– Ну, а с отцом-то что дальше было? Почему тебя опять понесло? – спросила Гутя.
– Потом вся эта карусель закрутилась заново, – устало вздохнул Комаров. – Я уже женат был, с матерью в однушке жили, там и Петька родился, а вырваться никак не получалось. Ни квартиры не предвиделось, ни работы стоящей.
– И ты опять пошел к папе? – усмехнулась Варька. – На работу просил тебя устроить?
– Зачем? Я отца только попросил, чтобы он нам квартиру дал, потому что в одной-то комнате, с матерью, с женой, с ребенком… да, потребовал, и все! Пусть дает! А работу… Я устроился к Трофимовой шофером, богатая была тетка, но скупая, зараза. Одно хорошо, я свою машину не бил, на ее «джипе» работал. Ну, ясное дело, и бензин был дармовой, я еще и себе сливал, и так, по большим надобностям на ее машинке рассекал. Поэтому и держался. А денег там немного было. И вот однажды привез свою я тетку в больницу. Клиника здесь какая-то есть недалеко от ее дома, там только навороченные тусуются. Короче, я сижу, жду, и вдруг вижу – выходит Аллочка! Жена моего батюшки!
– Живая, что ли?! – не поверил Фома.
– Так я же говорю – отец мой, фантазер, придумал ей похороны устроить, я и поверил! А она живет себе преспокойненько! Ну, блин, мне так плохо стало… Ну и лох! Натуральный. Стал я за этой Аллочкой следить. И что вы думаете? На следующей же неделе я и папеньку засек, он свою любимую с расстояния оберегал. Скотина! А эта супружница его что-то опять в Медицинский Центр зачастила. Ну, я спросил у Трофимовой – а может такое быть, чтобы человек с донорской почкой опять хандрить начал? Она мне популярно объяснила, что человек вообще все может. А с донорской почкой – тем более. Типа, человек может даже просто дизентерию подхватить, и кто знает, как почка отреагирует? Видно, эта торбочка что-то подхватила, потому что буквально торчала в этом Центре.
– Да у меня отравление было! Я дыней отравилась, а думала, что аллергия у меня!
– Ты вообще молчи! – рыкнул на Аллочку Комаров и продолжал: – И тут опять случилось такое… тут уж я сам виноват. Короче, повез я маму по магазинам, и какой-то коз-зел в меня врезался, со всего маху! И вся эта байда аккуратненько так возле клиники приключилась. Авария – жуть! Я сам – никакой, а мама… тот водятел как раз в ее сторону въехал. Помню, какие-то люди сразу набежали, машины встали… меня куда-то тянут… А я первым делом за сотик – и отцу. Дескать, приезжай туда-то, мы в такой аварии, если не приедешь, мать погибнет, не выручим! Знаю же, что у него там всякие подвязки, доктора хорошие… Минут через десять прилетает… не отец, нет: Николайский! Этот похоронщик, блин! А тут уже «Скорая» приехала, врачи мечутся. Я думаю – ну точно, сейчас этот требухатор мою мать с собой утянет. И, главное, врачам-то говорю – вы, мол, проследите. А сам в клинику, чтоб ее – туда, там же две минуты ходу. Я уверен был, что мать туда определят. Хотя бы, чтоб первую помощь оказать. Пока там нашел врачей, короче, когда мы с врачами принеслись, «Скорая» уже уехала, а мать увез Николайский. Бл-ллллин! Я ж всем наказал! Но не мог ее сторожить, видел – погибает, а ее спасать надо было! А этот… ворон, блин! Утащи-и-и-ил!
Игорь быстро сунул Комарову стакан водки, тот махом опрокинул его, с силой вытер губы и с жуткой ненавистью уставился на Аллочку.
