– Гай Юлий Цезарь. Уверен, тебе знакомо это имя.
Смех солдата мгновенно затих. Он наклонился вперед, рассматривая документ. Его взгляд скользнул по неразборчиво написанным строкам, но печать и аккуратно выведенный официальный титул явно произвели на него впечатление.
– Э-э-э… ну, тогда… – неуверенно произнес солдат. – Тогда я лучше отведу тебя к кому-нибудь из его приближенных. – Он кивнул в сторону Лупа и Феста. – Они с тобой?
– Да, со мной.
Страж вздохнул:
– Ну, тогда вам лучше пойти за мной. Идемте.
Он повернулся и негромко сказал своему напарнику, что вернется как можно скорее, а потом махнул рукой Марку и его друзьям. Они прошли в окруженный колоннами внутренний двор, по периметру которого росли аккуратно подстриженные кусты в кадках. Впереди друзья увидели впечатляющее жилище римского наместника в провинции Афины – дом высотой в три этажа, с мраморными колоннами перед роскошным входом. Солдат подошел к худощавому человеку в тунике, сидевшему на небольшой скамье сбоку от холла, и, объяснив появление троих посторонних, поспешил вернуться на свой пост. Слуга наместника с сомнением смотрел на троицу, пока Марк не предъявил ему письмо Цезаря, а затем повел плечами:
– Господа, наместник не сможет встретиться с вами сегодня. Он сейчас на арене, проверяет, все ли готово к представлению.
– Тогда мы подождем.
– Но он должен вернуться очень поздно. Он собирается присутствовать на пире философской школы. А это вряд ли закончится быстро…
Марк разочарованно стиснул зубы.
– Но вы можете вернуться завтра, – с надеждой предложил слуга.
– Нет. Мы подождем.
Слуга сердито поджал губы, прежде чем продолжить:
– Я мог бы узнать, не захочет ли поговорить с вами его помощник. Если пожелаете.
– Да. Пожалуй.
– Прошу, подождите здесь.
Слуга поклонился и исчез в коридоре, уходившем из холла вглубь здания.
Как только он ушел, Фест откашлялся и заговорил:
– И что ты собираешься сказать этому самому помощнику наместника?
– Я ему скажу, почему мы здесь, и попрошу разместить нас во дворце, конечно.
– Может, не стоит говорить ему больше, чем необходимо. Судя по моему опыту, чем меньше людей посвящено в дело, тем лучше.
– Но если он помощник наместника, его правая рука, то в чем опасность? – спросил Марк.
Фест продолжил терпеливым тоном:
– Марк, я имел дело с такими людьми задолго до того, как ты появился на свет. И если я чему-то и научился за свою жизнь, так это тому, что следует проявлять большую осторожность, выбирая тех, кому хочешь довериться.
Марк понимал, что его друг прав, но ему очень хотелось как можно скорее выяснить, где держат его мать. Впрочем, он сказал себе, что следует верить суждению Феста. Фест никогда его не предаст. Он человек мудрый и смертельно опасный, и Марку повезло, что рядом с ним находится такой друг. И тем не менее острое желание отыскать маму оказалось сильнее предостережений Феста.
Услышав шаги, Марк повернулся и увидел, что слуга возвращается с каким-то стройным человеком примерно того же возраста, что и Фест. Его темные волосы были аккуратно подстрижены, изящная короткая бородка была выстрижена под нижней губой четким треугольником. Подойдя, он улыбнулся и протянул руку Фесту.
– Рад видеть тебя и твоих мальчиков! Я – личный помощник наместника Сервилия. Меня зовут Квинт Эврай. Я к вашим услугам. Прежде всего, могу ли я взглянуть на рекомендательное письмо?
Фест кивнул в сторону Марка:
– Цезарь доверил письмо вот этому мальчику. Именно из-за него мы пришли в Афины. Меня зовут Фест. Цезарь послал меня защищать Марка и при необходимости давать ему советы.
Темные глаза Эврая скользнули по Марку, затем по Лупу.
– А второй мальчик?
– Я Луп, писарь Цезаря и друг Марка, – горделиво ответил тот.
– Вот как. Что ж, я рад всем вам. А теперь можно мне увидеть документ?
Марк снова достал письмо и протянул его Эвраю. Помощник развернул свиток, внимательно изучил печать и быстро пробежал глазами текст. И с улыбкой вернул письмо Марку.
– Выглядит весьма убедительно. Цезарь явно высоко тебя ценит, раз даровал тебе власть просить о любой услуге от его имени. Хотелось бы знать почему?
– Я хорошо ему служил. Вместе с моими друзьями, – коротко объяснил Марк.
Помощник ждал продолжения, но тщетно. Наконец он кивнул:
– Да, безусловно. Ну а теперь, если будете так любезны, пройдемте в мой кабинет, и там расскажете, чем я смогу вам помочь.
