На пороге стояла злобно прищурившаяся Люба, но стояла она недолго. В следующее мгновение отлетела в сторону, ударившись локтем о дверь, а в пристройку вбежала перепуганная Надя:
– Что с Петечкой? Бабуля сказала, плохо с ним! Ой, мамочки! – Она бросилась к задыхавшемуся от рыданий братишке. – Петя, Петечка, что с тобой? Ну, скажи, не молчи!
– Да ниче с ним не будет, – брезгливо дернула губой Люба, потирая ушибленный локоть. – Было бы из-за чего пихаться! Небось приснилось что-то, вот этот трусятина и разревелся! Трусятина-колбасятина!
– Пошла вон отсюда! – прошипел Сашка, угрожающе двинувшись к кузине. Следом за ним решительно направились братья. – Еще раз гавкнешь что-то на Петьку – по губам врежу! А щас – чтоб духу твоего тут не было, крыса!
– Ах так… ах ты вот как… – Люба поджала и без того узкие губы, медленно, с прищуром обвела взглядом всех, кто был в пристройке, словно составляя расстрельный список, затем прошипела: – Ну, вы у меня еще попомните!
И, резко развернувшись, с топотом умчалась в глубь двора.
Через пару секунд вернулась бабушка, осторожно неся стакан с водой. Зашептав молитву, она сначала обрызгала внука этой водичкой, а потом с помощью Якова заставила мальчика выпить хотя бы пару глотков.
А потом забрала у сына обмякшее тельце мальчика и еще минут двадцать укачивала постепенно успокаивавшегося ребенка.
До тех пор, пока Петя не перестал судорожно, со всхлипом, вздыхать.
– Так что ж тебе приснилось, родненький, – ласково спросила она, как только мальчик открыл измученные глаза и смущенно посмотрел на бабулю. – Что ты так распереживался?
– Мне приснилось, что я выздоровел, – еле слышно прошептал мальчик. – И мог бегать, и мог прыгать, и был сильным, крепким… А потом мне сказали, что я таким никогда не буду…
– Кто сказал?
– Бог.
– Боженька не мог такого сказать, он никогда не лишает человека надежды!
– Это был не твой бог, а мой.
– Господь у нас один, просто имена у него разные. Лапушка ты мой родненький. – Бабушка еще крепче прижала к груди внука. – Теперь понятно, почему ты так плакал! Но поверь бабушке: кто бы там тебе ни приснился, это был не Бог. И он набрехал тебе – ты обязательно поправишься! Ты ведь уже бегать научился, а подольше у меня погостишь, с братовьями потренируешься – и окончательно на поправку пойдешь!
– Я знаю, – твердо произнес Петя.
– Ну вот и славно. А теперь пора завтракать, там тетя Маня блинков напекла, сметанка свежая – вку-у-усно!
Все действительно было очень вкусным, но Петя есть не мог. Мальчику сейчас больше всего хотелось не есть, а прямо сейчас, сию минуту, отправиться к неведомым каменюкам вместе с Любкой.
Именно с Любкой.
Петя не очень понимал, что такое жертва и куда ее надо нести. Но на уровне ощущений он знал – лысый дядька требует плохое. Очень плохое. Тому, кого Петя заманит в каменюку, может быть, будет даже больно.
А Петя не хотел, чтобы Надюшке было больно. И Сашке… И Сеньке… И Ваньке…
А Любке – пусть! Она гадкая, противная, злая, она сама все время ему смерти желает! А он, Петя, ей такого не желает, Сашок прав – так думать нехорошо.
Но вот против того, чтобы Любке было больно, Петя ничего не имел. А пусть пострадает ради братика, может, добрее станет! Ну а если не станет – что ж, пусть остается такой же гадкой, зато он, Петя, выздоровеет. И тогда Любка побоится его обижать, может и в нос получить!
– Петенька, внучек, ну что ж ты так плохо кушаешь? – Мягкая теплая ладонь бабули ласково провела по отросшим за лето вихрам мальчика. – С одним блином уже минут пять возишься, остыло ведь все!
