И замер от неожиданности, буквально прикипев взглядом к лежавшему на вытянутых руках Клавы предмету.
Пространство вдруг сузилось до размеров этого действительно странного, магнетического какого-то, словно светящегося изнутри кинжала.
Больше не существовало ничего и никого. В том числе и державшей клинок девушки, и ее обнаженной груди, и ее зовущего страстного взгляда…
– Это… – горло внезапно перехватил спазм, и Сергей закашлялся, пытаясь продавить внутрь сгустившийся воздух.
– Да, это он! – торжественно, как на школьной линейке, посвященной началу учебного года, произнесла Клава. – Именно этот нож и нашел здесь папка. И я хочу преподнести его тебе в качестве моего свадебного подарка!
– Да-да, конечно, – пробормотал Сергей, протянув задрожавшую вдруг руку к клинку. – Спасибо тебе, солнышко, ты не пожалеешь!
Он уже почти прикоснулся к нетерпеливо потянувшемуся навстречу артефакту (да, нож действительно словно дернулся к парню), но вдруг в ушах зазвенел отчаянный крик матери: «Не надо! Сынок, не бери его! Не надо!!».
Сергей вздрогнул и озадаченно посмотрел по сторонам.
– Что с тобой? – Голос Клавы доносился словно издалека.
– Ты ничего не слышала?
– Нет. В смысле – слышала, но только тебя. Ну же, возьми мой подарок, что ты застыл? Не нравится?
– Нравится, – Сергей встряхнул головой и улыбнулся девушке, – очень нравится. Спасибо тебе, родная! Но… и твой отец, и ты говорили, что нож невозможно удержать в руке долго, что он ледяной! А ты держишь его спокойно!
– Он ледяной, да. Для всех остальных. А для нас с тобой – теплый.
– Почему?
– Потому что он волшебный. Он призван исполнить мое заветное желание. И он исполнил – ты теперь мой! А я – твоя, навеки твоя! Бери, не бойся!
И он взял.
И сердце его едва не остановилось от жуткого, смертельного холода, устремившегося в его тело через ладони.
Этот холод убивал все живое на своем пути, все чувства, все эмоции, все то светлое, что стояло на дороге к душе Сергея Тарского, что пыталось защитить ее, уберечь.
Пока не добрался до самой души…
Глава 32
Он действительно был волшебным, этот кинжал!
И он на самом деле призван был соединить ее, Клавину судьбу, с судьбой этого живого воплощения ее девичьих грез в единое целое!
Потому что едва только девушка сняла с пояса и развернула отцовскую находку, как лезвие ножа вспыхнуло, словно внутри у него была встроена лампочка. Клава даже чуть не выронила эту странную штуку, но удержалась. И даже не закричала, вот! А то могла бы своим дурацким воплем весь сюрприз испортить.
И вообще, ничего удивительного – ведь сам по себе нож удивительный! Вот он и удивляет.
А когда Сергей повернулся и замер, буквально прикипев взглядом к кинжалу, Клава почувствовала, как подарок ощутимо завибрировал в ее ладонях, словно дрожал от нетерпения, стремясь побыстрее выполнить свое предназначение.
Соединить этого мужчину и эту женщину!
И, девушку, какая разница. Сути это не меняет.
Видно было, что Сергей потрясен, нет – он забыл обо всем на свете и даже о ней, но это ничего. Скоро вспомнит, ведь иначе и быть не может – лысый сказал правду.
Правда, ее мужчина поначалу повел себя немного странно – вздрогнул, оглядываться начал, но это быстро прошло.
Самое главное – он взял кинжал, осторожно, затаив дыхание…
И вдруг… вскрикнул так жутко, словно перед смертью, с ужасом посмотрел на кинжал, затем на Клаву, сипло выдохнул:
– Что ты на…
Но недоговорил.
По всему телу парня, начинаясь от все еще сжимавших кинжал ладоней, мгновенно растеклась синеватая, мертвенная какая-то бледность. Глаза закатились, и Сергей сломанной куклой упал на землю.
Так и не выпустив из рук клинок…
Показавшийся сейчас Клаве ядовитой змеей. Потому что… нож извивался!
Скорее всего, это был какой-то оптический обман, вызванный вибрацией воздуха вокруг клинка, но девушка отчетливо видела, как из пульсирующего лезвия в тело Сергея Тарского вползает что-то темное, похожее на скрученный в жгут мрак. А клинок сверкает все ярче, вот уже на него невозможно смотреть, и девушка, вскрикнув, закрыла ладошками глаза и присела на корточки, поскуливая от страха и горя.
Он обманул! Лысый черт из сна обманул ее! Он заманил бедного Сережу сюда, на этот проклятый остров, и с помощью своего мерзкого ножа забрал себе его жизнь! Вот почему этот урод настаивал на поездке сюда! Сереженьку выбрали в качестве жертвы, а она… она… ой, мамочки!!
