– Все сказал? – холодно поинтересовался жрец.
– Не все! А… – Шустов махнул рукой и отвернулся. – Что толку с вами разговаривать!
– Действительно, в таком тоне и такой бред нести – лучше вовремя заткнуться. Во избежание, так сказать…
– Опять поводок дергаем?
– Да угомонись ты уже с этим своим поводком! Времени у нас мало, ты скоро очнешься. Так что слушай и не перебивай. То, что произошло десять дней назад в этих местах, и для нас стало неожиданностью. Мы буквально за час до начала ритуала открытия Врат узнали, что он должен состояться…
– Но…
– Я же просил не перебивать! Так вот, о Раале, жреце, переместившем бо́льшую часть своей души сюда, в ваше измерение, ты знаешь. Здесь, в Гиперборее, осталось совсем немного, и за века, прошедшие со дня закрытия пути на Землю, эта часть Раала стала совсем слабой. К тому же нам приходилось не один десяток раз переселять ее в новое тело, когда старое дряхлело. Мы, конечно, живем гораздо дольше вас, но все равно стареем и умираем со временем. Так вот, нынешний Раал почти не обладает ментальной силой, и если прежние его ипостаси могли хоть изредка дотягиваться до оставшейся на Земле части души и видеть, что с ней происходит, то этот ни разу не умел дотянуться. И мы не знали, что Раал смог выбраться из сейда и начать ритуал открытия Врат с помощью носителя, вернее, носительницы Древней крови. И только за полчаса до завершения этого ритуала мы почувствовали эманации ментальной силы в районе Врат Раала. И направили туда всех жрецов, которых смогли собрать. Само собой, и самого Раала, вернее, то, что от него осталось, чтобы уставшей за тысячелетия разлуки душе было куда вернуться. И уже почти получилось, но нам помешали! – Пальцы Эллара, сжимавшие подлокотники, побелели от напряжения, а правильное лицо исказила гримаса смертельной ненависти. – Причем, как мы смогли понять, именно те люди, что уже один раз прервали ритуал открытия! Они сделали это во второй раз! И смерть их будет страшной! Гм… я отвлекся. Так вот, Петр, даже если мы бы и открыли Врата без твоего участия, собранные тобой в культе людишки нам все равны были бы нужны – чтобы управлять стадом рабов, как и договаривались. Просто все произошло бы гораздо быстрее и легче. А теперь придется идти тем путем, для которого и нужен Проводник, долгим, трудным и не дающим никакой гарантии. Потому что почти чистокровных потомков гиперборейцев уже не осталось. Эту, что почти открыла Врата, Раал практически создал сам, сведя две ветви носителей Древней крови. Но ее пристрелили, сам Раал исчез, и вся надежда теперь на тебя и твоих последователей. Правда, во время краткого контакта с Раалом мы узнали, что вроде есть еще один почти чистокровный потомок, причем родившийся в результате естественного, так сказать, хода событий, там никто никого не сводил. Поэтому и процент Древней крови поменьше, но вполне достаточный для открытия Врат.
– Так его надо найти…
– Не уверен.
– Почему?
– Насколько мы успели понять, именно этот потомок был в числе тех, кто помешал открытию Врат… Все, наше время истекает, ты сейчас очнешься. Дальнейшие инструкции получишь позже, сейчас для тебя главное – сделать так, чтобы Ключ попал в руки Проводника.
– Вот проблема – заберу у Ивана и отдам Сергею!
– Нет, так нельзя. Ты к Ключу прикасаться не должен…
– И не буду, просто велю!
– Ты не понял! Сергей САМ должен взять Ключ, он…
Бульк! Шустову показалось, что он провалился сквозь пол гиперборейской допросной в какой-то колодец – стало мокро, а нос и рот заполнились водой.
Причем до краешка – Петр Никодимович едва отфыркался и отплевался. А потом открыл глаза.