– Да что-то не хочется, бабуль. Тошнит.
– Ах ты мой бедненький! Это ж надо так расстроиться! Ты сегодня с ребятами на море не ходи, дома побудь. Дядя Яша тебе в тенечке под яблонькой одеяло постелит, ты полежи на нем, отдохни.
– Хорошо, бабуля.
– Ну вот и договорились.
– Петян, а можно мы твой возок возьмем, малышню катать? – просительно посмотрел на брата Ваня.
– Ха, малышню, – не выдержала молчавшая почти весь завтрак Люба. – Сам небось решил вместо Петьки кататься!
– Не твое дело! Тебя так точно катать не будем!
– И не очень-то и хотелось!
– Дура!
– Сам дурак!
Точно, Любку надо заманить.
Вот только как?
Глава 13
Задумавшись над решением этой задачи, Петя совершенно упустил из виду главное. И главное, встряхнув слегка примятые перья, упорхнуло следом за убежавшими к морю братишками.
Собственно, не за всеми, а только за Сашкой. Единственным, кто знал дорогу к каменюкам…
Нет, эту дорогу знали и взрослые, но они ведь ни за что не скажут, да еще и расспрашивать начнут, запрещать – зачем это тебе, не смей туда ходить!
А потом мальчик вспомнил, что каменюки эти далеко, и идти к ним надо через колючие заросли. Именно идти, а не ехать на удобной повозке, которую по очереди тащат братья…
Он никогда, никогда, НИКОГДА не станет здоровым!!
В горле снова заклокотали рыдания, а под опухшими веками непонятно откуда – он же вроде все выплакал! – появились слезы.
Хорошо, что к моменту осознания собственной никчемности он уже был удобно устроен под яблоней, а бабуля и дядя Яша занялись своими делами. А то опять пристали бы с расспросами, а расспросы эти – как корку с поджившей ранки на коленке сдирать, от этого только больнее делается…
Петя уткнулся в сгиб руки и горько расплакался, подсознательно радуясь своему одиночеству.
Рано обрадовался. В спину стукнулось что-то маленькое и твердое, раз, другой, третий… А потом скрипучий голос занудил:
– Плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин! Петька – плакса, ревет и ревет, соплями своими уже все одеяло испачкал! Корявка уродливая!
– Заткнись! – прошипел мальчик, подняв залитое слезами лицо. – Чего приперлась? Вали отсюда!
– А не пойду, – подбоченилась Любка, подбрасывая в руке зеленое яблоко – ими, похоже, она и швыряла в брата. – И ничего ты мне не сделаешь! Защитничков твоих нет, бабка с дядькой тоже ушли, так что я могу делать все, что захочу!
– Не можешь!
– Это еще почему? Вот захочу кидаться в тебя огрызками – буду кидаться, захочу дразниться – буду дразниться, захочу…
– Это понятно, это любая дура сможет, – пренебрежительно хмыкнул Петя, вытирая тыльной стороной ладони мокрые от слез щеки. – Но есть то, чего ты не сможешь сделать никогда. Потому что ты трусиха. А вот Сашка, к примеру, сделал, не побоялся.
– Это что ж такое он сделал, чего я не могу? – Любка старалась говорить небрежно-равнодушным тоном, но завистливый интерес задергался в маленьких темных глазках.
– Не скажу.
– Это еще почему?
– Потому что ты ябеда и предательница.
– Да тебе просто сказать нечего, потому что ты брешешь!
– Ничего я не брешу! Сашка к каменюкам сходил, вот! И лазил там внутри! И ничего с ним не случилось!
– К каменюкам?! – От удивления глаза девочки стали почти нормального размера. – Туда же нельзя ходить!
