- Пальто не всегда сгорают, - говорит Вик.
- И даже если сгорят, то диски все равно огнестойкие, - отвечаю я. А потом усмехаюсь. - Мы усложнили им задачу, - говорю я Вику. - Все те люди, которых мы похоронили. - Но усмешка тает, когда я думаю, что офицеры будут выкапывать тела из земли, только чтобы раздеть их.
- Тот первый парень в реке, - вспоминает Вик. - Они заставили нас снять с него пальто, прежде чем избавиться от тела.
- Но, если мы не волнуем их, тогда почему их беспокоят наши данные? - спрашивает Элай.
- Смерть, - говорю я. - Это единственная вещь, которую они до сих пор не могут победить. И хотят знать о ней больше.
- Мы умираем, а они изучают, как это избежать, - голос Элая звучит сдержанно, как будто он думает не только о пальто, но еще о чем-то.
- Мне интересно, почему они не остановили нас, - продолжает Вик. - Ведь мы хоронили в течение нескольких недель.
- Не знаю, - говорю я, - может, им было интересно, как долго мы сможем продолжать.
Мгновение мы все молчим. Я откручиваю синие провода и прячу их, эти внутренности Общества, под камень. - Хотите, я и ваши исправлю тоже? - спрашиваю их, - Это не займет много времени.
Вик снимает свое пальто. Теперь, когда я знаю, где находятся синие провода, я могу сделать разрезы аккуратнее. Мне хватает всего нескольких небольших отверстий, чтобы вытащить их. Одно из отверстий располагается как раз в месте над сердцем, и я вынимаю диск.
- Как ты собираешься привести свое пальто в порядок? - одеваясь, интересуется Вик.
- Придется пока носить, как есть, придумаю что-нибудь попозже, – отвечаю я. Среди деревьев рядом с нами стоит сосна, источающая сок. Я зачерпываю немного и склеиваю в некоторых местах отрезанные куски материи. Запах соснового сока, резкий и землистый, напоминает мне другие, более высокие, сосны на Холме. – Мне, скорее всего, по-прежнему, будет тепло, если буду аккуратен с красными проводами.
Я тянусь к пальто Элая, но он удерживает его. – Нет, - говорит он. - Все нормально. Мне это не мешает.
- Как скажешь, - удивляюсь я, а потом, кажется, понимаю его. Крошечный диск - самая ценная вещь, которая, может быть, подарит нам бессмертие. Хоть это и не такой хороший способ, как сохранение образцов ткани, доступное для идеальных Граждан – их шанс снова вернуться к жизни, как только Общество изобретет нужную технологию.
Я вовсе не уверен, что они когда-нибудь найдут способ делать подобное. Даже Обществу не подвластно оживить человека. Правда только в том, что наши данные будут хранить вечно и превращать их в любые числа, необходимые Обществу. Это похоже на то, что Восстание сотворило с легендой о Лоцмане.
Я знаю о повстанцах и их лидере, сколько себя помню.
Но никогда не говорил об этом Кассии.
Ближе всего к этому я был тогда, когда мы находились на Холме, и я рассказывал ей историю о Сизифе. Не ту версию, которую изменили для Восстания, но другую, которая нравится мне больше всего. Мы с Кассией стояли в том густом зеленом лесу. У каждого из нас были в руках флажки. Я закончил рассказывать историю и собирался сказать что-то еще. Но она спросила меня о цвете моих глаз. В тот момент я осознал, что любить друг друга очень опасно – это почти, как участвовать в мятеже – и даже больше.
Я слышал отрывки из стихотворения Теннисона всю свою жизнь. Но в Ории, после того, как прочитал слова Теннисона по губам Кассии, я понял, что этот стих не принадлежал Восстанию. Поэт написал его не для них – он был сочинен задолго до начала правления Общества. То же самое случилось с историей о Сизифе. Она существовала еще до Восстания, до Общества или моего отца: все они утверждали, что она принадлежит им.
Когда я жил в Городке, занимаясь постоянно одними и теми же вещами, то тоже изменил историю. Я решил, что мысли в собственной голове значат гораздо больше, чем все остальное.
Я так и не сказал ей ни о том, что слышал тот стих раньше, ни о мятеже. Почему? Мы видели, что Общество пытается влезть в наши отношения. И, конечно же, нам не нужен был никто другой. Те стихи и истории, которыми мы делились друг с другом, могли означать только то, что мы хотели видеть в них. Мы могли выбирать наш собственный путь вместе.
Наконец-то мы замечаем знак Аномалий: то место, которое они использовали для восхождений. Земля у основания утеса усеяна голубыми частицами. Я склоняюсь, чтобы разглядеть ближе. На мгновение мне кажется, что это сломанные панцири каких-то чудесных насекомых. Голубые и темно-фиолетовые снизу. Раздавленные и смешанные с красной глиной.
