«Калаш» был военного образца, не укороченный на милицейский манер. Новехонькие «эрпэгэшки» блестели, как елочные игрушки. Пистолет лоснился и пах свежей смазкой. Люди, окупировавшие автобазу, знали толк в оружии и любили его. Каким образом в их стройные ряды затесался такой разгильдяй, как Дубинский? Намереваясь выяснить это в самое ближайшее время, Бондарь подошел и пнул его в зад:
– Просыпайтесь, Юрий Михайлович. Есть разговор.
Всклокоченный и переполошенный, как сброшенный с насеста петух, тот уставился на Бондаря часто мигающими глазами:
– А?
– Хэ на! – грубо ответил Костя.
Потрясенное выражение лица Дубинского сменилось маской тоскливого смирения.
– Все-таки вы меня нашли, – пробормотал он, теребя одеяло.
– Надеюсь, мы не услышим какую-нибудь захватывающую историю вашего пленения? – осведомился Бондарь. – Или новую байку про гангстерские войны между балаклавскими и нахимовскими?
– Если хочешь прикинуться заложником, то для правдоподобия тебе необходимо обзавестись хотя бы парочкой фингалов, – посоветовал Костя Дубинскому. – Обеспечить?
Тот вцепился пальцами в свою седую шевелюру и покачал головой:
– Госссппп… Я так и знал, так и знал…
– Причитания отложим на потом, – жестко сказал Бондарь. – Думаю, поводов для них будет еще предостаточно. А пока сполосни морду и приходи в себя. – Он швырнул Дубинскому ополовиненную бутылку минеральной воды. – Живо. Рассусоливать некогда.
Костя пресек попытку Юрия Михайловича встать коротким ударом в печень, после которого тот безвольно осел на матрац с широко открытым ртом и выпученными глазами. Пришлось помочь ему умыться, вылив содержимое бутылки на его голову. Краше он от этого не стал, но и гаже тоже, что можно было назвать положительным результатом. Дав ему возможность отдышаться и отфыркаться, Бондарь задал первый вопрос:
– Как ты здесь очутился?
– Я боялся, что вы обо всем догадались, – промямлил Дубинский.
– Правильно боялся, – безжалостно подтвердил Бондарь.
– Вот, – он развел руками и жалко улыбнулся, – перешел, так сказать, на осадное положение. Нетрудно было догадаться, что вы вычислите меня, сопоставив все имеющиеся у вас факты.
– Поэтому ты решил спрятаться под крылышко своих новых хозяев?
– А что мне оставалось делать? – спросил Дубинский. – Я находился в безвыходном положении.
– Это сейчас ты находишься в безвыходном положении, гнида, – заверил его Костя. – Твоя задача колоться так быстро, чтобы мне не пришлось тебя подгонять. Затянувшаяся пауза – зуботычина. Отклонение от темы – две.
– Малейшая ложь – пуля в лоб, – перебил Бондарь напарника. – Но до этого ты успеешь узнать о природе человеческих страданий много такого, о чем прежде даже не догадывался.
– Я пока зачищу провод, – деловито произнес Костя, беря в руки электрический чайник. – Чтобы не терять время попусту.
– Это лишнее, – устало сказал Дубинский. – Я буду говорить. Я буду говорить правду.
Он не обманул. По окончании его пятнадцатиминутной исповеди почти все составные части севастопольской головоломки встали на свои места.
* * *Как и подозревал Бондарь, Дубинский, подобно Талосу, оказался заурядным предателем, завербованным военизированной бандой, охотившейся за дорогостоящим «Флексономом». Все три покушения на жизнь гостей из России были совершены по его наводке. Он попытался объяснить, как и почему стал работать на вражескую организацию, но Бондарь не захотел слушать. Мотивы, какими руководствуются подонки, всегда одни и те же. Большинство из них живут долго и счастливо, а некоторым не везет. Дубинский попал в последнюю категорию. Понимая это, он изо всех сил старался спасти свою паршивую шкуру.
Точного количества боевиков банды он не знал, поскольку передавал сведения о москвичах через покойного Талоса, земля ему камнем. Но зато Дубинский был удостоен чести лично познакомиться с новым хозяином. Подчиненные называли его Полковником и остерегались рассказывать о нем что-либо конкретное.
По словам Дубинского, это был кряжистый мужчина лет пятидесяти. Словесный портрет Полковника был незатейлив. Голова круглая, мочки ушей отсутствуют, седые волосы стрижены почти под ноль, но оставлен небольшой чубчик, придающий ему некоторую лихость.
Сразу после этого описания Дубинский, невзирая на риск заработать пару тумаков, принялся вдруг роптать на свою незавидную долю. Оказывается, он смертельно боялся Полковника, поэтому не отваживался ослушаться его даже в пустяках. И, похоже, его страхи были обоснованны.