– Таким, как ты, нельзя! А мы пойдем! Сашка сказал, что внутри каменюк комнатки маленькие, а в них – сундуки, тоже каменные! Он хотел заглянуть внутрь, да не смог – сил одному не хватило. Но возле сундука денежка лежала, золотая! Сашка ее потом в городе на пять кило шоколадных конфет выменял! Так что в следующий раз мы туда все вместе пойдем, чтобы крышку сундука сдвинуть можно было! И все золото будет наше! А тебя с собой не возьмем, потому что ты ябеда! А если сейчас побежишь фискалить, тебе все равно не поверят, вот!
– Золотые монетки? – В глазах сестры вспыхнул и разгорался все сильнее и сильнее жадный огонь. – И этот дурак обменял золото на конфеты?!
– Ну да, а на что же еще? – Петя сам не понимал, как, откуда берутся эти слова, эта убедительность – словно какой-то другой мальчик сейчас говорил за него, а он, Петя, сидел в сторонке и, раскрыв рот от удивления, наблюдал за происходящим. – Сашка сказал, что там еще бусы какие-то сверкающие на земле валялись, но он их брать не стал – зачем ему бусы? А мамке не подаришь – сразу спросит, где взял?
– И когда же это вы договорились туда идти?
– Завтра или послезавтра.
– Петечка, – крысиное личико сестры расплылось в умильной улыбке, а из голоса буквально закапал сироп, – а Сашка рассказал вам, как туда добраться?
– Ну да.
Петя икнул от неожиданности: чего ты врешь, ты не знаешь туда дороги! Но Люба на икоту не обратила внимания, она присела на одеяло рядом с братом и ласково погладила его по скрюченной руке:
– Петечка, а давай мы с тобой вместе туда сходим, без них? Если у нас получится открыть сундук, то все золото мы разделим на двоих. А так вам придется делить на пятерых.
– А если не сможем открыть?
– Тогда я себе бусы возьму, которые Сашка отказался брать.
– Не, Любка, не хочу. Ты все время меня обижала, я не буду с тобой дружить. Лучше мы с ребятами и с Надюшкой пойдем.
– Идите-идите, – мстительно ухмыльнулась Люба. – И золото несите. А как вернетесь – я все старшим расскажу. И они у вас золото отберут, а вам ж…ы надерут!
– А Сашка с остальными тебе косы повыдергивают!
– Ну и ладно, переживу! Зато и вам ничего не достанется!
Наверное, согласись Петя сразу, сестра что-то и заподозрила бы, но чем больше он упирался, тем сильнее Любе хотелось пойти к этим загадочным каменюкам, о которых в деревне старались не говорить, а детишкам строго-настрого запрещалось даже просто ходить в ту сторону.
Пугали, говорили – плохое место! А оно вот значит как! Золотишко прячут! Ничего, она, Люба, любой ценой доберется до их захоронок, заберет оттуда все золото, перепрячет его и будет потом брать понемножку, чтобы никто не заподозрил ее в краже.
А всю вину можно будет на этого крабеныша переложить. Но перед этим приложить его башкой о камни, чтобы все мозги отшибло, и он стал еще и умственным калекой.
Люба слышала, как бешено стучит сердце, предвкушая новую, богатую жизнь. В которой она уедет подальше от своей противной семейки, в Москву, например. Будет жить в большом каменном доме, а лучше – в самом Кремле! У нее будет сто комнат, куча прислуги, но главное – красивый-прекрасивый муж. А другого с такими деньгами и быть не может, она ведь будет не уродка Любка из нищей семьи, а… а… королева, вот!
В общем, девочка усилила давление, перемежая угрозы уговорами, и в итоге крабеныш сдался:
– Ну, хорошо, я могу отвести тебя туда, но это далеко, я просто не дойду сам.
– А я тебя отвезу на этой твоей таратайке.
– Ага, и это будет так незаметно! – фыркнул Петя. – Ты, которая меня все время шпыняет, вдруг куда-то везет меня в тележке! Сама! Да вся деревня позырить сбежится!
– Черт! – Люба стукнула кулачком по одеялу и на какое-то время задумалась, сосредоточенно уставившись на ствол яблони.