XIV
– Итак, Марк, что именно наместник и я можем для тебя сделать?
Эврай улыбался, глядя на троих визитеров через полированный ореховый письменный стол. Все трое сидели на табуретах, принесенных одним из служащих помощника вместе с подносом, на котором стояли кувшин с душистой водой и блюдо с закусками.
Марк поспешно разжевал кусок ягненка, до хруста зажаренного с мятой, и отер с губ крошки. При этом он стремительно соображал, что именно можно доверить Эвраю, а что лучше скрыть. Марк готов был изложить историю, на которой сошлись они с Фестом, а уж к настоящей причине перейти позже.
– Цезарь послал нас сюда, чтобы кое-кого найти. Одну рабыню. – Марк ощутил болезненный укол, произнося это слово применительно к своей матери. – Она… э-э… находится у одного ростовщика и сборщика налогов, у которого есть поместье в Греции.
– Понимаю… – Эврай кивнул. – Но почему Цезарю захотелось, чтобы вы отыскали эту рабыню?
Фест предостерегающе кашлянул:
– Марк…
– Чтобы освободить ее. – У Марка перехватило голос, и он с усилием взял себя в руки, справляясь с чувствами. – Ее удерживают незаконно. Похитил тот человек, который теперь заявляет, что она – его собственность.
Эврай потер подбородок.
– Ты говоришь об очень серьезном преступлении. Серьезном с любой стороны. А какие есть доказательства тому, что ее похитили? Имеются свидетели?
– Да. – Марк почувствовал, как у него в горле набух ком. – Был один.
– Это очень поможет, если вы собираетесь предать преступника суду. Кстати, вам известно его имя?
Марк кивнул:
– Децим.
– Децим? – Помощник приподнял брови. – Я знаю нескольких ростовщиков, которых так зовут, но ни один из них не произвел на меня впечатления преступника.
– В самом деле? – с кривой улыбкой заговорил Фест. – Похоже, у вас тут в Греции совсем другие ростовщики, не такие, каких мне приходилось встречать в Риме.
– Здесь в Греции есть много такого, что отличается от Рима, – с улыбкой ответил Эврай. – И одна из этих вещей – наша цивилизация. Но вернемся к насущным делам. Нам, безусловно, необходимо найти того самого Децима и предать его суду. У вас есть еще какие-то сведения о нем, что-то такое, что помогло бы мне?
– Только то, что у него есть какое-то имение на Пелопоннесе.
– Хм… Это не слишком много.
– Это лишь начало, – вмешался Луп. – Наверняка ведь должны быть некие записи о налогах по провинции. Так что всего-то и нужно, что сверить эти записи с именами, и мы без труда отыщем этого человека.
– О, конечно же, записи ведутся. Трудность в том, что все фискальные документы прокуратора находятся в Пирее. Мне придется послать за ними. Их доставят в течение нескольких дней, как только прокуратор вернется в Афины.
– А где он? – спросил Марк, ерзая на месте от нетерпения.
– Его вызвали в Фивы, чтобы разрешить какой-то спор по налогам. Но это ненадолго.
– Ладно, а разве мы не можем увидеть записи до того, как он вернется?
Эврай сделал вид, что потрясен.
– Эти записи конфиденциальны, мой дорогой мальчик. И просто немыслимо дать к ним доступ кому бы то ни было за спиной прокуратора. Я даже предположить такого не могу! Нет, боюсь, вам придется ждать его возвращения.
– А как насчет наместника? – перебил его Фест. – У него наверняка достаточно власти для этого.
Помощник немного подумал, потом медленно кивнул:
– Да, верно. Он может это разрешить. Но Сервилия все равно не удастся увидеть до утра. По меньшей мере. Или даже позже, если он будет слишком пьян. Так что, полагаю, вам лучше вернуться завтра к полудню.
– И тут возникает другой вопрос, – сказал Фест. – Нам необходимо где-то остановиться, пока мы будем в Афинах. А при том, сколько в город явилось народа, чтобы посмотреть представление наместника, это кажется нелегкой задачей. Я полагаю, вы могли бы найти для нас местечко где-нибудь здесь? Что-то вроде постели и еды.
Эврай с грустным видом покачал головой:
– К несчастью, по той же самой причине во дворце нет ни одной свободной комнаты.
Фест наклонился вперед и постучал пальцем по кожаному футляру, висевшему на шнурке на шее Марка.
– Думаю, это весьма разочарует того человека, которому мы служим.
Помощник немного помолчал, потом осторожно кашлянул:
– Но если хорошо подумать, я уверен, что сумею что-нибудь найти для вас троих.
– Вот так-то лучше, – улыбнулся Фест.
