- Я посмотрю сначала какая тебе тёща попадется! Будешь у неё лететь и переворачиваться как миленький!
- Да конечно, ишь чего захотела!
- Трепло бестолковое. Вот я в твоём возрасте…
- Всё, прекрати этот базар. Дай спокойно пожрать без всяких нравоучений. Говорят, что вчера Дарья Донцова выпустила юбилейный десятитысячный роман – пойди в книжный магазин, купи его, прочти немедленно где-нибудь на пляже и будет тебе счастье!
- Дурачина ты редкостная. Ни мозгов, ни совести. Пожалел бы мать…
- Моя мамочка читает газету «Жизнь»! Она сидит и всех палит кто кого отайзеншпицит кто кого отшаповалит, - Вениамин на свой лад принялся напевать песню рэпера Гуфа.
- Достал ты меня! – сказала мать и удалилась на балкон развешивать белье.
После обеденного борща Небеседин немедленно отправился в центр города. Он не хотел больше слушать причитания матери и стремился поскорее увидеть места, где днем ранее произошли столкновения украинских националистов и антимайдановцев. Никогда доселе он не видел Одессу столь мрачной и безлюдной, несмотря на теплый солнечный день. Он завернул с Пушкинской на Дерибасовскую. Обычно заставленные автомобилями тротуары были свободны. Большинство кафе и ресторанов не открылись. На летних верандах работавших заведений не было посетителей. Всегда улыбчивые официанты бессловно хмурились. Вениамин приблизился к ресторану господина Паста и увидел, как персонал растерянно пытается подсчитать убытки и привести в порядок не сильно пострадавшие столешницы и диваны. Бармен неловко белил столешницу и запачкал черные брюки краской. Администратор старалась с важным видом давать указания как нужно реставрировать сидушки, но было заметно, что она совсем ничего не понимает в восстановлении мягкой мебели. Рестораторы оказались не готовы к столь печальному повороту событий. Разобранную брусчатку никто не спешил возвращать обратно на место. Булыжники валялись повсюду.
На Греческой площади было столпотворение из тинейджеров, фотографировавших сожжёный микроавтобус, от которого остался лишь дочерна обгоревший кузов. Молодежь ранее никогда не видела живьем боевых действий и поэтому с любопытством фиксировала последствия локальной войны. Газетный киоск, протараненный бандеровцами на пожарной машине, поднимали с помощью крана, чтобы он вернулся на свой бетонный постамент. Горожане с опустошенными лицами блуждали по Греческой улице и пугливо рассматривали свидетельства столкновений. Раскуроченный рекламный стенд напоминал инсталляцию современного художника, злоупотребляющего тяжелыми наркотиками. Вмятины на стенах, выбоины в асфальте, сломанные ветки акаций на проезжей части. Букет сирени с черной ленточкой и горящей рядом свечкой лежал на тротуаре возле Преображенской улицы.
Вениамин пошел по Преображенской, завидев через квартал массовое сборище возле городского управления милиции. Люди перегородили автомобильное движение, трамваи остановились. Собравшиеся требовали освобождения из милицейского изолятора своих родственников, арестованных на Греческой и Куликовом поле. «Нет политическим репрессиям!» - гласил плакат в руках у одной женщины, по всей видимости, матери арестанта. Два мужика лоб в лоб разговаривали на повышенных тонах:
- Наши дети ни в чем не виноваты! Они вышли защищать свой город от фашистских оккупантов и их за это закрыли! Беспредел!
- Ваши дети недостойны быть украинцами! Они предали свою страну и продались России! Позорные путинские проститутки! Москальским рабам нет места в свободной Украине!
- Свободная Украина?! О чем вы говорите?! Да киевская хунта шагу ступить не может без согласования с американским госдепом! Янки командуют нынче Украиной!
- Америка помогает нам бороться с тоталитарным режимом Москвы! Устали мы от диктатуры Кремля!
- Простите, пожалуйста, а в чем собственно проявляется эта диктатура Кремля? В заниженных ценах на газ для Украины? В том, что в России пашет шесть миллионов украинских заробитчан, присылающих ежегодно в страну миллиарды долларов?
- С Европой нам все равно будет лучше!
- С вами бесполезно разговаривать!
- Да пошел ты!
Родственники арестантов молотили кулаками по милицейским воротам, пытались попасть внутрь через проходную, но всё безуспешно. Мелкий ментовский чин в фуражке успокаивал собравшихся и говорил, что с их близкими нормально обращаются в изоляторе. Народ негодовал, требуя немедленного освобождения задержанных во время беспорядков. На все гневные упреки ментовский чин отвечал, что вопрос о дальнейшем пребывании арестованных в следственном изоляторе не находится в его компетенции и будет решаться высшим милицейским начальством в Киеве.
