– Хорошо. А ты пока этого красавчика поестественнее уложи.
Потом в руку впился весьма крупный комар, и мрак снова плотно захлопнул створки реальности.
Так плотно, что выбраться изнутри самостоятельно Лена не могла. Даже когда сам мрак начал рассеиваться, медленно возвращая способность слышать и соображать. Но открыть глаза, а уж тем более вернуть способность управлять своим телом не получалось.
От малейшей попытки внутри черепа словно бомба взрывалась, заставляя девушку стонать от боли. А еще – мутило все сильнее и сильнее, сил справляться с тошнотой больше не было, собственно, их, сил, вообще не было.
Поэтому и сопротивляться ураганной атаке дурноты Лена не смогла. Гортань словно огнем обожгло, и едкая горечь фонтаном выплеснулась наружу, мгновенно забив нос.
– Во нажралась, а? – гыгыкнул хриплый мужской голос где-то рядом. – От волнения, видать, не каждый день ведь любовника убиваешь! Да еще так!
– Сироткин, ты не умничай, – устало произнес другой голос. – Ты ее лучше на бок поверни, а то ведь захлебнется рвотными массами. И лицо вытри.
– Чем я его вытру?
– Портянкой! Сироткин, не тупи! Тебе постельного белья мало?
– Так жалко ведь, вон оно какое красивое!
– Что, решил себе после обыска забрать?
– А че, ей ведь оно не понадобится! В лагерь со своим нельзя!
– А вдруг ее отпустят? Девка явно из богатеньких, наймет себе наилучшего адвоката, друзья помогут, любовники опять же – и вывернется красотуля!
– Не, не вывернется. – Голос неизвестного Сироткина приблизился вплотную, Лену довольно бесцеремонно, словно мешок с картошкой, повернули на бок, а потом по лицу заскользила ее шелковая простыня. – Во-первых, любовника своего богатенького она порешила, а во-вторых, самые влиятельные из ее друзей теперь, насколько мне известно, перешли в разряд врагов.
Господи, что происходит? Кто эти люди? Что за чушь они несут? Где она вообще находится?!
Так, хватит валяться бесполезным, а главное, бессловесным бревном, пора выползти в реальность и разобраться, что там, в реальности, происходит? Мир что, сошел с ума?
Но тело, слабое человеческое тело, подчиняться силе воли и разуму отказывалось. Оно еще не отошло от ударной дозы транквилизаторов, оно требовало покоя, покоя и еще раз покоя. Хотя бы на часок. А лучше на два.
Что?! Валяться вот такой вот чуркой и слушать бред незнакомцев?! Что она убила какого-то любовника и что друзей у нее нет?!
Все наоборот – у нее нет любовника (Яромир – совсем другое, их отношения так далеко пока не зашли), и никого она не убивала. А вот друзья есть. Самые верные, самые лучшие, самые преданные. И первая среди них – Лана. Проверенная не одной бедой! Так что надо собрать силу воли в могучий кулак и вмазать этим кулаком по постыдной слабости!
Лена поскребла по сусекам… хотя нет, для нее с детства осталось загадкой, что это за место такое – сусеки? Поэтому скребла она по самым дальним, самым редко посещаемым закоулками своего организма, призывая на помощь всех, кто там отсиживался за ненадобностью.
И они откликнулись. И пришли на помощь, стекаясь в единое целое. Но могучего кулака так и не получилось.
Маленький вылепился кулачок, прямо скажем. Хлипкий такой, девичий. Но другого пока нет, так что будем драться тем, что имеется в наличии.
И Лена вмазала…
Слабость издевательски расхохоталась, ежась, как от щекотки. И хохот ее был таким заливистым, таким всеобъемлющим, что слабость на какое-то время утратила контроль над происходящим.
И Лене удалось-таки открыть глаза! И через пару мгновений в ужасе захлопнуть их, не в силах осознать увиденное.
Ну на самом деле: как можно осознать наличие в ее спальне толпы мужиков? Ну пусть не толпы – их, мужиков, набралось штуки четыре. А в дверях виднелись любопытные лица соседей по даче, местных бабулек числом две штуки. Баба Шура и баба Катя. Из тех, кому Лена гостинцы из города возила.
И которые называли девушку не иначе как внученькой. И относились к ней соответственно – пирожками баловали, за двором с удовольствием присматривали, на чай приглашали.
Но сейчас в глазах бабы Шуры и бабы Кати ничего, кроме гадливого любопытства и страха, не было.
А незнакомцы мужеского пола вели себя странно. Один из них, в резиновых хирургических перчатках, в данный момент ползал на карачках по полу, выискивая там что-то невидимое. Все плоские поверхности спальни были засыпаны черным порошком, два других типа шарили сейчас в шкафу, бесцеремонно выбрасывая оттуда вещи хозяйки. Четвертый сидел за столом, что-то записывая.