Оказалось, что он уже не в машине, а сидит под деревом, прислоненный к стволу спиной. А над ним склонились Иван и Сергей, лица у обоих встревоженные, в руках Севрюкова – пустое ведро.
А вокруг самого профессора растекается лужа.
– Ты что, меня из ведра окатил? – мрачно пробурчал Шустов, рассматривая промокшие насквозь пиджак и брюки.
– А чего делать было? – смущенно пожал плечами фермер. – Ты ж чуть коньки не отбросил у меня в машине! Вскрикнул вдруг, за грудь схватился, побелел весь и кабздык – сомлел! Я – на обочину, по тормозам, аспиранту аптечку кинул, чтобы он нитроглицерин там нашарил. Тебя на свежий воздух вытащили, лекарство в рот сунули, а толку – чуть. Ты уже синеть начал и дышал так часто-часто! И за грудь все хватался! Что же ты не сказал, что у тебя сердце больное! И лекарств с собой почему не носишь?
– Да не больное у меня сердце, я каждый год обследование полное провожу – здоров как бык! – усмехнулся профессор, вытирая лицо.
– Ну да, конечно! Ты в обморок от духоты упал, как городская барышня! Или это тебя мой рассказ так оглоушил?
– Какой рассказ? – озадаченно нахмурился Шустов.
– Дак про остров тот, Олешин, да про находку мою, ножичек ледяной.
– А, ты это имеешь в виду! Ну насмешил! Это если бы я в обморок хлопался от всех рассказов, что за свою жизнь слышал – не говоря уже о том, что лично видел, – я бы полжизни в обмороке провел. Впрочем, судя по всему, некоторые наши сограждане там и пребывают.
– Это ты сейчас о чем, Никодимыч?
– Неважно. Что касается случившегося, сам не пойму, что произошло. Спазм какой-то в легких, наверное, дышать было трудно. Ничего, отдохну у тебя, Ваня, порыбачу, свежим воздухом надышусь – легкие и перестанут капризничать. Только больше не обливай меня водой, договорились?
– Обещать не стану, – облегченно улыбнулся Севрюков, – как вести себя будешь, Никодимыч. Ежели опять кирдыкнешься – снова купаться будем. Действенное средство, сразу очухался!
– Ладно, целитель ты мой доморощенный, притащи мне мой чемодан из багажника, я в сухое переоденусь. И дальше поедем, а то стемнеет скоро.
– Не боись, дотемна дома будем!
Глава 24
Последние километров пять «Форд» бодро подпрыгивал на колдобинах лесной дороги. Настоящей такой, грунтовой, в дождь, скорее всего, превращавшейся в грязевой кисель.
Но сейчас дорога была сухой и твердой, даже слишком твердой, особенно вышеупомянутые колдобины и примкнувшие к ним рытвины. Эти пакостницы встречались настолько часто, что даже несостоявшийся пилот «Формулы-1» (судя по манере вождения) Иван Архипыч Севрюков вынужден был сбросить скорость и сосредоточить внимание на душевном и физическом контакте с рулем. Иначе подвеска обиделась бы всерьез и надолго, а то и вообще покончила жизнь самоубийством.
Зато места вокруг были невероятными! Никакого сравнения с Подмосковьем, а из глубины памяти Сергея вынырнуло и теперь плескалось на поверхности раритетное по нынешним временам словечко «заповедные».
Потом лес внезапно кончился, и Тарский невольно ахнул от неожиданности – показалось, что «Форд» сейчас взлетит. Потому что земля тоже кончилась.
А вода – много воды – началась. И надменно ворочалась сейчас в тесной для нее лоханке Белого моря, поводя плечами волн.
– Видал? – услышав, вероятно, его девчоночье аханье, обернулся Иван. – Красотища, правда?
– Правда, – смущенно кивнул Тарский. – Оно совсем другое, Белое море. Сердитое какое-то, не то что Черное или Средиземное. Те – дурашливо ласковые, веселые. Хотя корабли и людей топят только так, на раз-два.
