Что было вполне вероятно, потому что она не слышала его слов.
Всю ночь. Это будет доставать его всю ночь. Он произнес:
— Хотелось бы иметь понимание о ширине этой линии. Я не знаю, ищем ли мы нить или шоссе, даже по истечении всего этого времени. Мы могли бы быть в шаге от нее, но так и не узнать об этом.
Адам уже мог бы свернуть себе шею, оглядываясь по сторонам. Но признаков официантки все еще не было. Он выглядел усталым, слишком много ночей допоздна работал или учился. Гэнси ненавидел видеть его таким, но ничего не приходило в голову, что можно было бы сказать ему. Адам не переносил жалости.
— Мы знаем, что их можно обнаружить при помощи ивового прута, так что они не могут быть настолько узкими, — сказал Адам.
Он потер висок тыльной стороной ладони.
Именно это принес Гэнси в Генриетту в первое время: месяцы поисков с ивовым прутом. Позже он пытался определить местонахождение линии более точно с Адамом. Они обошли город с ивовым прутом и электромагнитным частотомером, меняясь инструментами друг с другом. Машинка пару раз странно пикнула, и Гэнси думал, что почувствовал, как прут дергался в его руках одновременно с этим, но, должно быть, он принимал желаемое за действительное.
«Возможно, я должен сказать ему, что его оценки полетят к чертям, если он не будет отключаться на несколько часов» думал Гэнси, глядя на черные круги под глазами Адама. Если бы он сделал что-то для себя, Адам бы не посчитал это милосердием. Он рассуждал, как выставить все так, чтобы звучало эгоистично: «Ты никакой, если не высыпаешься» или что-то типа того. Адам раскусит через секунду.
Вместо этого Гэнси сказал:
— Нам нужен отличный план А, перед тем, как мы начнем думать над планом Б.
Но у них был план А. У них даже был план Б. Проблема была в том, что эти планы были слишком большими. У Гэнси была вырванная из книги карта Вирджинии с проведенной на ней энергетической линией. Как и энтузиасты, ищущие линию в Великобритании, американцы-искатели определили ключевые святые места и прочертили линии между ними, пока дуга энергетической линии не стала очевидной. Выглядело так, будто вся работа до них уже была сделана.
Но создатели тех карт никогда не думали, что их будут использовать, как путеводители, они были слишком приблизительные. Одна из карт просто перечисляла Нью-Йорк, Вашингтон, гору Пайлот, Северную Каролину, как возможные опорные пункты. Каждый из этих пунктов был шириной с мили, и даже прочерченная лучшим карандашом линия на карте могла растянуться на десятки метров — даже устранение всех возможностей оставляло их с десятками квадратных километров, на которых могла располагаться энергетическая линия. Десятки квадратных километров, где мог быть Глендовер, если он вообще был на этой линии.
— Вот интересно, — размышлял Адам вслух, — если мы могли наэлектризовать ивовые прутья или энергетическую линию, можно ли подключить к ним автомобильный аккумулятор или еще что-нибудь?
Если бы ты получил ссуду, то мог бы прекратить работать до окончания колледжа. Нет, это тут же бы породило спор. Гэнси слегка покачал головой, больше собственным мыслям, чем комментарию Адама. Он сказал:
— Звучит как начало пыток или музыкального видео.
Ищу-дьявольскую-официантку лицо Адама уступило место лицу у-меня-блестящая-идея. Усталость таяла.
— Ладно, усиление. Это все, о чем я думал. Что-то, чтобы сделать ее громче и обнаружить легче.
Идея была не такой уж кошмарной. В прошлом году в Монтане Гэнси беседовал с жертвой удара молнии. Мальчик сидел на своем квадроцикле в дверном проеме сарая, где его и поразила молния, и инцидент оставил его с необъяснимым страхом закрытых пространств и таинственной способностью следовать по одной из западных энергетических линий, используя только изогнутый кусок радиоантенны. В течение двух дней они вместе шли по полям, покрытым наледью и крупными стогами сена, выше них ростом, находили водные источники, крошечные пещеры, сожженные молниями пни и камни со странными отметинами. Гэнси пытался убедить мальчика вернуться на Восточное побережье, чтобы повторить то же самое чудо на энергетической линии там, но новая патологическая боязнь мальчиком закрытых пространств исключала все самолеты и автомобили для передвижения. И это был долгий путь.
Однако это не была совсем бесполезная тренировка. Это было дополнительное доказательство аморфной теории, описанной Адамом: энергетические линии и электричество могут быть связаны. Энергия и энергия.
Масло масляное.
