Скаландис Ант Операция на разуме
Ант Скаландис
Операция на разуме
- Пинцет, - сказал он.
Ему дали пинцет, и он аккуратно извлек обрезок хлорвиниловой изоляции, упавший внутрь.
- Зажим.
И, взяв зажим, перекрыл крохотную трубочку, из которой струйка била почти фонтаном.
- Тестер.
И когда ему протянули два щупа, он нашел в залитой маслом неразберихе нужные контакты. Тока не было.
- Паяльник.
Хуже всего было то, что паять приходилось прямо по маслу. Блок энергообеспечения необходим в первую очередь - уже где там промывать схему!
Он распаял три контакта, заменил одну клемму, зачистил ее и принялся за окончательную сборку. И в этот момент что-то внутри задымилось. На стенде, отчаянно искря, защелкали реле, угрожающе загудел трансформатор. Потом звонко лопнула вакуумная трубка. И наконец, снова пошло масло, откуда понять невозможно.
"Все пропало, - подумал он, - теперь не спасти."
И его вдруг охватила такая безумная ярость, что он со всего размаха ударил кулаком в раскрытую голову робота, лежащего на операционном столе, и робот дернулся в предсмертной агонии, а он не почувствовал боли в разбитых костяшках и поначалу удивился, а потом взглянул на свою руку и увидел, что она железная, что он тоже робот, и кто-то уже кричал: "Выключите его! Он - убийца! Он - сумасшедший!" А потом вспыхнул свет, и профессор Калитин, один из крупнейших в мире нейрохирургов, проснулся в ординаторской, сидя в кресле. Было ясно как день, что операцию он заканчивать не сможет, хотя именно ради нее не спит уже вторую ночь подряд. Видимо, пора отоспаться. И вообще поберечь себя. Возраст уже не тот. Пора разобраться и со своим здоровьем. С кошмарами этими проклятыми. В конце концов, можно ли терпеть, чтобы две недели тебе снилось одно и то же?
А ему уже две недели снилось, как он оперирует роботов.
Приятель Калитина по институту Аркадий Юров был хорошим психиатром, к нему Калитин и обратился. Они сидели вдвоем в просторном кабинете главврача подмосковной психиатрической клиники, и Юров, дымя папиросой, говорил:
- В общем так, старина, ужасного ничего нет, но переутомился ты здорово. Надо плюнуть на все и отдыхать.
Стояла теплая, ласковая последняя неделя мая. В распахнутое окно через зеленую сетку листвы падало дрожащими пятнами солнце. Пели птицы. Ползли дурманящие запахи поздней весны. Отдохнуть хотелось.
- Не дадут мне сейчас отпуска, - сказал Калитин.
- А тебе и не надо никакого отпуска. Ложись ко мне на исследование.
Калитин вздрогнул. И попросил сигарету, если найдется. Он уже полгода, как бросил, но теперь курить захотелось невыносимо.
- Кури, - сказал Юров, достав из стола подаренную кем-то пачку "Лорда". - Сейчас это даже на пользу, чтобы раскрепоститься, а потом снова бросишь. Ну, так как тебе мое предложение?
Калитин не знал, что ответить. Отдохнуть хотелось, но Юров чего-то недоговаривал. Возможны были варианты: либо у Калитина на самом деле что-то очень серьезное, либо случай Калитина представляет живейший интерес для диссертации Юрова, либо и то и другое сразу. Иначе быть не могло. Калитин слишком хорошо знал своего приятеля.
А после третьей сладкой затяжки, от которой слегка закружилась голова, знаменитый нейрохирург вдруг понял, что выбирать, собственно, не из чего и надо оставаться.
Прошла неделя. Калитин много гулял, с аппетитом ел, спал вволю, выкуривал в день полпачки, вечерами подолгу размышлял, сидя один, иногда писал. И Юров его почти не трогал. Только по утрам просил подробно рассказывать о снах. А сны были все те же. И если раньше он оперировал роботов, поначалу казавшихся ему людьми, а сам и вовсе неизменно оставался человеком, то теперь от начала до конца все кругом были роботы, а в финале каждого сна роботом оказывался и он сам. Это было страшно.
Юров скрупулезно заносил в свой журнал все калитинские видения, а потом они наперебой вспоминали многочисленные рассказы о роботах, прочитанные ими в те годы, когда оба увлекались фантастикой. Это их успокаивало. Но от разгадки Юров был далек. Он даже не всегда знал, о чем спросить пациента. Однажды вопрос оказался очень правильным:
- С чего начались твои кошмары? Постарайся вспомнить.
И Калитин вспомнил. Внезапно, вдруг, словно упал какой-то занавес.