Помощник немного помолчал, потом осторожно кашлянул:
– Но если хорошо подумать, я уверен, что сумею что-нибудь найти для вас троих.
– Вот так-то лучше, – улыбнулся Фест.
* * *– Да, вот это действительно хороший тюфяк, – усмехнулся Луп, хлопая по постели по обе стороны от себя. – Думаю, это будет наша лучшая ночь с тех пор, как мы явились в Грецию.
Марк рассеянно кивнул, стоя у окна и глядя на дворцовые сады и на город. Уже наступила ночь, и полная луна бросала бледный голубой свет на черепичные крыши, окружавшие дворцовый комплекс. Эврай предоставил друзьям удобную комнату в крыле, предназначенном для тех, кто приезжал в Афины по официальным делам. В маленькой кухне на не слишком опрятном первом этаже готовили для гостей наместника еду и питье, и друзья, наевшись досыта, отправились спать. Марк ощущал тепло и покой, и не только потому, что они с друзьями наслаждались удобствами после многих дней пути, но еще и потому, что на следующий день ему предстояло обратиться за помощью к наместнику Сервилию и найти наконец поместье Децима. Если Луп был прав, то дело должно было оказаться несложным, и Марку удастся воссоединиться со своей матерью. Конечно, была и опасность того, что Децима предупредят о появлении Марка в Греции.
Марк смотрел на луну, и его охватили воспоминания о запахе матери, о доме и о том счастье, которое он некогда знал. И Марк наслаждался этими воспоминаниями, пока его друзья укладывались в постели. Вскоре послышался легкий храп Феста и тихое ровное дыхание Лупа, и Марк, оставшись в блаженном одиночестве, позволил себе закрыть глаза и подробно вспоминать лицо матери, а потом и лицо Тита, стоявшего рядом с ней, его грубоватые черты, теплую улыбку… Марк почувствовал, как сжалось его сердце, и сам удивился глубине своих чувств к старому солдату, вырастившему его. Пусть Тит и не был настоящим отцом Марка, но Марк все равно бесконечно любил его.
А потом в памяти Марка возникла другая фигура, смутная тень Спартака. Он не имел лица, это было просто нечто неопределенное, но почему-то опасное и угрожающее. У Марка не было никаких чувств к этому человеку, хотя именно его кровь текла в жилах Марка, и связывали их только идеи долга и судьбы. Возможно, если бы все повернулось иначе, Марк мог бы полюбить Спартака так же, как любил Тита. А в ответ Спартак мог любить его и гордиться им так же, как гордился Тит. Но потом Марк сообразил, что такая жизнь, скорее всего, была бы невозможна. Ведь Спартак был рабом. И даже если бы он не поднял бунта, все равно он не смог бы дать Марку счастья. Гладиаторы живут только для того, чтобы сражаться и погибать на арене. А если у них появляются дети, то эти дети становятся просто дополнительной собственностью хозяина. Марк в таком случае не познал бы той свободы, в которой вырос, он стал бы просто игрушкой, орудием… Но так уж вышло, что ему довелось познать всю ценность свободы, и он хорошо понимал, что значит потерять ее.
* * *На следующее утро Марк и его друзья поднялись задолго до рассвета и неторопливо позавтракали, прежде чем вернуться к кабинету наместника. Они надели свои лучшие туники и почистили обувь, чтобы произвести хорошее впечатление на Сервилия. Отличный сон и полные животы вызвали в них подъем духа, и они бодро шагали через сад к административному зданию. Как только они вошли внутрь, какой-то служащий сразу проводил их в кабинет Эврая. Грек встретил их с улыбкой:
– Доброе утро, господа. Надеюсь, вам понравилось ваше временное жилище?
Фест кивнул:
– Очень удобно, спасибо.
– Наместник готов с нами встретиться? – нетерпеливо спросил Марк.
Отсвет печали скользнул по лицу помощника, когда он сложил ладони вместе.
– Увы, нет. Господин наместник еще не проснулся. Его слуга говорит, что вряд ли это случится раньше чем через час-другой. Но заверяю вас, как только он появится в кабинете, я ему сообщу, что у вас настоятельное дело.
Марк разочарованно вздохнул и переступил с ноги на ногу, и Фест мягко сжал его плечо:
– Ты ждал этого два года, Марк. Какое значение может иметь час или даже два?
Марку было тяжело пережить даже лишнее мгновение разлуки с матерью, но он заставил себя кивнуть:
– Да, пожалуй.
– Вот и хорошо! – просиял Эврай. – Думаю, вы можете вернуться в свою комнату и подождать там. А я пошлю за вами сразу, как только наместник появится.
Марк кивнул и вместе с друзьями вышел из кабинета. Через сад они вернулись к гостевому крылу и уже собирались войти внутрь, но тут Луп остановился и откашлялся:
– Э-э… а вы не против, если я немного пройдусь по городу?
