После заграждений и электрифицированного ограждения она направилась в сторону черного, напоминающего куб главного здания Форт-Мида и припарковалась на большой беспорядочной стоянке справа от голубого, похожего на мяч для гольфа обтекателя, кишащего параболическими антеннами, и, пройдя через турникеты, поднялась на свое рабочее место на двенадцатом этаже. Особой активности там не наблюдалось, однако общая атмосфера была накалена. Алона довольно быстро сообразила, что ощущение повышенной серьезности распространяется по всему помещению от Эда-Кастета и его молодых хакеров, и, несмотря на близкое знакомство с Эдом, подходить к нему здороваться она не стала.
Вид у Нидхэма был совершенно безумный; в данный момент он стоял, отчитывая молодого мужчину, лицо которого излучало леденящий бледноватый свет — вообще странный парень, подумала Алона, как, впрочем, и вся компания юных гениев хакерского дела, собранная Эдом. Парень был молодой, анемичный, с прической точно прямо из ада. Кроме того, он странно сутулился — ему словно сводило судорогой плечи. Он периодически вздрагивал, возможно, всерьез пугаясь, а когда Эд поддал ногой по ножке стула, стало еще хуже. Парень, похоже, ожидал оплеухи, затрещины. Но тут произошло нечто неожиданное. Эд-Кастет успокоился и потрепал парня по волосам, как любящий отец, что было ему не свойственно. Нидхэм не слишком-то любил нежности и пустую болтовню. Он был ковбоем и никогда не решился бы проделать нечто столь подозрительное, как обнимать мужчину. Но, возможно, Эд пребывал в таком отчаянии, что даже решился проявить немного человечности. Брюки у него были расстегнуты, рубашка закапана кофе или кока-колой, лицо нездорово налилось кровью, а голос стал настолько хриплым и грубым, как будто он слишком много кричал, и Алоне подумалось, что никому в его возрасте и при его тучности не следует себя так изматывать.
Хотя прошло лишь около полутора суток, казалось, будто Эд и его парни прожили здесь неделю. Повсюду валялись стаканчики из-под кофе, остатки еды быстрого приготовления, заношенные бейсболки и худи, а от тел исходил кисловатый запах пота и напряжения. Компания совершенно очевидно переворачивала весь мир вверх дном в попытке отследить того хакера, и Алона в конце концов крикнула им с наигранным задором:
— Навалитесь посильней, ребята!
— Если б ты только знала…
— Ладно, ладно. Главное, засадите этого мерзавца!
Алона слегка кривила душой. Втайне она считала вторжение немного забавным. У них многие, похоже, считают, что могут делать все, что угодно, будто имеют карт-бланш, и им, пожалуй, даже полезно понять, что другая сторона способна нанести ответный удар. «Тот, кто наблюдает за народом, в конце концов сам оказывается под наблюдением народа», — так написал хакер, и Алона находила это довольно забавным, хотя, разумеется, не соответствующим действительности.
Здесь, во «Дворце головоломок»[44], господствовали над всем, и их недостаточность проявлялась только тогда, когда они пытались разобраться в чем-нибудь действительно серьезном, как она сейчас. Ее разбудил телефонный звонок Катрин Хопкинс, которая сообщила, что шведский профессор убит у себя дома, под Стокгольмом, и хотя для АНБ это дело особой важности не представляло — по крайней мере, пока, — для Алоны оно кое-что означало.
Убийство показывало, что она правильно истолковала сигналы, и теперь ей надо было посмотреть, не сможет ли она продвинуться еще на шаг. Поэтому она зашла в свой компьютер и открыла файл с общей картиной организации, во главе которой стоял неуловимый мистический Танос, но где имелось еще несколько установленных имен, таких как Иван Грибанов, депутат русской Думы, и немец Грубер — человек с отличным образованием, в прошлом подонок из большой и разветвленной сети, торговавшей людьми.
Вообще-то, она не понимала, почему у них этому делу отводилось столь скромное место и почему шефы все время отсылали ее к другим, более рядовым организациям по борьбе с преступностью. Ей же казалось вполне правдоподобным, что данная группировка может пользоваться государственной защитой или иметь связи с русской разведкой и что в целом это можно рассматривать как часть торговой войны между Востоком и Западом. Несмотря на небольшой объем материала и почти полное отсутствие однозначных доказательств, все же налицо были явные признаки того, что западная технология похищается и попадает в руки к русским.