Если отвлечься от того, что все это происходило у нее на даче, то в целом картина напоминала обыск. Как его показывают в многочисленных криминальных сериалах.
Но это еще больше напоминало бред. Обыск? У нее?! Причем эти типы нагло ворвались в ее дом, шарят здесь, даже и не подумав разбудить хозяйку. Или хотя бы привести ее в чувство! Ведь для проведения этого самого обыска надо предъявить ордер!
От возмущения нажравшаяся до икоты слабость лопнула, уступая место целительной злости.
Лена снова открыла глаза, приподняла себя над кроватью и, опираясь локтем на подушку, хрипло произнесла:
– Что здесь происходит? Кто вы такие и почему вломились в мой дом без разрешения?
– О, очнулась! – усмехнулся тот, что сидел за столом. – Наконец-то! Мы уж думали, что тебя придется в вытрезвитель вместо СИЗО везти. Это же надо – так напиться! Хотя понять можно – не каждый день любовника свиньям скармливаешь! Вот сколько служу, столько и поражаюсь – до чего же вы, бабы, жестокие! Мужик решил ее бросить, стыдно перед женой стало или надоела телка, а она его похитила и убила! А тело – хрюшкам! Откуда знаешь, что свиньи почище собак могут человека схрумкать? Небось в кино подсмотрела?
– Вот ить страсти какие! – не удержалась баба Шура. – И чего теперь Степке-то делать? Куда энтих свиней денешь?
– Все туда же! – хмыкнул сидевший за столом. – На мясокомбинат или на рынок.
– Дак они ить человечину жрали!
– И что? На качестве мяса это вряд ли отразится, тем более что много они сожрать не успели, хотя обгрызли серьезно – тело опознали только по остаткам одежды и перстню на уцелевший кисти руки. Что ж вы так, дамочка? – Он повернулся к все больше впадавшей в ступор Лене. – Надо было одежку и перстенек снять, тем более что перстенек дорогой, с черными и белыми бриллиантами!
– Да погодите вы! – заорала Лена, пытаясь вскочить с кровати, но тут же упала обратно. – Я ничего не понимаю! О чем вы вообще? Какие свиньи, какое убийство, кого убили?
– Как это кого? Ты убила своего любовника, Кирилла Витке.
– Что?!
Глава 43
Это было уже слишком. Даже для отдохнувшего, выспавшегося, здорового душой и телом человека.
А что уж говорить об измученной девушке! Которая еще вчера утром, правда, была именно таким человеком – отдохнувшей, выспавшейся, здоровой душой и телом…
Но за сутки произошло слишком много всего. Слишком. А пробуждение вообще швырнуло Елену Осеневу в трясину абсурда. Из центра которой хихикало, глумливо кривляясь, безумие…
Но разум не хотел туда, в центр. И тонуть не хотел. Поэтому принял единственно верное решение – катапультироваться в отключку. И просидеть там как можно дольше, пока взбесившаяся реальность не одумается и не вернет все на свои места.
Лена не знала, сколько времени они с разумом отсиживались в спасительной отключке. Ей показалось – целую вечность. Черную, непроницаемую вечность, в которой раньше девушка взвыла бы от тоски и безделья.
Но сейчас ей не хотелось возвращаться в реальность. Ну вот ни капельки. Потому что она знала, нет – чувствовала: там еще штормит. И не просто штормит, ситуация становится все гаже, все безнадежнее. И чем дольше Лена будет трусливо прятаться, тем серьезнее влипнет.
И однажды сознание все же согласилось с доводами хозяйки и рискнуло включиться.
Но открывать глаза и сообщать миру о своем возвращении Лена не спешила. Сначала надо прислушаться, а потом, в зависимости от результатов сканирования окружающего пространства, можно будет и присмотреться.
Прислушалась. Мерное пиканье, легкое гудение, откуда-то доносятся приглушенные голоса, вот что-то со звоном уронили, женский голос возмущенно разорался – смесь звуков больше всего напоминала больницу. Обычную, муниципальную. Лене приходилось лежать и в такой – аппендицит вырезали, и в элитной коммерческой – ее туда Кирилл привез, когда Лена умирала от укуса ядовитого паука.
Кирилл… Это имя мгновенно взорвалось в душе бесконечной болью. А из все еще плотно прикрытых глаз выкатились слезинки.
Господи, неужели то, что она услышала прежде, чем потерять сознание, – правда?! И Кирилла действительно убили, а тело… Нет, даже вспоминать не хочется! Бедная Ланочка, за что это ей?! За что?!!
Лена всегда отдыхала душой, когда видела подругу и ее мужчину вместе. Удивительно красивая, гармоничная пара бесконечно любящих друг друга людей. Их отношения были такими нежными, такими трепетными и в то же время страстными, чувственными. Они были для Лены примером, опорой, надеждой.
