Меж зеркал воды и неба
Захватила гостинцы для братьев и сестер, подарки родителям, вздохнула и вышла из дому. Да, к родителям, в гости, да, не хочется. Почему так? Мама опять будет охать и переживать, что у нас с Йеном все еще нет детей. Понятно, ему двадцать три, мне восемнадцать, пора уже второго вынашивать. И ведь не станешь объяснять, почему. Да и не положено. Полагается слушать, кивать и выполнять, а не то пятно ляжет на мою карму. Ну и пускай ляжет, моя карма и так чем только не запятнана. Еще с детства, когда росла сорванцом, что вовсе неприлично для деревенской девушки. Так я давно смирилась и знаю, что после смерти путь мне в ледяной ад. Но зато Йена заполучила, на него почти все девушки у нас в Бисмау заглядывались. Еще бы — не простой рыбак, а моторикша. Иностранцев возит, настоящие доллары получает. Немного, но все-таки. И по-английски говорит, ну то есть иностранцы его понимают, а я иногда поправляю, когда слышу ошибки. Хотя тоже неприлично, не должна хорошая жена указывать мужу на ошибки, услышит кто — муж лицо потеряет. Но я ведь всегда смотрю, чтоб не услыхали, шепотом говорю, и Йен на меня не сердится. Что ж поделать, если языки мне хорошо даются, а ему не очень. Но это все ерунда, главное — Йен такой же ненормальный. В смысле, просто жить, как есть, ему скучно. Мы и вместе-то поэтому оказались. Раз на вечеринке он заспорил с приятелями. Они ему:
— Женись — вон сколько девушек на тебя смотрят, а ты второй год деньги откладываешь. На выкуп должно хватить.
Йен в ответ, дескать, те деньги — на другое дело. Хочу, говорит, так сделать, чтобы у нас в Бисмау как в городе стало: и интернет, и иностранцы, и движуха всякая. Если женюсь, будет не до того. А сам мрачный стал и в сторону дома оглядывается, приятелей-то можно не слушать, а когда родители этакое же поют… Тут я возьми и брякни:
— Йен, держись, вдруг получится, всем же лучше станет.
Парни смеются: опять эта «нага водяная» подбивает к переменам, не бывает от них лучше, только покоя никому нет. Мое детское прозвище вспомнили, еще когда я маленькой плавала под досками причалов и шипела оттуда. Зубоскалят, короче. Ну, мне же лицо держать надо, напустила на себя вид, как у принцесс из кино, и смотрю на них. Тут Йен меня и спрашивает:
— А ты, Ями, пошла бы за меня замуж?
Вообще-то так нечестно, если скажу «нет» — и меня не поймут, и над ним смеяться станут. Короче, без вариантов. «Шантаж», как говорят в западных фильмах.
— Я не против, — отвечаю. — Можешь идти говорить с родителями.
— И пойду.
И пошел, и поговорил. Так я и оказалась два года назад замужем. Первой из всех подружек. Но с чего все началось — не забыла, и эти два года все деньги, что получалось, откладываем на «затею». Только эту затею еще не придумали. Кое-что, конечно, у меня есть. Но пока не решила, как Йену подбросить, а то у него ничего не придумывается и он переживает. И дети сейчас ну совсем не ко времени. Но маме разве такое расскажешь?
Родители меня ждут, оба здесь — и мать, и отец. О-ох… Подхожу, сажусь на корточки, склоняю голову. Всем видом показываю: «хорошая дочка готова слушать». Но в этот раз игра не проходит.
— Ями, мне сказали, ты берешь противозачаточные таблетки у этой подстилки, у этой Оан. Как же низко ты пала! Позор на наш род! Мало того, что общаешься с потерявшей лицо, так еще и мужа обманываешь!
— Мама, я не обманываю Йена.
— А что ты делаешь? Он за тебя выкуп заплатил, чтобы ты детей ему рожала. А ты? Получается, мы ему негодный, порченый товар подсунули? Что о нас подумают в деревне?