– Все из-за суки этой! Отец знал, что мать для нее – идеальный донор, а у нее опять, видно, проблемы начались, а тут – такая пруха! Конечно, вечером мне позвонили, принесли соболезнования, сказали, что дико извиняются, но спасти мою мать не сумели, скончалась… ха! Да я уже тогда, когда из клиники с врачами прибежал, знал, что она скончается! Сразу после звонка собрался и поехал к Николайскому. Вызвал его в лес, у него домина прямо в лесу стоит, я и на улицу его позвал, тот начал глаза прятать, скотина, понимал, что виноват по самую маковку, что-то лепетал про несовместимость травм с жизнью. Я его не слушал, пистолет вытащил и шарахнул. Только он в последний миг на меня взглянул так, словно и не испугался даже, наоборот, как будто он этого и ждал. А мне надо было, чтобы он выл! Чтоб землю грыз! Чтоб…
– А где ты пистолет взял? – перебил его Игорь.
– Да он у меня давно был, по случаю взял, так, иногда в лесу по банкам стрелял, вот и пригодился. Я его Николайскому и подложил, прямо в руку сунул, только свои отпечатки стер.
– И что, никто не знал, что это не его пистолет? – не поверил Фома.
– А кому это было надо? – фыркнул Роман. – Девица его только в ладоши захлопала, когда папик коньки откинул, а дружок, мой отец, тот все понял. Оттого и примолк. Правда, мне он все высказал. Это случилось после похорон Николайского.
– А ты и на похороны потащился? – удивилась Варька.
– Ну да, правда, боялся: кого-то может насторожить, что приплелся неизвестно кто, вот я и нарядился в Неверова. Моя Трофимова к нему постоянно на приемы бегает, души в нем не чает, я, естественно, знал, как он выглядит. И потом, очень удобно: кто-то спросит, и можно сказать: «Доктор Неверов, пришел проводить коллегу в последний путь». Кстати, я так и сделал. Увидел девицу, она чаще других на гроб кидалась, думал – вдова молодая, незаконная, переживает, что ей не все имущество Николайский успел отписать. Подождал, пока она отойдет подальше, подошел, представился Неверовым, а это оказалась медсестра Николайского. Она, главное, мне так обрадовалась, к плечику примкнула, всхлипывает да вспоминает. Говорит: «Николай Николаевич столько добра людям сделал! Даже сейчас, возле гроба, его пациенты стоят. Вон те две так и вовсе из вашей клиники, у них операции по пересадке должны были состояться». А я смотрю – богатые такие, стервы! Видно, денег не меряно! Спрашиваю, а что им пересаживать-то надо? А она мне, дескать, им самим ничего. А вот их знакомым…
У меня даже перевернулось все внутри! Сволочи! Мало того, что они губят людей из-за себя, любимых, так они еще всю свою стаю решили запасными почками снабдить! И начихать им на то, что ради их денег людей просто вычеркивают из жизни! Вот тогда-то отец меня и встретил. Подошел, отвел в сторонку, видно, что-то хотел по поводу матери сказать, утешить меня, может, но посмотрел на меня и все понял. Только сказал: «Ты не мог! Не имел права!». И я ему четко сказал, что отныне буду убивать всех пациентов этого треклятого кабинета, пока там не начнутся повальные проверки. И пока эту нору не закроют. А в это время его любимая Аллочка будет подыхать! Потому что я ни одного донора к ней не подпущу.
– И ты стал убивать невинных женщин? – спросил Игорь.
– Да. Только это они невинных убивали, а я только спасал тех, кого могли зарезать на хирургическом столе.
– Дурак! Да на этом столе знаешь сколько жизней спасают! – Фома вскочил и в бешенстве забегал по залу. – Твоя мать… она умерла без всякой пересадки, я помню этот случай! И это не Николайский ее убил. А ты! Почему ты не сказал, что у тебя скорость была под сто восемьдесят и ты попросту вылетел на встречку на повороте? Мститель хренов! А пересадка… да ты сходи в больницу! Посмотри в глаза детям! Чем тебе будет плохо, если почка твоей уже погибшей матери окажется в этой крохе? Это же частица твоей матери! Матери нет, а что-то живое – есть! Женщин он убивал! Да они и не нуждались в почках. Они же… это были те редкие добрые люди, которые просто так приходили и оплачивали чьи-то посторонние дорогостоящие операции, понимаешь ты, идиот?
Теперь Игорь налил водки Фоме, и тот выхлестал целый стакан. Аллочка молча протянула и свой стакан.