Правда, составить общую картину действительно трудно, и не всегда даже удается установить, совершено ли преступление — или же просто в другом месте, по случайному стечению обстоятельств разработали аналогичную технологию. Кража в промышленности стала теперь понятием в высшей степени растяжимым. Там все время воруют и заимствуют — иногда в качестве части креативного обмена, иногда в силу того, что посягательству придается юридическая легитимность.
Крупные предприятия регулярно, с помощью грозных адвокатов, до смерти запугивают небольшие компании, и никто не видит ничего странного в том, что отдельные изобретатели оказываются более или менее бесправными. Кроме того, промышленный шпионаж и хакерские атаки часто рассматриваются как чуть ли не обычный анализ окружающего мира, и трудно утверждать, что здесь, во «Дворце головоломок», способствуют какому-нибудь подъему морали в данной сфере.
С другой стороны… От убийств нельзя отмахиваться с такой же легкостью, и Алона прямо-таки торжественно решила перевернуть все до единого фрагменты пазла, чтобы попытаться пробить в группировке брешь. Но далеко не продвинулась. Она успела, по сути дела, только вытянуть руки и помассировать затылок, когда услышала позади себя шаги и пыхтение.
Это оказался Эд, и вид у него был весьма странный, совершенно перекошенный. Вероятно, у него спина тоже надломилась. Стоило Алоне взглянуть на него, как ее собственной шее сразу стало лучше.
— Эд, чем я обязана такой чести?
— Похоже, у нас появилась общая проблема.
— Присаживайся, старичок. Тебе надо посидеть.
— Или чтобы меня растянули на дыбе. Знаешь, на мой ограниченный взгляд…
— Не принижай себя, Эд.
— Ни черта я себя не принижаю. Но, как тебе известно, меня не волнует, высокий у кого-то чин или нет, или кто там что считает. Я концентрируюсь на своем. Я защищаю наши системы, и единственное, что меня действительно впечатляет, это профессионализм.
— Ты завербовал бы самого дьявола, будь он талантливым компьютерщиком.
— Во всяком случае, я испытываю уважение к любому врагу, если он достаточно компетентен. Ты меня понимаешь?
— Понимаю.
— Я начинаю думать, что мы с ним похожи и лишь по чистой случайности находимся по разные стороны. Как ты наверняка слыхала, RAT — шпионская программа — проникла в наш сервер и дальше, во внутреннюю сеть; а эта программа, Алона…
— Да?
— Прямо чистая музыка. Так компактно и элегантно написана…
— Ты встретил достойного противника.
— Несомненно, и то же относится к сидящим там моим парням. Они изображают возмущение и патриотизм, или черт знает что еще. А на самом деле им больше всего хочется встретиться с этим хакером и выразить ему свое восхищение, и какое-то время я тоже пытался думать: «Ладно, хорошо, переживем! Ущерб, пожалуй, не так уж велик. Просто одному хакеру-гению захотелось блеснуть, и, возможно, это даже пойдет на пользу». Гоняясь за этим персонажем, мы уже узнали массу всего о собственной уязвимости. Но потом…
— Да?
— Потом я начал задумываться, а не обманули ли меня, не является ли вся эта демонстрация с моим почтовым сервером просто дымовой завесой, прикрытием для чего-то другого.
— Для чего же?
— Для того, чтобы кое-что узнать.
— У меня просыпается любопытство.
— Ему стоит проснуться. Нам удалось установить, что именно искал хакер, и речь, по большому счету, идет об одном и том же — о группировке, которой занималась ты, Алона. Не называют ли они себя «Пауками»?
— Даже «Обществом Пауков». Но, пожалуй, в основном в шутку.
— Хакер искал информацию об этой компашке и их сотрудничестве с «Солифоном», и тогда я подумал, что он, возможно, сам принадлежит к группировке и хотел узнать, что нам про них известно.
— Звучит вполне правдоподобно. Они явно умелые хакеры.
— Но потом я снова засомневался.
— Почему?
— Потому что выглядит так, будто хакер еще хотел нам что-то показать. Знаешь, ему удалось создать себе статус суперпользователя, и поэтому он смог читать документы, с которыми, возможно, не знакомилась даже ты, — документы с высокой степенью секретности. Правда, файл, который он скопировал и скачал, настолько трудно зашифрован, что ни у него, ни у нас нет шансов его прочесть, если только написавший его гад не выдаст нам личные ключи, но тем не менее…
— Что?
— Хакер через нашу собственную систему обнаружил, что мы тоже сотрудничаем с «Солифоном» точно таким же образом, как «Пауки». Ты об этом знала?