— Мама, мы правда договорились с Йеном. Ну хочешь, он скажет кому-нибудь из наших сплетниц?..
— А может, вы сперва все скажете нам? — вот и папа вмешался. Придется рассказать.
— Задумка есть. Про бизнес…
— Зачем, доча? — мама аж руками всплеснула. Папа более сдержан, но тоже удивленно поднял брови.
— Чем тебе как сейчас неладно? Или муж недостаточно денег приносит?
— Пап, это не дело, что все туристы в городе, а у нас в Бисмау совсем нет. У нас тоже красиво, не меньше, чем у них, и до водопадов отсюда гораздо ближе. Но отели там, и гостевые дома там, и кафе там, и туристы тоже.
— Э-э… мечтатели. Ну положим, открылось бы у нас в деревне кафе или бар. И кто туда пойдет?
— Правильно! Поэтому первым должен быть гостевой дом. А накормить нескольких гостей я сама смогу. Ты же хвалил мою готовку! И Йен тоже так считает.
— Ну-у, дочка, и скажешь. Гостевой дом, это же надо столько денег, — переглядывается он с мамой.
— Да, очень много. Три с половиной тысячи у нас собралось, но этого мало. Потому и не вовремя сейчас ребенок.
— Ями, — мама мне не верит, — как вы смогли собрать столько? Я считать умею. Моторикша на весь день — десять долларов. Из них четыре — на бензин, три — городскому клану, за право работать на их территории, остается три. На все… Не сходится. Ями, что ты еще скрываешь? Или тебя твоя подружка Оан в бордель пристроила?
— Нет, мама, ничего не скрываю. Просто Йен придумал оставлять основным клиентам свой сотовый и, пока они сидят в ресторане или на пляже купаются, еще кого-нибудь возит, разово, по два доллара. Получается вместе около шестнадцати. Бензин — пять, городским — три, четыре — на расходы, пять откладывали.
— Что на расходы четыре, мы и так знали. Йен традиции соблюдает… — да, понять несложно, из всех денег отделяется «на бизнес», и из остатка половину на себя, половину в семьи родителей, — … а уж посчитать, сколько стоят ваши подарки, я смогу. Но откладывать на бизнес — пять… — мама явно что-то еще собиралась сказать, но только рукой махнула.
— Йен у тебя молодец, — задумчиво говорит папа. — Но этого все равно мало. Вообще-то те пять тысяч, что он за тебя платил, мы не потратили, да и деревня поможет. Только непонятно, с чего бы туристы к нам поехали. В городе что? Пляжи с песочком. А у нас? Болота, по их понятиям, заросли на десятки метров от берега, к воде только по мосткам добраться.
Папа прав, вся Бисмау стоит на сваях посреди залива, от пола до воды сейчас, в отлив, метра три. В прилив — полтора. Так и живем на воде, без берега. Точнее, один кусочек берега есть — «старая деревня», место, где начиналась Бисмау. Там всего шесть домов. И это очень хорошо, потому что один из этих домов принадлежит родителям Йена. У них он держит свой байк и тележку рикши. А «новая деревня» строилась потом, когда удобный берег закончился. Сверху она похожа на сеть над водой — домики все дальше расползались в залив и мостки часто строили уже не к берегу, а до ближайших соседей, а если соседей несколько, то к тем, которые больше нравятся. Наш домик крайний с запада, недалеко от косы, отделяющей залив Бисмау с деревней от соседнего небольшого заливчика. В прилив коса лишь немного выступает над водой, да и то не везде. Но это если знать, а со стороны она выглядит, как сплошная зеленая стена мангровых зарослей.
В общем, нет у деревни свободного берега. Ну и что? Разве берег — главное? Зато есть океан и закаты над ним. Есть крабы, которые ловятся прямо под настилами полов. Да много чего еще есть. Но в рекламе городских отелей говорится всегда про пляж. Мне тоже сперва казалось, что никак, а потом стала думать, думать…
Надо родителям ролики показать. Вытаскиваю из сумки нетбук.