– Рука руку моет! – выкрикнул в лицо Фоме Комаров.
– Дебил, что тут скажешь, – без сил опустился на стул Фома.
– Как это произошло? – продолжал Игорь допрос.
– С первой я чуть не дал промашку. Это была Аркадьева, Софья Николаевна. Я просто прикинулся ее кавалером, она с такой радостью поверила, ну, и на втором свидании я ее удавочкой успокоил. Просто удивительно, как не засветился. Она про меня уже рассказывала своим подругам, соседкам всяким, говорила, что мы даже распишемся. Прикиньте – свадьба! Ха! Полный идиотизм. Но со второй… Со второй я продумал все. Я опять вырядился Неверовым и, когда она отъезжала от клиники, просто попросил меня довезти. Она даже сообразить не успела, что это я, а не врач. И остальные… если кто-то и видел меня, они честно могли сказать, что господин Неверов садился в машину к потерпевшей. Хорошо было придумано?
– А зачем ты убил Трофимову? Неужели не жалко было? – напомнила ему Гутя.
– Какая, к черту, жалость?! Она меня чуть не сдала! Там такая фигня получилась. То есть дамочки-то кончились, а списка у меня не было, и я назначил встречу этой медичке Николаевской. И у Трофимовой отпрашиваюсь, дескать, надо с женой съездить на дачу. Она мне говорит, мол, машину поставь, и можешь быть свободен, я сегодня никуда не поеду. Я еду домой, переодеваюсь «а-ля Неверов», прыгаю в Трофимовский «джип» и мчусь на свидание. И тут на перекрестке вижу, как расфуфыренная жена моего батюшки плывет прямиком в ресторан «Сентябрь». Я пригляделся – ну точно, она! Звоню батюшке, чтоб его порадовать, и сам туда же, хочу по всем правилам насладиться их встречей. Столик заказал, смотрю, уже и отец подъехал, за столик умостился, а это чудо его не замечает! Она там какого-то тетерева поджидала, но у нее обломилось. Я сижу, а в это время мимо ресторана проезжала какая-то подруга Трофимовой, увидела ее машину и ей на сотовый – бряк! Дескать, Вероничка, вижу твою машину, если ты в «Сентябре», могу притормозить, поболтаем, ты как? Не помешаю? А у той – глаза на лоб! Она на такси – и в «Сентябрь», а там уже и я. И весь в Неверовском прикиде. Ну, и тут началось. Она уже давно подозревала, что я ее машину беру, только поймать меня не могла, а тут – такая удача. И понесла – дескать, ее вообще не устраивает моя работа, я зажрался, я бензин ворую, я ее машину побил, потом и говорит: «И вообще, мне не нравится, что ты под Неверова косишь. Про него сейчас что только не говорят, только я не верю. И твое одеяние меня жутко настораживает! Но, опять же, сама я не мастер в таких делах, а вот куда надо – сегодня же позвоню». Я что-то принялся спешно придумывать, а она рогом уперлась – и ни в какую! «Неверова я бесконечно уважаю, а на него сейчас всех собак вешают. Не из-за тебя ли?» Тогда я чуть ли не силком влил в нее бокал дорогого вина. Потом пошло легче. Она еще выпила и за руль сесть не могла, я ее и отвез домой. Думал, забудет. А она и через дня три все вспомнила, вызвала меня и на полном серьезе сообщила, что у нее встреча с детективом и мне же будет лучше, если я отвезу ее на эту встречу и тоже буду присутствовать при разговоре. Стоит ли удивляться, что я развития событий ждать не стал, а госпожа Трофимова скончалась прямо по дороге к детективу?
– Никого не жалел, зверь! – прошипела Аллочка. – Отца – тоже ты?
– Нет, – помотал головой Комаров. – Я ему сказал, что очищу мир от скверны. И всякий раз, собираясь на преступление, я посылал ему фотографию жертвы. Не после, а до! И он все это время мучился. Ух, что с ним творилось, когда он слышал о гибели той, чье фото он недавно держал в руках! Но он – трус. Он сбежал!