Марк обернулся к нему:
– Ты же слышал Эврая. Он велел нам ждать здесь.
– Да, знаю, но он ведь сказал, что пройдет какое-то время, прежде чем он пришлет за нами. Я быстро вернусь. Обещаю.
Фест явно колебался, и Луп решил высказаться откровеннее:
– Я так мечтал увидеть Афины! Просто стыдно будет ничего не посмотреть до того, как мы покинем город. Я ненадолго.
Марк невольно улыбнулся, видя отчаяние на лице друга.
– Ладно, иди. Посмотри, что тебе нужно, только не задерживайся.
Прежде чем Фест успел возразить, Луп кивнул в знак благодарности и поспешно зашагал к выходу из дворцового комплекса. Телохранитель испустил разочарованный вздох:
– Надеюсь, с ним ничего не случится.
– Да ничего ему не грозит, – усмехнулся Марк. – Если уж он не теряется на улицах Рима, то и здесь разберется. Кроме того, по дороге он научился кое-чему полезному. Все будет в порядке.
– Надеюсь, – пробормотал Фест, поднимаясь вслед за Марком по лестнице гостевого крыла.
* * *На небе не было ни облачка, солнце заливало Афины светом с высокого, спокойного голубого неба. Луп прошел по шумным центральным улицам к дороге Панафиней,[1] что поднималась от города к Акрополю, возвышавшемуся над Афинами. Он вошел в ворота храмового комплекса, взволнованно глядя на статуи и здания, о которых читал много раз, живя в Риме. Луп знал, что времени у него мало, а потому направился сразу к Парфенону и не спеша обошел грандиозное строение, изумляясь искусно расписанному фризу, тянувшемуся над колоннами. Когда у него заболела шея, Луп отошел к парапету и оперся на него, глядя на город и на плоскую равнину, что убегала к далекому морю, сверкающему на солнце. И удовлетворенно вздохнул, наслаждаясь пейзажем.
Луп знал, что ему недолго придется находиться в этом городе, но ничего не имел против, поскольку это означало, что вскоре миссия Марка будет выполнена. Но хотя перспектива отыскать наконец матушку Марка радовала, Луп понимал, что на этом дружба их троих закончится. Марк останется с матерью, а Фест и Луп вернутся в дом Цезаря в Риме. По правде говоря, Лупу понравилось путешествовать, если, конечно, забыть о зловонии тесных городов. Ему даже начали нравиться ежедневные упражнения и тренировки с оружием.
Солнце добралось до зенита, и Луп сообразил, что пора возвращаться к друзьям. Он со вздохом оторвался от изумительного вида и направился обратно к воротам и дороге, спускавшейся в город. Внизу он повернул на людную улицу, что вела ко дворцу наместника. И сразу же знакомая вонь толпящихся людей забила ему нос, а крики торговцев и громкие разговоры горожан едва не оглушили.
Луп пробирался сквозь толпу и уже видел впереди ворота дворца, когда услышал крик:
– Расступись! Расступись!
Крик стал громче, и Луп увидел высокого, крепко сложенного человека с посохом, расчищавшего дорогу мужчине пониже, что шел за ним следом. Восемь рабов несли на двух шестах крытые носилки. Их обитатель скрывался за тонкими льняными занавесками, свисавшими с каркаса. Луп вместе с другими прохожими отступил в сторону, чтобы дать дорогу человеку с посохом, которым тот расталкивал пешеходов.
– Расступись! – снова закричал мужчина. – Дорогу Гаю Амелию Дециму!
Луп застыл на месте. И тут же кто-то пихнул его сзади.
– Эй! Поосторожнее, парень! – Какой-то мужчина с сердитым видом протолкался мимо Лупа. – Незачем вставать на дороге у людей! Проклятый мальчишка!
Луп пробормотал извинения и отступил в дверь хлебной лавки. Он во все глаза смотрел на носилки, которые рабы несли мимо него. Занавески качнулись, и Луп заметил руку, унизанную тяжелыми золотыми перстнями.
– Дорогу Дециму! – продолжал кричать раб с посохом.
– Вот ведь дрянь… – прорычал кто-то за спиной Лупа, и мальчик, оглянувшись, увидел пекаря. Тот, не обращая внимания на Лупа, с ненавистью уставился на носилки. – Римский кровосос!
Луп не усомнился ни на секунду: это тот самый Децим, которого они искали! Прямо здесь, в Афинах! В какой-нибудь сотне шагов от входа во дворец наместника! Мысли Лупа заметались. Сначала он подумал о том, чтобы побежать во дворец и рассказать обо всем своим друзьям. Потом сообразил, что куда более важно последовать за Децимом и узнать, где живет сборщик налогов.