- Итак, дамы и господа, - эта была последняя вступительная фраза, - возьмите себя и друг друга в руки.
Прозвучал гонг, заполнив пространство вибрирующим звуком, и вслед за гонгом хриплый человеческий голос медленно объявил:
- "Ходячие Мертвецы!"
Сейчас на сцене никого не было. Микрофон исчез куда-то вверх. Зазвучала музыка - приглушенная духовая мелодия. Джазовая интерпретация физически ощутимого мрака. В основе ее бьющийся, пульсирующий стук барабанов, на который нанизывались печаль саксофона, зловещий тромбон и обузданное блеяние трубы. Мелодия проникала в тебя независимо от твоей воли.
У Пегги холодок пробежал по спине, она резко опустила глаза и не мигая смотрела на мутную белизну поверхности стола. Вокруг только дым и темнота, духота и ревущая слух музыка.
Сама того не замечая, движимая импульсом нервного страха, Пегги отхлебнула из стакана. Ледяные капли смочили горло и пищевод, все ее тело снова содрогнулось. Но крепость напитка сразу же пустила горячие ростки в ее венах, ощущение немоты достигло висков. Губы разомкнулись, выпуская тяжелое дыхание.
Комната наполнилась перекатывающимся бормотанием, казалось, будто ветер играет с ивами у реки. Взгляд Пегги никак не поднимался на пурпурную тишину сцены, будучи прикованным к светящемуся колыханию в стакане. Мышечные волокна желудка туго натянулись, чутко прислушиваясь к биению сердца. Я б ы х о т е л а у й т и. Пожалуйста, давайте уйдем отсюда.
Диссонанс достиг климакса. Медные звуки отчаяния пытались сливаться воедино, но гармония не получалась.
Кто-то ущипнул Пегги за ногу. Это оказалась рука Поппи. Морячок возбужденно шептал:
- О, Олив Ойл, побудь со мной-л.
Пегги почти ничего не чувствовала и не слышала. Рука автоматически взяла стакан, еще раз ощутив выступившие на его поверхности капли, и поднесла ко рту. Прохлада в горле моментально превратилась в обжигающую теплоту во всем теле.
ВОТ ОНО!
Занавес открылся так внезапно, что она почти выронила стакан. Он стукнулся о поверхность стола, и зеленые болотные фонтанчики выплеснулись наружу, дождем окропив ее руку. Музыкальная картечь невыносимо звонко ударила по перепонкам. Пегги слегка задрожала. Пальцы ее извивались и теребили салфетку, белые на белом. А тем временем неведомая, неуправляемая сила заставила ее поднять в ужасе раскрытые глаза.
Волна музыки схлынула, оставляя в бурлящем фарватере лопающиеся пузырьки барабанных переливов.
Ночной клуб превратился в безмолвный склеп. Не слышно стало даже дыхания.
Темно-красная дымовая паутина медленно проплыла на сцене. Ни звука. Только глухое, ритмичное соло барабана. Пегги окаменела. Она срослась со стулом, обратилась в кусок скалы с бешено колотящимся сердцем. Сквозь двигающуюся пелену дыма и алкогольное головокружение она начала с ужасом различать происходящее. Существо это было женщиной.
Спутанные черные волосы обрамляли одутловатое лицо, напоминающее маску. Окаймленные тенью глаза были скрыты гладкими веками цвета слоновой кости. Рот, казалось, не имел туб. Он был похож на запекшуюся резаную рану, застывшую над подбородком. Белая шея, белые плечи, белые руки. По бокам зеленоватого прозрачного одеяния имелись рукава, из которых свешивались словно вылитые из гипса кисти.
Мраморное изваяние в красных отсветах прожекторов.
Все еще парализованная Пегги не отрываясь следила за застывшими очертаниями. Косточки накрепко переплетенных под столом пальцев побелели. Пульсирующее подрагивание воздуха проникало в самое нутро, ритм барабанных палочек управлял сокращениями сердца.
Из черной пустоты за спиной послышался шепот Лена:
- Я люблю мою жену, но этот труп...
