Героического флера образу Бандере придают также те физические и моральные страдания, которые он сам и его семья понесли как от фашистской Германии, так и от СССР. Отца Степана Бандеры и двух его сестер Марту (по другим сведениям — Владимиру[221]) и Оксану арестовали по приказу советских властей 23 мая 1941 г. 8 июля на закрытом заседании военного трибунала Киевского военного округа священнослужителю Андрею Бандере был вынесен смертный приговор, а 10 июля он был расстрелян. Что касается «заслуг» Германии, то в то время, пока сам Бандера находился в Заксенхаузене, гестапо отправило двух его братьев — Александра и Владимира в Освенцим; в Херсоне нацисты расстреляли еще одного брата — Богдана…
ОУН-М и ОУН-Б Большие разногласия
«Немецко-польская война в сентябре 1939 года застала меня в Бресте над Бугом… — вспоминал подробности своего «чудесного» освобождения из тюремного заключения Бандера. — 13 сентября, когда положение польских войск на этом направлении стало критическим из-за опасности окружения, тюремная администрация поспешно эвакуировалась, и я вместе с другими узниками, в том числе и украинскими националистами, вышел на свободу — меня освободили заключенные-националисты, которые как-то узнали, что я сижу в одиночной камере»[222]. Из Бреста Бандера двинулся проселками на Львов.
В начале 1940 г. Владимир Тымчий-Лопатинский и Степан Бандера приехали в Рим к руководителю ОУН Андрею Мельнику с рядом требований, состав которых оспаривается с разных сторон по сей день. Но все сходятся на том, что пара, в частности, требовала серьезных кадровых перестановок и увольнений в Проводе по обвинениям различной степени тяжести. Сам Бандера потом утверждал, что «после смерти основоположника и проводника ОУН полковника Е. Коновальца сложились ненормальные отношения между краевым Проводом и активом организации… Причиной этого было, с одной стороны, недоверие к некоторым ближайшим сотрудникам полковника А. Мельника, в частности к Ярославу Бареновскому… С другой стороны, вырастала настороженность краевого актива к политике заграничного Провода»[223].
Мельник отказал в удовлетворении требований, в частности, не согласился отстранить Барановского с ключевого поста.
Был и еще один принципиально важный для противостояния двух частей ОУН фактор — отношения с Германией. По свидетельству разных источников, Мельник хотел опереться на нее, а Бандера категорически возражал[224]. Как вспоминал впоследствии сам Бандера, «А. Мельник не принял нашего требования, чтобы планировать революционно-освободительную большевистскую борьбу без связи с Германией, не делая ее зависимой от немецких военных планов»[225].
В результате уже 10 февраля 1941 г. на сходке в Кракове Бандеру избирают главой нового «революционного» Провода. И началось. Бандеровцы захватывают штаб ЦК мельниковского ОУН в Кракове. Полковник Сушко со своими сторонниками этот штаб отбивает, в ответ нападает на штаб бандеровцев, и конфликт переходит в стадию уличной перестрелки. Абвер Канариса безуспешно пытается помирить оба крыла националистов…
В это время в поддержку Провода Мельника однозначно высказывается базировавшееся на территории Германии Украинское национальное объединение (УНО) во главе с полковником Тымошем Омельченко: в этом объединении, между прочим, к 1940 г. состояло около 11 000 эмигрантов[226], и оно пользовалось значительным авторитетом.
Не сбавляли оборотов и сторонники нового, молодежного Провода, который в марте 1941 г. созвал генеральную конференцию ОУН-Б. В противостоянии с Проводом Мельника бандеровцы оперировали обвинением в том, что Мельник со товарищи, засидевшись в эмиграции, забыли об истинных целях движения, и они, бандеровцы, сейчас берутся за их реализацию. А поскольку опасности подстерегали новых лидеров ОУН повсюду, в том числе из-за спины, от бывших товарищей по организации, потребовалось создание службы безопасности, руководить которой взялся Николай Лебедь, прославившийся впоследствии жестокостью в ходе реализации различных акций ОУН-Б. Бандера доверял этому своему товарищу как мало еще кому, поскольку провел годы и освободился вместе с ним из одной и той же тюрьмы в 1939 г.