Примером того, что настоящая любовь существует. Опорой в мире продажных чувств и низменной похоти. Надеждой на то, что и у них с Яромиром тоже все будет так…
Лана и Кирилл стали для Лены семьей. Ее родители жили в небольшом городке Краснодарского края, в гостях у дочери бывали редко – у них был свой дом, хозяйство, огород, и сама Лена навещала родных не так чтобы часто. Скучно ей было там, к тому же мама старалась за короткий период гостевания дочери откормить ее хорошенько, чтобы не «бренчала костями, чисто скелетина!». А отказаться от вкуснющих пышных пирогов, ватрушек, плюшек и другой маминой выпечки Лена не могла – от них никто не мог отказаться.
И после возвращения в Москву приходилось в два раза чаще посещать бассейн и тренажерный зал.
Братьев и сестер у Лены не было, и Лана с Кириллом стали ими. Сестрой и братом. И вот брата убили, а сестра сейчас выгорает изнутри от боли…
А она, Лена, тупо валяется в кровати, заняв принципиальную, смелую и решительную позицию страуса!
Эгоистка!
Что? Вы хотите напомнить мне кретинский бред насчет того, что это я убила Кирюшку? Это настолько бредово, что не должно было продержаться и часа! Следствие давно уже во всем разобралось, и за решетку отправился тот, кто в действительности виноват.
То есть Петр Никодимович Шустов.
Так что надо побыстрее очухиваться и поспешить на помощь подруге.
А не лежать тут и не хлюпать носом, вспоминая Кирилла.
Лена хлюпнула еще пару раз и открыла глаза.
Все правильно, она в больнице. В муниципальной – стены выкрашены в жизнеутверждающий цвет детской диареи, на полу – дешевый линолеум, кровать, на которой лежала девушка, времен торжества развитого социализма. Правда, аппаратура, подключенная к пациентке, вполне современная.
Зато палата одноместная. Вернее, тут стоят две койки, но на второй никого нет, она вообще не застелена и радует глаз металлической пружиной.
Наверное, Лана побеспокоилась. Перевести в другую клинику по какой-то причине не получилось, так она хотя бы покой подруге постаралась обеспечить.
Хорошая моя!
Но главное – с нее, Лены, сняли чудовищные обвинения, иначе лежать ей не в обычной, а в тюремной больнице. С решетками на окнах. А здесь окна обычные, со старыми обшарпанными рамами.
В общем, есть чему радоваться. Вот только радоваться не хотелось. Совсем. Ведь Кирилла убрали не просто так, и ее, Лену, пытались подставить тоже не из любви к искусству делания гадостей.
Шустову нужна Лана. Почему именно она – сейчас не суть важно. Главное – уберечь подругу от этой мрази. Еще и Сергей какой-то имелся в наличии – Лена помнила все, что происходило во время ее первой насильственной отключки.
И если о Шустове все знали – как минимум Лана, они ведь говорили с подругой об этом, то неизвестный Сергей для остальных оставался невидимкой.
А значит, надо как можно быстрее сообщить о нем подруге. И следствию.
Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы Шустову не удалось вплотную подобраться к Лане! Чтобы он не смог прикоснуться к ней! Пожалуйста!
Лана попыталась приподняться, в любое мгновение ожидая, что привыкшая лидировать слабость снова швырнет ее на койку. Но тело оказалось на удивление послушным, и тошнота больше не подкатывала к горлу, и энергия внутри кипела, требуя выхода, действий, расплаты.
Расплаты по счетам со всей нечистью.
Кстати, не мешало бы тетку Иляну вызвать из Румынии, ее помощь очень пригодится.
В общем, первое, что сейчас было необходимо Лане, – телефон. Ее мобильник. На тумбочке ничего такого не было. На ней, если честно, вообще ничего не было, кроме депрессивной металлической кружки оттенка старой жабы. Ни соков, ни фруктов – ничего того, что обычно притаскивают в больницу пациентам друзья и родственники.
Впрочем, ничего удивительного – она ведь только что пришла в себя, какие могли быть соки и фрукты! Небось кормили через трубку, вон как горло дерет – глотать больно.
Но если кормили, если поили, то и…
Лана принюхалась и покраснела. Одновременно от смущения и злости – санитарки здесь все-таки неряхи, могли бы и сразу судно вынести!
Небось решили, что, раз пациентка все равно бревно бревном, так и нечего особо утруждаться.
Так, пора явить себя миру и навести в этом мире порядок! А заодно и телефон поискать или попросить.
Лена собралась для начала пошарить в своей тумбочке, а потом уже, если телефона там нет, звать младший медперсонал. Она даже приподнялась в кровати, и корпус развернула к тумбочке, и руки протянула…
А вот с последним действием вышла засада. Руки не протягивались. Вернее, рука. Левая.