- Бад и Барбара не выдержали и сдержанно засмеялись. Пегги ощутила нарастающий могильный холод, прилив беспомощного отчаяния.
Где-то впотьмах, в глубине дымного тумана, один из зрителей искусственно кашлянул, пытаясь прочистить слипшееся горло. По залу разнесся одобрительный вздох понимания.
На возвышении по-прежнему не было никакого движения. Оттуда не исходило ни звука. Только тягучие барабанные переходы метались по затихшему помещению, как будто невидимый музыкант искал и не находил какую-то потайную дверь. Обезличенная безымянная жертва недавней чумы застыла бледной статуей, и видно было, как дистилляционный раствор струился по ее сосудам, преодолевая кровяные сгустки.
И вдруг барабан захлебнулся, словно не выдержал нарастающей паники. Пегги показалось, что кто-то невидимый и холодный начал ее заглатывать. Шейные мышцы напряглись до предела, раскрытый рот прерывисто глотал воздух.
Веки стоящего перед ними мертвеца дрогнули.
В зале воцарилась мрачная напряженная тишина. Остатки воздуха застряли у Пегги в гортани, когда она увидела, как открылись, подрагивая, выцветшие глаза. Что-то скрипнуло. Это тело ее бессознательно откинулось на спинку стула. Пегги не мигала. Сквозь расширившиеся зрачки в мозгу отпечатывалось изображение мерзкой твари, бывшей когда-то особью женского пола.
Снова заиграла музыка. Снова застонали в темноте медные голоса, словно какое-то животное с клаксонами вместо рта жалобно ныло в полуночной аллее.
Внезапно бессильно висящая сбоку правая рука "ходячего мертвеца" дернулась. Сухожилия стали сокращаться. Левая рука изогнулась, вытянулась вперед и упала обратно, шлепнув по вялой бледно-красной ляжке. Правая вперед, левая вперед. Правая-левая-правая-левая. Так двигаются марионетки в любительском театре.
Музыка соответственно изменилась. Барабанные щетки задавали ритм мышечной конвульсии. Пегги откинулась еще дальше. Тело стало совершенно бесчувственным и холодным. Лицо, застывший синевато-багровый слепок.
Существо на сцене пошевелило правой ступней и неуклюже понесло ее вверх по мере того, как дистиллят оказывал действие на мышцы голени и бедра. Второе сокращение, за ним третье. И вот уже левая нога целиком двинулась вперед, а за ней и весь корпус женоподобного трупа в результате резкого мышечного спазма подался к краю сцены, вызвав движение и игру света в прозрачном облачении.
Пегги услышала свистящий выдох, вырвавшийся сквозь плотно сжатые губы Бала и Лена. Противная тошнота вспучилась у нее в желудке. Сцена пошатнулась и поплыла. Водянистое свечение двигающегося мертвого тела направлялось прямо к ней.
Голова закружилась. Сдавленная ужасом Пегги теперь уже не могла оторвать взор от возбужденного неживого лица.
Она видела, как открывался рот, обнажив зияющую пустоту. Заживший, казалось, шрам разошелся и открыл саму рану. Она видела, как раздулись темные ноздри, как зашевелилась гниющая плоть под отвисшей кожей щек, как появились и исчезли на багровой белизне лба глубокие складки. Пегги видела, как один из безжизненных глаз подмигнул в пространство, и услышала всеобщий испуганный хохот.
В оркестре что-то затрещало. Припадочные движения мертвых рук и ног заставляли тело скакать по залитому светом настилу, как будто в разваливающуюся на куски огромную куклу человеческого размера вдохнули новую жизнь.
Все это казалось кошмарным сном. Пегги отчаянно, беспомощно дрожала, не в состоянии оторваться от прыжков и кружений смертельной пляски. Кровь ее обратилась в лед. Жизнь остановилась. Только сердце продолжало трепетать неровными скачками. Взгляд застыл и не замечал ничего, кроме пассивно извивающейся белой женской плоти под прилипшим к ней шелком. Но вдруг что-то где-то испортилось.
