий день в офисе секретарша по селекторной связи:
— Юрий Степанович! К вам супруга приехала.
— К-какая супруга? Чья супруга? — ошеломленно воззрился он на красный огонек, пламеневший над микрофоном аппарата.
— Да ваша, чья же еще! — не без ехидства, как показалось Клифту, пояснила Гиена Львовна.
«Приплыл», — успел тоскливо подумать Клифт и начал было оглядываться по сторонам затравленно — куда бы сейчас сквозануть, но тут дверь в его кабинет отворилась.
Блондинка среднего возраста, чуть полноватая, со следами былой красоты, благоухающая тонкими духами.
Клифт сразу понял, что принадлежит она другому, недоступному ему в обычных условиях миру. Обитающему в огороженных заборами виллах Рублевки, куда и домушникам-то соваться не след, а уж карманникам где и вовсе нечего делать — слишком бдительно стережет своих работодателей вымуштрованная охрана, да и к карманам да к сумочкам домовладельцев ни в жизнь не подступишься.
Клифт, намеревавшийся до того просто пройти мимо визитерши с каменным выражением лица и, пока начнутся разборки — что да как, спуститься в лифте, рвануть от этой нефтяной конторы подальше, вдруг обмяк за столом.
А дамочка глянула на него васильковыми, с поволокой глазами и, кажется, не удивившись ничуть, произнесла прищурившись:
— Ну, здравствуй, дорогой муженек!
А потом, глядя на столбом застывшего Клифта, выговорила сердито:
— Что ж ты не удосужился позвонить или хотя бы эсэ-мэску прислать, как доехал, как на новом месте обосновался?
«Что она несет? — лихорадочно соображал Клифт. — Почему не орет дурным голосом, мол, куда супостаты ее настоящего мужа дели? А может, она близорукая или вообще слепая, и подмену не разглядела пока ни хрена?»
— Э-э… занят был… — проблеял он, заметив через проем открытой двери, что столпились там набежавшие девчонки из секретариата и пялятся с жадным любопытством, хихикая в кулак, — шутка ли: жена босса приехала!
Однако супруга Жабина явно слепой не была. Она шагнула с распростертыми объятиями навстречу Клифту:
— Я так рада тебя видеть, дорогой!
«Дорогому» не оставалось ничего другого, как выйти из-за стола на ватных ногах и осторожно, словно авиабомбу с необезвреженным детонатором, приобнять визитершу. А та, щекотнув ему платиновым локоном ушко, шепнула чуть слышно:
— Расслабься, идиот! Морду радостную сострой. После все объяснишь…
Четверть часа спустя они ехали рядышком на заднем сиденье джипа. Клифт молчал, косясь на новоявленную жену, а та щебетала так, будто и впрямь была слепа и считала сидевшего рядом незнакомого мужика своим законным супругом:
— Я без предупреждения решила нагрянуть. Вдруг ты здесь… хи-хи… какую-нибудь молоденькую нашел! Знаю я вас, мужиков. За вами глаз да глаз нужен. А городок этот, Южноуральск, ничего. Цветов много на улицах, зелени. Я думала, грешным делом, тут одни трубы комбинатов разных дымят да нефтяные вышки на каждом шагу…
Клифт поддакивал замороченно, бормотал в ответ что-то невразумительное.
— Ладно, — указывая глазами на водителя, пресекла его потуги лже-жена, — дома поговорим.
Осмотрев гостиничные апартаменты, заключила снисходительно:
— Неплохо устроился.
А когда хлопотливая хозобслуга, всполошенная приездом супруги шефа, наконец оставила их одних, произнесла со вздохом:
— Ну, колись, муженек, куда ты моего засранца дел?
— К-кого? — непонимающе переспросил Клифт. Он стоял посреди гостиной, соображая судорожно: «Эта баба что, тоже самозванка? Аферистка-шантажистка? Но откуда она, стерва, то, что настоящего Жабина кокнули, пронюхала и чего теперь хочет? Сколько за молчание свое запросит?»
А дама между тем опустилась устало в мягкое кресло у низкого столика, отщипнула крупную виноградину от увесистой кисти в хрустальной вазе, положила в напомаженный ротик, передразнила сварливо:
— Кого-кого… Муженька моего настоящего. И за каким чертом ты его тут изображаешь?
— Мужа? Вашего? — тянул, медля с ответом, Клифт.
— Да моего, не твоего же, — усмехнулась гостья.
— Не понимаю, гражданка, о чем вы толкуете, — пошел в несознанку, будто на допросе у следователя, не имеющего железных улик, Клифт. — Я, если хотите знать, вообще холост. А вас в первый раз в жизни вижу!