— Ями, а это откуда у тебя? Если вы типа откладываете…
Все-таки мама мне не верит. И в чем ей Оан так дорогу перешла? Ну работает в стриптиз-баре, ну вредно для кармы. Так ведь ее карма и ничья больше.
— Это прошлым летом Йен одного европейца долго возил, а у него этот нетбук был. Потом нетбук где-то упал и экран почти отломился. Тогда тот европеец его домой не повез, а Йену отдал. А он — мне. Мы иногда вместе ездим в город, а там стоянка рикш у пляжа, и рядом стена интернет-кафе. Ихний интернет немножко за стенку вылазит, а я сижу в тенечке и пользуюсь. Уже год так. И вот глядите, что нашла.
На экране появляются покрытые белым снегом холмы и лента замерзшей реки.
— Ох! Как же там холодно, наверно, — мама просто прилипает к экранчику. — Это где?
— Сайберия. Там, говорят, всегда холодно.
Кадр тем временем смещается и видна вырубленная во льду нора — «прорубь», к которой подбегает голый мужчина и — прыгает в воду.
— Ой!
— Видишь, мама, нет в Сайберии пляжей. Вот я еще что нашла в обсуждении наших городских отелей. Только перевод получился плохой.
— Почему плохой?
— Так ведь они на английском не говорят. Я сперва одним переводчиком, а потом другим переводила. Короче, вот. «Там пляж, реальный лягушачий питомник». Тут я не очень поняла, у этого отеля обычный песчаный пляж, мелкий только. И при чем тут лягушки? Так вот, дальше. «До нормальной воды километр ходьбы».
— Хм, может, в Сайберии мало мелких берегов, и они все под лягушачьи фермы заняты. Ты не знаешь, они лягушек едят?
— Не знаю. Вот европейцы едят. А Европа к ним ближе, чем к нам. Едят, поди.
— Во-от! И еще… в городские отели из Сайберии почти никто не ездит, может, как раз потому, что им пляжи не нравятся?
— Ага. Нет привычки к пляжам.
— Ты права, дочка, бассейны в дорогих отелях делают похожими на вот это. — Папа тыкает пальцем в экран с застывшим последним кадром проруби. — С чего бы иначе? Денег там много, могли бы сделать и с пологим спуском, как пляж, если бы хотели.
— Точно! Я сама не сообразила. Не нужны пляжи. А такую штуку, как эта, у нас сделать вообще просто. Связать четыре бамбуковых плота и дырку в центре оставить. И лесенку к дому сделать, такую, как в бассейнах, только подвижную, чтобы в прилив поднималась.
— Гм… — папа теребит нос, как всегда, когда задумывается, — тогда и рекламу надо делать для Сайберии. На этом их языке, как он…
— Рашен.
— Вот. И перевод нужен хороший.
— Я найду! Найду в сети, кто поможет. Надо только поискать и поговорить.
— Ну что же, мы подумаем, в деревне посоветуемся. А ты беги домой, скоро стемнеет, муж вернется, а у тебя, небось, его кормить нечем. Да… вон там под сеткой возьми окуньков из сегодняшнего улова. Вам оставил.
— Спасибо, папа.
Пока приготовила ужин, совсем стемнело. А я придумала, как сказать Йену идею гостевого дома с купальным плотом так, чтобы не обидеть. Скажу, что папа придумал. Ведь правда, про бассейны-то он сообразил, а я как-то даже не догадалась.