Она убила своего принца, свою мечту, свою любовь!
Горе было таким сильным, таким всеобъемлющим, что сердце девушки сжалось в комочек и замерло. А вслед за этим остановилось и дыхание, и тело, ужаснувшись безумию хозяйки – так и помереть можно! – точным ударом отправило сознание Клавы в нокаут.
Валяться в котором было очень даже неплохо – тихо, темно, ни боли, ни страха, ни раскаяния. Лепота и благолепие, в общем. И разладившийся было механизм жизнеобеспечения в норму постепенно пришел: сердечко застучало, легкие задышали, кровь по венам побежала, возвращая девушку к жизни.
И не только кровь – по щекам еще что-то легонько пошлепывало, и затылок поддерживали нежно и бережно.
А еще голос, далекий-далекий, но такой родной, такой любимый, который уже не должен звучать:
– Клава, девочка моя маленькая, солнышко мое, ну, очнись же! Посмотри – со мной все в порядке, даже больше, чем обычно! Очнись, малышка! Открой глазки!
И век коснулись теплые мягкие губы.
Неужели… Боясь поверить, Клава зажмурилась еще сильнее и робко прошептала:
– Сережа?
– Да-да, моя хорошая, это я!
– Господи, Сереженька. – Девушка распахнула глаза и всем телом устремилась навстречу склонившемуся над ней мужчине. – Ты живой! А я… я подумала… ты лежал как мертвый…
– Птичка моя родная, – нежно улыбнулся Сергей, тыльной стороной ладони вытирая снова покатившиеся по девичьим щекам слезы, – испугалась, да?
– Очень! Я ведь… я ведь так люблю тебя! И мне обещали, что этот нож свяжет нас с тобой навсегда! А ты… ты… ты так кричал! Словно этот нож я тебе в сердце вонзила!
– Он и связал нас навсегда. – Мужчина ласково прижал девушку к груди, слегка баюкая ее. – Так и есть. А кричал я действительно от боли – нож поначалу обжег меня. Но потом я почувствовал, как тает мое сердце, как исчезают из памяти все прошлые привязанности. Все женщины, что были в моей жизни. И в конце концов осталась только ты, моя единственная любовь!
– Правда? – Клава буквально таяла от этих слов, все было точь-в-точь как в ее любимых книгах, и даже лучше!
– Правда, жизнь моя, правда!
– Сереженька, я так тебя люблю!
– И я тебя очень люблю, малышка!
Голос Тарского опустился еще на тон ниже, став завораживающе бархатным, томным, чувственным. Он был переполнен страстью и нежностью.
А вот глаза… Хорошо, что девушка не видела его глаза.
А может, и плохо. Может, заглянув в эти холодные, безжизненные колодцы, она ужаснулась бы, стряхнула с себя парализующую паутину лживых слов и попыталась убежать прочь с этого проклятого острова, подальше от человека…
Впрочем, на сто процентов человеком Сергей Тарский уже не был.
Но Клава не видела выражения глаз своего мужчины, она слышала его нежные слова, чувствовала на своем теле его умелые руки, она снова плавилась в разгорающемся огне желания.
И теперь никто и ничто не могло помешать им стать единым целым!
– Нет, – хрипло выдохнул Сергей, резко отстранившись от уже почти обнаженного девичьего тела, – не здесь!
– Ну что же ты? – Клава призывно выгнулась ему навстречу, обвив руками его талию. – Возьми меня!
– Не здесь!
– Но какая разница?! Я не могу ждать, я хочу тебя!
– Девочка моя родная, я ведь у тебя буду первым, верно?
– Да, любимый мой, я себя берегла для тебя!
– И я пришел. Но меня и тебя соединил вот этот клинок. – Он кивком указал на висевший на груди нож (Клава мимолетно удивилась, откуда взялся тонкий ремешок, на котором висел теперь ее подарок?). – И он же требует соблюдения определенного ритуала.
– Какого еще ритуала? – капризно протянула девушка.
– Я должен познать тебя в первый раз там, в лабиринте.
– Где?!
– В большем из двух лабиринте, в самом его центре.
– Но зачем?
– Именно там твой отец нашел наш с тобой кинжал, и в момент, когда мы станем с тобой единым целым, кинжал вернется в свой мир, выполнив предназначение!
Только такая романтичная, жившая в мире книжных страстей девушка, как Клава Севрюкова, могла поверить в подобную чушь.
Но именно поэтому она и была выбрана…
– Правда? – Голубые глаза девушки засияли от восторга – волшебство продолжалось, она потеряет свою невинность не на сеновале под потным шофером, а в загадочном лабиринте с самым красивым мужчиной в мире!
– А разве все, что происходило до сих пор, не убедило тебя в правдивости наших покровителей?