Когда Гэнси двинулся к прилавку, то начал замечать, что Ноа прятался за локтями, выглядя напряженно и безотлагательно. И то, и другое было типично для Ноа, поэтому Гэнси не сразу заволновался. Он протянул свернутую пачку счетов кассиру. Ноа продолжил топтаться.
— Ноа, что? — потребовал Гэнси.
Ноа, казалось, собирался засунуть руки в карманы, но не сделал этого. Руки Нова будто принадлежали меньшему количеству мест, чем у других людей. В итоге, он просто позволил им висеть, пока смотрел на Гэнси и сказал:
— Деклан здесь.
Немедленная проверка ресторана ничего не дала. Гэнси потребовал:
— Где?
— На парковке, — сказал Ноа. — Он и Ронан…
Не утруждая себя в ожидании остальной части предложения, Гэнси ворвался в темный вечер. Обходя здание вокруг, он оказался на парковке как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ронан наносит удар.
Замах был бесконечен.
Со стороны это было выступление на разогреве. В болезненном зеленом свете гудящего уличного фонаря Ронан занимал беспроигрышную позицию, выражение его лица было тверже гранита. Не было никакого колебания в направлении удара, он принял последствия, независимо от того, куда попадет его кулак, задолго до начала замаха.
От своего отца Гэнси получил голову для логических мыслей, склонность к исследованиям и целевой фонд размером с большинство государственных лотерейных кампаний.
От своего отца братья Линч получили неуемное эго, десятилетие непонятных уроков игры на ирландских инструментах и способность боксировать по-настоящему. Нила Линча не было часто с ними рядом, но когда был, то был превосходным учителем.
— Ронан! — закричал Гэнси, но слишком поздно.
Деклан упал, но еще до того, как Гэнси мог бы сформировать план действий, он снова поднялся, кулак поцеловал его брата. Ронан отпустил ряд ругательств, таких разнообразных и точных, что Гэнси поразился, как только эти слова не убили Деклана. Руки вращались, словно ветряные мельницы. Колени встречали грудь, Локти врезались в лица. Затем Ронан схватил Деклана за пиджак и бросил его на зеркальный капот Деклановского Вольво.
— Только не гребанная машина! — бормотал Деклан разбитыми губами.
История семьи Линч была такова: когда-то давно у человека по имени Нил Линч было три сына, один из которых любил отца больше остальных. Нил Линч был статный, харизматичный, богатый и загадочный, и однажды его вытащили из его темно-серой БМВ и избили до смерти металлической покрышкой. Это было в среду. В четверг его сын, Ронан, нашел его тело на дороге. В пятницу их мать замолчала и уже никогда снова не заговорила.
В субботу братья Линч обнаружили, что их отец умер, оставив их богатыми и бездомными. Завещание запрещало им касаться чего-либо в доме — их одежды, мебели. Их молчаливой матери. Завещание требовало, чтобы они немедленно отправлялись жить в Аглионбай. Деклан, старший, должен был управлять фондами и их жизнями, пока его братья не достигнут восемнадцати.
В воскресенье Ронан украл автомобиль своего усопшего отца.
В понедельник братья Линч перестали быть друзьями.
Оттаскивая Ронана от Вольво, Деклан ударил брата достаточно сильно, что даже Гэнси это почувствовал. Эшли (ее светлые волосы были более заметны, чем остальное) хлопала глазами на него из машины.
Гэнси сделал несколько шагов вперед.
— Ронан!
Ронан даже не повернул головы. Мрачная улыбка, больше скелета, чем парня, отпечаталась на его губах, пока братья кружили по кругу. Это была реальная драка, не показуха, и она транслировалась в ускоренном режиме. Кто-нибудь был бы без сознания, пока Гэнси бы оплакивал разрушения, а у него не было времени везти кого-нибудь в дежурную больницу сегодня ночью.
Гэнси прыгнул, захватив руку Ронана на замахе. Его пальцы все еще цеплялись за что-то во рту Деклана, хотя и кулак Деклана уже летел сзади, словно жестокое объятие. В итоге Гэнси получил удар Деклана. Что-то мокрое оросило его руку. Он был уверен, что кто-то плюнул, хотя, возможно, это была кровь. Он прокричал слово, которое выучил от своей сестры, Хелен.
Ронан держал Деклана за его бордовый галстук, и Деклан притянул того за затылок одной, сжатой в кулак до побеления костяшек пальцев, рукой. Гэнси не следовало быть там. С тихим звуком в запястье Ронан вмял голову Деклана в водительскую дверь Вольво. Раздался смачный недобрый звук. Деклан убрал руку.
Гэнси воспользовался случаем и оттащил Ронана где-то метра на полтора. Дергаясь в его захвате, Ронан дрыгал ногами по тротуару, словно заяц. Он был невероятно силен.