– Ну все? – Петя снова улегся, толкнув сестру. – Теперь ты от меня отстанешь?
– Придумала! – радостно захлопала в ладоши Люба. – Мы рано утром уйдем, на рассвете, когда все еще спят! А к тому моменту, как проснутся, мы уже и вернемся!
– Думаешь, успеем?
– А я бегом побегу, ты только из тележки не вывались! Так, – деловито продолжила девочка, поднимаясь, – ты сегодня попросись спать тут же, под яблоней. А чего – ночи жаркие, а тут прохладненько, так что бабуля ничего не заподозрит.
– А ты?
– За меня не боись, я смогу выскользнуть незамеченной. Все, я пошла. И запомни: если проболтаешься, – в глазах сестры сверкнула недетская злоба, – мало тебе не покажется.
– Не проболтаюсь, – угрюмо буркнул Петя, внутренне ликуя – получилось!
Заманить Любку получилось! Эта дурында еще и потащит его на себе!
Осталось только дождаться Сашку и попытаться выведать у него дорогу к каменюкам.
Нет, не попытаться – просто выведать.
Глава 14
Петя был настроен очень решительно. Очень-преочень. Ну а что, вон он какой, оказывается, умный и хитрый, так легко Любку обдурил! Он и сам до сих пор не понимал, откуда что взялось, но если получилось один раз, получится и другой.
Мальчик повеселел, слезы давно высохли, он повалялся под яблоней еще немножко, потом подремал, а ближе к обеду перебрался на лавочку возле калитки, чтобы первым увидеть возвращающихся с моря ребят и успеть расспросить Сашку до того, как он войдет в дом. Тут ведь взрослые поговорить спокойно не дадут!
Петя долго просидел на лавке, напряженно вглядываясь в дрожащее от жары марево над дорогой, но ребята все не шли. А потом с той стороны появилась Любка, старавшаяся держаться в чахлой тени выгоревших на солнце пирамидальных тополей.
Увидев сидевшего на лавочке брата, девочка ускорила шаг и еще издалека прокричала:
– Что, защитничков своих ждешь? Ну жди, жди, а я пока все вкусное съем. Ты, главное, терпеливо жди, – участливо продолжила Люба, проходя мимо лавочки, – не стоит садиться за стол без братьев и любимой сестрички. Думаю, к ужину они появятся.
– К ужину? – растерялся Петя. – Почему к ужину? Что-то случилось?
– Случилось, – злорадно улыбнулась девочка. – Они собирались скрыть это от старших и заняться ремонтом после обеда, но я пригрозила, что все дяде Яше расскажу, если они припрутся домой без тележки. Вот Сашка и остался чинить, а остальные – с ним из солидарности, ха! Прид-дурки!
– Что чинить? Говори ты толком!
– Ой, ну ты совсем тупой! Я же сказала – тележку твою!
– Они… – Петя почувствовал, как его губы предательски задрожали. – Они сломали мою тележку?
– Ну да. Говорю же – придурки! Устроили там гонки с твоей таратайкой, ну и налетели колесом на камень. Колесо кряк – и отвалилось! Вот сидят теперь, кумекают, как его обратно приделать. Пусть только попробуют не починить! – Люба погрозила кулаком в сторону моря. – Именно тогда, когда мы с тобой собрались в поход за кладом, эти козлы сломали повозку! Не тащить же тебя на руках!
– Ну и не тащи, дома останемся. Хоть высплюсь.
– Фигушки! Дома он останется! А завтра не Сашка, так дядька Яшка тележку починят, и вы все своей гоп-компанией к каменюкам за золотом пойдете! И мне ничего не достанется! Так что пусть чинит! Ну чего сидишь, пошли обедать.
– Не хочу, – угрюмо буркнул Петя. – Чего я буду есть, когда ребята голодные?
– Ну и ладно! Все вы придурки!
Само собой, остаться без обеда мальчику не позволили. Минуты через три пришла бабуля и увела внука в летнюю кухню.