– А разве все, что происходило до сих пор, не убедило тебя в правдивости наших покровителей?
– Но почему они это делают?
– Потому что ты очень желала любви, так сильно желала, что твое желание прошло сквозь миры и реальности и нашло отклик у высших сил.
– Да! – возбужденно закричала девушка, лихорадочно застегивая на себе одежду. – Идем, скорее!
В самой глубине глаз мужчины мелькнуло выражение брезгливого превосходства… Что за дура! Но очень глубоко, Клава ничего не заметила.
И, вцепившись в руку любимого, чуть ли не бегом устремилась к лабиринтам.
Навстречу обещанной лысым чудиком судьбе. И нож, висевший на груди ее принца, действительно сыграет ключевую роль в ее жизни…
Часть 3
Глава 33
Земля охнула и задрожала. Зазвенело стекло, послышался грохот камнепада, а затем самый большой, самый тяжелый камень с размаху влетел в грудь, мгновенно выдавив из легких кислород.
Кирилл судорожно задергался, пытаясь вздохнуть, но камень оказался не так-то прост! Он залепил все лицо мужчины теплой влажной тряпкой и с дурным энтузиазмом начал возюкать этой тряпкой по лицу, окончательно перекрыв доступ воздуха через нос и рот.
Ничего-ничего, не впервой, было такое уже не раз. Несоблюдение техники безопасности всегда чревато. Но что поделаешь, если очень часто по вечерам не до соблюдения этой самой техники. Безопасности.
Так, пока не задохнулся, надо применить секретный прием ниндзя – «Покрытый капельками утренней росы седой валун летит в пропасть, не в силах сопротивляться трепетанию крылышек мотылька» называется.
Ну да, длинновато, но что вы хотите – японцы! Стихи у них короткие, три-пять строк, так это же стишата, подумаешь, искусство владения словом!
А вот искусство владения телом, превращающее последнее в смертельно опасное оружие – это да, это требует изысканной образности.
Так, Кирилл Константинович, если вы и дальше будете торчать в зарослях размышлизмов, вы банально задохнетесь.
– Тимка! Ты как сюда попал, негодяйская мохнатость! И зачем ты душишь моего мужчину! Не ври, я его тоже люблю, но почему-то не пытаюсь зализать его до смерти, для верности слегка придушив тушей! А ну, слазь сейчас же, охальник!
Шлепок, обиженный взвяк, и «покрытый капельками утренней росы седой валун» с грохотом обрушился на пол.
– Согласно искусству ниндзя, – просипел Кирилл, вытирая краем пододеяльника обслюнявленное лицо, – ты должна была сбить с меня Тимыча трепетанием крылышек мотылька, а не увесистым тычком!
– Вот так и спасай этих мужланов, – немедленно расстроилась Лана, обиженно отвернувшись.
И не только обиженно, но и мстительно – одеяло стратегически соскользнуло с ее плеч, напомнив Кириллу, что его жена спать предпочитает обнаженной.
– Спасибо, Олененок, – промурлыкал мужчина, легко, едва касаясь, проведя губами по нежной коже женской спины. – Я готов отблагодарить тебя за спасение прямо сейчас…
– Нет уж, поздно. – Спина томно изогнулась, как бы отстраняясь от ласки.
Но от этого «как бы» Кирилл окончательно забыл и о сне, и о недавней атаке валуна, и о том, что сегодня собирался приехать в офис пораньше, чтобы перед переговорами еще раз просмотреть бумаги…
Но если бумаги в офисе никак не могли напомнить о себе ввиду удаленности и отсутствия голосовых связок, то валун все еще был рядом, и с голосовыми связками у него все было в порядке.
Что он и продемонстрировал гулким:
– Буф!
– Тимка, уйди, – сдавленно донеслось с кровати. – Иди к себе, на свою подстилку! Сколько раз говорил – врываться к хозяевам утром нельзя! Я скоро, потерпи!
Но мощный алабай, обладатель элитнейшей родословной и гордого имени Тамерлан Хан (для своих – Тимка, Тимыч, Тимофей, Топтыгин и еще множество вариантов), возвращаться на подстилку не собирался. Знает он хозяйское «Я скоро!». И вообще, интересно же, чем они тут занимаются! Он та-а-акие звуки из холла, где обустроена алабайская спальня, слышит, что другой пес давно бы уже ломанулся сквозь двери, спасая хозяев!
Потому что они кричат и стонут, вот!
Но Тимка, с раннего щенячества приученный настраиваться на эмоции и чувства хозяина – потому что это позволяло общаться с хозяином гораздо лучше, они «слышали» друг друга на расстоянии, – на помощь не мчался.
Ведь и хозяину, и хозяйке, появившейся в жизни алабая на два года позже, но сразу ставшей такой же обожаемой и главной, как и хозяин, там, за плотно закрытой (да еще и на замок запертой) дверью их спальни было хорошо. Очень хорошо.