— Хватит, — пыхтел Гэнси. — Не порти лицо.
Ронан отвернулся, весь собранный в одну мышцу, накаченную адреналином. Деклан, костюм которого выглядел хуже, чем вообще может выглядеть костюм, двинулся на них. У него был адский синяк, ползущий до затылка, но он готов был начать сначала. Невозможно было сказать, что же их побудило к драке: новая медицинская сиделка матери, плохие оценки в школе или необъяснимый счет кредитной карты. Может быть, просто Эшли.
Менеджер Нино показался у входа. Еще немного, и вызовут полицию. Где был Адам?
— Деклан, — произнес Гэнси голосом, полным предупреждения, — если ты вернешься сюда, я клянусь…
Резко вздернув подбородок, Деклан сплюнул кровь на тротуар. Его губа была разбита до крови, но зубы все еще целы.
— Отлично. Он твой песик, Гэнси. Держи его на поводке. И смотри, чтобы его не выперли из Аглионбая. Я умываю руки.
— Хотелось бы, — прорычал Ронан.
Его тело затвердело под рукой Гэнси. Его ненависть была словно грозная вторая кожа.
Деклан продолжил:
— Ты такой кусок дерьма, Ронан. Если бы отец видел…
И это заставило Ронана вспыхнуть снова. Гэнси сжал руки вокруг груди Ронана и тянул его назад.
— Почему ты вообще здесь? — спросил Гэнси у Деклана.
— Эшли понадобилось зайти в туалет, — решительно ответил Деклан. — Я имею право останавливаться там, где мне нравится, ты так не думаешь?
Последний раз, когда Гэнси заходил в совместный туалет в Нино, там пахло рвотой и пивом. На одной из стен красным маркером было неразборчиво написано слово "BEEZLEBUB"[9] и ниже номер телефона Ронана. Было сложно представить Деклана, выбирающего для своей подруги воспользоваться удобствами Нино. Гэнси отрезал:
— Думаю, тебе просто надо уйти. Этот вопрос не решится сегодня.
Деклан рассмеялся первый раз. Широкий небрежный смех, полный круглых гласных. Ясно, что он не находил ничего смешного в Ронане.
— Спроси, собирается ли он закончить этот год хотя бы с тройками, — сказал он Гэнси. — Ты вообще ходишь на занятия, Ронан?
Позади Деклана Эшли выглянула из бокового окна со стороны водителя. Она опустила стекло, чтобы послушать. Она практически не выглядела идиоткой, когда думала, что никто не обращает на нее внимание. Казалось, будто справедливость торжествует на этот раз, сейчас Деклан — тот, кем играют.
— Я не говорю, что ты не прав, Деклан, — говорил Гэнси.
У него пульсировало ухо в месте, куда пришелся удар. Он мог ощущать сердце Ронана, стучащее ему в руку, которой он удерживал друга. Его клятва подбирать слова тщательнее вернулась к нему, и он произнес остальную часть своей речи в голове, прежде чем произнес это вслух:
— Но ты не Нил Линч и никогда им не будешь. И ты продвинешься вперед значительно быстрее, если перестанешь пытаться.
Гэнси отпустил Ронана.
Ронан не двинулся, как и Деклан, как будто назвав имя их отца, Гэнси произнес заклинание. Выражения их лиц были холодными. Различные раны, нанесенные одним и тем же оружием.
— Я только пытаюсь помочь, — наконец, сказал Деклан, но прозвучало это как поражение.
Было время, несколько месяцев назад, когда Гэнси поверил бы ему.
Рядом с Гэнси Ронан стоял, опустив руки по швам. Иногда, после драк, в глазах Адама появлялось что-то далекое, отсутствующее, казалось, его тело принадлежало кому-то еще. Когда же били Ронана, все было наоборот: он срочно становился настолько настоящим, будто бы спал до этого.
Ронан сказал своему брату:
— Я никогда не прощу тебя.
Окно Вольво с шуршанием закрылось, когда Эшли поняла, что эта беседа не предназначалась для ее ушей.
Посасывая свою окровавленную губу, Деклан смотрел в землю некоторое время. Затем он поправил и пригладил свой галстук.
— Это больше ничего не значит, — произнес он и открыл дверь Вольво.
Сев на водительское сидение, Деклан сказал Эшли:
— Я не хочу говорить об этом. — И захлопнул дверь.
Шины Вольво взвизгнули, когда тронулись от тротуара, и затем Гэнси и Ронан остались стоять рядом друг с другом в странном тусклом свете парковки. Через квартал злобно гавкнула собака, три раза. Ронан коснулся мизинцем брови, чтобы проверить, есть ли там кровь, но ее не было, просто большой, наливающийся синяк.