– Я отработанный материал, – причитал он. – От меня собрались избавиться, чтобы в Москве никогда не вычислили, кто стоял у вас на пути. В последнее время от меня не держат никаких секретов. Обсуждают свои планы при мне, как будто я пустое место. Это означает одно: меня решили ликвидировать. Я устал бояться, устал постоянно ждать, когда… когда…
Дубинский посмотрел на напарников снизу вверх таким взглядом, словно видел перед собой парочку архангелов, явившихся спасать его грешную душу.
– С твоими прежними страхами покончено, – обнадежил его Костя. – Теперь у тебя есть новые.
Дубинский только горестно крякнул, после чего беседа была продолжена.
– Хочешь избавиться от Полковника? – спросил Бондарь. – Тогда скажи, где мы можем его найти.
– Чем раньше, тем лучше, – вставил Костя. – А чем лучше для нас, тем лучше для тебя.
– Да-да, я понимаю, – закивал Дубинский и, понизив голос, произнес: – Сегодня в десять часов утра состоится обмен «Флексонома» на кредитные карточки, которые будут вручены Полковнику настоящим сотрудником британской разведки. Сикрет… Инте… Интери…
– «Сикрет интеллидженс сервис»?
– Точно. Англичанина я никогда в глаза не видел, зато мне известно место проведения сделки.
– Откуда? – насторожился Бондарь.
Несмотря на опасность своего положения, Дубинский не удержался от самодовольного смешка:
– Вчера мне было поручено снять квартиру на свое имя. На месяц, хотя она понадобится Полковнику всего на час или два. Улица Марата, дом шестнадцать, квартира…
Не услышав продолжения, Костя нахмурился:
– Забыл? Освежить тебе память?
– С памятью у меня все в порядке, – быстро сказал Дубинский. – Но мне нужны гарантии… нет, даже не гарантии. Ваше честное слово, этого будет достаточно. Пообещайте, что вы сохраните мне жизнь.
Напарники переглянулись. Опередив Бондаря, Костя мрачно произнес:
– Не рано ли ты начал торговаться? Пока что все это только болтовня, и только.
– Согласен, – кивнул Дубинский. – Так давайте обменяемся словами. Я вам – адрес. Вы мне – честное слово. Это будет справедливо.
– Хорошо. – Костя помрачнел еще сильнее. – Мы уйдем отсюда, не тронув тебя пальцем. Конечно, при условии, что ты не станешь врать и отмалчиваться.
Вообще-то он превысил свои полномочия, но Бондарь не стал вмешиваться. Ему надоело решать вопросы жизни и смерти других людей. Апатия, навалившаяся на него, была сильнее предвкушения скорой победы. Бондарь не хотел быть ни судьей, ни тем более палачом. Что-то перегорело внутри, что-то сместилось и упорно не желало становиться на места. Терминатор по-прежнему функционировал, но заложенная в него программа начала давать сбои. Ничего, кроме неприятностей, это не сулило.
Между тем Дубинский не только назвал номер квартиры – двадцать вторая, – но и уточнил ее местонахождение – второй подъезд, последний этаж четырехэтажного дома.
– Я специально искал квартиру на самом верху, – доверительно сообщил он. – Так хотел Полковник. На тот случай, если придется уходить по крышам. Он всегда заранее продумывает возможные пути отступления.
– Как это было на скотобойне, – задумчиво пробормотал Костя.
– Совершенно верно, – подтвердил осмелевший Дубинский. – Скажу вам больше. Предусмотрительность Полковника можно обернуть против него же.
– Как именно? – вмешался в разговор Бондарь.
– Дом на улице Марата почти вплотную примыкает к соседнему, тоже четырехэтажному. Они стоят буквой «Г». – Дубинский не поленился показать это на пальцах. – Таким образом, выбраться из квартиры можно через балкон. Я слышал, как Полковник распорядился провести с крыши телевизионный кабель. Не думаю, что он решил подключиться к спутниковой антенне. – Дубинский захихикал. – Кабель нужен ему в качестве троса. Его укрепят таким образом, чтобы он мог выдержать вес карабкающегося наверх человека. Но ведь то же самое касается тех, кто решит спуститься по кабелю, разве я не прав?
– А ты наблюдательный малый, – протянул Костя.
– И очень смышленый, – добавил Бондарь. – Решил избавиться от хозяина нашими руками?
– Разве у меня есть другой выход? – спросил Дубинский. – Вы пообещали сохранить мне жизнь, но Полковник ошибок не прощает. Никому. Он даже раненых добивает собственноручно, чтобы не обращаться к врачам.
– Это мы знаем, – кивнул Костя.