А потом до меня доходит, что это ягоды можжевельника, растущего у стены. Они упали на землю и были растоптаны чьим-то сапогом, потом дождь размыл отпечатки, и сейчас их едва возможно разглядеть. Я обшариваю трещины в скале и металлические перекладины, по которым Аномалии взбирались вверх. Но веревки исчезли.
Глава 12. Кассия
Пока мы идем, я выискиваю какие-нибудь признаки того, что Кай проходил через это место. Но ничего не нахожу. Мы не видим ни отпечатков ботинок, ни признаков человеческой деятельности. Даже деревья здесь маленькие и чахлые, а одно из них имеет четкий темный рубец, как от удара молнией, проходящий прямо по центру ствола. Я чувствую себя такой же пораженной. Не смотря на то, что парень, сбежавший с нами в Каньон, говорил о недавно прошедших дождях, я, по-прежнему, надеялась обнаружить следы Кая.
И даже надеюсь найти доказательства того, что Восстание существует. Я уже было открыла рот, чтобы спросить Инди об этом, но что-то останавливает меня, и я отступаю. Я даже не знаю, как должен выглядеть знак мятежа, и что вообще ожидаю увидеть.
Вот и крохотный ручей, такой мелкий, что почти исчезает, когда мы с Инди одновременно наполняем наши фляжки из него. Он или пересыхает, или полностью впитывается в грунт, когда достигает края Каньона. Нетвердо ступая в темноте, я не заметила, где начался поток, он просто неожиданно появился перед глазами. На узких песчаных берегах валяются обломки леса, совершенно сухие, постепенно дрейфующие в другую, более крупную реку. Я не перестаю спрашивать себя, как бы все это могло выглядеть сверху, с высоты птичьего полета: сверкающая серебристая нить, словно выдернутая из материи одного из Ста Платьев, извивающаяся вдоль необъятных красных скал, известных как Каньон.
Сверху, мы с Инди смотрелись бы такими маленькими, что нас невозможно было бы разглядеть.
- Мне кажется, мы спустились совсем не в то ущелье, - говорю я Инди.
Сначала она ничего не отвечает - наклоняется, чтобы поднять с земли что-то хрупкое и серое. Показывает мне, осторожно держа в руках.
- Старое осиное гнездо, - говорю я, глядя на тонкие, как паутина, витки, густо переплетенные друг с другом.
- Выглядит, как морская ракушка, - открыв сумку, Инди аккуратно кладет туда заброшенное гнездо. - Ты хочешь попробовать выйти отсюда и начать сначала? – спрашивает она. - Пойти в другое ущелье?
Я раздумываю. Мы двигаемся уже почти сутки, запасы еды закончились. Мы съели большую часть нашего пайка, чтобы восполнить силы, потраченные на бег к Каньону. Я не хочу расходовать таблетки на обратный путь к началу ущелья. Особенно, если даже не знаю, что может преследовать или поджидать нас.
- Думаю, мы должны продолжать идти вперед, - наконец, говорю я. - Может быть, скоро мы найдем какой-нибудь след Кая.
Инди кивает, поднимает свою сумку и подбирает пару камней, острых, как нож - она постоянно носит их в течение всего нашего похода. Я делаю то же самое. Мы натыкаемся на отпечатки разных животных, хотя, по-прежнему, нет никаких следов Аномалий.
Мы не замечаем вообще никаких следов человека – живого или мертвого, Отклоненного или Аномалии, чиновника или повстанца.
В темноте этой ночи я сижу и сочиняю свой стих. Это занятие позволяет мне не думать о том, что я оставила позади.
Я пишу еще один вариант первой строчки.
Я не смогла отыскать путь, чтобы прилететь к тебе, и прошла пешком каждый шаг по этой скале.
Так много начал. Я говорю себе: это даже хорошо, что пока не нашла Кая, ведь я до сих пор не придумала, что прошепчу ему, когда увижу, и какие слова будут самыми лучшими для него.
Наконец, Инди нарушает тишину. - Я проголодалась, - сообщает она. Ее голос такой же пустой, как и то осиное гнездо.
- Я дам тебе синюю таблетку, если хочешь, - предлагаю ей. Не знаю, почему мне так не хочется отдавать их, ведь ситуация совершенно располагает к этому, и Ксандер надеялся, что они помогут мне. Может, это потому, что тот убежавший парень совсем не хотел принимать их. Или потому, что я хочу отдать Каю что-нибудь, когда увижу его, так как компаса у меня больше нет. Или потому, что в голове звучит голос Дедушки, когда он говорил мне о другой таблетке, зеленой: Ты достаточно сильная, чтобы обойтись без нее.
Инди кидает на меня острый, загадочный взгляд.