— А я тебя, хрена моржового, тем более! — с недобрым прищуром заявила дама. — Я вот сейчас свистну челядь и прикажу ментов пригласить. И паспорт им покажу. А в нем, между прочим, штампик имеется. Удостоверяющий, что я, Ольга Игоревна, сочеталась с гражданином Жабиным законным браком… э-э… страшно подумать, пятнадцать лет назад! И учтите, господа полицейские, — обернулась она к воображаемым стражам закона, коих, слава Богу, пока в комнате не наблюдалось, — этот гражданин вовсе не мой муж. А стало быть, не Жабин Юрий Степанович, за которого его здесь все принимают!
Клифт, сообразив, что ломать комедию дальше бессмысленно, присел рядом на соседнем кресле, взял со стола сигареты, щелкнул зажигалкой, пустил дым в потолок. А потом поинтересовался с кривой улыбкой:
— Что ж ты сразу меня не сдала?
Дама похрустела очередной виноградиной на белоснежных зубах, ответила уклончиво:
— Да-а… Разобраться надо сперва… Хотя бы познакомиться для начала. Ты вообще, мать твою, кто?
— Я-а? — мусоля сигарету, пожал плечами Клифт. — Так, случайный пассажир на этом нефтяном танкере.
— А зовут тебя по-настоящему как?
— Арчибальд. Арчибальд Пантелеймонович Тараканов, — выдал без запинки первое пришедшее в голову карманник.
Дама хмыкнула понимающе:
— Ну и черт с тобой, Арчибальд. Ты мне, Пантелеймоныч, только честно скажи: муж-то мой благоверный где?
Клифт понял, что придется колоться. Придав лицу подобающее моменту печальное выражение, он произнес торжественно-скорбно:
— Крепитесь, мадам. Вашего супруга больше нет. — И торопливо добавил: — Но я к этому отношения не имею. Просто… оказался случайным свидетелем того, как некий злоумышленник всадил ему в сердце две пули. Ну, и вот… не преминул воспользоваться… Взял грех на душу… Решил, раз такая везуха, немного бабла срубить. Под его, как говорится, личиной.
Гостья встала, широко, с размахом перекрестилась:
— Ну, слава те, Господи. Свершилось, значит. А то я уж венок послала. Потом прослышала, что муженек мой жив и невредим, к руководству компанией приступил. И засомневалась было: неужто обманул меня, стервец? И за что я ему такие крутые бабки отвалила?
— Кому отвалила? — не мог взять в толк Клифт.
— Да киллеру. Который моего благоверного грохнул!
16Повидавший на своем веку всякого, Клифт все-таки был слегка ошарашен признанием гостьи. Понятно, что мир нынешний жесток, прагматичен и пуля становится последним аргументом не только в криминальных разборках, но и, как принято выражаться, в спорах хозяйствующих субъектов. Но чтоб жена… мужа…
Словно прочитавшую его мысли дамочку прорвало:
— А что бы любой на моем месте сделал?! — И указала на початую бутылку «Хеннеси» на столе: — Налей! — Глотнула из бокала, продолжила со слезами на глазах: — Выходишь девчонкой замуж за смазливого голодранца, родители у которого — никто, мазутные хари. Отмываешь его от барачной грязи, покупаешь ему высшее образование, в приличное общество вводишь. Пятнадцать лет на это, всю молодость тратишь. А он? Вместо благодарности за каждой юбкой бегать начинает. Да хрен бы с ним, если бы где-то в саунах со шмарами кувыркался. Так нет, развод затеял. Нашел себе какую-то шлюшку модельной внешности. Дескать, мне теперь по статусу жена молодая, красивая положена. Хрен тебе что положено! Ста-а-тус! Да если бы не папа мой, министр экономического развития при Ельцине, теплотрасса тебе была бы положена и жратва с помойки!
Клифт кивал сочувственно, утешал, как мог:
— Ну, вы тоже ничего еще… очень даже вполне симпатичная.
Гостья приложилась к бокалу, непроизвольным движением поправила белокурую прядь.
— Спасибо. Был бы папа жив, он бы это быдло неблагодарное, муженька моего, быстро на место поставил. А теперь вот самой… все вопросы решать пришлось. Он ведь, гад такой, все имущество хотел у меня отсудить. Не им, говнюком, нажитое. И коттедж на Рублевке, и виллу в Италии, другую недвижимость. Ну не скотина, а? И как прикажете поступить с этой скотиной?
Клифт кивал сочувственно, утешал, как мог:
— Ну, вы тоже ничего еще… очень даже вполне симпатичная.
Гостья приложилась к бокалу, непроизвольным движением поправила белокурую прядь.