— Нет, черт возьми, нет…
— Я так и предполагал. Но, похоже, дело обстоит так, что у нас тоже имеются люди в группе Экервальда. «Солифон» оказывает «Паукам» и нам одни и те же услуги. Эта компания является частью нашего промышленного шпионажа, и наверняка именно поэтому твое задание так задвигáли. Они боятся, что твое расследование забрызгает дерьмом и нас.
— Проклятые идиоты.
— Тут я, наверное, с тобой согласен, и, пожалуй, вполне вероятно, что тебя теперь вообще отстранят от этой работы.
— Тогда я им такое устрою, что мало не покажется.
— Успокойся, успокойся, существует другой выход, поэтому-то, в частности, я и дотащил свое несчастное тело аж до твоего стола. Ты сможешь вместо этого начать работать на меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот проклятый хакер наверняка знает о «Пауках», и если нам удастся вычислить его, то, пожалуй, мы оба совершим прорыв, и тогда у тебя появится шанс говорить любую правду.
— Понимаю, к чему ты клонишь…
— Значит, да?
— И да, и нет, — ответила Алона. — Я собираюсь по-прежнему концентрироваться на том, чтобы узнать, кто застрелил Франса Бальдера.
— Но ты будешь делиться со мной информацией?
— О’кей.
— Хорошо.
— Но послушай, — продолжила она, — если хакер настолько ловок, неужели ему не хватило ума замести за собой следы?
— Тут ты можешь не волноваться. Неважно, насколько хитроумно он действовал. Мы в любом случае намерены найти его и содрать с него шкуру живьем.
— Куда же подевалось все твое уважение к противнику?
— Оно на месте, подруга. Но мы его все равно отделаем и засадим в тюрягу, пожизненно. Ни одному гаду не позволено взламывать мою систему.
Глава 13
21 ноября
Микаэлю Блумквисту не удалось особенно долго проспать и на этот раз. События ночи не отпускали его, и в четверть двенадцатого утра он сел в постели и сдался.
Он отправился на кухню, приготовил два бутерброда с ветчиной прошутто и сыром «Чеддер» и наполнил тарелку йогуртом с мюсли. Но есть не хотелось, и вместо еды Микаэль сделал ставку на кофе, воду и таблетки от головной боли. Он выпил пять или шесть стаканов минеральной воды, принял две таблетки «Альведона», достал тетрадку с гранитолевой обложкой и попробовал суммировать произошедшее. Однако особенно далеко продвинуться ему не удалось. Разразился форменный ад. Начали трезвонить телефоны, и Микаэль довольно быстро сообразил, что случилось.
Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы, а состояла она в том, что «знаменитый журналист Микаэль Блумквист и артист Лассе Вестман» находились в центре «мистической» драмы с убийством; мистической потому, что никто, похоже, не мог вычислить, каким образом во время убийства шведского профессора двумя выстрелами в голову на месте преступления из всех людей оказались именно Вестман и Блумквист, вместе или по отдельности. В вопросах содержались некие намеки — наверняка потому, что Микаэль не скрывал, что поехал туда, невзирая на поздний час, поскольку думал, что Бальдер способен рассказать нечто важное.
— Я был там по долгу профессии, — говорил он.
Ему приходилось излишне много оправдываться. Но он чувствовал в вопросах обвинение и хотел дать объяснения, хотя это и могло спровоцировать других репортеров начать копаться в том же материале. На остальные вопросы он отвечал: «Без комментариев», — правда, эта реплика тоже не казалась ему идеальной. Но плюсом этих слов, по крайней мере, являлось то, что они звучали прямо и четко. Затем Микаэль выключил мобильный телефон, снова облачился в старую шубу отца и отправился в город, по направлению к Гётгатан.
Бурная деятельность в редакции напомнила ему о прежних днях. Повсюду, буквально в каждом углу, сидели коллеги и сосредоточенно работали. Эрика наверняка произнесла кое-какие подстрекательские речи, и все явно прониклись важностью момента. Дело было не только в том, что до дэдлайна оставалось десять дней. Над ними витала угроза со стороны Левина и «Сернер», и вся компания, казалось, настроилась на борьбу. Тем не менее при виде его все, естественно, встрепенулись и захотели услышать о Бальдере, о ночных событиях и о его реакции на выпады норвежцев. Однако Микаэль не намеревался отставать от остальных.
— Потом, попозже, — отговорился он и подошел к Зандеру.