Пристегнутая наручниками к кровати…
Глава 44
От неожиданности (а может, от боли – слишком резко дернула руку) Лена вскрикнула, причем достаточно громко. Во всяком случае, ее услышали.
Дверь палаты со скрипом приоткрылась, и в проеме появилась сонная физиономия полицая. Ну, хорошо, хорошо – полицейского, хотя генетически хочется называть именно так.
В общем, страж порядка нарисовался. Довольно молодой, довольно тощий – интересно, кто за него физподготовку сдает? – несколько неадекватный.
Так, во всяком случае, показалось Лене. Потому что охранник, увидев, что девушка на него смотрит вполне осознанно, икнул, побледнел и, пятясь назад, фальцетом заверещал:
– Люся! Люся!! Люся-а-а-а!!
Послышался торопливый топот, сопровождаемый возмущенным:
– Ты чего разорался, Игорек? С ума сошел? Это ведь больница, а не стадион!
– Так это… – смущенно пробормотал Игорек, уши которого приобрели пролетарский цвет кумача. – Она очнулась.
– Кто?
– Ну эта, маньячка.
– И чего? Испугался, что ли? – насмешливо фыркнула появившаяся в дверях медсестра – женщина лет тридцати пяти с выжженными добела прядями, кокетливо выбивавшимися из-под медицинской шапочки. – Тоже мне, полицейский! Она же наручниками пристегнута, не кинется, не бойся!
– И ничего я не боюсь, – еще больше смутился парень, присоединив к кумачовым ушам и щеки. – Просто она больше недели была бревно бревном, а тут – вытаращилась и смотрит! А доктор ведь говорил, что кома может тянуться и месяц, и два.
– Эй, ты, Буратино недоструганный, – холодно процедила Лена, едва удерживаясь от истеричного «Кома? Больше недели?!». – Насчет бревен я бы на твоем месте помолчала, нехорошо упоминать предков всуе.
– Ч-чего? – Доблестный страж порядка непроизвольно спрятался за широкую спину медсестры. И оттуда храбро тявкнул: – А ты… ты вообще заткнись! Маньячка! По тебе психушка плачет!
– Так, мальчик, выйди вон, – брезгливо поморщилась Лена. – И доложи своему начальству, что я очнулась и требую объяснить, что происходит?!
– А то ты не знаешь, – хмыкнула медсестра. – Гадина ты все-таки редкая! Такого мужика угробила! Я фотку в газетах видела – красавец! И жена его тоже очень даже ничего. А ты! Подруга называется! Гиена ты подлая, а не подруга!
– В каких газетах, о чем вы? Я не убивала Кирилла! Это какой-то бред! – Лена чувствовала, как внутри закипает ярость. Ярость против вселенской тупости окружающих. – Дайте мне телефон, я хочу поговорить с Ланой! Ее надо предупредить! Она в опасности!
– Она была в опасности, когда с тобой дружила. – Медсестра поджала губы и вышла из палаты, бросив напоследок: – Гадина!
Минут через пять пришел врач – довольно толстый одышливый мужчина лет пятидесяти. Он осмотрел Лену, абсолютно не реагируя на ее вопросы и возмущение, словно перед ним была не живая женщина, а учебный манекен.
Врач уже закончил осмотр и отдавал медсестре какие-то малопонятные Лене распоряжения, когда в палату вошел тот самый тип, что во время обыска занимался писаниной.
– Ну наконец-то! – радостно воскликнул он, увидев пунцовую от возмущения Лену. – Вот и наша обвиняемая очнулась! Теперь можно готовить дело к передаче в суд. Вот вам повезло, Осенева. – Он прицокнул языком, усиливая впечатление от своего фиглярства. – Другие в СИЗО месяцами сидят, пока суда дождутся, а вы с корабля и прямо на бал! Из больнички – по этапу! Красота! Кстати, доктор, – обернулся он к флегматично сложившему руки на объемном животе эскулапу, – а как долго еще наша красотуля проведет в вашем богоугодном заведении?
– У нас – не менее недели, но, насколько мне известно, ей еще предстоит психолого-психиатрическая экпертиза?
– А мы ее тут, у вас, и проведем, – оживленно потер руки так и не представившийся тип. – Пригласим специалистов из соответствующего учреждения, они придут в эту чудную палату и решат, насколько вменяемая наша обвиняемая. О, стих получился! – гыгыкнул он.
– Послушайте, как вас там… – процедила Лена, с ненавистью глядя на веселящегося кретина.
– Меня? Меня – Анатолий Владимирович, я веду, вернее, вел, ваше дело. Осталось дождаться результатов экспертизы, и можно будет отдать всю эту красоту прокурору. И сверлить дырки под новые звездочки на погонах! Думаю, за успешное раскрытие такого громкого дела мне сразу майора дадут!