– Вот видите! Я могу сохранить себе жизнь только в случае смерти Полковника.
– Идеальный для тебя вариант – это гибель сразу всех, кому ты морочил голову, – усмехнулся Бондарь. – Признайся, ты ведь и о нашей смерти мечтаешь?
– Я могу промолчать? – спросил Дубинский.
– Молчи. Не нужны мне твои откровения.
– Времени в обрез, – сказал Костя, пряча в боковой карман пиджака гранату. – Нужно отсюда убираться, командир. Боюсь, сюда вот-вот заявятся остальные вояки.
– Исключено, – бодро отрапортовал Дубинский. – Все командированы в Ялту, где намечается какая-то операция. В Севастополе остались только Полковник, я да Паша Бешеный. Но, подозреваю, что он уже не опасен. – Предположение сопровождалось заискивающим смешком. – Думаю, он теперь будет молчать до самого Страшного суда.
– Угадал, – проворчал Бондарь. – Но как насчет тебя? У меня нет уверенности, что сразу после нашего ухода ты не кинешься звонить своему Полковнику.
– Я за него ручаюсь, – сказал Костя и расколотил об стену мобильник, обнаруженный при беглом обыске помещения. – Другие трубки есть? – спросил он у Дубинского.
Тот проворно вскочил с матраца и, порывшись в вещах, протянул телефончик «Самсунг», скромно сообщив, что это последняя модель, снабженная, помимо всего прочего, переводной программой с собачьего языка.
– Надо же, – восхитился Костя, топча трубку. – Классная штука. Только для тебя абсолютно бесполезная. С тобой не захочет иметь дела ни одна порядочная собака.
– Между прочим, я держу ризеншнауцера, – запальчиво сказал Дубинский.
– На твоем месте я завел бы гиену.
– Или шакала, – сказал Бондарь.
– Вот-вот, – согласился Костя, вырывая с мясом все телефонные провода, которые обнаружил в комнате. Обрывок одного из них он небрежно смотал и сунул в карман.
– Зачем он тебе понадобился? – удивился Бондарь.
– Вешаться. Слишком много всякой погани развелось в мире. Порядочным людям тут делать нечего.
Притворяясь, что он не замечает оценивающих взглядов, устремленных на него, Дубинский занял свое место на матраце и постарался стать как можно более незаметным. Наступил решающий момент. Даже Бондарь не знал, сдержит ли свое обещание Костя, а уж Дубинский и подавно. В каждой поре его крупного носа выступило по бисеринке пота. Под щеточкой усов то и дело мелькал язык, облизывающий пересохшие губы.
– Ну что, – весело сказал ему Костя, – будем прощаться? Мы уходим, а ты остаешься, причем, заметь, живой и невредимый. Дальше все зависит от тебя. Если не сунешься наружу раньше времени, то тебе ничего не грозит. Но если ты вздумаешь своевольничать…
– До которого часа я должен оставаться на месте? – поспешно спросил Дубинский.
– Пока сюда не войдет кто-нибудь.
– Кто?
– Кто угодно. Твоя задача ждать до упора. Иначе мое слово отменяется.
– Согласен, – сказал Дубинский.
– Еще бы ты не был согласен, – усмехнулся Костя.
Выйдя из комнаты, он вдел провод в кольцо гранаты и за считаные секунды соорудил растяжку, воспользовавшись двумя противоположными дверными ручками.
– А если это не сработает? – спросил Бондарь, когда они шли через двор.
– Моя растяжка? – удивился Костя. – Обижаешь, командир. Я все-таки профессионал.
– Но вдруг Юрий Михайлович решит выполнить обещание?
– Такие, как Юрий Михайлович, никогда не выполняют обещаний.
Подтверждением этому был взрыв, прозвучавший еще до того, как Бондарь включил зажигание «БМВ».
– Видал миндал? – подмигнул Костя.
Он скалился так радостно, что Бондарь не смог не откликнуться на это такой же широкой улыбкой. Но, кажется, она получилась не очень-то искренней. Бондарь чувствовал смертельную усталость и непривычную тяжесть там, где у обычных людей находится сердце.
Наверное, его собственное превратилось в камень. Тогда почему же оно так болело, это каменное сердце?
Глава 22 Раздача призов
Улица Марата ничем не отличалась от прочих севастопольских улиц, которые уже давно сидели у Бондаря в печенках. Невысокие здания, масса зелени, относительно мало транспорта. Когда напарники высадились неподалеку от нужного им дома, в их ноздри ударил восхитительный запах свежевыпеченной сдобы, и они одновременно сглотнули голодную слюну.
– Не забыл про свое обещание? – спросил Костя, когда они прохаживались по двору, изучая место проведения последней акции.
– Какое обещание? – нахмурился Бондарь.