А потом пришлось маяться от безделья до вечера. Оказалось, что торчать дома целый день – ужасная скукота. Даже почитать было нечего – за лето Петя прочитал все три с половиной книжки, которые нашел в доме – стихи Пушкина в затертой обложке, детские рассказы Льва Толстого, пособие по кролиководству и вторую половину какой-то нудной повести о трудовых буднях механизаторов. Первую половину скурил в юности дядя Яша.
Оказывается, время не всегда бежит вприпрыжку следом за купанием в море, веселыми играми, катанием в тележке. Оно, время, может еще и тянуться, как резина.
Но все когда-нибудь заканчивается. Вот и этот день устало подкатился к вечеру вслед за солнышком.
И во двор ввалились всей гурьбой уставшие, голодные, но довольные братья с Надюшкой. Младший, Ванька, гордо волок за собой уверенно катившуюся на всех четырех колесах повозку.
Сашка наклонился к торопливо подковылявшему Пете и прошептал:
– Ну как тут? Тихо? Любка не проболталась?
– Нет, – тоже шепотом ответил Петя, – она только мне рассказала. Кривлялась, как всегда.
– Это понятно, без кривляний она не может. Главное – не наябедничала.
– Еще бы она наябедничала, – хмыкнул Сенька. – Точно половину кос не досчиталась бы!
– Слушай, Саш, я вот что хотел у тебя спросить, – начал Петя, потащив за собой брата в сторону. – А как…
Но продолжить не успел – из дома вышел мрачный, как грозовая туча, дядя Яша. Следом семенила злорадно улыбавшаяся Любка. Не дойдя нескольких шагов, она застрекотала:
– Вон, вон, видите – слева одно колесо вкривь и вкось! Это они поломали! А потом целый день чертомуздились, обратно его приделывая! Хотели от вас скрыть! А Петька бы свалился где-нибудь на камни после их ремонта!
– С каких это пор ты так о Пете заботиться начала? – сердито топнула ногой обычно тихая Надя. – Какая же ты все-таки дрянь, Любка! Мальчики голодными остались, полдня провозились, исправляя свою оплошность, и, между прочим, хорошо все починили! Мы проверили – соседскую Зину катали!
– Надо было сразу домой идти, – сердито прогудел дядя Яша, – а не пытаться правду от меня скрыть.
– Никто ничего и не скрывал, батя, – твердо произнес Сашка, глядя отцу в глаза. – Мы накосячили, нам и исправлять. Ты меньше эту ябеду слушай.
– Ладно, везите Петькин транспорт в сарайку, будем вашу работу проверять. – Голос дядьки явно помягчел, да и взгляд тоже.
Мальчишки облегченно выдохнули и пошли вслед за отцом, наперебой рассказывая ему, как они справились с поломкой.
И украдкой грозя предусмотрительно отбежавшей в сторону Любке кулаками.
– Сволочь ты, Любка, – прошипел Петя, едва удерживаясь от желания врезать сестричке по большому носу. – Все испортила, дура!
– Ничего я не испортила, а наоборот! – фыркнула девочка и, развернувшись, убежала в дом, крикнув на ходу: – Зато теперь точно ничего не сломается, дядька Яшка проверит!
Испортила-испортила. Потому что возможности поговорить с Сашкой с глазу на глаз так больше и не представилось. Старший кузен провозился вместе отцом в сарае до самого ужина, а потом, наевшись от пуза, рано завалился спать.
В придачу ко всем сегодняшним неприятностям ближе к ночи пошел дождь. Да что там дождь – целый ливень, правда, недолгий.
Но о том, чтобы спать в саду, и речи быть не могло.
Словно какие-то неизвестные силы старались не пустить детей к дольмену…
Петя даже расплакался перед сном. Тихонько, чтобы не услышали лежавшие рядом братья. Конечно, они все с ходу уснули, набегавшись и наплававшись за день, и сам Петя тоже так засыпал раньше.