В голову приходит одна мысль, и я вытаскиваю фонарик. Освещая им пространство вокруг нас, снова замечаю то, что видела ранее, и что сохранилось в памяти: растение. Мама не учила меня, как называются различные растения, но рассказала об общих признаках ядовитых из них. В этом растении не наблюдается ни одного из тех признаков, зато большое количество колючек указывает на то, что оно старается сберечь что-то внутри себя. Оно сочное и зеленое, с пурпурными краями. Не такое пышное, как растительность в Городке, но, несомненно, лучше, чем поникшие стебли и листья остальных здешних растений, которые уже приготовились к зиме. Некоторые из них усыпаны маленькими серыми коконами, воспоминаниями о бабочках.
Мгновение Инди наблюдает за тем, как я осторожно оттягиваю широкий колючий лист. Потом приседает рядом со мной и делает то же самое, мы пользуемся нашими каменными ножами, чтобы срезать листья. Потратив немного времени, каждая из нас заполучила по небольшому свежему серо-зеленому кусочку растения.
- Как думаешь, оно ядовитое? - спрашивает Инди.
- Не уверена, - говорю я. - Но думаю, что нет. Я первая попробую.
- Нет, - возражает Инди. - мы вместе откусим по чуть-чуть и посмотрим, что произойдет.
Какое-то время мы жуем, и, хотя это не похоже на ту пищу, которую я ела раньше, на пищу Общества, тем не менее, голод она утоляет. Если меня разрезать, то можно увидеть, что тело удерживают не кости, а волокнистые сухожилия, похожие на свисающие с дерева полоски коры.
Когда следующие несколько минут ничего не происходит, мы съедаем еще по одному кусочку. Я придумываю слово для рифмы и записываю его, а затем снова вычеркиваю. Не подходит.
- Что ты делаешь? - спрашивает Инди.
- Пытаюсь написать стихотворение.
- Одно из Ста Стихотворений?
- Нет, другое, новое. Это мои собственные слова.
- Как ты научилась писать? - Инди придвигается ближе, с любопытством разглядывая буквы на песке.
- Он научил меня, - говорю я. - Парень, которого я ищу.
Она снова замолкает, а я размышляю над следующей строчкой.
Моя рука в твоей руке, мы смотрим на пейзаж.
- Почему ты стала Отклоненной? - спрашивает Инди. - Ты из первого поколения?
Я колеблюсь, не желая лгать ей, и осознаю, что уже давно говорю правду. Если Общество раскроет мой побег, я в любом случае получу статус Отклонение от нормы.
- Да, - отвечаю я. - Из первого поколения.
- И ты сама привела себя к этому? - снова интересуется она.
- Да. Я сама виновата в том, что меня реклассификацировали. - Это тоже правда, или скоро станет таковой. Когда мой статус изменится, родители не будут виноваты в этом.
- Моя мама сделала лодку, - говорит Инди, и я слышу, как она проглатывает еще один кусочек растения. - Она вырезала ее из старого дерева. Трудилась над этим долгие годы. А потом мама отправилась в плавание, но чиновники обнаружили ее в течение часа. - Она вздыхает. - Они поймали ее и спасли. Они сказали нам, что мама всего лишь хотела испытать лодку, и была благодарна им, что вовремя нашли ее.
Откуда-то из темноты до меня доносится странный звук, как будто слабое движение или шепот. Но в следующее мгновение я понимаю, что это Инди: она снова и снова вертит осиное гнездо в руках, пока рассказывает.
- Я раньше никогда не жила рядом с водой, - говорю я. - Или у океана.
- Он зовет, - тихо произносит Инди. Прежде, чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, девушка добавляет: - После того, как чиновники ушли, мама рассказала нам с отцом, что, в действительности, произошло. Она сказала, что ей пришлось бежать. Что даже не успела потерять берег из виду, как ее обнаружили.
Чувствую, как будто стою на краю океана, и что-то, какое-то знание, омывает мои ступни. Я почти вижу женщину на лодке в воде, уплывающую все дальше, не замечающую ничего, кроме моря и неба. Я почти слышу, как глубоко она вздыхает от облегчения, когда отворачивается от исчезнувшего берега, и я желаю, чтобы она сделала это достаточно далеко и вовремя.
Инди тихо говорит: - Когда чиновники узнали, что она сказала нам, они раздали всем красные таблетки.
- О, - говорю я. Нужно ли мне вести себя так, как будто знаю, что случилось после? Что они все забыли?
- Я не забыла, - продолжает Инди. Не смотря на то, что уже темно, и я не вижу ее глаз, я знаю, что она смотрит на меня. Наверное, она думает, что я знаю о действии красных таблеток. Она такая же, как Кай и Ксандер. У нее иммунитет.
Сколько их таких? А я такая же?