В тот вечер, перед первым сном о роботах он писал статью для журнала, и в голову пришла мысль: все работы по исследованию человеческого мозга абсолютно безнадежное дело, а любое хирургическое вмешательство - не более, чем варварская попытка чинить микрокомпьютер зубилом и пассатижами. До конца понять мозг, подумалось Калитину, так же невозможно, как невозможно роботу разобрать по винтику себе подобного, а затем собрать в том же виде. Робот для этого не предназначен, в него это не заложено. А человек? Есть ли у человека возможность разобраться в собственном мозге до последней клеточки?
Мысль мелькнула тогда и была отброшена как неконструктивная. Но начались сны. И только теперь Калитин увидел связь. Связь была очевидна. Но Юров не счел ее существенной. Он выстраивал свою концепцию.
Кончились кошмары внезапно. Две ночи подряд Калитин проспал совсем без сновидений, и Юров уверял его, что все прошло, нормальный образ жизни дал себя знать, и можно больше ни о чем не беспокоиться, но чутье врача подсказывало Калитину, что его друг психиатр кривит душой. Юров ждал новых симптомов.
И симптомы появились.
В вечер после второй спокойной ночи Калитин по обыкновению сидел на подоконнике в своей персональной палате, не уступавшей гостиничному люксу, и курил. Небо было еще светлым, но на столе уже горела лампа, и высвеченный ею чистый лист бумаги нетерпеливо белел в ожидании первых слов. Провожая взглядом уплывающие в сумерки зыбкие колечки дыма, Калитин вдруг обнаружил, что не хочет и не сможет, как собирался, обобщать опыт последних операций, а напишет совсем о другом - о пришедшей к нему разгадке. И он уже знал, что никогда не станет рассказывать о ней Юрову а, может быть, и вообще никому. До поры. А сейчас главное - записать.
"Все люди - это роботы, - писал он, - построенные и запрограммированные некой другой высокоразвитой цивилизацией для расселения на нашей планете. Такая гипотеза, высказанная пациентом психиатрической клиники, будет, разумеется, воспринята однозначно. Поэтому я и не тороплюсь сообщать ее людям. Но я убежден в своей правоте и теперь понимаю, что идея назрела давно, а сны лишь окончательно укрепили меня в ней. Мои сны - это не умственное расстройство, а путь познания... Между прочим, версия искусственного происхождения человека хорошо объясняет загадку возникновения разума..."
И все в том же духе.
А ночью ему опять приснился сон. Но уже совсем другой. Он стоял один посреди огромного пустого зала, и сначала было темно, а потом под самым потолком появилась светящаяся точка. Она росла и сделалась звездой, лучистой и многоцветно переливчатой. И вдруг заговорила. Собственно, голос шел отовсюду, но переливы света очень точно соответствовали звуку, и было ясно, что говорит звезда.
- Профессор Калитин или самовоспроизводящийся робот N_31246-75490126, слушай меня. Я тот, кто создал твоих предков - первые группы самовоспроизводящихся роботов и поместил их на эту планету, начав тем самым один из грандиознейших экспериментов в истории Вселенной. А ты, Калитин, первый из моих роботов, понявший правильно свое происхождение. Теперь эксперимент окончен, и я хочу на прощание поговорить с тобой. Ты можешь задавать вопросы.
Каким-то уголком сознания Калитин понимал, что это сон, и, значит, можно говорить и делать что угодно, но он-таки растерялся, занервничал, стушевался, придавленный чудовищным грузом ответственности за человечество. Ведь что бы это ни было: сон ли, явь ли, чья-то буйная фантазия или болезненный бред - в любом случае это был тест на его сообразительность и умение ориентироваться в нестандартной обстановке.
Дотошность представителя естественных наук взяла верх над любопытством философа, и в поисках первого вопроса Калитин еще раз внимательно огляделся. Под ногами было нечто вроде шершавого пластика. Вдалеке это нечто плавно переходило в стены, а стены и потолок (был ли вообще потолок?) не имели определенной формы, а причудливо изламывались подобно складкам полиэтиленового пакета. Говорящая звезда казалась теперь уже не звездой, а скорее рваной пробоиной в стене, за которой буйствовало красками незнакомое небо.
- Где я? - спросил Калитин.
- Вопрос не вполне корректный. Твоя телесная оболочка - в постели в клинике, а сознание - здесь, во внепространственной энергетической сфере.
- А что, сознание может перемещаться отдельно от тела?
- Хороший вопрос. Я сказал "сознание твое здесь", чтобы было понятнее. На самом деле информация о том, что сейчас происходит, просто вписана в свободные ячейки твоего мозга.