Небеседин наслушался истерик арестантской родни и свернул с Преображенской на Жуковского, пойдя к Александровскому проспекту. Как раз в том месте, где второго числа собирались антимайдановцы, он увидел идущего навстречу Шумкова.
- Леха здаров! Рад видеть! – Вениамин поприветствовал друга.
- Веня привет! Взаимно!
- Вчера, надеюсь, не был на Греческой и Куликовом поле?
- Не был, мне повезло. Я ж у родителей в Белгород-Днестровском задержался на сутки после того как вы с Бондарем укатили в Одессу. Обратно ехал днем на маршрутке и решил выйти пораньше на Балковской, чтобы там пересесть на транспорт до поселка. А так бы как раз попал на Куликово поле. Не знаю, как бы я отреагировал, если бы увидел этот ад своими глазами. Может, бросился спасать людей в доме профсоюзов, а может поскорее ушел. Трудно предугадывать, как поведешь себя в экстремальной ситуации.
- Зрелище было не для слабонервных.
- Еще бы. Жена насмотрелась репортажей в новостях, и теперь не хочет ни в какую возвращаться в Одессу. Говорит, что до рождения ребёнка будет жить в Киеве у родителей.
- Я её прекрасно понимаю. Ей здесь нечего сейчас делать.
- Вот тебе и дела. Даже и не знаю, удастся ли нам вместе с Владом провести девятое мая втроём как хотели. Жизнь – непредсказуемая штука! – сказал Шумков.
- Ну раз Влад сказал, что все будет хорошо, то ему надо верить!
- Родители весь день трезвонят и спрашивают, будут ли тренировки. Я пока отменил занятия на ближайшие три дня, а дальше видно будет. Посмотрим, как станут развиваться события.
- А сам не хочешь в политику пойти? Ты ведь политолог по образованию. Русскому движению сейчас нужны лидеры как никогда, - поинтересовался Вениамин.
- На самом деле хочется, но времени не хватает. Тренировки, совещания в федерации, деловые встречи, закупка формы, прочая текучка. А политикой надо заниматься обстоятельно. Мыслей полно в голове, но чтобы их оформить хотя бы в статью надо серьезно сосредоточиться и отложить в сторонку все футбольные дела. Митинги и шествия выпадают на те дни, когда у меня игры у малышей, а оставить детишек я не могу.
- Значит не судьба, но возможно и Бог уберег. Политика ведь дело грязное, а ты сейчас занят полезным для общества трудом, - констатировал Небеседин.
- Сначала малышню вырастим, клуб на ноги поставим, а потом уже будем в депутаты метить!
- Удачи, дружище! – попрощался Небеседин.
- И тебе не хворать! – сказал Лёша.
После случайной встречи с приятелем Вениамин решил вернуться на Дерибасовскую чтобы еще раз посмотреть как приходит в себя после бойни главная городская улица.
Около ювелирного магазина на углу с Преображенской он приметил трех настороженных мужчин в голубых рубашках с короткими рукавами. Небеседин знал одного из них по юношеским футбольным баталиям на пыльной площадке в ближайшем от своей школы сквере. Это был Гоша, неуклюжий защитник в детстве и пронырливый сотрудник прокуратуры в настоящем.
- Привет, чем занят? – обратился Вениамин к старому приятелю.
- Собираем записи с камер наблюдения, - ответил Гоша.
- Начальство припахало в связи со вчерашними событиями?
- Само собой. Всю ночь не спали. Экстренное совещание, планёрка на рассвете.
- И когда будут результаты расследования?
- Еще не скоро. Мы пока собрали лишь часть видеозаписей. Дело находится на контроле в генпрокуратуре. Все материалы будут отосланы в Киев.
- А записей у вас много? – спросил Небеседин.
- Предостаточно. Здесь в квартале полно магазинов ювелирки и золота. Естественно за такими товарами нужен глаз да глаз. Хозяева не поскупились на камеры, и теперь у нас хватает материалов. Глупцы, конечно, с обеих сторон конфликта – зачем было устраивать побоище в месте, где столько камер? Рано или поздно все виновные получат по заслугам. Будем тщательно рассматривать видеозаписи, распознавать нарушителей, выписывать ордера на арест. Чую, что долго еще наша прокуратура будет работать в круглосуточном режиме из-за всех этих событий…
- Ладно Гоша, не буду отвлекать от работы! Посади всех преступников!
- Ладно Гоша, не буду отвлекать от работы! Посади всех преступников!