– Ниче, сходим на рыбалку – подружишься с нашим морем, – улыбнулся Севрюков, уверенно лавируя между огромными валунами. – И с лесом.
В который они через пять минут езды вдоль берега снова нырнули. И больше уже не выныривали до конца пути.
Пока «Форд» не уткнулся разгоряченным лбом в высокие, надежные, по-хозяйски сработанные ворота из плотно подогнанных друг к дружке досок.
– Ну вот мы и дома. – Иван высунулся из бокового окошка и гаркнул: – Эй, кто там ближе – открывай ворота, впускай гостей дорогих!
– Гостей? – Невысокая плотная женщина, ловко управившаяся с довольно тяжелыми – судя по виду – створками, прищурилась, приглядываясь к сидевшим в машине людям. – Ты ж только за Никодимычем ехал? Ой, вас и вправду трое!
– Добрый вечер, – вежливо кивнул хозяйке Сергей, выбираясь из отбившего ему все седалище «Форда». – Нас действительно трое, и я все еще боюсь стать третьим лишним.
– Да хватит тебе уже ерунду-то городить, Серый! – проворчал фермер, выгружая из багажника вещи гостей. – Прям как девку уговаривать надо! Никакой ты не лишний, ты наш гость. Зин, это ученик нашего Никодимыча, профессор решил его на оздоровление к нам свозить, говорит – совсем парень хилый от городской жизни стал. Хотя и сам Никодимыч перепугал нас с Серым в дороге до ус…ки…
– Ты за языком-то следи, медведь лесной! – смущенно хихикнула Зинаида, продолжая с любопытством разглядывать молодого гостя.
– Я вещи своими именами называю! Я реально чуть не обделался, когда профессор вдруг ни с того ни с сего в обморок хлопнулся.
– Батюшки! – всплеснула руками женщина, мгновенно сменив любопытство на тревогу. – Никодимыч, ты что, заболел?
– Ты за языком-то следи, медведь лесной! – смущенно хихикнула Зинаида, продолжая с любопытством разглядывать молодого гостя.
– Я вещи своими именами называю! Я реально чуть не обделался, когда профессор вдруг ни с того ни с сего в обморок хлопнулся.
– Батюшки! – всплеснула руками женщина, мгновенно сменив любопытство на тревогу. – Никодимыч, ты что, заболел?
– Да не слушай ты его, Зинуша, – мягко улыбнулся Шустов, целуя хозяйку в тугую щеку. – Ну, здравствуй, Зинаида свет Федоровна, рад тебя видеть! Ты все молодеешь!
– Ой, прям уж и молодею! – отмахнулась та, явив миру славные ямочки на щеках. – Но и стареть при таком муже не собираюсь!
– Вот и молодец. Позволь мне представить моего молодого друга, будущего ученика, а нынче аспиранта из Москвы Сергея Тарского.
– Из Москвы-ы-ы? – удивленно приподняла брови Зинаида. – Дак вы навроде в Питере живете, откуда ж у вас ученик из Москвы?
– А тебе не все равно? – нахмурился Иван. – Чего пристала с расспросами вместо того, чтобы в хату гостей пригласить, напоить-накормить с дороги, спать уложить, а потом уже расспрашивать! Ты прям будто Баба-яга из сказки!
– А ты – Леший, – рассмеялась женщина, разворачиваясь к дому. – Проходите, гости дорогие, давно вас ждем!
– Вот, кстати, насчет ждем: а девки-то где?
– А они помогли мне все приготовить, и подождали даже – недолго, правда, минут двадцать, а потом скучно им стало, они и убежали.
– Куда, позволь узнать?
– Ну куда – на центральную усадьбу, конечно, там сегодня кино в клубе показывать будут. Гриша билеты вроде взял…
– Гришка? Небось на последний ряд?
– Не знаю, на какой там ряд, но вроде три билета купил, и на Клаву тоже. Так что брови-то не топорщи, папаша!