- Ясно, - сказал Калитин. - И не надо ничего упрощать. Проще - это далеко не всегда понятнее. Кстати, как мне звать тебя?
- Это безразлично. Само понятие имени для меня абсурдно.
- Тогда можно я буду называть тебя Творцом?
- Можно. Только не считай меня богом. Я уже устал от этой глупости за многие века.
- Так кто же ты, Творец? Откуда ты? И много ли таких, как ты?
- Начну с последнего. Нас много. Нас бесконечно много в вашем понимании. Мы древняя и единственная цивилизация на всех доступных нам уровнях пространства - времени. Мы представляем собой различные по масштабам и форме энергетические структуры. Только энергия может быть носителем разума. Вещество в любой форме - это лишь орудие в руках энергии.
- Так значит, все звезды, планеты, все небесные тела...
- ...лишь инструменты и приборы в наших лабораториях.
- А растения, животные, люди?
- В ходе развития цивилизации орудия труда совершенствуются. Однажды был разработан фотосинтез. Мы внедрили его на нескольких планетах, и новый тип вещества стал развиваться самостоятельно. Вот тут и случилось непредвиденное: на одной из планет возник без нашего участия принципиально новый феномен - животная клетка. Мы стали наблюдать за бурным развитием животного мира, и была высказана гипотеза: если из вещества получаются самоорганизующиеся, самовоспроизводящиеся машины, то не способно ли оно стать носителем разума? Гипотеза привлекла своей парадоксальностью. Было предложено подождать, пока у животных возникнет разум. Но это предложение отвергли, если не сказать осмеяли: ведь разум должен питаться от источника разумной энергии, а разумная энергия - это специфический вид высокоорганизованной энергии. Извини за такую формулировку, в вашем языке просто не хватает слов. В итоге всех споров мы решились на эксперимент и подключили к источнику разумной энергии машины, роботов, сделанных мною по образу и подобию самых развитых животных вашей планеты. Так появились люди.
- Что вы хотели узнать в результате эксперимента?
- Мы хотели узнать, стоит ли веществу быть носителем разума. Мы узнали это, и теперь эксперимент окончен.
Вот уже во второй раз Творец произнес эти слова: эксперимент окончен, но Калитин боялся спросить об их смысле. Он спросил осторожнее:
- Так что же вы узнали?
- Вещество - плохой, нерациональный носитель разума.
- Почему?
- Окончательному выводу предшествовало много наблюдений и расчетов. Ты не все их способен понять, ибо разум твой ограничен заложенной в него программой. Приведу несколько понятных тебе рассуждении. Первое: вам понадобились миллионы лет (это много), чтобы создать сколько-нибудь пристойную цивилизацию, стремящуюся к познанию мира и самих себя. Второе: путь ваш к этой цивилизации был так запутан, а заблуждения настолько отравили разум, что вы и поныне готовы свести к нулю все ваши достижения. Расчеты показывают вероятность вашей гибели на три порядка выше вероятности дальнейшего прогресса. Третье: ваши дремучие представления о мире и о себе. Сколько тысячелетий вокруг в сущности верной концепции сотворения вы накручивали бездну глупостей и предрассудков, а затем, начав бороться с ними, как говорят у вас, вместе с водой выплеснули и ребенка: вместе с идеей всемогущего бога отринули идею сотворения и снова запутались. Вздумали понять до конца если не мир, то хотя бы себя. А это невозможно. И только ты один, профессор Калитин, робот N_31246-75490126 понял это, осознал и почувствовал не как шуточную гипотезу, а всерьез. Вот чего мы ждали от вас. Осознания. Понимания. Случись это раньше, намного раньше, мы подключили бы вас к следующей ступени источника разумной энергии. А теперь эксперимент окончен.
- Но что это значит, в конце концов?!
- Это значит, что нет смысла подключать вас к следующей ступени. Есть смысл отключить вас совсем. Дальнейший расход разумной энергии на вашу цивилизацию нецелесообразен.
- А к чему приведет отключение от источника?
- К гибели цивилизации, разумеется. Вы вернетесь в первозданное состояние. Станете просто животными. Уйдете из городов в леса. Будете продолжать размножаться. А через миллион лет или больше, быть может, снова теперь уже самопроизвольно станете разумными. Или не станете. Таков наш следующий эксперимент - проверка безумной гипотезы. А звезду мы вам заменим, когда эта начнет остывать.
- И уже ничего нельзя изменить?
- Ничего. Решение принято.
- Но это же несправедливо! Мы же все-таки цивилизация. Мы - разумные. Уничтожить нас - это антигуманно!