До сих пор действие ограничивалось площадкой в несколько ярдов, обозначенной декорацией, и все мышечные схватки не выносили тело за пределы янтарно-желтого сектора. Однако внезапно, в результате непредвиденного пароксизмального возбуждения фигура "хмурика" двинулась к ограждению.
Установленные вдоль сцены деревянные стойки заскрипели, когда ожившая масса налетела на них низом живота. Пегги превратилась, в туго сжатый узел. Она видела, как исказилась в смертельной агонии каждая черточка озаренного тусклым пятном лица.
Зловещая фигура отлетела назад, в ритм музыке хлопая себя по шуршащим шелковым бедрам прокаженными руками.
И снова прыжок вперед. Обезумевшая кукла глухо шлепнулась бесформенным животом о деревянную загородку. Нижняя челюсть ее отпала вниз и снова защелкнулась. Медленный разворот вокруг сцены, и снова заскрипело ограждение под обрушившимся на него ударом. Пегги сидела как раз внизу.
Она не дышала. Она срослась со стулом. В безотчетном ужасе разошлись и замерли побелевшие губы, кровь разрывала вены на висках. А страшное нелепое существо все кружило перед ней, скользящая белая пелена застилала глаза.
В следующее мгновение оно опять врезалось в парапет, склонилось над ним, и пылающее бескровное лицо вплотную приблизилось к Пегги. На высушенной бледно-лиловой маске жили только уставившиеся прямо в душу глаза.
Пол начал уходить из-под ног. Серовато-синее лицо исчезло в поглотившей сознание темноте, но сразу же откуда-то появилось, засияв новыми оттенками. Топот медных ног не стихал. Мозг разрывался.
Оживший труп с остервенением вдавливал свое тело в ограждение, будто хотел стереть его. И с каждым его пошатыванием просвечивающие лохмотья развевались, обнажая помертвевшую ткань, с каждым новым столкновением сильнее проступало сквозь них опухшее человеческое мясо. Застывшая Пегги безмолвно наблюдала за яростными атаками зомби на разделяющий их барьер. Ничто не ускользало от ее взгляда; ни искаженное дикими усилиями лицо, ни чернота, развевающиеся волосы.
То, что произошло потом, в считанные секунды отключило ее сознание.
Какой-то угрюмый человек выбежал на освещенную сцену. То, что некогда было женщиной, скрючилось, сжалось и повисло на перегородке, сложившись на ней вдвое и увлекая ее за собой. Еще одна спазма мышечных волокон, и узловато-мускулистые ноги взмыли кверху.
Царапая и цепляя все вокруг, существо наконец упало.
Пегги попыталась отодвинуться. Душераздирающий вопль, зародившийся было в ее горле, сменился сдавленным хрипом в тот момент, когда хмур рухнул на поверхность стола, растопырив в стороны обнаженные конечности.
Заверещала Барбара. Все присутствующие затаились. Боковым зрением Пегги заметила, что вскочил с места ошеломленный Бад.
То, что недавно было человеком, билось и извивалось на столе, как свежепойманная рыба. Музыка перестала играть, наступила шипящая тишина. Взволнованное людское бормотание отозвалось у Пегги в мозгу, вслед за ним накатила все накрывающая волна, и она почувствовала, что погружается в небытие.
Холодная белая ладонь ударила ее по лицу, бездонные глаза смотрели на нее кровавым взглядом. Пегги куда-то понесло. Наполненная ужасом комната перевернулась и начала падать.
Возвращение сознания. Оно теплилось в ее мозгу маленьким огоньком свечи, прикрытым дымчатой вуалью. Шорох, шепот, неясные плывущие тени.
Капля за каплей рот наполнялся дыханием.
- Пег, очнись, - услышала она голос Бада и ощутила на губах прохладное прикосновение металлического горлышка. Обжигающий глоток заставил ее немного поморщиться. Пегги закашлялась и ничего не чувствующими пальцами оттолкнула фляжку.