Распрощавшись с Гошей, изрядно утомившийся Вениамин побрел к бульвару Жванецкого, где когда-то назначал свидание Тане Сурковой. Он присел на скамейку и принялся разглядывать розовощекого карапуза, кидающего голубям хлебные крошки. Небеседин в детстве тоже любил кормить голубей, но с возрастом охладел к этому занятию. Голубь, как известно, птица мира, а миром в майской Одессе и не пахло. Посидев десяток минут и едва не задремав, Вениамин решил возвращаться домой. Небеседин почему-то потерял бдительность и решил пройтись по Приморскому бульвару мимо памятника Дюку де Ришелье. Он совсем позабыл о том, что там по вечерам собираются сторонники евромайдана и члены «Правого сектора». Зевающий Небеседин вяло брел по цветущему бульвару, как вдруг на него неожиданно налетел с тумаками малолетний бузотер в джинсовых бриджах и толстовке с капюшоном. Молодчик пытался вырвать у Вениамина сумку с планшетом, но Небеседин не собирался расставаться с дорогой вешью. Он моментально взбодрился, оттолкнул бузотера и решительно рванул в сторону ближайшего милицейского поста возле памятника Екатерине.
- Хана тебе! – крикнул ему вдогонку молодчик.
Вениамин чувствовал себя нормально, но заметил, как кровь стала капать ему с макушки на футболку. Он не знал, как следует останавливать кровотечение и поэтому немного взволновался. Небеседин достал из заднего кармана штанов чистую салфетку и принялся ей промакивать кровоточащую рану. Через три минуты после инцидента он стучался в двери ближайшего милицейского отделения на Греческой улице.
- Откройте! Наша милиция нас бережет или как?! – вслух возмущался он.
Вениамин дубасил кулаком по двери что есть мочи, но все безрезультатно. Милиция закрылась от народа и не хотела заниматься своими прямыми обязанностями. Небеседин решил, что все равно прорвется в милицейское отделение и напишет заявление. Он прошел несколько кварталов и оказался возле областного управления на Еврейской улице. Вениамин позвонил в дверь рядом с памятником кинематографическому менту Давиду Гоцману, имеющему лик актера Владимира Машкова.
- Что вам нужно? – донесся строгий голос из динамика, вмонтированного в стену.
- Здравствуйте, я репортер, только что на меня было совершено нападение возле Дюка. Хочу написать заявление по поводу случившегося, - ответил Небеседин.
- Подождите минуточку.
Вскоре дверь открылась, и весьма услужливый молодой человек проводил Вениамина в кабинет, где дежурили оперативники.
- Что случилось? – спросил бритоголовый опер.
- Шел по Приморскому бульвару. Неожиданно на меня набросился какой-то ультрас. Ударил пару раз. Я не видел смысла втягиваться в драку. Их там много было. Я резко стартанул и убежал. Я пишу в российские издания и связываю нападение со своей профессиональной деятельностью. Сначала пришел в райотдел на Греческой, но мне не открыли.
- Должны были открыть, - удивился опер.
Вениамина смутила обстановка в кабинете оперативников, находившемся на первом этаже. Все окна были заколочены досками и укреплены деревянными подпорками.
- А что это у вас такое? – спросил Небеседин.
- Будто вы не знаете, что у нас сейчас творится в городе. Соорудили на случай возможного штурма. Всякое может случиться, - тревожным голосом ответил опер.
- Можно выпить? – поинтересовался Вениамин, указывая на бутылку газировки.
- Пей.
Небеседин налил себе в кружку газировки и шустро все выпил до дна.
- Так что мне делать? – продолжил Вениамин.
- В твоей ситуации надо обращаться в райотдел. Мы сейчас позвоним на Греческую и скажем, чтобы они открыли тебе дверь. Тебя как зовут?
- Вениамин Небеседин.
- Вот так и передадим им сейчас. Можешь идти. У нас контора серьёзная. Слов на ветер не бросаем. Ты только там на кнопочку нажми рядом с дверью. Стучаться не надо.
- Хорошо, спасибо и до свидания! – попрощался Вениамин с опером.
Небеседин вернулся на Греческую, выполнил все указания бритоголового опера и ему открыли. В свой первый визит в райотдел Вениамин попросту не заметил звонка.
- Меня к вам с Еврейской отправили, - сказал он участковому.
- Нам уже сообщили. Присаживайтесь и пишите заявление. Что, где, когда и почему. Пишите, по возможности, разборчиво. Достало тратить полдня на расшифровку каракулей. Пишут как курица лапой! – произнес участковый.
- Сейчас все изложу, как было, - согласился Небеседин.
- Я вижу, что у вас рана кровоточит.