– Ну, ежели все трое рядышком будут сидеть, тогда ладно, пусть! – Иван подхватил чемодан профессора и направился следом за женой, кивнув гостям: – Идемте, я вам комнаты ваши покажу!
– Комнаты? – удивленно приподнял бровь Шустов. – Вроде у тебя одна гостевая была.
– А теперь две свободными стоят.
– Что так?
– Здрасьте-приехали, – укоризненно покачал головой Иван. – Забыл, что ли? Я ж и тебе приглашение на свадьбу посылал, да ты не приехал! Людмилка-то моя замуж вышла! За Андрея, агронома молодого, что в прошлом году после института к нам распределился. Председатель колхоза молодым дом выделил, он для специалистов строит, жильем молодежь заманивает. Так что Людмилка теперь у себя хозяйничает, а светелка ее пустая стоит. Туда мы аспиранта и поселим. Как, Серега? – подмигнул он груженному оставшимся багажом Тарскому. – Спал когда-нить на девичьей постели?
– Было дело, – усмехнулся тот. – Тесновато, правда, вдвоем.
– Я те дам – вдвоем! – мгновенно нахмурился фермер. – Один спать будешь, понял? И даже чтобы мысль дурная в твою голову не залетела!
– Это вы о чем сейчас?
– Не придуривайся, паря! По тебе ж сразу видно – кобелина еще тот, девки на таких красавчиков гроздьями вешаются. И мои могут дрогнуть, особливо Клавка – у Полинки-то Гришаня есть, тетки Серафимы сын. Хороший парень, из армии весной пришел, шофером устроился. Мне в хозяйстве такой зять пригодится. А вот аспирант – прости уж меня – не нужен. Бесполезный ты на моей ферме человек, не обижайся.
– И не подумаю! – хмыкнул Сергей. – Я вообще о женитьбе в ближайшие года три-четыре не думаю, рано еще. Вот закончу аспирантуру, защищу диссертацию, с жильем определюсь – тогда и о семье подумать можно. Так что за честь ваших дочерей можете быть спокойны, Иван Архипович! Даю слово аспиранта!
– Ну-ну, – покивал Севрюков, поднимаясь по крепкой деревянной лестнице с резными перилами на второй этаж, – смотри мне! А то ноги выдерну вместе с тем, что между!
– Иван! – возмутилась из кухни Зина. – Ну что ты мелешь? И не стыдно тебе! Вы уж простите его, Сергей, он мужик простой, ляпнет иногда такое, что уши пухнут.
– Простой, – согласился фермер, ставя чемодан профессора возле первой от лестницы двери, – и ляпну, и вырву. Ежели что. Так что ты, Серега, учти.
– Учел.
– Вот и ладненько. Твои апартаменты во-о-он там. – Иван кивнул головой на расположенную напротив отведенной профессору комнаты дверь. – Кинь там вещички и спускайся вниз. Ужинать будем. Зинуша с девочками расстарались, по запаху чую!
– Я тоже. – Сергей с шумом втянул носом вызывающие обильное слюноотделение ароматы с кухни.
– Давай в темпе. И не забудь, что я тебе сказал, повторять не буду.
И не надо. Сергей в принципе не мог заинтересоваться девушкой из деревни – ему нравились длинноногие стройные красотки с ухоженными ручками, ножками, личиком и всем телом в целом.
Нектаринки, в общем, а не груши.
Глава 25
Но дочери фермера на груши совсем не походили, скорее на крепкие наливные яблочки. Груша, это ведь что? Довольно рыхлый – пусть и сочный – задастый такой фрукт.
А Полина и Клава, которых Сергей увидел только за завтраком, оказались вовсе не рыхлыми. И не задастыми. Но на предпочитаемый Тарским тип девушек тоже не походили. Предпочитаемый тип, если уж продолжать плодово-овощные сравнения, больше ассоциировался со спаржей – длинное и зеленое.