Но сразу разговора не получилось. Йен, как явился, ухватил меня за талию и нагнул вперед. Ясно. Давно заметила, если он сразу, как придет домой, молча требует секса, значит, весь день белых туристок возил. Но я молчу. А что делать? Нравятся ему белые девушки, и чем я тут могу помочь? Кроме того, Йен — хороший муж: все деньги, что на расходы, приносит домой и отдает мне. Даже советуется, сколько отделить «на бизнес», хоть и не обязан, если по традиции. А на белых девушек он денег не тратит, так что все нормально. Но жалко мужа, так поспешно стаскивает с меня шорты, натерпелся за день. Интересно, он на моем месте белую девушку представляет? Наверное, да. Я недавно выучилась кричать по-английски, когда «совсем хорошо», так Йена это дико заводит. Правда, Оан говорит, европейцы занимаются любовью чаще всего в «миссионерской позе», а я ее не люблю. Как у нас принято, «по-кошачьи», мне нравится куда больше. Миссионеры вообще не умеют заниматься любовью. Сами скучные, и поза скучная, но есть плюс — для нее миссионерам пришлось привезти сюда матрасы. А что им еще оставалось делать? Попробуй-ка миссионерскую позу в гамаке. Да еще в нашем, который просто полоса ткани с узлами на концах. Оан, правда, говорила, что пробовала, так то же Оан… А матрас — это здорово, интересно, на нем столько всего можно делать. Только дорого, мы пока не покупаем. Зато я купила «коврик для ванн». Уж не знаю, зачем в ваннах коврики, но штука классная. Можно на колени опуститься, а можно опереться лбом. И никаких миссионеров в нагрузку. А потом думать стало невозможно, зато очень легко кричать на всю деревню. Еще бы вспомнить, что надо по-английски…
* * *Слушаю, как Оан шуршит пакетиками и звенит посудой, заваривая чай, и тупо смотрю на строчки своего объявления:
«Гостевой дом в традиционном стиле, в изолированном и одиноком заливе океана. Трехразовая еда из традиционных местных блюд. Возможности поездки к достопримечательностям, рыбалки и купания по-сайберийски.»
Вторую неделю висит, и хоть бы кто откликнулся. Вчера скопировала его на один из сайберийских форумов и попросила поправить перевод, если что-то непонятно. Тоже молчание. Хорошо, мы уже купили интернет через сотовый модем. Правда, «для гостей», а пользуюсь я — гостей пока нет. Мне все труднее становится сохранять лицо, ведь уже ноябрь, начало высокого сезона. Только две недели назад всей деревней построили этот гостевой дом, и мы с Йеном сейчас всем должны. Особенно родителям Оан: если бы не их подарок — две тысячи долларов, ничего бы не вышло вообще. Кто же знал, что канализация — такая дорогая и сложная штука? Хотя я должна была понять — если обещаем купание у домика, канализацию придется делать. И куда ее тянуть посреди залива? Спасибо, дядя Шим, отец Йена, отыскал схему, по которой трубы провели под мостками до берега, а там вырыли отстойник с песчаным фильтром. И еще закинули в него специальные таблетки с бактериями, которые все стоки перерабатывают. Но все равно, чтобы дотянуть трубу с нужным наклоном хотя бы до косы, пришлось весь дом поднять еще на полметра. А в манграх прорубать тропу к ближайшему холмику, который не затапливается в прилив. Воду от скважины со двора дяди Шима и то получилось дешевле провести. Там хоть труба не такая толстая и наклон не нужен. Между прочим, трубу вели через наш домик и сейчас у нас с Йеном есть раковина и душ. Но как рассчитываться с долгами? Перед деревней-то проще, на помощь можно ответить помощью. Или даже деньгами, не так чтоб очень дорого, а вот как быть с Оан?
— Ями, что сидишь-грустишь? Попробуй какой чай, настоящий китайский «лунный». Это мой последний «юзер» оставил, когда уезжал. Ничего был парень, не противный. Из Свеи, где викинги.
— А? Да, спасибо. Это хорошо, когда «не противный». А радоваться мне нечему, у меня клиенты молчат. Не знаю, чем отдавать долг твоим, когда придет время.