— Спасибо. Был бы папа жив, он бы это быдло неблагодарное, муженька моего, быстро на место поставил. А теперь вот самой… все вопросы решать пришлось. Он ведь, гад такой, все имущество хотел у меня отсудить. Не им, говнюком, нажитое. И коттедж на Рублевке, и виллу в Италии, другую недвижимость. Ну не скотина, а? И как прикажете поступить с этой скотиной?
Клифт скорбно кивал, соглашаясь.
А дамочка, промокнув платочком уголки глаз, вдруг поинтересовалась совсем другим, деловым тоном:
— И как же мы с тобой, мелким жульманом, из этой ситуации выходить будем? Одно дело я — вдова безутешная, убиенного безвинно мужа единственная наследница. И совсем другое дело, когда супруг драгоценнейший, оказывается, жив, только он не муж мой на самом деле, а хрен знает кто?! Или мне и в самом деле в полицию обратиться?
— Ну, в полицию-то не стоит, — резонно заметил Клифт. — Я ведь им тоже вашу жалостливую историю рассказать могу. Про киллера, в частности…
— Да ничего ты не докажешь, жульман, — пренебрежительно махнула рукой гостья. — Я же все отрицать, естественно, буду. А вот на тебя убийство повесят. Ты, небось, и документы Жабина прихватил, и денежки? Сидишь тут на его месте, щеки надуваешь. Твой корыстный мотив налицо. А я что? Несчастная вдова, потерявшая единственного кормильца!
Клифт примирительно подлил ей в бокал:
— Думаю, мы это дело как-нибудь без полиции… утрясем. Я ведь ненадолго здесь. Завтра исчезну — только меня и видели. Я же на имущество ваше не претендую. Так, перекантовался здесь чуток, деньжат по-малой срубил. Должность-то все равно… вакантной была!
— Нет, похоже, ты тупой и не понимаешь, что натворил! — ощетинилась дамочка. — Нет тела — нет и преступления. И никакая я не вдова, а жена здравствующего гражданина Жабина. Где труп?
— Я его на лавочке на вокзале в Самаре оставил. С моими документами. Так что он теперь наверняка похоронен как Валерий Павлович Пузанев, то есть я. Родственниками не востребованный по причине отсутствия таковых.
— Ты ж, мать твою, Арчибальдом назвался!
— Это я так… нравилось в детстве мне это имя… — сконфузился Клифт.
— Короче, Арчибальд-хрен-тебя-знает-по-настоя-щему-как! Даю тебе сроку — один день. Прыгай в свой джип и лети в Самару. Чтобы завтра справка о смерти Юрия Петровича Жабина у меня на руках была. Не какого-то, на хрен, Пузанёва, а Жабина! Можешь тело его эксгумировать и сюда на опознание притащить.
— Ладно, попробую… — согласился Клифт. — Только, боюсь, одного дня мало будет…
— Правильно боишься, — отрезала гостья. — Потому что иначе мне придется ментам за отсутствием настоящего мужа твой труп предъявить.
17В ночь Клифт помчался в Самару и утром уже въезжал в город. У него хватило ума не торкаться в полицию, где наверняка бы начали задавать неприятные вопросы. Посмертную судьбу Жабина он решил выяснить в месте, которое убиенный, а казенным языком выражаясь, криминальный труп никак не мог миновать, — в морге бюро судебно-медицинской экспертизы.
Проще простого было бы выправить справку о смерти, но выпишут-то ее на Валерия Пузанёва! А жене Жабина подавай! Впрочем, и здесь Клифт придумал выход из положения. Найдет на кладбище могилу нефтяного магната, объяснит, что хочет тело погибшего в чужих краях перезахоронить на родине, поближе к родным могилам, и доставит эксгумированный труп в Южноуральск в лучшем виде. А там вдова пусть сама крутится, опознает да справки собирает. Он, Клифт, к тому времени уже далеко будет. С новыми документами.
Язык, как говорится, до Киева доведет, и вскоре с помощью шофера Сергея, поспрашивавшего всезнающих местных таксистов, подъехали к скорбному заведению. Располагалось оно в глубине двора, на задах многоэтажной городской больницы. Низкий домик из белого силикатного кирпича стыдливо прятался за кронами карагача и кустиками акации.
Напустив печаль на чело, Клифт неторопливо прошествовал к моргу. Ни дать ни взять — безутешный родственник, согбенный свалившимся горем.
На низком крылечке обители мертвых, сидя прямо на деревянных ступеньках, покуривал крепкий, худощавый мужик, облаченный в несвежий, заляпанный бурыми пятнами медицинский халат. Оглядев с ног до головы Клифта, вырядившегося по траурному поводу в дорогу-щий черный костюм, мужик сделал соответствующий вывод, поднялся и шагнул навстречу.