Так хорошо, что псу даже любопытно было: а что ж такое они там делают? Вот он, Тимыч, к примеру, уже трижды отец (это официально, когда детишки с документами, где его отцовство записано), а его похождениям с лохматыми дамами дворянской породы вообще никто счет не ведет, так что кое-что в этой жизни пес понимает!
Но чтобы так накрывало наслаждением и восторгом, как у хозяев, – никогда!
Так что никуда он не уйдет, вот. Если уж терпеть вынуждают, так хоть позырить дайте!
– Кирюшка, я не могу, – хихикнула Лана, – он подсматривает!
– Ну и пусть, – прошептал мужчина, – опыта поднаберется, в конце концов…
– Свинота ты бесстыжая! Тоже мне, устроил мастер-класс! Тогда ты ему теорию надиктуй, а я – в душ! – И гибкое, нежное, невыносимо сексуальное женское тело самым жестоким образом выскользнуло из мужских рук, ушлепав босыми ногами в ванную.
– Доволен? – мрачно поинтересовался Кирилл, когда на край постели бухнулась здоровенная собачья мордень. – Добился своего, да?
– Буф! – «А я что? Я ничего!»
– Ну да, конечно! Ничего он! Да ты – я видел – в поисках моей мобилы озирался, чтобы все на видео заснять, а потом вдумчиво изучить!
– Вр-раф! – «Инсинуации! Я всего лишь умолял бездушного хозяина вывести несчастного пса на прогулку, потому как терпеть мочи нет!»
– А унитазом слабо воспользоваться, если ты такой умный?
– Грум… – «Очень смешно».
– Ну, смешно – не смешно, а терпеть все равно придется. Без холодного душа я из дома не выйду.
– Ваф-ау-ау-ау! – «А я хозяйку попрошу, вот так поскулю!»
– Удачи тебе, мой мохнатый друг!
Но удача была более благосклонна к алабаю, чем его любимый хозяин.
И удачу сегодня звали Ланой.
Когда Кирилл вышел из душа, благоухая лосьоном после бритья, в квартире было тихо. А значит – пусто.
А значит, сердце хозяйки дрогнуло, и она повела-таки пса на прогулку, хотя по утрам это было обязанностью Кирилла.
Наверное, если бы за окном моросил холодный серый дождь или снег лепил, мокрый и доставучий, не говоря уже о гололеде, который, объединившись с рвущимся облегчиться псом, превращает прогулку в катание на тыльной части тела, Лана вряд ли решила бы заняться благотворительностью.
Но за прозрачными стеклами окон радовало буйством красок индейское лето. Именно индейское – Кирилл предпочитал такой вариант названия этой чудесной поры года. Потому что «бабье» звучало как-то уныло, убого, вытаскивая из памяти совершенно забытые слова типа «посконный».
Фиг его знает, что это означает, но вот такая ассоциативная цепочка выстраивалась.
И роскошь желто-красно-багровой палитры ну никак не могла быть бабьей и посконной!
Вот и сегодня тоже не так давно проснувшееся солнце решило не прятаться за тучи – успеет еще, ноябрь впереди! – а высветить все оттенки осеннего гимна природы.
В общем, здорово было там, за окном, и ничего удивительного в том, что Лана решила прогуляться перед работой по небольшому скверу, расположенному рядом с их домом.
А раз жена – хотя официально они пока не поженились, болезнь мамы Лены (Кирилл вслед за Ланой тоже так звал свою будущую тещу) помешала – повела Тимыча, значит, ему, Кириллу, завтрак готовить.
Ничего сложного, он в этом деле признанный мастер, в свое время совершенно неожиданно открыл у себя талант к кулинарии.
Кирилл любил экспериментировать, соединяя порой совершенно неожиданные продукты и получая на выходе нечто фантастически вкусное.
Вот и сейчас, заглянув в холодильник, он решил приготовить омлет-ассорти. И даже овощи уже помыл, и ветчину с салями мелко порезал, и яйца со сметаной начал размешивать…
Но вдохновенный творческий процесс был грубо прерван телефонным звонком. И вот кому это неймется с утра пораньше? Что, нельзя подождать, пока он на работу придет?
Кирилл посмотрел на дисплей мобильного, соображая – брать трубку или проигнорировать звонок? А то скоро Лана вернется, а у него ничего не готово!
Но это звонил Матвей Кравцов, начальник службы безопасности их холдинга.
А Матвей просто так по утрам не звонит…
Глава 34
Кирилл вытер руки льняным кухонным полотенцем и взял со стола раздраженно зудящий телефон:
– Да, Матвей, слушаю.
– Доброе утро, Кирилл.
– Судя по времени звонка, не такое уж оно доброе. Случилось что-то?