— А никак не отдавать, они не возьмут, — махнула она рукой. — Это подарок.
— С чего бы? Ты мне подруга, конечно, и все такое, но это же такие деньги…
— Понимаешь, Ями… — Оан медленно наклоняет в руках чашечку. — Тогда, ты не знаешь, родители семь ночей жгли ароматные свечи на алтаре предков, а последнюю ночь мама всю у алтаря просидела. Беспокоятся они за меня, и эти деньги — вроде подарка, в счет моей кармы. Когда я пошла в бар ночной работать, меня тут считали потерявшей лицо, все до единого в деревне. А ты все равно оставалась мне подругой. А тут эта ваша затея. Мама и загадала, если пойдут у тебя дела, то предки оградят меня от ада голодных духов. А не пойдет — тогда не судьба… Мама очень плакать будет.
— Вон как… — Трясу головой, я и не знала, что здесь такие ставки.
— Ой, гляди — у тебя что-то мигает на экране. Тебе написали?
— М-м… да. Не клиенты, это из форума, где я просила помочь с объявлением.
Открываю письмо:
«Странное объявление какое-то. Не знаю даже, что сказать. Может, опишешь обычными словами, что у вас там есть, а потом подумаем, как это сказать. Что, например, означает «изолированном»?
Anya.»
Оан заглядывает через плечо:
— Смотри-ка, наверное, с объявлением действительно что-то не так. Интересно, Anya — это парень или девушка?
— Сейчас, гляну в сети… О! Это Аннет, по-сайберийски. Произносится как «Аня».
— Значит, девушка. Пиши ответ.
— Сейчас.
«Я не вижу, чем странное. Что у нас тут есть: домик на заливе. Далеко от берега. К домику мостки идут. Берег зарос кустами. Но у домика ничего такого нет, и вода чистая. А «изолированном» в таком виде: залив со всех сторон окружен высокими кустами, растут прямо из воды. Мангры называются. Только со стороны океана открыто и можно закаты смотреть.
Ями.»
Ответ пришел быстро:
«Так трудно понять. Фото есть?»
Фото… М-м. Не помню, чтобы у кого-то в деревне был фотоаппарат. Можно, конечно, поговорить с друзьями Йена в городе, но это не быстро. На телефон разве что…
«Могу сейчас пойти на телефон снять.»
«Хоть так.»
Идем с Оан к домику. Я щелкаю на телефон всю дорогу, почти шаг за шагом — кто знает, что эту Аню заинтересует. Вот край деревни и уходящие в зеленую стену мостки. Мы постарались расчистить проход пошире, чтобы сверху на голову какая-нибудь змея не упала, но отсюда все равно кажется, будто впереди тупик. А все из-за небольшого поворота, который на косе, он тоже не был запланирован. Но направление мостков пришлось изменить, когда тянули канализацию. Вот и этот изгиб попадает в кадр. Отсюда видны две уходящие вдаль дорожки: из зеленого в синее. Только в конце одной — большая деревня на сваях, а в конце другой посреди залива — маленький домик и бамбуковый понтон рядом с ним. Продолжаю снимать кадр за кадром: веранда у домика с гамаком, столиком и парой плетеных ротанговых кресел, прикрытых шатром из москитной сетки. Входим в дом, здесь тоже все просто. На дощатой платформе лежит широкий матрас. Настоящий, из магазина. Ох, как хотелось на нем поваляться с Йеном, когда только купили. Но ограничилась тем, что повалялась одна, самую малость покатавшись с боку на бок. Надо же проверить покупку. А так — он для дела, для гостей. Но зато я теперь могу мечтать, как оно было бы на матрасе… Мечтать — это потом, как дела пойдут, то еще и себе домой купим, а сейчас идем снимать дальше. Холодильник, большой вентилятор под потолком. В углу шторка из пленки, за ней душ, умывальник, туалет. Вроде все. Возвращаюсь.