— Прекрати, — заговорил Гэнси.
Он не был целиком уверен, что независимо от того, что Ронан сделал или хотел, но не смог сделать, это было легко исправить, он точно знал, что это надо исправить. Единственная причина, по которой Ронану разрешили остаться на Фабрике Монмут, это его приемлемые оценки.
— Что бы это ни было, не позволяй ему быть правым.
Ронан ответил низким голосом, только для Гэнси:
— Я хочу уйти.
— Еще один год.
— Я не хочу делать это еще один год.
Он запихнул камень под Камаро. Теперь его голос нарастал, но только в свирепости, не в громкости.
— Другой год, и меня задушит галстук, как Деклана? Я не чертов политик, Гэнси. Я не банкир.
Гэнси тоже не был, но это не значит, что он хотел уйти из школы. Боль в голосе Ронана говорила, что друг не мог понять всего, поэтому сказал:
— Только выпустись и делай все, что хочешь.
Целевые фонды их отцов гарантировали, что никто из них не должен работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь, даже если они не хотели. Они были лишними винтиками в машине под названием «общество», и этот факт по-разному давил на плечи Ронана и Гэнси.
Ронан выглядел сердитым, но он был в настроении, в котором собирался выглядеть сердитым, не смотря ни на что.
— Я не знаю, чего хочу. Я не знаю, черт возьми, кто же я сам.
Он забрался в Камаро.
— Ты обещал мне, — сказал Гэнси в открытое окно.
Ронан не поднял глаз.
— Я знаю, что я тебе обещал, Гэнси.
— Не забудь.
Когда Ронан хлопнул дверью, это отозвалось по всей парковке эхом, которое усилилось после наступления темноты. Гэнси присоединился к Адаму в его безопасно удаленной точке наблюдения. Адам выглядел опрятным, сдержанным и предельно собранным. Откуда-то он достал резиновый мяч с логотипом Губки Боба и стукнул им по земле с задумчивым выражением лица.
— Я убедил их не звонить в полицию, — сказал Адам.
Он был хорош в улаживании всякого рода происшествиях.
Гэнси выдохнул. Сегодня у него не было сил разговаривать с полицией о поведении Ронана.
«Скажи, что я поступил верно с Ронаном. Скажи мне, как отыскать старого Ронана. Скажи, что я не разрушаю его, удерживая вдали от Деклана».
Но Адам уже говорил Гэнси, он думал, что Ронану надо учиться подчищать свои собственные неприятности. Это только Гэнси, казалось, боялся, что Ронан научится жить в грязи.
Поэтому он всего-навсего спросил:
— Где Ноа?
— Идет. Думаю, он оставляет чаевые.
Адам бросил мяч и поймал его снова. Он чисто механически сжимал пальцы вокруг мяча, как только тот отскакивал к нему; в один момент его ладонь была открытая и пустая, а в другой — крепко сжималась вокруг мяча.
Отскок. Захват.
Гэнси сказал:
— Итак, Эшли.
— Да, — ответил Адам, будто бы ждал, когда тот заговорит о ней.
— Не сводил с неё глаз. — Это было выражение, которое его отец использовал все время, фамильная поговорка о ком-нибудь любопытном.
Адам спросил:
— Думаешь, она действительно здесь из-за Деклана?
— Почему же еще?
— Глендовер, — тут же ответил Адам.
Гэнси засмеялся, но Адам нет.
— Правда, зачем еще?
Вместо ответа Адам повернул руку и выпустил резиновый мяч. Он тщательно выбрал траекторию: мяч отпрыгнул от грязного асфальта один раз, ударился в одно из колес Камаро и по дуге поднялся в воздух, исчезая в темноте. Адам шагнул вперед как раз вовремя, чтобы мяч упал к нему в ладонь. Гэнси издал одобряющий шум.
Адам произнес:
— Не думаю, что тебе и дальше стоит говорить об этом людям.
— Это не секрет.
— Возможно, должен быть им.
Беспокойство Адама было заразно, но логически не было ничего в поддержку этих подозрений. На протяжении четырех лет Гэнси искал Глендовера, свободно открывая этот факт любому, кто проявлял интерес, и он никогда не видел ни малейших доказательств того, что кто-нибудь еще разделяет его скрупулезный поиск. Но ему пришлось признать, однако, что предположение такой возможности подарило ему исключительно неприятное чувство.
Он сказал:
— Уже не может, Адам. В какой-то степени все, что я делаю, является публичным. Слишком поздно, чтобы держать это в секрете. Было поздно очень много лет назад.
— Да ладно, Гэнси, — продолжал Адам с некой горячностью. — Неужели ты не чувствуешь этого? Не чувствуешь?..