– Ты грозился устроить банкет по поводу завершения операции.
– Там видно будет.
– Ты сомневаешься в том, что через пару часов все закончится?
– Закончится-то закончится. Но чем? Может быть, вечером мы окажемся не в ресторане, а в морге, с бирочками на ногах.
– Кто-то, помнится, обвинял меня в том, что я накаркиваю неприятности, – обиженно сказал Костя. – А теперь этот кто-то сам буровит невесть что. Какие бирочки, командир? О хорошем думать надо.
– Давай-ка лучше подумаем, как нам добраться до Полковника, – проворчал Бондарь.
Они без труда вычислили окна двадцать второй квартиры и убедились, что телевизионный кабель действительно протянут с крыши до балкона. Дубинский их не обманул… как и они его, если судить об этом формально. Угол дома номер шестнадцать действительно стыковался с соседним зданием, так что перебраться с крыши на крышу не составляло особого труда. Акция обещала быть если не приятной, то легкой.
В половине десятого утра Бондарь с Костей проникли в крайний подъезд шестнадцатого дома, поднялись наверх и, немного повозившись с запертым люком, забрались на чердак. Тут было темно и пыльно. Переплетения деревянных балок воскрешали в памяти какие-то старые фильмы о затонувших кораблях, сокровищах и пиратах. Солнечный свет, просеянный сквозь дыры и щели в кровле, прорезал сумрак сотнями золотых клинков. Стараясь ступать как можно тише, чтобы не потревожить жильцов внизу, напарники прокрались к слуховому окну и, умудрившись не пораниться о торчащие из рам гвозди, выбрались на крышу.
Еще не раскаленная, а лишь слегка теплая жесть мягко погромыхивала под ногами. Бондарь и Костя находились не так уж высоко, но люди и машины внизу казались игрушечными. Зато снятые с предохранителей пистолеты были настоящими. И вооруженные ими мужчины забрались на крышу не для того, чтобы запускать воздушных змеев или гонять голубей.
На подходе к балкону Полковника Костя едва не пустил свой «люгер» в ход, потому что появление человеческой фигуры стало для него полнейшей неожиданностью. Как, впрочем, и для Бондаря.
Это была невероятно толстая девушка, устроившаяся загорать на противоположном скате крыши, используя трубу в качестве прикрытия от посторонних взглядов. Плед, на котором она лежала, был леопардовой раскраски, а закрытый купальник толстухи украшали черно-белые полосы под зебру.
«Только африканских мотивов нам не хватало», – подумал Бондарь.
Увидев незнакомых мужчин с грозными лицами, толстуха слабо пискнула и села, стыдливо прикрываясь руками. Ладошки у нее были маленькие, а телеса – внушительные, так что жест выглядел глупо.
– Ты что здесь делаешь? – строго спросил Костя.
– За… за… – От волнения девушка потеряла дар речи. Ее взгляд перескакивал с Бондаря на его напарника и обратно, словно она искала какие-либо отличия в пистолетах, которые они держали в руках. Отличий не было. Спасения, как казалось девушке, тоже. Перепуганная до потери пульса, она продолжала свое тоненькое: – За… за…
– Загораешь? – подсказал Костя, галантно пряча «люгер» за спину.
– Д-да.
– Почему не на пляже?
– Ст… ст…
– Стрекозы одолели?
Девушка с отчаянием помотала головой:
– Ст… ст…
– Стрижи? – перечислял Костя. – Ставрида? Стрептоцид?
– Ст… стесняюсь, – выдавила из себя девушка. – Я такая толстая, все надо мной смеются. – После этого признания дело пошло на лад, и слова посыпались из нее, как семечки из прохудившегося кулька. – Вот я и хожу сюда. Говорят, солнечные лучи способствуют… – запнувшись, она сумела продолжить лишь после того, как опустила голову, – способствуют сжиганию лишнего жира.
– Лучше бы ты занялась спортом, – наставительно произнес Костя.
– Бегом трусцой, – брякнул Бондарь, тут же вспомнив Дубинского и его бесславный конец.
Солнце словно утратило свою яркость, хотя никаких облаков в небе не наблюдалось.
По всем правилам шпионской науки следовало ликвидировать случайную свидетельницу или по крайней мере связать ее и оставить на крыше. Но у Бондаря не повернулся язык отдать подобный приказ Косте, вопросительно взглянувшему на него. Эта толстая дурочка и так была набита всяческими комплексами по самую маковку. Как переживет она сплетни, которые неизбежно возникнут после того, как ее найдут на крыше, связанную, с кляпом во рту? И не сверзится ли она вниз, пытаясь освободиться без посторонней помощи? Бондарю не хотелось причинять ей вреда ни морального, ни физического.