– У него случился инфаркт! Он просто не мог такого вынести! – вскинулась Аллочка.
– Мог! Только не захотел. Спер у своего друга какую-то пакость, принял и… трус!
– Да не трус он! – вступилась за него Гутя. – Просто твой отец думал, что с его смертью прекратится твоя дикая месть невинным людям. Что тебе некому и нечего больше будет доказывать Вот и…
– Я уже все доказал, – с чувством явного облегчении проговорил Комаров и откинулся на спинку стула.
– Ну что же – молодец! – поднялась Аллочка. – Только так ли будет думать твой сын, Петька? Тебе-то самому не слишком сладко без отца жилось. А? Не так?
Комаров насторожился.
– У меня была цель, – убеждая себя, твердо проговорил он. – Святая цель! И он… Петька поймет.
– Что он должен понять? – склонила голову набок Аллочка. – Что его папа оставил собственного сына без помощи обеспеченного деда; не уберег бабушку; сам сел в тюрьму и бросил молодую Петькину мать в одиночестве с нищенской зарплатой?
– А ты? Ты обещала… Устроить ее… – испуганно расширил глаза Комаров.
– Но по всем твоим сценариям, ты не должен от меня ничего брать? И твои родные – тоже.
– К черту сценарии! Ты… Ты отобрала у меня отца! Ты во всем виновата! Это ты!
– Ты даже не удосужился проверить, кто я такая на самом деле, – медленно проговорила Аллочка. – Я по паспорту вовсе не Аллочка, а Февралина Власовна Клопова, понял?
– Боже мой! Какой ужас! – пролепетал Игорь и, поняв, что проговорился, рявкнул: – Молчать! Рразговорчики!
– Да, ужас. Поэтому я сама себе и придумала это имя, – Аллочка, когда-то оно было жутко модным.
– Н-нет… – замотал головой Комаров. – Такого… н-нет! Нет! Отец… я же видел, он сам возле тебя… ходил!
– Что ты видел? Он действительно ходил… возле… потому что я и в самом деле сильно напоминала ему его первую жену. Просто одно лицо!
– Ну, ващ-ще! Финиш… – Комаров откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. – Только не говорите Татьяне ничего… она с ума сойдет, если узнает!
– А ты и в самом деле думаешь, что такое возможно скрыть? – искренне удивилась Варька. – Ну, детский сад!
Дома Аллочка была в этот вечер… да нет, в это утро! В это утро она была героиней. Сразу же после ресторана они пригласили всех к себе, и Алла Власовна уже в который раз пересказывала, как она вычислила убийцу.
– Ну, во-первых… Ну что вы шумите? Тихо! Ти-хо! – скомандовала она, стоя у центра стола. – Всем очень интересно узнать – как же я оказалась такой молодчиной, что выследила такого матерого мужика? Так! Все меня слушают. Всем интересно?
Но слушали ее не все, потому все были ужасно голодны, несмотря на то, что недавно вернулись из ресторана – видно, сказывалось волнение. И только потом, когда гости выпили по первой кружке кофе и закусили парочкой бутербродов, все успокоились и стали с огромным интересом расспрашивать – и как же Аллочке удалось убийцу обнаружить?
– Это было нелегко, – чопорно начала Алла Власовна, но потом плюнула на манеры и принялась рассказывать взахлеб: – Мы решили, что преступник – мужчина. Хотя бы потому, что я помню, как меня трогали… да что там, как меня душили мужские руки, там, в подъезде. Значит, значит убийца и жил в этом подъезде.
– Не обязательно, – не согласился Фома. – Он мог туда прийти, следить за тобой, поджидать.
– Мог, но я так подумала. А кто больше всех ко мне приставал из жителей подъезда? Комарова Танечка! Правда, сама она не могла бы меня завалить. У нее фактура мелковата, но у нее несколько раз вырывалось что-то типа: «Я теперь уже и сама интересовалась…» Это она говорила по поводу работы в клинике. То есть – «теперь уже и сама», а до этого кто интересовался? Тот, кто в клинике бывал. А не ее ли муж? И потом – что за старенькую женщину он возил? А еще потом у него почему-то случились с работой проблемы. Не Трофимову ли он возил?