— Здравствуйте… Чем могу быть полезен?
Опасаясь пожимать руку, неизвестно чего касавшуюся в таком заведении, держа дистанцию, Клифт поинтересовался с достоинством:
— Вы доктор?
— Санитар здешний. — И пояснил торопливо: — Но если вам покойника обрядить, марафет навести — это ко мне. Я, блин, из любого трупака конфетку сделаю. В прошлый раз одного после ДТП привезли — жуть, как из мясорубки. А у меня он потом как живой в гробу лежал!
Клифт поморщился и, не без трепета заглядывая через плечо санитара в таинственное нутро мертвецкой, сказал осторожно:
— Мне бы… э-э… справочку навести. Узнать судьбу одного… мнэ-э… тела, где оно захоронено…
Мужик изобразил на лице глубокую озабоченность:
— Узнать-то, конечно, можно… Только дело это хлопотное. Журналы учета нужно поднять, опять же, в компьютер залезть… Да и вообще, посторонним знать про то не положено…
Клифт правильно оценил заминку и протянул мужику тысячерублевую купюру.
— Я не посторонний, я родственник. Ищу двоюродного брата.
— И где же это он у вас потерялся? — прищурился хитро мужик.
— Да здесь где-то. В Самаре. — Клифт доверительно склонился к санитару. — Я тебе честно скажу. Он у нас, брательник, то есть непутевым был. Пил, бомжевал. А теперь слух прошел — вроде помер.
— Фамилия-то брательника — как?
— Пузанёв. Валерий Павлович, — испытывая мистический трепет от того, что приходилось объявлять умершим себя, молвил Клифт.
— А когда крякнул?
Клифта покоробило такое неуважение к собственной персоне.
— Умер, — с нажимом произнес он, — мой брат где-то числа двадцатого июля. Неделю назад.
— Щас посмотрю, — пряча купюру в нагрудном кармашке халата, пообещал санитар и скрылся в глубине морга.
Судя по тому, что вновь он возник на крылечке через пару минут, задача по просмотру журналов оказалась не столь грандиозной, как представлялось санитару вначале.
— Вот, — протянул он клочок мятой бумажки, — нашел я концы твоего братана. Поступил… — заглянул он в обрывок листочка, — труп гражданина Пузанёва двадцать первого июля. Диагноз: огнестрельные пулевые ранения сердца. Вскрытие проводил врач-судмедэксперт Цирлинсон…
— Тело, тело где? — нетерпеливо перебил Клифт. — Где… э-э… мой братан похоронен?
— А его и не хоронили вовсе, — обескуражил в ответ санитар.
— То есть… где же он? — не мог уразуметь Клифт.
— В медакадемии. Мы туда безродные, невостребованные трупы сдаем.
— Зачем? — догадываясь уже, допытывался Клифт.
— Студентам для практики. Чтоб, значит, они на этих трупах анатомию изучали, оперировать учились. Так что дуй, парень, в медакадемию. Может быть, они брата твоего на запчасти, препараты то есть, еще не распотрошили…
18По причине летних каникул во дворе старинного, засаженного вековыми дубами и кленами здания медицинской академии было тенисто и тихо. У парадного входа лениво покуривал вахтер, облаченный в зеленую униформу.
Клифт обратился к нему, дыша запаленно — время-то поджимало!
— Слышь, командир! Куда тут у вас жмурики… ну, эти, которые для опытов, поступают?
Служивый — по внешнему виду отставник в майорском, не ниже, чине, строго поправил незваного визитера:
— Не для опытов, а для занятий студентов — будущих докторов. Для выработки у них практических навыков. А вам зачем о том знать?
— Да, слышь, командир, тут такое дело… Я в отъезде был, а братана моего двоюродного после смерти сюда, говорят, сдали…
— Пил? — вопросил строго вахтер.
— Кто? Я-а? — изумился Клифт.
— Да нет, брат твой.
— A-а… Ну да, было дело. Бомжевал, опустился совсем…
— Вот! — назидательно поднял палец отставник. — Типичный случай! Вымираем по миллиону в год. Споили народ, сволочи!
— Кто? — замороченно уставился на собеседника Клифт.
— Понятно, кто. Мировая закулиса. Жиды!
— A-а… нуда, — согласился Клифт. — Прямо разжимали зубы и насильно водку в горло вливали!
Охранник неприязненно глянул на собеседника, оценил дорогой костюм, поджал губы:
— А вы, значит, тоже из этих…
— Из жидов? — подсказал Клифт.
— Из представителей компрадорской буржуазии. — И напустил на себя официальный вид. — Все сведения — в администрации академии. Обращайтесь туда. — И добавил мстительно: — Только у них сейчас обеденный перерыв!