Между тем следует также учитывать, что само «тело» разросшегося до настоящей войны внутреннего конфликта ОУН вполне могло возникнуть и под воздействием одной из разведок — советской или германской, а может быть и их обеих: и немцам, и русским конфликт внутри ОУН был выгоден для достижения собственных целей — обеспечения поддержки войскам в будущей войне.
Западная Украина в 1939 г. и Крым в 2014 г.: общее и отличия
Настоящая трагедия ожидала жителей Галиции вскоре после оккупации ее территории Советами в 1939 г. Многие здесь еще помнили, какой терпимостью отличалось австрийское правительство, другие находили в себе силы и для сотрудничества с польскими властями. Теперь, они полагали, следовало лишь более напряженно сотрудничать с советской властью. Как будто это было возможно в принципе.
В сентябре 1939 г. восьмидесятилетний бывший лидер Западно-Украинской народной республики Константин Левицкий попросил аудиенции в штабе советских оккупационных войск. Советские военачальники приняли его довольно дружелюбно, пообещав, что никаких репрессий не будет, и что за противодействие Красной армии двадцатилетней давности никого специально преследовать не будут. Но в точности, как впоследствии с вермахтом, когда все договоренности местного населения с армейскими офицерами вскоре же нивелировались звериной жестокостью следовавшего по пятам гестапо, так и генералы советской армии, принявшие Левицкого, не отвечали за всю советскую власть: за нее отвечал НКВД, который своей жестокостью мог дать сто очков форы любому гестапо.
…Старика Левицкого и ряд других видных политических деятелей вскоре арестовали и отправили в Москву. С тех пор никто о них ничего не слышал. А Советы тут же приступили к формированию «единодушной поддержки» своей оккупации со стороны народа бывшей Западной Украины. Советы тогда, в 1939 г., оккупировали Галицию и Волынь в точности так же, как войска путинского режима оккупировали Крым в 2014 г. — при помощи массированной пропаганды, направленной как на население внутри оккупированных территорий, так и на заграничную аудиторию. Как в 1940 г. лозунг «Взять под защиту единокровных трудящихся Западной Украины» маскировал совместную с Германией агрессию против Польши, так в 2014 г. захват территории Крыма и помощь сепаратистам на юго-востоке Украины скрывали подобное сталинскому намерение Путина: воспользоваться слабостью соседа для продвижения на запад и присвоения новых земель.
В 1939–1940 гг. на оправдание захватов была сконцентрирована «могучая пропагандистская машина — пресса, радио, кино, деятельность политработников, партийных и комсомольских организаций Красной армии… репрессивно-карательный аппарат… войсковых трибуналов, органов НКВД»[227]. По донесениям Украинского фронта, еще до 30 сентября 1939 г. среди жителей Западной Украины были распространены 400 тыс. экз. советских газет, 210 тыс. листовок, около 9 млн экз. брошюр и книг, среди которых — «труды» Сталина, «Краткий курс истории ВКП(б)», выступления Молотова[228]… Такая же пропагандистская машина работала в России на оправдание захватов чужих земель в 2014-м и в последующие годы. С началом боевых действий в 1939 г. советская пресса возбуждала еще и ненависть украинцев к полякам — «Правда», например, среди прочего утверждала, что «при отступлении поляки сжигали украинские села, грабили… убивали женщин и детей»[229]: в точности так же, как российская пресса в 2014 г. изо всех сил раздувала «зверства киевской хунты» на юго-востоке Украины. Советское радио и печать совершенно бездоказательно называли Польское государство и его руководство «дикарской властью», «жалким правительством» и т. п. Не правда ли, как это похоже на то, что приходится слышать сегодня гражданам обеих стран с 2014 г. по обе стороны украинско-российской границы? «Киевская хунта» — самое мягкое изо всех произведенных в Кремле эпитетов по адресу нынешней украинской власти.
Правда, апологеты путинской «операции» в Крыму в 2014 г. уверяют, что референдум о присоединении к России состоялся на полуострове еще до того, как там появились российские оккупационные власти. Но это ложь. В 2014 г. территорию Крыма сначала оккупировали военные в камуфляже без опознавательных знаков, и только затем под их присмотром был проведен «референдум» о присоединении территории полуострова к России. В точности так же в 1939 г. в Галиции и Волыни сначала появились войска, и только потом возникла «всенародная поддержка»: так называемое «Народное собрание Западной Украины» было созвано через месяц после вторжения советских орд — 26 октября 1939 г. И кандидатов в депутаты этого органа выбирали под присмотром НКВД, поэтому уже к 1 ноября была готова просьба о «добровольном» вхождении в Украинскую советскую республику.