– Точно ведь, а? – удивилась Гутя. – И ведь ты мне все рассказывала, а я даже внимания не обратила.
– Во-от, – довольно засияла Аллочка. – А я – обратила.
– За Аллочку! – вскочил Игорь, а Юрий посмотрел на нее долгим томным взглядом.
– А еще вы меня спрусите: «Какие у тебя еще факты были?», спрашивайте! Ну, удивляйтесь, давайте, спрашивайте! – настаивала Аллочка, – Ну ладно, отвечу, как будто вы спросили. Значит, еще я кое-чему удивилась, когда мне Татьяна рассказывала про этого химика, с которым ты, Гутя, в беседке обнималась, с Евгением этим.
– Аллочка! – Гутя вспыхнула до корней волос. – Да мы и не обнимались вовсе! Мы… Я допрос вела.
– Да ладно, – фыркнула Аллочка. – Мне о нем Татьяна рассказывала. И так подробненько… Я еще подумала – ну, какая молодец! Так помогла! А потом домой пришла и думаю: а откуда она все это знает? Ведь у меня спроси, кто у нас ходит к соседке, Вере Степановне, как давно они знакомы и где он работает? И я ведь ни слова не скажу. Нет, скажу – вы что, обалдели? Откуда мне знать? А Комарова все знала. А так, словно между прочим, можно рассказывать все в подробностях, если ты лично дружишь с человеком. А она подружкой Родионова вовсе не была. Он пухленьких любил, вот так. И, собрав все эти факты… Ну что вы? Теперь-то и надо вскочить и крикнуть: «За Аллочку!». Только выпить бы чего-нибудь покрепче…
История эта уже стала забываться понемногу, когда однажды зазвонил телефон Неверовых.
– Аллочка, это тебя, – передала трубку сестре растерянная Гутя.
– Алле? – недовольно отозвалась Алла Власовна. Она только что решила покрасить волосы, намазала половину головы, и вот – кому-то приспичило. – Это я, говорите.
– Это Алла Власовна Клопова? Здравствуйте. Вас беспокоит Зеленов Алексей Андреевич. Вы должны завтра утром прибыть по адресу… запишите, пожалуйста, да, вот по этому адресу, там нотариальная контора. Первый кабинет, там я вас буду ждать. Вам необходимо ознакомиться с документами.
– Что за документы? – насупилась Аллочка. – Никуда я не поеду, да мне и некогда.
– Алла Власовна, будьте добры, найдите время. Вы являетесь наследницей Родионова Максима Михайловича, и нам нужно с вами решить вопросы с документацией.
– Я-а?! Наследница?! – оторопела Аллочка. Радость с такой силой ее захлестнула, что глаза чуть не выскочили из орбит, а из гортани уже готов был вырваться зычный вопль, но вместо этого язык сдержанно пролепетал: – Вы знаете, у Родионова есть внук… родной. Пусть он и получит все его состояние.
– Не беспокойтесь, – бесстрастно отвечал невидимый Алексей Андреевич. – Внук тоже включен в состав наследников, Максим Михайлович хотел, чтобы вы его имущество поделили с мальчиком поровну. Приезжайте завтра, поверьте, там есть что делить.
Аллочка опустила трубку на колени и замолкла. Ее тормошила Гутя, уже выскочила из своей комнаты Варька и стала припадать перед теткой на корточки и дергать ее за подол платья. Уже и Фома вышел и принялся беспокойно разглядывать склеры ее глаз – здорова ли, а она все сидела и не могла поверить – неужели у нее будет собственная квартира и деньги на свое маленькое частное детективное агентство?
– Аллочка, что? Ну что тебе сказал это мужчина? Он тебя обидел? Оскорбил? – не могла понять Гутя. – Да что случилось-то?!
– Ничего особенного, что ты так кричишь? – наконец дернула плечиком Аллочка и вдруг озаботилась: – Гутя, мне надо срочно купить сумочку. А то у меня теперь столько денег, а мне их и положить некуда… или пришить лучше потайной карманчик к штанишкам?