Андрею было двадцать шесть лет, и он являлся самым молодым членом коллектива. Он проходил в журнале практику и осел у них, иногда, как сейчас, замещая постоянного сотрудника, иногда работая внештатно. Микаэля мучило то, что они не могут взять его на постоянную должность, особенно после того, как взяли Эмиля Грандена и Софи Мелкер. На самом деле он предпочел бы видеть в штате Андрея. Но тот пока не считался именем и, возможно, по-прежнему писал недостаточно хорошо.
К тому же он был замечательным командным игроком, что было хорошо для журнала, но не всегда хорошо для него самого — в такой меркантильной отрасли. Парню явно недоставало тщеславия, хотя у него имелись для этого все основания. Он выглядел, как молодой Антонио Бандерас, и схватывал все быстрее большинства. Ему хотелось просто участвовать и создавать хорошую журналистику, а еще он любил «Миллениум», и Микаэль внезапно ощутил, что любит тех, кто любит «Миллениум». В один прекрасный день он сделает для Зандера что-нибудь потрясающее.
— Привет, Андрей, — поздоровался он. — Как дела?
— Ничего. Вкалываю.
— Другого я и не ожидал. Что тебе удалось раздобыть?
— Довольно многое. Все лежит у тебя на столе, и еще я написал резюме. Но можно дать тебе совет?
— Хороший совет — это как раз то, что мне надо.
— Тогда беги прямиком на Цинкенсвэг и пообщайся с Фарах Шариф.
— С кем?
— С одним очень красивым профессором компьютерных наук, которая там живет и взяла на сегодня выходной.
— Ты хочешь сказать, что в данный момент мне больше всего требуется очаровательная и умная женщина?
— Не совсем. Но профессор Шариф только что звонила, поскольку поняла, что Франс Бальдер хотел тебе что-то рассказать. Она думает, что знает, о чем могла идти речь, и очень хочет с тобой поговорить. Возможно, чтобы просто выполнить его собственную волю. Мне это кажется идеальным стартом.
— Ты собрал о ней сведения?
— Естественно, и, конечно, мы не можем исключить того, что у нее имеется собственный интерес. Но она хорошо знала Бальдера. Они вместе учились и написали в соавторстве несколько научных статей. Имеется также пара-тройка снимков, где они вместе в разных компаниях. Ее имя очень весомо в своей сфере.
— Ладно, я пошел. Ты сообщишь ей, что я уже иду?
— Хорошо, — сказал Андрей и дал Микаэлю точный адрес.
Получилось точно как накануне. Микаэль покинул редакцию, едва успев туда прийти; по пути к Хурнсгатан он на ходу читал собранный материал. Раза два или три Блумквист натыкался на людей, но был настолько сконцентрирован, что толком не извинился, и поэтому его самого удивило, что он не пошел прямо к Фарах Шариф, а задержался в кафе-баре «Мельквист» и стоя выпил два двойных эспрессо. Не только чтобы выгнать из тела усталость. Он думал, что кофеиновый шок поможет от головной боли. Правда, потом засомневался в правильности такого лекарства. Выходя из кафе, Микаэль чувствовал себя хуже, чем когда вошел, — и не из-за эспрессо. Всему виной были дебилы, которые прочли о ночной драме и выкрикивали разные идиотские реплики. Говорят, молодежь больше всего мечтает об известности. Ему бы следовало объяснить им, что стремиться к ней не стоит. Ты просто звереешь от нее, особенно если не выспался и повидал такое, что человеку вообще лучше не видеть.
Блумквист продолжил путь по Хурнсгатан, мимо «Макдоналдса» и продовольственного магазина, перешел наискосок Рингвэген, бросив взгляд направо, и замер так, будто увидел нечто важное. Что же здесь могло быть важного? Ничего! Просто безнадежно аварийный перекресток с большим количеством выхлопных газов. Но потом он понял.
Светофор! Именно этот светофор нарисовал с математической точностью Франс Бальдер, и Микаэль во второй раз удивился сюжету. Даже в качестве пешеходного перехода это место ничего особенного собой не представляло — разметка затертая и непритязательная. С другой стороны, может, в этом и заключался смысл…
Сюжет тут ни при чем; главное — что человек в нем видит. Художественное произведение существует в глазах наблюдателя, да и никакого отношения к делу это не имеет. Разве что рассказывает о том, что Франс Бальдер здесь когда-то был — возможно, сидел где-то на стуле, наблюдая за светофором…