Именно поэтому для некоторых «историков», специализирующихся на украинско-российских отношениях путинского периода, столь милы воспоминания о сталинском прошлом: там они находят подтверждения правоты своих глубоко имперских по сущности оценок роли и места Украины в истории — исключительно в составе и под управлением России, в качестве младшей, подотчетной во всем и покорной «сестры».
На самом деле не поляки в 1939 г. «сжигали украинские села» при отступлении, а советские войска под руководством органов НКВД по занятии территории Украины, находившейся до того в составе Польши, принялись физически уничтожать всех, на кого падала хотя бы тень подозрения в сопротивлении советской оккупации: «Уже в первые дни пребывания “освободителей” на западно-украинских землях… бойцы и командиры вели себя как оккупанты. Брутальное поведение на Львовщине бойцов 6-й армии Ф. Голикова заставило прокурора армии Нечипоренко обратиться со специальным заявлением к Сталину и Ворошилову… Прокурор уверял, что командование армии подвергло самочинным расстрелам военнопленных и местных жителей, не препятствовало злодеяниям, среди которых распространены насилия и грабежи»…[230] Во Львове были арестованы и вывезены в глубь СССР 1160 польских офицеров, которые нашли смерть в советских концентрационных лагерях. 22 сентября был арестован мэр Львова, профессор С. Островский, а вместе с ним — скопом его заместители и все члены управы, по ночам арестовывали лидеров польских и еврейских политических партий и организаций[231]. И вот об этом поговорим подробнее ниже.
Цветок душистый прерии — Лаврентий Палыч Берия
В пять утра 17 сентября 1939 г. войска советского Украинского фронта перешли польскую границу. На следующий день, 18 сентября, 36-я танковая бригада 5-й армии захватила Луцк, а стрелковые дивизии расположились на линии Рокитное — Костополь — Ровно — Дубно; 21 сентября был занят город Сарны; 22 сентября войска вышли на линию Ковель — Рожице — Владимир-Волынский — Иваничи…
Но еще до того, 8 сентября 1939 г. нарком НКВД Лаврентий Берия подписал приказ № 001064 «Об оперативных мероприятиях в связи с проводимыми учебными сборами», согласно которому были сформированы пять оперативных групп НКВД по 50–70 человек с приданным — по 300 бойцов из состава пограничных войск. Лаврентий Берия возлагал на свои спецгруппы НКВД на территории Западной Украины точно такие же задачи, какие Генрих Гиммлер возлагал на зондеркоманды СС, действовавшие на оккупированных территориях СССР: физическое уничтожение всех, кого можно было заподозрить в неприятии оккупации. После того, как части Красной армии заняли бы ту или иную территорию, НКВД-шникам было предписано создание временной администрации. Одновременно следовало занять пункты связи, финансовые учреждения, типографии (где немедленно начать выпуск пропагандистской литературы), и, главное: «Провести аресты реакционных представителей правительственной администрации, руководителей контрреволюционных партий, освободить политических заключенных»[232].
Лаврентий Берия возлагал на свои спецгруппы НКВД на территории Западной Украины точно такие же задачи, какие Генрих Гиммлер — на зондеркоманды СС: тотальное уничтожение любых очагов сопротивления.
Во исполнение этой директивы Берии наркомвнудел Советской Украины Иван Серов вместе с членом совета фронта Никитой Хрущевым, будущим первым секретарем советской компартии, руководили затем из захваченного Львова массовыми арестами «украинских буржуазных националистов» и «польских вражеских элементов».
Красная армия и НКВД рассчитывали столкнуться в этой войне лишь с плохо подготовленными польскими войсками, которые не смогут противостоять совокупной мощи вермахта и Красной армии. Но, как и все оккупанты, забыли о главном — о сопротивлении народа, исконные земли которого они решили захватить. А интересы украинского народа на его собственной земле, так уж случилось, представляла именно ОУН. И к этому ни бериевский спецназ, ни обычные войска оказались совсем не готовы.