- Ага.
- Тогда сейчас вызову «Скорую». Приедут, снимут побои, наложат швы. Все как положено.
Участковый был явно младше Небеседина и поэтому обращался к нему исключительно на «вы». В райотделе царила атмосфера унылого безделья. Менты травили друг другу приевшиеся анекдоты и постоянно поглядывали на часы. Все ждали окончания своих смен и хотели поскорее отправиться по домам к жёнам и телевизорам.
- Сильно ударил? – спросил участковый.
- Да не очень, - ответил Небеседин.
- Голова болит?
- Ну такое, - Вениамин произнес самое неопределенное одесское выражение.
- Много ударов нанес? Как выглядел?
- Пять – семь где-то. Типичный ультрас. Лицо знакомое, я часто на футболе бываю, но фамилию его не знаю. По фото смогу опознать. Он еще сумку пытался вырвать - это можно квалифицировать как ограбление? – поинтересовался Небеседин.
- Раз не вырвал сумку, то значит и не было ограбления, - констатировал участковый.
- Понятно.
Небеседин настолько привык печатать на компьютере, что совершенно разучился писать ручкой на бумаге. Буквы в его заявлении танцевали канкан и не попадали в строчки. Даже когда он старался выводить печатные литеры, то у него все равно выходили причудливые загогулины. Компьютерные клавиатуры уничтожили искусство калиграфии. Сегодня красивый подчерк встречается также редко, как дельфин возле одноименного одесского пляжа. Вениамин не любил обращаться в милицию и старался как можно меньше сталкиваться со всяческими государственными органами и учреждениями. Украинская бюрократическая машина это громоздкий и неэффективный механизм по переводу продукции российских целлюлозобумажных комбинатов. Самое пустячковое заявление должно пройти многочисленные согласования, проверки, одобрения, получить визы от десятка должностных лиц. Электронный документооборот был фикцией, еще более неудобной для населения, чем бумажная волокита по инстанциям. Небеседин считал сутяжничество и доносительство уделом мелких людишек, которым больше нечем заняться в жизни и поэтому писал заявления лишь в исключительных случаях. На Вениамина порой писали заявления всякие обиженки, но до суда дошло лишь единожды. Небеседина оштрафовали на три необлагаемых налогом минимума доходов граждан (эквивалент шести долларов) за мелкое хулигантство, сопровождавшееся нецензурной бранью на улице.
- Написали?
- Да.
- Дату и подпись внизу поставили?
- Конечно.
- О даче заведомо ложных показаний предупреждены?
- Да.
- Тогда дожидайтесь «Скорую». Я вам позвоню, как только вы понадобитесь.
- Звоните в любое время суток. Я уверен, что милиция не должна оставлять без внимания нападение на обозревателя российских изданий, - строго и официозно произнес Вениамин.
- Мы сделаем все возможное с нашей стороны, чтобы виновный был найден и понес заслуженное наказание, - набором заезженных клише разродился участковый.
- Милиция не должна показывать свою слабость в столь лихую годину, - художественно выразился Небеседин.
В милицейском вестибюле появилась женщина лет шестидесяти в белом халате и с врачебным металлическим ящичком в руке. Вениамин сразу понял, что это к нему.
- Ну кто тут у нас раненый и травмированный?! – с характерным говором произнесла она.
- Я, - сразу же ответил Небеседин.
Врач осмотрела Вениамина и без промедлений обработала ему рану проспиртованной ваткой.
- Не переживай, все будет в порядке, - приободрила его врач.
- Вы в этом уверены?! – поинтересовался Небеседин.
- Убеждена! Голова не кружится?
- Нет.
- Тогда поехали со мной в больницу на Слободку. Соблюдем все формальности. Хирург наложит шов.
- Быть по-вашему, - согласился Вениамин и пошел вслед за врачом на улицу, предварительно попрощавшись с участковым.
Врачиха была из той исчезающей породы одесситок, которые, несмотря на любые негоразды, никогда не вешают нос и не теряют чувство юмора. Как давно известно, настоящая одесситка за десять минут может сделать прическу, салатик и скандал. Их обычно зовут Роза Арнольдовна или Сюзанна Вольфовна. Первые пятнадцать минут личного знакомства они по традиции будут вам жаловаться на жизнь и говорить как всё у них плохо. Обрушить на незнакомца шквал не самой приятной для прослушивания и малоинтересной информации это своего рода проверка на вшивость. Если новый собеседник в ответ начинает грустить и хандрить, то этого человека они не воспримут всерьёз. А коль он будет весьма оптимистичен после всех баёк, то к нему отнесутся со всем уважением и будут обходиться как с близким родственником.