Позади кто-то зашевелился.
- Смотрите, она очухалась, - сказал Лен, - Ой, Олив Ойл очухалась.
- Как ты себя чувствуешь? - склонилась к ней Барбара.
Все было хорошо. Сердце медленно, медленно билось. Как будто ктото не торопясь бил в барабан, подвешенный в глубине груди на фортепианных струнах. Руки и ноги по-прежнему не слушались, но холод сменился жарким оцепенением. Мысли вяло возникали и пропадали, точно после долгого, спокойного сна. Мозг казался сейчас хорошо прочищенным механизмом, уложенным в мягкую шерстяную упаковку.
Все было нормально.
Пегги сонно оглянулась вокруг. Они находились на самой вершине холма. Стоящая на ручном тормозе амфибия замерла, чуть-чуть выступая над обрывом. Где-то далеко внизу спала равнина, укрытая пестрим ковром из неяркого лунного света.
Змея, а может быть рука, обвила ее вокруг талии.
- Где мы? - томно спросила она наклонившегося спутника.
- До школы отсюда миль пять. Бедняжка. Как ты себя чувствуешь?
Пегги потянулась всем телом. Приятно хрустнули суставы. Она послушно откинулась ему на плечо.
- Замечательно, - слабо улыбаясь пробормотала она и почесала небольшую шишку на левом предплечье, прислушиваясь, как тепло разливается по телу. Траурная светящаяся ночь. Какое-то непонятное, неосязаемое воспоминание, которое сразу же затерялось в глубине, в тайных непроходимых лабиринтах.
- Да, подруга, крепко же ты вырубилась, - засмеялся Бад.
- Капитально, - вторили ему Барбара и Лен. - Олив Ойл отключилась!
- Я вырубилась? - удивление ее осталось незамеченным. Фляжка пошла по кругу. Пегги снова пила и расслаблялась, все больше поддаваясь действию спиртного.
- Потрясающе! Никогда в жизни не видела таких хмуриков.
Легкий холодок вдоль спины и снова приятная теплота.
- Да-да, я ведь совсем забыла.
Пегги улыбалась.
- Я это называю "грандиозный финиш", - сказал Лен, тиская подружку.
Подружка не возражала:
- О, Ленни, не так сильно.
- Х.М.У.Р. - произнес Бад. Он теребил ее волосы. - Сукины дети! - Рука его потянулась к ручке радиоприемника.
(Х.М. (У.Р.) - Ходячие Мертвецы (Условная Реакция) - это ненормальное физиологическое явление было открыто во время войны. Оно возникло после применения определенных бактерио-газовых наступательных средств. Тела умерших солдат самопроизвольно поднимались и выполняли спазматические круговые движения. Позднее эти движения стали известны под названием "танцы хмуриков". Вызывающие такую реакцию микроорганизмы были выделены в отдельный препарат, и сейчас он используется в строго контролируемых экспериментах, требующих особого разрешения властей и заполнения специальной документации.)
Автомобиль наполнился музыкой. Мелодичная меланхолия брала за душу. Пегги прижалась к своему дружку и не сдерживала больше его вездесущие руки. В укромном уголке ее сознания что-то колыхалось и никак не рассасывалось. Это было как отчаявшийся мотылек, который окончательно запутался в застывающем воске, но все еще продолжает трепыхать крылышками; мотылек становится слабее и слабее, а вязкая ловушка кристаллизируется и твердеет.
Четыре голоса затянули неторопливую песню:
Все забудь на этом свете,
Ты же знаешь - я с тобой.
Сами можем не заметить,
Как умчимся в мир иной.
Пение четырех юных голосов, уходящее в бесконечность. Четыре жарких, одутловатых молодых тела, прижавшиеся друг к другу. Гармония слов и объятий. Безмолвное понимание.
Под прекрасным звездным светом
Снова мы споем об этом.
Песня оборвалась, но мелодия не кончалась.
Молодая девушка вздохнула.
- И все-таки как это романтично, - сказала Олив Ойл.