«В наследство от развалившейся под ударами вермахта Польской Республики СССР среди множества хозяйственных и социальных проблем досталась мощная, хорошо организованная и законспирированная политическая сила, имеющая большой опыт конспиративной и боевой работы, к тому же тесно сотрудничающая с германскими спецслужбами, — Организация украинских националистов (ОУН). Именно противостояние ОУН и советских органов госбезопасности будет определять социальную и политическую обстановку на Западной Украине в предвоенные годы, а в послевоенные перейдет в кровавую фазу, унесшую сотни тысяч жизней граждан УССР»[233].
…О. Смыслов в предисловии к книге «Степан Бандера и борьба ОУН» уверял в своем желании сделать ее «максимально объективной». Но его, как и многих, не миновала чаша пристрастия. Автор практически оправдывает зверства бериевского НКВД, сопоставимые по масштабу с таковыми гиммлеровского СС, когда называет их обыкновенной «работой»: «Органы госбезопасности никаких карательно-репрессивных мер не предпринимали, а в своей работе руководствовались исключительно распоряжениями, в которых при всем желании сложно увидеть патологическую “жажду крови”. Была развернута планомерная работа по очистке новых территорий от нежелательных и социально опасных для новой власти элементов, прежде всего бывших полицейских, агентов, осведомителей, провокаторов и т. п. Репрессии же применялись [все-таки! — Авт.] только после расследования и на основании решения судебных органов. В данном случае эти функции, учитывая военное время, выполняли военные трибуналы»[234]. Посмотрим — так ли это было на самом деле, как уверяет Смыслов.
Во-первых, хорошо известно, что в разгар репрессий на территории самого СССР решения принимались даже не трибуналами, а трагически известными «тройками» и «двойками», с легкостью отправлявшими в тюрьмы, лагеря и на расстрел по лживым наветам огромное количество мирных граждан. А с учетом военного времени, на что обращает специальное внимание этот автор, можно было рассчитывать только на еще более ускоренное приведение приговоров в исполнение.
Во-вторых, Смыслов опровергает сам себя, когда страницей ранее приводит сведения, почерпнутые из заслуживающих его доверия источников: «Общее количество арестованных оперативно-чекистскими группами по областям Западной Украины, по данным на 1 октября включительно, составляет 3914 человек, в том числе бывших жандармов, полицейских, официальных и секретных агентов, бывших людей — 293 человека; офицеров польской армии и осадников — 381; руководителей контрреволюционных партий УНДО, ОУН и других — 144 человека; петлюровцев, участников бандгруппировок — 74 человека; прочих — 483 человека»[235].
В приведенной статистике ужасает даже один тот факт, что четыре тысячи человек были арестованы всего за неделю — если учесть, что собственно боевые действия на Западной Украине начались только 17 сентября, а спецгруппам требовалось время на то, чтобы организовать свою «работу» на местах. Но ведь и 1 октября спецгруппы работу не прекратили, она продолжалась вплоть до начала войны с Германией с нарастающими объемами…
Кроме того, приведенное демонстрирует еще и высшую степень волюнтаризма, с которой проводили зачистки среди населения инквизиторы из НКВД: чего стоят одни только упоминания о «помещиках, крупной буржуазии», «руководителях контрреволюционных партий» и «прочих». Такие формулировки могли означать только то, что людей хватали без разбору, при малейшем подозрении, и, значит, пострадало много ни в чем не повинных людей… Да и в чем могли быть повинны люди, пытавшиеся отстоять свою землю от оккупации? А помещики и предприниматели, например, были «виновны» лишь в том, что в целом не подпадали под сталинские нормы человеческого общежития…
Понятно, что в условиях таких масштабных репрессий поле для деятельности ОУН было значительно сужено: уже к концу 1940 г. органы НКВД на Западной Украине выявили целую группу членов ОУН и их сторонников из местного населения, которые были оперативно осуждены — отправлены в лагеря и расстреляны по «процессу пятидесяти девяти» во Львове.
Большой схожести с действиями гитлеровцев частям НКВД придавали и показательные процессы над «врагами народа». Гитлеровцы устраивали публичные повешения партизан и коммунистов, и сталинские «соколы» точно так же принародно казнили активистов ОУН: «С целью запугать подполье и все население региона, следственные органы НКВД отобрали среди арестованных одиннадцать руководителей Организации для публичного суда. Националистов судили 29 октября 1940 г. открытым судом во Львове и всех, кроме одного, приговорили к смертной казни. Приговор исполнили 20 февраля 1941 г. С этой же целью в 1941 г. был проведен еще ряд показательных процессов по делу арестованных членов ОУН»[236].