У меня иногда возникает соблазн принять эту красную таблетку, спрятанную среди синих, так же, как это было в то утро, когда забрали Кая. Но сейчас я хочу сделать это не потому, что пытаюсь забыть. А потому, что хочу знать, есть ли иммунитет и у меня тоже?
А если нет, то сейчас не подходящее время забывать. Кроме того, красная таблетка может понадобиться позже.
- Ты рассердилась, когда она попыталась бежать? - спрашиваю я, думая о Ксандере и о том, как он высказался о моем уходе. В тот момент, когда слова слетают с моих губ, я жалею, что сказала их, но Инди, кажется, не обижается.
- Нет, - отвечает она, - Потому что мама всегда планировала вернуться за нами.
- Ох, - удивляюсь я. Минуту мы молчим, и я вдруг вспоминаю то время, когда мы с Брэмом стояли у небольшого пруда в Питомнике и ждали маму. Брэму хотелось кинуть камушек в водоем, но он знал, что у него будут неприятности, если кто-то заметит это. Поэтому он ждал. Наблюдал. Когда я уже, было, подумала, что он потерял терпение, брат выбрасывает руку вперед, камень летит и образует круги на воде.
Инди первая нарушает тишину. - Она услышала о повстанцах на острове, находящемся далеко от берега. И захотела найти их, а потом вернуться за нами.
- Я тоже слышала о мятежах, - говорю я, не в силах сдержать свое волнение. - Один из них называют Восстанием.
- Это то же самое, - голос Инди звенит от нетерпения, - Кто-то сказал ей, что оно повсюду. И этот Каньон точно похож на то место, где оно может находиться.
- Я тоже так думаю, - мысленно я вижу клочок прозрачной бумаги, лежащей поверх одной из карт Общества. Отметки на нем показывают места, о которых Общество даже не догадывается или не хочет, чтобы мы знали о них.
- А ты веришь в существование лидера, называемого Лоцманом? - спрашиваю я.
- Да! - взволнованно восклицает Инди. А затем, к моему удивлению, она начинает декламировать мягким голосом, очень не похожим на ее обычный резкий тон:
Проходит солнце день за днем
По небу, сквозь ночной излом
Сияют звезды ночь за ночь
Тьму над землей сгоняя прочь.
Однажды лодка по волнам
Причалит с девой к берегам¹.
- Ты сама сочинила? - внезапная вспышка зависти пронзает меня. - Я знаю, что это не одно из Ста стихотворений.
- Я не писала этого. И это не стих, - уверенно говорит Инди.
- Но похоже на стихотворение, - замечаю я.
- Нет.
- В таком случае, что же это? - спрашиваю ее. Я быстро понимаю, что с Инди спорить бесполезно.
- Мама рассказывала мне о нем каждую ночь перед сном, - отвечает Инди. - Когда я достаточно повзрослела, чтобы спросить об этом, она ответила, что Лоцман это тот, кто возглавит Восстание. Мама считала, что именно женщина должна приплыть по воде.
- О, - удивляюсь я, ведь всегда думала, что Лоцман придет с неба. Но, возможно, Инди права. Я снова вспоминаю строчки из стиха Теннисона. Там было написано про воду.
Инди думает о том же. - Тот стих, который ты рассказывала, когда мы убегали, - начинает она. - Я не слышала его раньше, но его слова доказывают, что Лоцман мог приплыть по воде. То место из стиха – это гряды песка на отмели в воде. А Лоцман – это тот, кто благополучно проводит лодки в гавань.
- Мне не много известно об этом Лоцмане, - я говорю искренне, но у меня есть свои собственные надежды на лидера восстания, и они не совсем совпадают с версией Инди. Тем не менее, идея здесь та же самая. И история, данная мне архивистом, подтверждает, что Лоцман снова и снова меняет свой облик. И я, и Инди, мы обе можем оказаться правы. - Я считаю, что это не имеет особого значения. Это мог быть и другой человек, мужчина или женщина, спустившийся с неба или приплывший по воде. Ты согласна?
- Да! - голос Инди звучит торжествующе. - Я так и думала. Ты не только ищешь своего парня. Ты также находишься в поисках чего-то иного.
Я гляжу на тонкую полоску неба, усыпанного чистыми яркими звездами. Так ли это? Я проделала долгий путь из Городка, думаю я с нежданным чувством восторга и удивления, и остается пройти еще совсем немного.
- Мы могли бы выбраться наверх, - тихо говорит Инди. - Идти по поверхности. Или попытаться пройти по другому ущелью. Может быть, там мы найдем его или повстанцев. Она включает фонарик и освещает им склон ущелья. - Я знаю, как взобраться наверх. Этому нас обучали в Сономе. В моей провинции. Завтра мы найдем подходящее место, где стены не такие высокие и отвесные.