Совсем другое, в общем. Хотя, увидев весело хихикающих за столом девушек, Сергей почувствовал, что спаржи ему сейчас совсем не хочется. А вот яблочка – молоденького, свежего, переполненного жизненными соками так, что тугие щечки, кажется, сейчас лопнут от нескончаемого хихиканья – захотелось. И даже очень.
Уж больно аппетитны были дочери фермера: невысокие, плотненькие, но не толстые, белокожие (это было видно по незагорелым местам в вырезе сарафана), с длинными светло-золотистыми косами, с прозрачно-голубыми глазами и очаровательной россыпью веснушек вокруг аккуратных носиков. А еще девчата могли похвастаться яркими безо всякой помады губами и унаследованными от матери симпатичными ямочками.
И – формами. Упругими, не нуждающимися в поролоновых вкладках в чашечки бюстгальтера. С тонкой белоснежной кожей все в том же злосчастном вырезе…
– Серега! – предупреждающе рявкнул Севрюков, сидевший во главе стола. – Не забывай! И глаза потуши, ишь, разгорелись, чисто у котяры!
– И вам доброе утро, Иван! – улыбнулся Тарский, усаживаясь на свободный стул, предусмотрительно расположенный на противоположном от девушек краю длинного стола. – Не понимаю, если честно, о чем вы говорите.
– Все ты прекрасно понимаешь! Полька, Клавка, прекратите пялиться на нашего гостя! И шептаться тоже! Вы словно парней никогда не видели, честное слово!
– Таких – никогда, – хихикнула одна из сестер, чуть постарше. – Только если по телику. У нас таких красавчиков отродясь не водилось!
– Полька, постыдилась бы! – На спину девушки со звучным хлопком опустилось кухонное полотенце, в руках матери имевшее многофункциональное назначение: и руки вытереть, и горячее из печки вынуть, и дочь вразумить.
– А у вас тут парни что, – усмехнулся Сергей, выбрав себе самый румяный пирожок, – к животному миру приравнены?
– Это с чего ж вы взяли, незнакомец? – манерно приподняла бровь Полина, но долго изображать барышню не получилось – опять зазвенела тоненьким колокольчиком.
– Ну, если они у вас тут водятся. Как волки, к примеру. Или медведи. Или другие какие хищники…
Это было подсознательно. Голос сам по себе опустился до бархатных мурлыкающих нот, Полина снова расхохоталась, а вот Клава…
Младшая дочка фермера была совсем еще девчонкой. Нет, физически она сформировалась весьма по-взрослому, но опыта женского пока не набралась. Да и откуда, с таким-то отцом!
У Полины, похоже, имелась защитная броня по имени Гриша, и девушка просто констатировала увиденное – в гостях у них городской красавчик, будет о чем рассказать подружкам.
А Клава из-за болезни и трепетной любви родителей выросшая слишком романтичной, нежной и чувствительной для деревенской девушки, с первого взгляда на этого высокого, гибкого, по-киношному красивого парня пропала…
Потому что это был именно ОН! Тот, кто был ей обещан, кого она видела во сне! Совсем не похожий на деревенских парней, грубоватых, неласковых, норовящих больно ущипнуть за грудь или с ходу затащить в кусты.
Правда, с ней, с Клавой, как и с ее старшими сестрами, парни баловать опасались. Характер Ивана Севрюкова был им хорошо знаком. Так что к его дочкам – только с серьезными намерениями.
Но и с серьезными намерениями парни ухаживали скучно. Никаких безумных глупостей ради любимой, о которых так красиво писали в обожаемых Клавой женских романах. Ну тех, в мягких обложках, там еще изображены роскошные красавцы типа этого парня. Серии, где об этом пишут, так красиво называются! «Алая роза любви», «В плену безумных страстей», «Дикая орхидея»! Вот там – жизнь, там – любовь, там – страсть!
А тут… Крепкие парни с огрубевшими от работы руками, от них пахнет потом и дешевыми папиросами, матерятся через слово, все у них расписано наперед: найти крепкую девку, желательно с хорошим приданым, жениться, детьми обзавестись, хозяйством…