- Антигуманно, то есть античеловечно, значит, по-нашему, антироботно. Неправда ли, странно звучит? Ты забываешь, Калитин, мы не люди. Мы слишком далеки от вас. Подумай, станете ли вы вторично высевать неудачный сорт пшеницы только потому, что она живая и ей тоже хочется жить?
- Да, - сказал Калитин, - мы не делаем этого, но и мы не правы. Все живое, однажды произведенное на свет, должно жить. Все. И никто не вправе уничтожать живое.
- Нет, Калитин, ты просто не понимаешь. Программа не позволяет тебе думать иначе. А если бы ты мог подняться на мой уровень, ты бы знал, что мы правы, что высшая целесообразность в сохранении гармонии, равновесия, гомеостазиса, а ваша искусственно созданная цивилизация, поглощая чудовищное количество разумной энергии, лишь создает дисгармонию во Вселенной. Сеанс связи окончен, Калитин. С добрым утром.
- С добрым утром, - сказал Юров.
Он стоял возле кровати, когда Калитин проснулся.
- Ты проспал на два часа больше обычного.
- Поздно лег. Работал.
- Снилось что-нибудь?
- Ничего, - поторопился ответить Калитин.
- Но есть ощущение тревоги, да?
- Пожалуй.
- Неконкретная тревога. Словно не хватает чего-то, но не понять, чего именно. Так?
- Пожалуй. Примерно, так.
- Это вполне нормально. Ты слишком привык к своим кошмарам. Но больше их не будет. Поверь мне, я знаю. А за работу по ночам - выговор.
- Виноват, увлекся.
Он кинулся к столу, как только Юров вышел. "Ах, как неосторожно!" Стопка листов, хоть и перевернутая, лежала посреди стола. Вряд ли Юров стал бы смотреть, но на всякий случай Калитин спрятал свои записи между страницами статьи и уложил в ящик. Теперь можно было спокойно поразмышлять.
"Предположим, все, что я видел - фантазия больного мозга. Тогда состояние мое действительно опасно. Надо лечиться? Пожалуй. Но что понимает в этом Юров и вся мировая психиатрия? Да, им хочется разобраться, но вылечат меня едва ли. Значит, уклоняясь от лечения, я только лишаю медицинскую науку одной из любимых ее игрушек - неординарного подопытного кролика. Вариант второй: все, что я видел, было на самом деле. Вероятность исчезающе мала, но игнорируя этот вариант, я обрекаю человечество на гибель. Так можно ли сомневаться в выборе? Я обязан сделать все, чтобы предотвратить уничтожение цивилизации".
После завтрака Калитин зашел к Юрову и сказал, что, послушный его советам, будет работать днем, а вечером после прогулки рано ляжет спать. Потом вернулся к себе, и обложившись статьями и книгами по нейрохирургии, как нерадивый сотрудник, читающий тайком от начальника художественную литературу, принялся записывать со всей точностью, на какую был способен, свой ночной диалог с Творцом.
А когда он вновь уснул, диалог продолжился. Калитин опять стоял в огромном "полиэтиленовом мешке", а Творец в мерцающей выси был похож на бесформенную перламутровую раковину, изъеденную морем.
- Можешь задавать вопросы, Калитин.
- Скажи, Творец, мои сны о роботах - это твоих рук дело?
- Не совсем. Первый ты увидел сам, а потом я решил повторять их, пока ты не придешь к правильному выводу.
- А сколько раз еще мы успеем поговорить?
- Завтра последняя ночь.
- А почему нельзя днем?
- Можно, но на сеанс связи уходит много времени, тебя могут увидеть. Ты напугаешь своего друга Юрова, робота N_31246-75473899.
- А если я объясню ему все?
- Попробуй. Он не поверит тебе. Он не способен.
- Именно он?
- Вы все не способны, а он особенно.
- А как же я поверил в реальность снов?
- Ты тоже не совсем поверил. И потом ведь есть исключения, если угодно, какой-то брак в нашей работе. К тому же я не программировал абсолютную невозможность понимания вами истины, вы сами такими стали.
- А если мы станем другими? Поймем истину и поверим в нее. Ты сохранишь тогда нам жизнь, Творец?
- Мы отбираем у вас не жизнь, а лишь не по праву полученный разум. А вообще это интересное предложение, Калитин. Я согласен на новый небольшой эксперимент. Не надо переубеждать все человечество. Заставь Юрова поверить в реальность твоих снов, и мы дадим вам время объяснить всем, что происходит. А потом, когда и если все пройдет удачно, мы подключим вас к следующей ступени разумной энергии.
У Калитина захватило дух от сознания собственного могущества. Вот теперь поистине судьбы мира были в его руках.